в н е ш н и й в и д
Mark Ronson ft. Bruno Mars – Uptown Funk

Ничто и никогда не исчезает бесследно; никакие воспоминания не сгорают, не оставляя пепелища и уж тем более ничто, включая тех и то в наших воспоминаниях и мыслях, не длится вечно. Даже огромная солнечная система, даже космические тела, даже большая и любимая Земля не будут вечными. Я долго задумывалась над исправлением ситуации даже тогда, когда ситуация в семье только-только начала искривляться. Говорят, что всякую проблему нужно искоренять с самого начала, я пыталась что-то сделать, что-то сказать, но выходила лишь имитация бурного действия от человека, которому ещё рано бить себя в грудь и говорить о своей взрослости, но именно это он, к слову о глупостях, и делает. Наверное, эти «симптомы» взрослости начали проявляться во мне как раз тогда, когда в пятнадцать лет я принесла в дом первые заработанные деньги, но вместо похвалы получила, простите за мой французский, ремнем по жопе от мамы. Мало какому родителю понравится то, что его ребенок всю ночь шлялся по улицам города, а не ночевал под теплым одеялом в своей комнате. В конце концов, попутно мне это объяснила мама на следующий день под аккомпанемент отцовского «кого я воспитал». Эту его фразу я никогда не воспринимала всерьез, а когда все-таки воспринимала, то обижалась и даже громко хлопала дверью. Иногда я жалела, что ни в одном нашем доме не было замков на дверях в мои комнаты. Как минимум это было обидно, потому что порою хотелось запереться в своем личном помещении и послушать стуки и уговоры отца или матери отворить дверь. Да, мне кажется, что я не самый лучший ребенок, который только может быть. «Не ребенок, а трагедия» — великолепная фраза моей излюбленной бабули, пусть земля ей будет пухом. Очень странно, когда дите-трагедия думает о чем-то хорошем в сторону этой старушки? Думаю, да.
Так вот, к чему же я все это вела? Вероятно к тому, чтобы немного сказать о своей семье. Точнее о том, что осталось от семьи.
Марио Пьюзо в своем романе писал: «Если я смогу умереть со словами «Замечательная штука — жизнь», — все остальное можно не принимать всерьез. Надо научиться, как отец, ставить на первое место свою Семью, свой дом, своих детей, свой маленький мир.» Я на всю жизнь запомнила это высказывание. Наверное, после того, как в возрасте семнадцати лет перечитала это замечательное произведение и вникла в его суть. Мне бы хотелось следовать этому, как бы не обозвать неверно, правилу. Семья для меня всегда была и есть на первом плане. Есть на первом плане, скорее, моя будущая семья и по отдельности мать и отец. Ни одного дня не проходило, чтобы я не вспоминала о маме и папе. Вот и сегодня днем, а если быть точнее — ночью — я решила заехать к отцу. За некоторыми своими вещами, которые по волшебству Мерлинскому оказались у него на новом доме. Хотя, собственно говоря, я была полностью уверена в том, что забрала абсолютно всё, закачивая даже костями какого-то брелочка для ключей.
Моя память меня подвела, этому я была совершенно не рада. Куда это в двадцать два полных года да и провалы в памяти? Не годится, товарищи, совсем не годится.
На часах черт знает сколько. При том на чьих-то совершенно чужих — пора искоренять привычку шастать по карманам зрителей, ибо, как говорила моя знакомая с университета, «до добра это не доведет». Хотя, полиция меня ни разу за руку не ловила, а вот возмущенные зрители — да, бывало несколько раз. Впрочем, на это мне было плевать. Зарабатываю только тем, чем могу. Тяжело выдохнув и выкинув мысли из головы (признаюсь, самый худший фокус, который выходит в редчайших случаях), я достала из сумки ключи от квартиры и перебросила её через плечо, быстрее зашагав по лестнице. Лифты я никогда не любила, ну, практически. Лет в двенадцать-тринадцать мне пришлось застрять с матерью в одном из таких дьявольских созданий, а там так эпично ещё свет начал... моргать, что это я запомнила на всю свою недолгую жизнь. Когда все лесенки были преодолены, а я в абсолютной тьме пыталась найти нужный ключ в связке (какого черта в новых домах нет света в подъездах?), мысли в очередной раз пожаловали в мою голову, разозлив меня ещё сильнее. На деле я просто слишком много времени за последние дни провела в темноте, чтобы сейчас рыскать в поисках нужного ключа. Когда, наконец, нужное было найдено, я все же отворила дверь. Настолько тихо, что если бы напротив отца в квартире жила какая-нибудь бабушка, наблюдающая ради развлечения за ситуацией на лестничной площадке, то она явно подумала, что я домушник и после этой квартиры вскрою ещё и ее. Вскоре, с горем да пополам, я отворила входную дверь и очень даже удивилась — в коридоре был включен свет, в спальне точно так же что-то тускло светилось, из ванной комнаты какая-то музыка. Или мне показалось? Пожав плечами, я, нагло решив не разуваться и априори на что-то обидевшись, прошла в свою комнату. В свою бывшую комнату, в которой все было так же, как и перед моим отъездом. Скинув в сумку ручку (да, у меня это был талисман, и плевать мне, что она не пишет), футляр с очками, записную кличку и старую плюшевую игрушку, я огляделась. Иногда мне хочется того же, что было и в детстве. Но не будет, увы и слишком надоедливое «ах».
Отворив дверь я застыла на пороге собственной бывшей комнаты. Да, я удивлена так же, как и мои уличные зрители.
— Это че ещё такое? — наверное, до этой реплики я могла целиком и полностью казаться взрослым и разумным человеком.
Нахмурившись, я встала в позу величайшего Наполеона (почему я не пошла учиться на историка?), вдохнув полной грудью и нахмурившись. Клянусь чем и кем угодно, но я точно видела эту ба.. девушку, но также точно не была с ней знакома. И, знаете ли, знакомиться совсем не желаю.