Прошло всего несколько часов с той самой минуты, когда он пришел в себя после почти тридцати дней безмятежной комы. Достаточно времени для того, чтобы отыскать на ровном месте проблему и сделать из нее одну из главнейших причин предстоящего апокалипсиса. Двадцать восемь дней пролетели секундой в его сознании. Он не имел ни малейшего понятия, что могло произойти за это время. Не смотря на то, что отсутствовал Шон в мире ином не год и не два, как умудрялись запропоститься некоторые в чертогах собственного разума, а всего лишь на какие то четыре недели, его ни на секунду не покидало ощущение, что вернулся он совершенно в другой, чужой мир. Может так сказывался на нем посттравматический шок, может он просто напросто начал сходить с ума. При сложившихся обстоятельствах, кстати говоря, было не долго слететь с катушек. Капитан не помнил всего, лишь отрывки, из которых он пытался слепить единую картину. То, что выходило в конечном итоге, его совсем не радовало.
Сначала Бэн добровольно бросился под град пуль, закрывая собой сержанта и спасая той жизнь. Он отчетливо помнил звуки перестрелки и отданный им всем приказ оставаться на местах и ждать дальнейших указаний, тогда как полоумная девчонка решила состроить из себя героиню и ослушаться его. Мужчина в тот момент не размышлял над смыслом жизни и не пытался отыскать причин, по которым он должен был пожертвовать ради нее многим: временем, здоровьем, ногами. Он сделал это из того, что считал свой поступок правильным. Командиры обязаны нести ответственность за своих подчиненных и  если возникала необходимость, оберегать их от любых напастей. Бреннан исполнил свой долг, о чем не желал и не видел нужды что либо исправлять.
Следом его окутала темнота. Буквально на одну секунду. Когда же он пришел в себя в больнице, оказалось, что прошло целых двадцать восемь дней с того момента, как его ранили в перестрелке. Встретила его из мира иного Саммер, давняя знакомая, с которой они в свое время раскрыли не одного преступление. Если бы она в тот момент не оказалась рядом - кто знает, чем бы мог закончиться аллергический приступ, вызванный вколотым ему обезболивающим. Затем его осмотрели врачи, сказав, что опасность миновала и все теперь будет хорошо, за исключением, конечно, одного маленького нюанса, на который они старались не обращать внимания. Он не чувствовал ног и прекрасно понимал, что это могло не пройти никогда. Шон был человеком образованным и имеющим представление о том, чем чаще всего заканчивались подобные случаи. Инвалидностью. Очень редко люди оказывались сильнее болезни. Мало кому удавалось справиться с посттравматическим параличом. И мнимых надежд на сей счет капитан не питал, осознавая истинное положение вещей как никто другой. Ему было известно, может случиться так, что на ноги он не поднимется конца дней своих. Он это прекрасно знал и, в какой то степени, рассматривал сей вариант в перспективе, как один из самых худших, что могли с ним произойти в дальнейшем. С ранением, как оказалось, проблем возникло чуть больше, чем того ожидали хирурги. Пуля задела верхние сердечные ткани, и им пришлось битые часы возиться в операционной, чтобы залатать капитана по высшему стандарту. Однако после самой операции он пришел в себя лишь спустя...двадцать восемь дней.
Закончив с осмотром, врачи ушли, предупредив, что сделают все возможное для его скорейшего выздоровления. Что ж, в этом он не сомневался. Кому хотелось навлекать на себя гнев Господень и ярость всего убойного отдела полиции штата? Наверняка им и без того хватало проблем. Потом...потом Бреннан остался в палате один, наедине с мыслями, которые все никак не могли оставить его в покое. Что произошло за эти чертовы двадцать восемь дней? Как перенесла их Алана и что сказала по этому поводу Саре? Где они были сейчас? Мужчина не мог позволить себе даже подумать об этом, так как в голову лезли мысли плохие и скверные, в одночасье лишающие последних надежд. Что вообще Лана знала о том, что с ним произошло? Что ей сказали в участке? На одном из заданий они попали в перестрелку, в которой фартуна повернулась к Шону не тем местом, каким должна была, и он благополучно поймал своим телом пулю. Хотя, мог бы и сразу отбросить концы, так что им всем откровенно повезло, что он вообще остался в живых. Пусть и "жил" он последующие двадцать восемь дней бесчувственным овощем, который не мог ни утешить, ни поддержать, ни сказать тех слов, кои ей бы так хотелось от него услышать. Так ведь?Именно это он бы сказал на месте тех, кто пытался оправдаться перед женой раненного офицера. Сказал ли ей кто-нибудь о том, кто на самом деле являлся виновником сего инцидента? Назвали ли они ей имя той, из-за которой капитан рисковал жизнью? Как бы он хотел, чтобы жена ничего такого не знала. Меньшее, чего бы ему хотелось в данный момент, так это выяснять с кем либо отношения. Бэн верил Алане и во всем ей доверял, но в то же время понимал, что она все таки женщина и подобную новость могла не только понять неправильно, но и принять слишком близко к сердцу. На иной расклад он и не рассчитывал, ибо уж очень хорошо знал свою жену. Знал, любил и очень хотел увидеть, пусть страх зарождался в его сердце каждый раз, когда он думал о ее визите. Она придет и увидит его...таким. Боялся Бреннан не столько того, что она почувствует, узнав, что теперь она - жена инвалида, сколько того, что она могла принять решение...оставить его наедине со своими проблемами. Боялся как мальчишка, одновременно с тем понимая, что подобного не случится никогда. Она от него не отвернется. Не сможет, он ей не позволит. Ведь кроме нее и дочки, у него никого не было.
Утонув в бессмысленных размышлениях, Шон не сразу заметил, как чей-то силуэт появился в дверях, но стоило ему заслышать родной голос, он тут же вырвался из раздумий и поднял голову. Раскрасневшаяся и запыхавшаяся Алана стояла в дверном проеме. Все такая же красивая и прекрасная, как и семнадцать лет назад, когда они впервые решили устроить забег наперегонки по городским улицам. Черт возьми, как хорошо и отчетливо он помнил ту встречу, в последующем ставшую роковой для них обоих.
Подтянувшись на руках, мужчина машинально поправил тонкое покрывало, под коим покоились его парализованные ноги. Не ей нужно было просить прощения, а ему, как минимум за то, что вовремя не вернулся с работы и заранее не предупредил об этом. Он должен был предупредить, что задержится на час или два, или вернется только к обеду следующего дня. Всегда предупреждал. - Иди ко мне, - произнес Бэн нежно, протягивая жене руку. Сейчас ему больше всего хотелось коснуться ее, почувствовать, что она такая же реальная, как и больница, и люди, шныряющие туда-сюда по коридору, и все вокруг. Мужчина хотел дотронуться до ее влажных щек, с которых бы он одним движением смахнул все слезы. Чуть пододвинувшись в сторону на руках, Бреннан смотрел, как она идет к нему, и готов был любоваться этой картиной вечно. Стоило Лане лечь рядом, он подтянул ее к себе и крепко обнял, зарываясь носом в волосы любимой и целуя ее в макушку. Едва ли Шон чувствовал, как по щеке его подло скатывалась слеза. - Я здесь. Рядом.

Впервые за долгое время, совсем запутавшись в безумном вихре собственных мыслей, мужчина не знал, что делать дальше. За его спиной маячило прошлое, каждая секунда, каждый поступок в котором были неправильными и вызывающими со стороны неодобрение, если не открытое возмущение, но при этом все выглядело четким и даже логично обоснованным. Не приходилось воссоздавать по памяти какой-то момент из тех невероятных часов, что были запомнены одними из самых последних, не нужно было выискивать причину того или иного действия, если та, к слову, вообще имела место быть. Бреннан прекрасно понимал, что, зачем и как. В его сознании не возникало ни единого вопроса, касающегося его прошлого. Точнее говоря, конкретно того самого момента, когда он сорвался с места и бросился под град пуль, закрывая собой свою коллегу. Однако что его ждало впереди? Чем могли обернуться последствия решения и всего нескольких мгновений, за которые выпущенная пуля успевает преодолеть расстояние до цели и разорвать собой живую плоть? Что будет с ним, если родные не захотят взваливать на себя такую ношу и попросту уйдут? Что будет с его работой, которая за последние пятнадцать с лишним лет стала неотъемлемой частью его жизни? Черт бы все побрал, что будет с ним, если он останется совершенно один...
Возможно, не это должно было волновать взрослого человека - полицейского с практически двадцатилетним стажем работы, дослужившегося до звания капитана и явно не остановившегося в карьерном росте, имеющего прекрасную любящую жену, с которой, как говорится, "и в радости, и в горе", каждую ночь целующего свою маленькую принцессу, дабы кошмары обязательно обходили девочку стороной и не заводили ее слишком впечатлительную и едва ли имеющую грань фантазию. Только страх тревожил душу совсем не этого человека, а того, у которого имелись все шансы остаться калекой до конца дней своих. И не просто калекой, а одиноким калекой, до которого никому нет никакого дела. Пожалуй, звучит как бред, но как бы Шон не старался избавиться от подобных мыслей, сделать того у него не получалось. Да и что ему оставалось? Спокойно принять тот сомнительный факт, что жена останется с ним несмотря ни на что, а дочке будет приятно сидеть на коленях у отца, который никогда не сможет взять ее к себе на руки, крепко обнять и поцеловать в макушку, шепча уверенное "все будет хорошо"? Ибо хорошо уже ничего не будет. По крайней мере в настоящий момент капитан никак не мог поверить в то, что ему обязательно зачтется спасенная ценой собственного здоровья жизнь.
По правде говоря, Бреннан этого и не требовал, просто радуясь тому, что Амелия осталась жива. Что будет с ним? Какая разница! Да, возможно ему сейчас очень плохо, может быть ему в голову лезут ужасные мысли о том, что было бы гораздо лучше, если бы он и вовсе не проснулся, наверное он сожалеет и, кто знает, пожалуй даже ищет виноватого в случившемся, но в тоже время мужчина был абсолютно уверен, что скоро это все закончится. Совсем скоро он поймет, что все его страдания, если их вообще можно было назвать таковыми, стоили того, чтобы Лея жила!
- Это было... Это было ужасно, Шон. - Шептала бедная Алана, глотая слезы. Мужчина прижал ее к себе настолько сильно, насколько это было вообще возможно. Он чувствовал, как одна слеза жены падает ему на грудь, за ней вторая, третья. - Они позвонили и сказали, что ты погиб... Господи! - Как бы Бреннан хотел забрать у любимой всю ту боль, которую она сейчас испытывала; как бы он хотел, чтобы ни ей, ни кому либо из его родных не довелось пережить подобной трагедии. Не они должны были отвечать на телефонный звонок, который нес с собой лишь боль и разрывающее душу отчаяние. Не они заслужили участи изо дня приходить в больницу, смотреть на его безжизненное тело и из раза в раз сталкиваться с вопросом, мелькающим в глазах врачей: может быть вы его все-таки отпустите? Господи...
- Щщщ, все хорошо. Все хорошо... - Вторил без конца Шон, чуть покачиваясь и гладя жену по непривычно сальным волосам. Ему больно было видеть ее в таком состоянии. Ему больно было даже думать о том, через что им с дочкой пришлось пройти за то время, что он беззаботно пребывал в состоянии комы. - Погиб, ага, конечно. На кого ж я вас, дурочек своих, оставил бы, а? -  Мужчина хотел пошутить. Хотел как-то разрядить обстановку, но вместо этого сам с трудом глотал застрявший в горле ком. Так ведь не должно было быть, правда? Это же неправильно!
- Зачем ты пошел на эту операцию? Зачем?! - Вряд ли Алана осознавала тот факт, что бьет своего мужа по груди аккурат рядом с тем местом, где вошла одна из пуль. Он мог бы остановить ее, сказать, что ему больно и лучше в ближайшее время воздержаться от рукоприкладства по отношению к нему, но не стал ничего этого делать. Пусть бьет. Шон заслужил. Да и та боль, что с каждым ударом жены пронзала его тело, всего на жалкое мгновение, но все-таки позволяла забыть о той боли, что разрывала в клочья душу. - За что ты так меня ненавидишь, Шон? - С очередным ударом Бреннан не выдержал и сжал Алану так, чтобы у нее не было возможности ни пошевелиться, ни уж тем более поднять руку. - Будь проклята твоя работа! - Женщина рыдала, лежа на груди у своего мужа. Она проклинала все на свете за то, что он заставил ее переживать, заставил волноваться и буквально сходить с ума. Она ненавидела весь мир за те испытания, которые ей пришлось пройти из-за своего супруга, который, наверное, единственный ее понимал. И знал, что ругается она потому, что нужно выпустить эмоции, а плачет...а плачет просто потому, что счастлива.

Спустя двадцать минут в палату вошел лечащий врач, который в первую очередь взглянул не на пациента, а на его медицинскую карту, в коей были занесены все данные по его физическому состоянию за последние несколько часов. И судя по его крайне довольному выражению лица, у Бреннана дела обстояли куда лучше, нежели можно было представить. К тому моменту Алана успокоилась и взяла себя в руки, при этом намекнув своему мужу, что основной разнос по поводу его "задержки" на работе аж на целый месяц ждет его по возвращению домой и полному выздоровлению. Мужчина не стал замечать, дабы не расстраивать ее, что этого самого "полного выздоровления" может не наступить никогда. Врач проверил капельницу, содержимое которой уже практически подошло к концу, наказал зашедшей медсестре поставить новую и с чувством выполненного долга заявил, что состояние мистера Бреннана улучшается не по дням, а по часам, и что такими темпами уже через пару-тройку дней его можно будет забрать в родные хоромы. После этого заявления Лана буквально расцвела, поблагодарив врача и вернувшись к Шону. Она села рядом с ним и занялась привычным перебиранием его непослушных кудрей. Капитан же задал врачу несколько интересующих его вопросов, в частности, когда ему можно будет начать двигаться. Получив настоятельную рекомендацию как минимум сутки провести в постели, он как можно аккуратнее послал эти самые рекомендации куда подальше и попросил в ближайшее время принести ему коляску, чтобы он мог наконец-то выбраться из этой чертовой палаты. Врач, за неимением другого выхода, поднял руки и сказал, что совсем скоро прихоть полицейского будет исполнена, но одновременно с тем заметил, что не будет нести ответственность, если состояние Бреннана вдруг резко ухудшится за время его "прогулки".
- Как думаешь, Сара скоро приедет? - Не без тревоги поинтересовался Шон, когда они с Аланой остались в палате одни. Он даже не ощущал, как жена пытается привести в порядок его волосы, потому как всего мысли были заняты поиском ответа на один единственный вопрос: какой будет реакция Сары на то, что ее отец отныне самый всамделишный инвалид?
- Я звонила в школу, когда ехала к тебе. У нее в это время шли занятия, но директор заверил, что ее обязательно привезут. - Капитан тут же начал мысленно выстраивать наиболее короткий маршрут от школы дочки до больницs, в которой они находились, и пришел к выводу, что в это время суток, да еще и в будний день, даже при самом удачном раскладе добираться придется как минимум тридцать минут, а то и все сорок. Значит, у него все-таки был запас прочности. - Ты чего так разволновался, Шон?
- А? Что? - Бреннан не слышал, не видел и вообще едва ли сознавал, что происходило вокруг. Волновался ли он? Да, черт его дери, как маленький ребенок! - Да так, ничего особенного. Просто соскучился...
Еще несколько минут они говорили. Причем говорили абсолютно обо всем: о погоде, которая в последний месяц неустанно радовала жителей Сакраменто теплом и редкими, но такими приятными дождями; об отпуске Аланы, заканчивающемся через целых две недели, которые они всей семьей могли провести где угодно и как им того захочется; о том, что у ее лучшей подруги родился сын, крестницей которого попросили быть именно ее. Они говорили обо всем, что ни коем образом не касалось перестрелки, произошедшей месяц назад, и ее весьма трагичных последствий. Шон не знал, специально ли жена избегала этой темы или подсознательно обходила сей разговор стороной, но в том или ином случае был ей очень благодарен за это. В настоящий момент Бреннан совсем не хотел ругаться. И уж тем более говорить о том, что именно произошло на той чертовой операции, чью жизнь он поставил выше своей собственной и что все это время было с Джеймсом, который едва ли сидел в своем личном кабинете и перебирал бумажки, терпеливо дожидаясь того момента, когда все решится само собой. Шон не хотел ни думать об этом, ни говорить. Благо, ему и не пришлось, потому как в секунду, когда Алана намекнула, что мужу стоило бы подстричься, он краем уха услышал знакомый топот, с которым Сара обычно отбивала дома каждую ступеньку их дорогой лестницы. Она еще не зашла в палату, а он уже с нетерпением и ярым желанием поскорее увидеть дочь бросил взгляд на дверь.
Бреннан не знал, что почувствует при виде Сары. Возможно печаль или, кто знает, даже страх. Однако ничего этого не было. Стоило его маленькому ангелу появиться, как мужчина понял: к черту все страхи и предрассудки! Вот оно, самое главное в его жизни чудо, которое он хотел как можно скорее обнять, ощутить боль от того, как оно врежется ему в грудь, чтобы также крепко и страстно сжать его своими миниатюрными ручонками.
- Дочка... - Он не без труда приподнялся на одном руке, а другой со всей силой прижал к себе подбежавшую Сару. Он обнял так крепко, что приятная боль отдавала не только в плечо, но и во все тело. Кроме ног, разумеется. - Какой у вас плохой папка. Заставил волноваться своих любимых девочек. - Шон широко улыбался, не в состоянии сдержать эмоции. Да и нужно ли это было? Ведь в то самое мгновение, когда дочка появилась в палате, в ту самую секунду, когда она очутилась в его объятиях, он почувствовал невероятную радость за то, что остался жив. Действительно. Все закончилось. - Поэтому с меня причитается компенсация за причиненный моральный ущерб. - Усмехнулся капитан, прекрасно понимая, во что ему может вылиться данная "компенсация", ибо шоколадным тортом и стабильными выходными ему в этот раз вряд ли удастся отделаться.
Бреннан не мог оторваться от жены и дочки, чувствуя, что для них он как будто не с войны вернулся, а сразу с того света. Он смотрел и видел в них все то, что другие порой в своей жизни не замечали вовсе: опору, любовь, смысл...
И будь неладен врач, нарушивший их семейное уединение своим визитом: - Мистер Бреннан, теперь можете пересесть в кресло. - Капитан повернулся к нему и поблагодарил коротким кивком. Секунда и чувство эйфории исчезло. Уже не было той радости и живости в движениях, не было и счастья, с которым Шон смотрел на своих родных. Перед его взором теперь находилось одно лишь инвалидное кресло, которое в перспективе могло стать его вечным компаньоном. Алана, поймав взгляд своего мужа, поняла его состояние без слов и, извинившись за необходимость их покинуть, вместе с врачом вышла из палаты. Мужчина наивно полагал, что оставшись с дочкой наедине, ему будет гораздо легче и проще рассказать ей о, кхм, маленькой новости. Однако с уходом жены, стало лишь хуже.
- Ну как тебе? Нравится аппарат? - Постарался Бреннан выглядеть наиболее жизнерадостным. Он не мог пасть духом, потому как вслед за ним падут и остальные, а этого допустить он никак не мог. - Правда, не уверен, что я до него дорос и смогу ли я сдать на права, дабы водить сей драндулет, но... - Секундное затишье. Шон смотрел на Сару и пытался угадать, о чем она сейчас думает. Ему так важно было это знать! - ...ты ведь мне поможешь разобраться, правда? - Вместе они обязательно справятся. Когда у капитана расследование заходило в тупик и он не имел ни малейшего понятия, что делать дальше, к нему всегда прибегала Сара, заставляла поиграть с ней, как будто чувствовала, что ее отцу нужна разгрузка. После чего мужчина в считанные часы находил то решение, которые искал на протяжении нескольких дней, а то и недель. Когда же у дочки возникали какие-то проблемы, Бреннан никогда не стоял в стороне. Даже если знал, что вряд ли сможет помочь словом - он просто был рядом. И вместе они преодолевали любые трудности. Так почему же этот случай должен стать исключением из правил? - А ну, давай-ка испробуем его. Подкати его чуть-чуть поближе. У нас получится, как думаешь?

Не было ничего смешного в том, что капитан полиции был ранен в перестрелке, на протяжении практически целого месяца лежал в коме, а, очнувшись, стал самым настоящим инвалидом. Не находилось юмора и в том, что ему приходилось смотреть на встревоженную и совершенно сбитую с толку дочь, которой не было и четырнадцати, и не иметь ни малейшего понятия, как ей объяснить, что ее отец с огромной вероятностью до конца дней своих будет прикован к инвалидному креслу. При этом объяснить нужно было не только понятно, но и так, чтобы ребенок не испугался. Как это сделать - Бреннан не имел ни малейшего понятия.
- Да, это точно. - Шон сдержанно, но все же рассмеялся. Шутка была хорошим знаком. Пожалуй, она была единственным, что он хотел услышать в настоящий момент от любимой дочери. Пусть было абсолютно не смешно. Более того, не грех было и пустить слезу. На самом деле он не имел ничего против, но мужчина считал, что для этого был крайне неподходящий момент. Только не на глазах у дочери. Когда-нибудь, когда никого не будет рядом; тогда он, быть может, и даст слабину, но только не сейчас. Не место и не время. Да и погоревать о вселенской несправедливости Бреннан еще успеет, тогда как сейчас имел смысл обратить внимание на то, что находилось прямо перед глазами. На тому, что неистово требовало этого самого внимания.
Капитан наблюдал за тем, как дочка подкатывала коляску поближе к нему. Он готов был смотреть на Сару бесконечно, лишь бы не видеть это ужасно четырехколесное нечто, с которым им двоим стоит лучше подружиться, нежели с самых первых секунд начать враждовать. Однако мужчина ничего не мог обещать, ибо кто знает, сойдутся они характерами или не сойдутся. Собственно говоря, чего гадать. Время покажет.
- Слабость? - Неуверенно переспросил мужчина, наблюдая за Сарой, на лице которой читалось откровенное недоумение. Если быть до конца откровенным, то Шон также находился в крайней степени замешательства. Как ответить дочке на вопрос? Что сказать ей? Или, кто знает, может лучше просто перевести тему? Хотя, разговора было все равно не избежать, тогда какой в этом смысл? - Пожалуй, именно слабость. - Добрая улыбка озарила его лицо. Он был приятно удивлен тому, как Саре удалось так скоро и просто подобрать простейшее описание его состоянию. Если бы не она - неизвестно, сколько бы мучился Бреннан, пытаясь подобрать нужные слова, поэтому он был даже благодарен дочке за подсказку и за ее все еще детский взгляд на жизнь. Вот бы они никогда не взрослела, но, как говорится, мечтать не вредно. - Это ранение сильно потрепало мое тело и, так скажем, ему нужно некоторое время, чтобы излечиться и вернуться в прежнее состояние. Правда, врачи говорят, что этого может не произойти никогда, но мы же их не будем с тобой слушать, правда? - Шон старался выглядеть оживленным и жизнерадостным. Не знал, получалось ли, но он прикладывал все усилия, чтобы не заставлять дочь волноваться. Хватит с нее последних четырех недель. Хватит страданий с ребенка, который этого совершенно не заслуживал. - Вот и я тоже так думаю. Мы же всегда со всем справлялись. И я не допущу, чтобы моя слабость стала исключением из правила. - Хотелось выругаться, но мужчина держал себя в руках. Он еще не был уверен в том, кому говорил все это и кого пытался приободрить: то ли бедную Сару, то ли самого себя. И скорее всего, наиболее верным был все-таки второй вариант, нежели первый. Бреннан пытался заставить себя поверить, что все будет хорошо, потому как если он сам не верил, то каким образом мог убеждать в том других?
Небрежным движением одеяло, которое до настоящего момента прикрывало ноги и нижнюю часть торса мужчины, было смахнуто в сторону. Шон, не ожидая от себя подобной реакции, посмотрел на две палки, которые раньше считал своими ногами, не в состоянии отвести взгляд. Он пытался ими подвинуть, пытался пошевелить хотя бы одним чертовым пальцем, как будто сейчас, в эту самую секунду, должно было произойти чудо. Только ничего не происходило. Мужчина продолжал не чувствовать ничего ниже копчика. На мгновение его лицо озарила печаль, но Бреннан быстро вернул себе прежнее самообладание и улыбнулся, придвигая инвалидное кресло впритык к борту кровати. Оперевшись на обе руки, он придвинулся к самому краю, затем передвинул по-очереди обе ноги. Еще никогда он не делал ничего подобного и едва ли знал, как это делалось правильно. Шон мог только предположить, но от того легче ни разу не становилось. Взявшись за подлокотники, он проверил опору, чтобы, еще чего не хватало, этот драндулет не выкатился из-под него в самый неподходящий момент. Приобретя некоторую уверенность, капитан буквально стащил себя с постели и громко плюхнулся в кресло. Это было крайне неприятно и даже болезненно, тем более ноги на момент приземления разошлись в стороны, так что его внешний вид оставлял желать лучшего. Однако, стоило отметить, у него получилось! Они справились. Дело оставалось за малым. Бреннан водрузил обе ноги на подножки, приткнул их к одному боку, после чего взял с кровати плед и накинул его на колени.
- Фуф. Знаешь, думаю, детям не стоит садиться на эту штуковину. Я тебя лучше машину водить научу. - То была не шутка, но Шон усмехнулся своим словам. Ему просто больше ничего не оставалось делать, кроме как переводить все в шутки. И наплевать, что в происходящем не было ничего смешного от слова "совсем". - Ну что? Пойдем прогуляемся? - Бреннан откровенно терялся в своих мыслях и очень надеялся, что Сара примет решение за них обоих. - Или можем пойти в местный буфет. Не знаю, как там готовят, но думаю, что мы что-нибудь найдем. Можем, к слову, тут остаться и просто поговорить. Как думаешь?

Ничего не было "просто", но в тоже время Шон старался все как можно сильнее упростить. Страшные и совершенно непонятные предложения сделать обыкновенными и ясными даже дураку словами; огромную проблему, которая совсем недавно казалась нерешаемой, сделать не более чем делом на пять минут, а из катастрофы сотворить всего лишь небольшой казус, ни разу не стоящий столь сильных волнений и переживаний. Ничего страшного и фатального на самом деле не случилось. Ведь, если подумать, та перестрелка могла закончиться для него гораздо хуже, например, смертью. То, что он выжил, было самым настоящим чудом. И со стороны нарастающая с каждой минутой паника казалась донельзя мелочной и бессмысленной. Это всего лишь парализованные ноги. Да, возможно, мужчина больше никогда не сможет ходить, но жизнь на том не заканчивается и не теряет смысла. И уж тем более ничего при этого не изменится: ни того, что он – все тот же Шон Бреннан, счастливый в браке муж и отец самой лучшей дочери на свете; ни того, что он любил их по-прежнему, если не еще сильнее, потому как не каждый бы отважился пройти через целый месяц страданий и мучений и дождался его, а они дождались; ни того, что они все та же крепкая и дружная семья. У мужчины было время, чтобы подумать и прийти к такому умозаключению, но он был взрослым человеком, который повидал слишком многое, дабы смотреть на мир отнюдь не сквозь розовые очки, и пережил достаточно смертей, чтобы научится в полной мере ценить жизнь. Ему было не так уж и сложно принять тот факт, что он, скорее всего,  до конца дней своих останется инвалидом, но Сара была еще совсем ребенком. И Шон не мог представить, как объяснить ей то, что даже в его неспособности ходить есть кое-что хорошее.
Кресло было ужасно непривычным и неудобным. Бреннан не понимал, как им можно так легко и просто управлять, как делают это некоторые, а еще сильнее не понимал, что происходило с его дочерью. Она менялась буквально на глазах и, казалось, злилась. И мужчина не находил тому ни одной причины. Почему? Он что-то не то сказал? Или, быть может, что-то не так сделал? Шон пребывал в откровенной растерянности. Пусть он активно пытался разобраться в ситуации (он ведь все-таки полицейский, который расследует преступления и в совершенстве владеет дедукцией), но едва ли у него что-то получалось. С каждым сделанным выводом он все сильнее запутывался в собственных мыслях, а когда Сара заплакала, при этом изменившись не только в лице, но и в голосе, Бреннан потерялся с концами.
– Тщщщшш, успокойся. – Шон старался говорить нежно, спокойно и ласково, но голос его все равно дрожал, то и дело срываясь на более низкие тона. Дочка стояла в нескольких шагах от него, он не мог ни дотянуться до нее, ни дойти, ни прижать к себе и крепко-крепко обнять. Этого ужасно не хватало. Единственное, пожалуй, что он мог сделать, это подъехать к ней и…врезаться, не рассчитав силу прокрутки колес. Нет-нет-нет, все совсем не так, как должно было быть! – Малыш, я ничего от тебя не скрываю. Поверь мне. – Несмотря на весь риск и многочисленные сомнения, мужчина неуверенно взялся за колеса и медленно, очень медленно подкатился к Саре. Это было крайне непривычно, смотреть на свою девочку снизу вверх и не чувствовать опоры под ногами, не ощущать ног в принципе. Взяв Сару за руку, Шон настойчиво притянул ее к себе, осторожно усаживая к себе на колени, которых он так же не чувствовал. – Только держись, хорошо? – Неуверенная улыбка коснулась его лица. Выдохнув, он потер нос, пытаясь тем временем собраться с мыслями. Зачем Алана вышла? Зачем оставила его одного, когда ему так нужна была помощь. – Это длинная история, но... В тот день я был на задании. Мы собирались арестовать плохих людей, но они не захотели сдаваться. Такое случается, причем довольно часто. Началась перестрелка. – Бреннан не был уверен в том, что Саре нужно было это знать. Хотя, для него куда важнее было того, что она хотела знать, что с ним произошло. – Все произошло слишком быстро. Моя коллега… Она… - Шон замялся, пытаясь подобрать правильные слова. Что она сделала? По собственной воле бросилась под пули, тем самым оставляя без прикрытия всю свою команду? Решила, что тот, с пистолетом, не выстрелит? Капитан и сам до конца не понимал, что произошло в той чертовой перестрелке. И, честно говоря, не хотел понимать. Все это осталось в прошлом. Том самом прошлом, которое он так не любил ворошить. – Она пыталась это предотвратить, но меня все равно подстрелили. Врачи сказали, что при падении я ударился головой, хотя таких подробностей я уже не помню. В результате я провалялся долгое время овощем, а теперь стало известно, что у меня еще парализованы ноги. Никаких гарантий нет, но говорят, что я, возможно, уже никогда не смогу ходить. – На том Бреннан замолчал, не зная, что еще он мог сказать в свое оправдание. Ему безумно хотелось перевести тему, поговорить о чем-нибудь, кроме того, что произошло в тот чертов день и по какой причины он оказался в том состоянии, в каком оказался. К тому же Шону было важно знать, что случилось за то время, что он, мягко говоря, отсутствовал. Он хотел послушать Сару, словно не слышал ее очень долго время, услышать ее как всегда веселые истории, узнать о ее делах в школе. Ему было это интересно. Более того. Ему было это необходимо. Однако мужчина молчал. Еще не время.