Линии, линии, линии, аспиранты, лаборанты
доктора и пациенты, дальше, больше — до бесконечности
выборки, числа, матрицы, позы, розами, блять, закручивается
термины, срезы, печати, печати, печали, мазки, краски, штрихи
четкими, мытыми, белыми — красными по серому
точка, тире, запятая, термин, теория, прямая — пустая
в мозги, в мысли, ассоциации, смыслы
понятия, проза, кривая, блять, острая. [c]
Палец скользит по шраму сверху вниз, уже давно не больно - щекотно, когда гладкий рубец задевает кончик ногтя. Ее история пропахла таблетками, кровью и истеричным смехом. Она помнит каждый шрам, каждую неровность - где, как, зачем и почему. Рваные шрамы на руках остались после попыток суицида - нож для хлеба с волнистым лезвием. Вдоль, поперек, зигзагом.
Дважды.
Чудеса случают - она выжила, и, после второй попытки, больше не пыталась. Третья попытка была, как и четвертая, седьмая, десятая - но методы выбирались другие. Кто-то скажет, что Софи не хватало внимания, а это - самый действенный способ. Но этот кто-то не знает, что шрамы - ее главная тайна от отца. Роше никогда не узнает о том, что это была не собака, не несчастный случай на кухне, а преднамеренное самоубийство - оба раза. Он не верит врачам, доверят дочери, которая твердит, что случайность - врожденная неудачливость. Да и после - когда ее забирали с отравлениями, находили со сломанными костями, вытаскивали из-под поезда, и список может быть бесконечным... Он не верил, а она не могла ничего поделать со своей судьбой, лишь из раза в раз оставляла напоминания, что ей еще рано. Может, в другой раз повезет?
Другой раз обязательно будет.
- Я не захочу забыть себя. - Пальцы скользят по темным крыльям мотылька. Это - все, что осталось в ее душе. Темное, трепещущее, стремящееся к свету, но вечно прячущееся в тени. Эта бабочка заточена в тонких линиях фигуры, как и сущность девушки томится в больном разуме. Она стремится на волю, но прутья - раскаленный металл, а если и не обжигают, то режут - калечат. София убивает саму себя, потому что не умеет иначе. Потому что не понимает, что возможно жить по-другому.
Алан правит то, что было нарисовано пару месяцев назад в бреду. Рисунок был очень небрежный, но в нем жила боль и безысходность. В темных штрихах жило ее сознание, плачущее и зовущее на помощь. Черновик был перерисован начисто, слегка изменен. Увидев его впервые после несколько часового забытья, Софи сразу поняла, куда именно хочет перенести изображение. Не на бумагу или ткань - на собственную кожу. - Хорошо. - Кивает, и отрывает взгляд от эскиза. Смотрит на Алана будто впервые и просит еле слышно: - Если я буду просить остановится, если я буду кричать или плакать - продолжай. - Она робко улыбается, понимая, что он может отказаться. Что он уже почти решил это сделать, но... что-то заставляет его передумать. Мысленно девушка благодарит его. А страх захлестывает рассудок первой волной. Но она - гранит. Она - стойкий оловянный солдатик, которому никто никогда не прикажет отступать. И она стремится вперед - навстречу страху и боли. Той боли, что скроет ее тайны. Что спрячем от других ее настоящую.
"Нужно было предложить связать меня. Приковать руку, чтоб я не могла ею пошевелить, привинтить тело к креслу. Ограничить меня. Дать понять - что бежать некуда. Но почему же я не попросила об этом? Почему я захотела все совершить вот так?" Правая рука свободна и она хочет действий. Пальцы перебирают мягкую ткань одежды, цепляются за кресло, сжимаются и разжимаются. Они постоянно в движении будто остановись хоть на миг и все - кисть окаменеет до плеча, станет ненужной. Врач отрежет чужую вещь от теплой плоти, завернет скорчившуюся конечность в подарочную бумагу и отнесет своим детям. Софи больше никогда не сможет рисовать, писать письма, да и вообще - ей придется научится жить без руки. Жить в своем кошмаре - быть калекой. - Алан... - дрожащий голос выдает панику. Девушка уже на грани, еще немного и ей захочется бежать отсюда. Она чувствует, что больше не в состоянии усидеть на месте.
Наверное, ему в этот момент стало так же нехорошо, как бывает водителям такси, которые развозят ночных тусовщиков по домам - когда кто-то говорит, что его сейчас вырвет, водитель начинает паниковать. Он хочет побыстрее распрощаться с проблемными клиентами и, счастье тем водителям, для которых предупреждение осталось всего лишь словами.
Боль расцветала дикими орхидеями, пробиваясь сквозь бледную кожу, растекалась волнами по всему телу. София - воплощение боли. Она - уже мертвое, гниющее, исчезающее. В ней - распускаются розы, меж ребер проклевываются подснежники, а из глазниц вырываются лютики. Косточки пальцев запутались в вереске, ноги оплел вьюнок. Она - это сад, в котором всеми цветами радуги пестрит самое ценное, что есть у человека. Его надежды, мечты, потери и страдания.
Бриоль чувствует, как из под кожи вырывается очередной цветок, он тянется вверх, раскрывая на ходу лепестки. Затуманенный взгляд смотрит на машинку, которая бьет ей тату, но видит лишь белый цветок ромашки. "Любит? Не любит? Любит?.." Белые лепестки один за другим опадают, будто желая стать снегом. Но куда им - нежным, мягким, теплым, сравняться с неживыми колкими льдинками? Совершенство каждой разбивается о незыблемое и такое привычное тепло. Они все - холодные - рано или поздно будут согреты или разбиты. Кому уж как повезет.
Рикки не обращает внимания на слова мужчины, меняет позу, но не более того. Он привык делать лишь то, что взбредет ему в голову. Сейчас он не намерен был отрываться от созерцания. Ему даже начало казаться, будто он видит изменения происходящие в ней. Поговаривали, что Рик замечательный эмпат - он чувствует людей. Потому друзья всегда доверяли его мнению о людях. И вот сейчас он впервые в жизни видел подобное. Разум говорил ему - беги, спасайся, затаись и жди пока не пройдет эта щенячья радость в сердце, но парень уперто не слушал даже своего здравого смысла. Он хотел увидеть больше, почувствовать то, что чувствовала она. Потому, когда заметил непонятные изменения в ней - подошел ближе. Стремительно и быстро. Он будто понял, что еще миг и импульсивность девушки сыграет с ней злую шутку. - Тссс... - он опускается на колени, берет в ладони свободную правую руку, прижимает ее тыльной стороной ко лбу. - Я помогу, ты не одна. - Эти слова будто усмиряют ее нрав.
Взгляд светлых глаз девушки проясняется, становится понятно, что она вновь чувствует реальный мир. - Алан, еще долго? - голос Софи охрип, но она вновь смогла взять себя в руки. Правая рука неподвижно замерла в ладони Рикки. "Кажется, мне стоит поблагодарить тебя?" Бриоль скашивает взгляд на парня, всего на миг одаривает его улыбкой и вновь отводит глаза. Если бы он знал, если бы он только знал, что именно видит девушка в его образе. Это не человек - сгусток света, этот свет греет, парализует и лишает мыслей. Словно не думать - это единственное, что может спасти.
Люди за окном смотрели на происходящее, словно на представление - каждый придумал свой сюжет и был искренне уверен, что именно так все и происходит, но все были слишком далеки от истины. Впрочем, их это не волновало - они заработали на свой хлеб, а теперь получали зрелище.