Так интересно ее слушать: красиво и легко, покачивая головой, прикусывая незаметно губы маленькими, как жемчужины, зубками, поглядывая так и эдак, эта женщина даже говорила прекрасно настолько, что не грех было залюбоваться. Вот уже который раз Морт так или иначе приходил к мысли о том, что уж у кого, а у нее жизнь еще может сложиться иначе. Она все еще может найти себе нормального мужика, которого без опаски приведет в дом, родить себе таких же красивых, как и сама, детей, и начать быт мирной домохозяйки.
Да кого ты обманываешь?
Внутренний голос паскудно рассмеялся. Зрение мужчины на несколько секунд расфокусировалось, словно он глубоко задумался, а на щеках пятнами проступил нездоровый румянец.
Если бы все так было просто. Только эта «высоко-породистая потомственная стерва» уже давно ввязалась в грязные делишки так, как не ввяжется ни одна домохозяйка, даже жены всех этих итальянских горячих голов в такие дебри не заползают, сколько она к себе притягивает внимание всех тех, от кого благородную девочку должны были беречь с младых когтей. Не уберегли.
- Это табу, - мужчина медленно, но уверенно покачал головой. Да, подобные дела действительно можно было бы назвать прибыльными, легкими и почитаемыми в определенных кругах, они приносили такие важные рычаги управления, как страх и благоговение перед тем, кто способен проворачивать их с такой легкостью - и тогда, в те золотые червонные годы, у него действительно было немало возможностей прибегнуть и к этому способу обогащения, преступив через принципы, воспитанные здесь же, на улицах огромного портового города, заставив подчиняться приказу всех тех, кого собрал возле себя, и начать совершенно другую, грязную, жестокую игру. Однако человечности в нем все-таки оказалось больше, чем жажды легкой наживы и нелюбви к людям. Человека, который предложил ему эту идею, он выгнал из организации и, спустя три дня, лично убедился в его скоропостижной кончине. Ноутбук, принесенный им, уничтожил. Жесткий диск отформатировал и разбил. Сам. Только память это не электронный носитель, она вернее, надежнее, дольше: фотографии он забыть не мог на протяжении даже десятка лет, он видел их так, словно каждая осталась отпечатана на сетчатке. Дети и подростки, сфотографированные обнаженные на кафельном полу: фас, профиль, крупный план с лицом, крупный план с половыми органами. Другие снимки - лежа, руки за голову, ракурс сверху. Рост, вес, объем грудной клетки, флюорография, анализы, заключения психологов: для разных целей, не только на органы, ведь зачем разбирать на части то, что в собранном состоянии представляет куда большую ценность? Ему не хотелось связываться со всем этим откровенным дерьмом и марать в нем ни руки, ни ноги - ни свои, ни своих людей.
- Ни детей, ни взрослых, - говоря медленно и негромко, Морт подсознательно избегал фраз-признаний. Такое поведение не было недоверием к Леоне или каким-то страхом перед тем, что палата, даже проверенная нанятыми людьми, может таить в себе немало прослушивающей и подглядывающей электроники. Скорее, привычка, выработанная жизненной необходимостью. Любая фраза, сказанная им и вырванная из контекста, не могла бы быть использованной против него в суде и в ходе детективного расследования в качестве прямого или косвенного доказательства вины. Так было всегда. Так должно было оставаться и дальше - и если пока Леона не знает, насколько велики грехи пришедших дней у ее начальника и подопечного, то у него самого нет никаких иллюзий на счет размеров уголовного дела, - ни полностью, ни частями.
На такой товар, как люди, тем более дети, всегда находились покупатели. Кто-то баловался «прокатом», кому-то не хватало донорских органов, кто-то просто не придумал, на что тратить деньги, кто-то решался на «усыновление», за отдельные деньги можно было устраивать «фуфел» - оформлять левые документы проверочных комиссий, чтобы власти не придирались. Во рту Эддингтона стало горько, будто снова на языке – глоток «Гиннеса». Лгать себе он не любил. Кому угодно, но только не себе. Если бы тогда его настроение было менее трезвым, он бы без промедления согласился на предложение этого сербского ублюдка Савы. Провел бы несколько сделок, перепродал бы по десятку раз несколько человеческих душ, наигрался бы и переключился на что-нибудь другое. Мортимер оборвал тухлое воспоминание, как присохший пластырь, снова качнул головой.
- Ни людей, ни животных, - и если бы не весь его никуда не девшийся с годами профессионализм, стало бы кристально ясно, что именно себя в первую очередь он пытается в этом убедить. Спрятать за красивыми словами то, что едва не принял фатальное решение. Отодвинуть от себя подальше то, что было так близко. Критично. Пламенно. До треска на спидометре.
Подняв руку, в которой не было катетера капельницы, к лицу, мужчина потер пальцами переносицу, с силой надавливая на ноющую от скачков давления точку, пока та не покраснела. Ему хотелось курить и пить, не важно что, какого качества, в каком количестве, лишь бы абстрагироваться от собственного сознания. Уж что, а цену дружбе он знал. Чаще всего она имела вполне определенные цифровые определения, разнясь только в виде валюты. Погрешности минимальны. И все же Леона действительно была единственным другом Мортимера, который пробыл бы с ним так долго. Если не считать разбитной и вечно молодой Берни, то, пожалуй, действительно одной из тех миллионов людей, который живут на планете. Его прекрасная Леона Айрин Кромвель. Не подружка, не подруга, не приятельница, а «друг» в полном и окончательном значении этого тяжелого слова. Она здесь, она сейчас, она… последний друг, который был у Эддингтона и который знал о нем абсолютно все, погиб практически восемь лет назад и запустил своей смертью череду событий, которые происходят и по сей день. Косвенно, но благодаря тому самому Сэту, чье имя он взял, как псевдоним, произошла их встреча с этой превосходной женщиной, за которую стоило держаться крепче, чем за все свое богатство. Сэт «Король» Кинг познакомил его с Леоной. Сэт привел его к этому разговору.
- С этим давно покончено, Леона, - он редко называл свою атташе по имени так прямо и ровно - всегда в этом обращении была какая-то потешная интонация, какое-то сокращение или намеренное коверканье, или вовсе гротескное «мадам Кромвель» с невыразимой патетикой и пафосом. Сейчас, смотря на женщину, Морт понимал, что она включила в своей хорошенькой голове мощную машину, анализирующую и сопоставляющую факты, подробности, мелочи. Я думал, что с этим давно покончено и мне никогда не придется возвращаться к прежней жизни снова. Хотел верить в это. Строил планы. И до недавнего времени все действительно шло так, как мне этого хотелось. И все же тешить себя надеждами на то, что одним прекрасным вечером дверь в его дом или кабинет не распахнется и на пороге не появится представитель итальянской диаспоры, было бы пускай и сладко, но откровенно глупо. В той ситуации, в которую он вляпался по самую макушку, не стояло таких бестолковых вопросов, как «будет» или «не будет» - только вопрос времени и места. Даже то, чем все в конце концов закончится, тоже варьировалось не степенью вероятности, а скоростью свершения и его территориальной расположенностью. И все же пока он еще позволял себе вести себя так, словно ничего особо экстренного не происходит, и думать в том же настроении. Пока. Только сегодня.
- Понимаешь? Давно. До того, как ты устроилась ко мне на работу, - постепенно лицо бывшего преступника становилось более мягким, взгляд теплел - ввязывать Леону в это дело, запускать ее в грозовую тучу, которая явно нависла над головой с появлением в его жизни синьора Монтанелли, он бы не только не в праве, но и не в желании. Сейчас все происходило само с собой, постепенно ломалась та платформа, на которой он вроде бы уверенно стоял все эти годы, и вместе с ним в эту темноту ссыпались все, кто стоял в этот момент рядом. Сначала - Наташа. Теперь - Леона. Дальше…
Нет. Хватит на этом. Больше никого не осталось. Больше никого и никогда не было.
У меня нет семьи: нет родителей, братьев, сестер, крестных, детей. Их никогда не было, я круглый сирота.
От своих родителей Мортимер Эддингтон отказался в тот момент, когда едва не стал вполне закономерной жертвой их законопослушности. Элиас и Теодора прознали слишком многое на тот момент, чтобы можно было позволить себе сохранить с ними хоть какие-то контакты. От Кристиана, выучившегося на неплохого юриста, и вовсе стоило держаться подальше: именно с его легкой руки еще молодой, не успевший опериться и окрепнуть, преступник, который возьмет впоследствии прозвище Лемур. едва не оказался за решеткой первый и последний раз. Довольно скоро он сам убедился в том, что одно только попадание в плен тюремных стен, решеток и надзирателей здорово поменяло бы его отношение к правовой системе и такой наглости, как нарушение правопорядка. Джону Герберту Диллинджеру потребовалось десять лет на то, чтобы укорениться в пренебрежению к системе правосудия их общей страны. Мортимеру Эддингтону оказалось достаточно просто пообщаться с несколькими людьми, отбывшими свой строк в федеральных тюрьмах. Это был один из тех немногих случаев, когда впечатлительность пошла на пользу.
У меня нет друзей: нет близких, далеких, знакомых, приятелей. Их слишком опасно держать рядом.
Людей, которым он мог доверять полностью и без оглядки, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Обложенный соломой безопасности так, что брось вспышку - и погребальный костер взлетит до небес, он для каждого имел свою схему поведения, свою цепочку путанных следов, свои слова, свои взгляды. Это помогало ему не просто окружать себя огромным количеством различных знакомых людей, но и выбирать среди них наиболее ценные лица, и делать все это настолько безопасно, насколько это было возможно. Уже очень давно по меркам простой человеческой жизни он ввязался в эту черную гниль круговой поруки, с каждым обмазанный кровью, как в детском лагере: когда рассекали большие пальцы перочинным ножиком и прикладывали друг к другу. «Дружба», которую он сам заставил быть крепче денег, долговых расписок и каких-то честолюбивых обязательств.
У меня нет врагов. Я - современный Робин Гуд и вокруг меня есть только те, кто ненавидит или завидует, но...
Но очень много вопросов решалось деньгами. Еще больше - связями. В конце-концов, банальной ложью, в которой он сумел достигнуть действительно почетных высот.
Точка.
Однако легче не стало. Возможно, просто недомогание, расшалилась застоявшаяся кровь.
- Поэтому не думай о том, что была к чему-то причастна или я что-то творил за твоей спиной.
Под кадыком застрял непроглотный кусок усталости и тоски, размером с Австралию на глобусе что ли – ни протолкнуть, ни выплюнуть. Аппарат начал издавать чуть более громкие, упреждающие звуки, но на него никто сразу не обратил внимания. Фоновый ненужный звук, который старается хоть немного разрядить атмосферу и звучит где-то на периферии слуха, совсем нелепо и малозначимо, но не бросая попытки…
...у Леоны с ее привычным саркастичным отношением к жизни получается гораздо лучше с этим справляться.
Он рассмеялся, представив перед собой все озвученные перспективы сразу, но буквально сразу же охнул, схватившись за грудь, вжав ладонь поверх пижамной рубашки, послеоперационной повязки, медленно рубцующегося шрама под швами. Поднял руку, молча прося паузы и отдышаться. «Stop. Just let me talk.»
- Бери не так высоко, - несколько секунд он слышал свой собственный голос, как исподволь, сквозь какую-то неряшливую дымку, и поэтому говорил неуверенно. Постепенно прояснилось, думать стало легче, - разве что родился не в Чикаго, а в Сан-Франциско. И не два высших у меня образования, а одно. Не сигареты, а наркотики. Не велосипед, а бронированный автомобиль. Не плагиат, а старые терки. Не «воротила бизнеса», а «трикстер».
И, в общем-то, не так уж много было несовпадений в том, что знала Леона и в том, что было на самом деле.
В завершении своей тирады мужчина приподнял руки и изобразил двумя пальцами жест «австралийского кошмара»-зайчика, ставя всю патетичность в невидимые кавычки.
И все же все эти маленькие, колкие неточности, так или иначе подтачивали ох доверие друг к другу.
Наигрались?
- Ударишь меня потом, как выйду. Вижу, что кулаки зудят, - беззлобно прокомментировал далекий от сострадания вид своего секретаря Морт. Винить ее за злость и обиду он не мог. Верить в ее самоотверженность и преданность какой-то высшей идее дружбы и взаимопонимания - пожалуй, тоже было для него слишком. Даже если сейчас Леона отнеслась с пониманием к происходящему и как-то начала усваивать происходящее, как неприятное лекарство, то в дальнейшем...о дальнейшем стоило думать уже сейчас. Дальше придется идти еще осторожней и еще внимательней. Уже не по старому минному полю, где одна-две так точно окажутся давно непригодными, а по свежему взрывоопасному посеву, где даже неосторожный вдох может стать последним, - только теперь, кажется, придется все начинать с самого начала.
То, что в глазах потемнело, а сознание перестало ощущаться окончательно, мужчина понял не сразу. Он медленно сполз по подушкам вниз, подогнув колени и безвольно уронив голову на плечо.
Короткий обморок - еще не спасение от реальности.
Слышишь меня?! Не смей! Впереди еще огромная работа и уж постарайся, чтобы эта львица была на твоей стороне, а не против тебя в этой клетке!
Ломящая боль в висках привела его в чувство. Проморгавшись, Морт уставился в потолок, кажущийся чертовски близко, так, что можно рукой коснуться. Только без паники. Просто усталость. Как и прежде, он нуждался в людях, которые смогли бы ему помочь - или за деньги, или вынужденно, или по доброй воле, и этот голос в голове был действительно прав: Леона была единственной из тех, кто сейчас был рядом и мог получить эту роль.
- Лео... - во рту пересохло. До чего же паскудно так терять время из-за собственной немощи, - кис-кис. Придется тебе решать прямо сейчас, хочешь ты во всем этом участвовать или нет. Разбежимся, как кошка с побитой собакой или...
Он замолчал. Предложение казалось столь же странным, сколь и безумным.
Женщина.
Дворцовая дочка с голубой кровью и пламенным взглядом.
Интеллектуальный хамелеон, которая всегда мечтала о наследнике и о карьере.
Должна быть дурочкой с пухлыми губками, а получилась - на вес золота.
- Или останемся. Я обещаю, что не стану тебя ни во что втягивать, - трагичность зашкаливает до такой степени, что самому хочется наложить на себя руки, и Морт вдруг издает громкий смешок, - вернее, как. Просто если буду тонуть, то не потащу тебя за собой. Кстати, Лео, ты собиралась сходить в службу опеки?..
Отредактировано Mort Eddington (2014-09-14 19:55:13)