Вообще, КиБом планировал провести вечер и ночь в компании с Джоном, а потому половину дня убил на приготовление ненавистного мяса, которое очень неудобно было держать двумя пальцами – выскальзывало. А хвататься, как следует, ему не позволяло осознание того, что когда-то этот кусочек был счастливым теленком и бегал вместе с мамой по полянкам, пожирая травку. Их грело солнышко, они были счастливы, а потом пришли плохие люди и… Ли обычно предпочитал об этом не думать, но сегодня пришлось, как только выяснилось, что любовнику на постоянной основе поставили работу в ночную смену, и все мясные старания через ненависть к самому себе мгновенно потеряли смысл. А ведь плохие люди с особой жестокостью убили теленка и его маму, а зачем? А просто так! Ведь Джон теперь не пожрет их туши, Ли не получит трах, коровки не побегают по полю и все останутся несчастны. Что люди, что животные. Вот почему нужно есть траву.
Впрочем, КиБом быстро переключился из режима «ночь в компании» в режим «ночь с самим собой», причем последнее даже без участия руки. Или рук. Один хуй, он собирался оторваться завтра и устроил себе вечер восхваления собственной красоты и ухода за ней: маски, бритвы, скрабы, лосьены и прочая хуйня пошли в ход, сделав кожу азиата мягкой и шелковистой, словно задница младенца, после чего он с чувством выполненного долга отправился спать, предварительно отзвонившись Джону и пожелав тому удачной службы. Маска для сна, расслабленность после ванны, мягкая кровать – и больше ничего не надо, чтобы жизнь казалась шоколадом, а сон так и шел. И это было такое блаженство!
КиБом именно сегодня, именно в эту ночь улегся в самую удобную позу. В позу, в которой можно было завоевывать мир, писать философские трактаты, сворачивать горы! И именно сегодня, именно в эту ночь, не суждено было долго так пролежать, сквозь сон растягивая пухлые губищи в улыбке. Ибо по квартире пронесся до боли знакомый рев, от которого, кажется, затряслись стекла. Да и сам Ли тоже затрясся, если говорить честно.
То орал Джон, пусть и своим голосом, но все равно так, что становилось не по себе. Во-первых, оттого, что не понятно, с хуяль бомбёжка началась, а, во-вторых, каждое предложение наполняло такое количество матов, что эстетическое восприятие мира у корейца знатно пошатнулось.
- Ты охуел, что ли?! Хватит пиздеть со мной на этом ебливом языке и делать вид, что ты не знаешь английского, потому что ТЫ ЕГО ЗНАЕШЬ, блять! Хули ты по ночам хуй знает где шаришься в компании с этими ебаными близнецами?! Тебе что, блять, дома не сидится, ты же обещал жопу свою за порог не вытаскивать!
Решив, что пора завязывать с прослушкой издалека, и все еще немного надеясь на то, что это просто сон, Ли поднялся с постели, даже с каким-то сожалением оттаскивая маску вверх и, встрепанный и сонный, поплыл на ор, нахмурившись, когда по прихожей разнесся чужой голос, изрекавший явно не английские слова. А корейские. Да еще и с идеальным Сеульским выговором. Здесь однозначно было что-то не так, и азиат теперь точно хотел узнать что, а потому повысил голос, подходя к цели:
- Джон, это ты? – задал идиотский вопрос КиБом, ибо ну, а кто же, блять, еще. - Ты чего орешь-то здесь, ты разве не на работе должен быть?
Материализовавшись в прихожей, Ли первым делом приметил рядом со Смитом еще одно рыжее существо и снова нахмурился, всем своим видом давая понять, что не согласен на одноцветную групповуху ни за какие коврижки.
- Это что? – почти злобно спросил он, делая явный акцент на «что», а не «кто», как вдруг незнакомец обернулся и обратил очи прямиком на него, на КиБома. И вот тут у него прямо прихватило сердце.
Ли удивленно распахнул глаза, да так, что чуть ли не на европейца стал похож, попутно резко бледнея, словно увидел почившую бабку с топором, что пришла отрезать ему хуй за то, что пидор. Губы как-то сами собой приоткрылись, ибо челюсть захотела оказаться на полу, но кореец изо всех сил сдерживался, судорожно втягивая воздух. А когда рыжее существо приблизилось, вовсе пришлось зажмуриться, ибо захотелось разрыдаться, как тупая баба, и в истерике выброситься в окно. Об этом говорили и задрожавшие в момент руки.
За его спиной стоял сейчас никто иной, как ХёнЧжун. Долбанный, мать его, Хён, ебаный, отца его, Чжун! Точно такая же прическа, точно такая же рыжина, от которой и не пахло натуральностью, точно такая же куча шмоток из корейских модных магазинов. Вот только лицо другое. От слова «совсем». Но явно не для Смита. И было бы даже все равно, если бы тот притащил кого-нибудь другого. Ли бы поистерил, разбил пару тарелок, а потом понял, что о нем заботятся, проникся бы, успокоился и точно бы сам поржал над произошедшим. Но это был ебаный ХёнЧжун.
По воле чужих рук сделав шаг навстречу к Джону, КиБом отрыл глаза и посмотрел на любовника таким взглядом, словно они в самом аду стоят и вокруг горят, безумно крича, грешники, умоляя их спасти.
- Джон, - в этот момент по голосу его стало понятно, что сейчас полетят не тарелки, а чьи-то головы, - какого черта ты его притащил? – почти прорычал КиБом, сжимая пальцы в кулаки.
«Его» прозвучало так, словно Смит припер с помойки, как минимум, давно выброшенный холодильник, как максимум, чью-то мясную тушу. Или вообще какого-то великого диктатора, выступавшего за уничтожение узкоглазых, дабы выпить с ним пивка.
- Убери от меня руки, - положив ладони поверх чужих, заговорил Ли на родном языке, отодвигая корявки ХёнЧжуна подальше и оставляя его лапать воздух. – И успокойся, - изо всех сил сдерживая истерику, он повернулся к земляку, - никто не собирается продавать тебя в рабство и я ему тоже не раб.
Что говорить дальше, КиБом пока не придумал, а потому вернулся к английскому языку и Джону. Который, к слову, выглядел очень озадаченно, словно ему вдруг предложили найти десять отличий между десятью близнецами. Спустя некоторую паузу, в тишине которой явно различалось, как скрипят чьи-то извилины, Смит ответил:
- Да он же в точности, как ты.
ЗАМЕЧАТЕЛЬНО!
На этом моменте кореец приготовился взорваться.
- В ТОЧНОСТИ, КАК Я?! – схватив ХёнЧжуна за руку и рывком заставив встать рядом с собой, Ли то и дело стал тыкать в него пальцем, указывая то на одну часть тела, то на другую: - У НАС РАЗНЫЕ НОСЫ, ГУБЫ, УШИ, БРОВИ, ОВАЛЫ ЛИЦА, ПОДБОРОДКИ, ГОЛОСА, РОСТ, БЛЯТЬ РАЗНЫЙ! КАК ТЫ МОГ НЕ ЗАМЕТИТЬ, ЧТО ОН ВЫШЕ МЕНЯ, ПОСМОТРИ!!!
Тут уж кореец и вовсе размахался руками, стряхивая с полок вообще все, что попадалось. Какие-то статуэтки, картинки, фотки – все к чертям летело, разбиваясь у ног, и даже шкаф как-то угрожающе пошатнулся, когда Ли въебал по нему ногой, продолжая голосить:
- МЫ РАЗНЫЕ, БЛЯТЬ, МЫ СОВЕРШЕННО РАЗНЫЕ, МЫ ВООБЩЕ С НИМ НЕ ПОХОЖИ, НИЧЕМ И НИКАК! И НЕ СМОТРИ НА НАШИ ВОЛОСЫ!!! – едва уже не завизжал он, сдерживая желание начать ногами топтать осколки. – МОГ БЫ УЖЕ ЗАПОМНИТЬ, КАК ВЫГЛЯДИТ ТОТ, КТО ТЕБЯ ТРАХАЕТ, БЛЯТЬ!!!
Резко выдохнув, КиБом, наконец, заткнулся и в каком-то бессильном гневе потряс руками, видя в ответ лишь окейфейс – Джону, как непробиваемой скале, вообще похоже было похуй на все эти вопли. Это остужало и самого азиата, который несколько раз глубоко вдохнул, прежде чем уже относительно спокойно продолжить:
- Сейчас я ему все объясню, - повернувшись к ХёнЧжуну и снова невольно зажмурившись на мгновение, Ли завещал на родном языке: - Расслабься, никто не будет тебя бить, грабить, продавать и ни один волосок твой на пол не упадет. Этот придурок, - он указал на Смита через плечо, - спутал тебя со мной, потому что, - голос снова предательски пополз вверх, - долбанные америкосы не способны нас различать, кажется, сколько их не еби!
Он злобно зыркнул в сторону Джона, и указал куда-то в сторону, обращаясь к ХёнЧжуну:
- Кухня там. Иди пока присядь, я сейчас оденусь и мы со всем разберемся.
Когда тот скрылся с глаз, КиБом снова обратился к любовнику, силясь опять не разораться:
- Всё. Дальше я сам разберусь. Иди на свою ебаную работу, потом ебашь домой, можешь сегодня не приходить вообще, раз ты, блять, не можешь отличить МЕНЯ от, блять, НЕГО.
На что получил очередной окейфейс, разворот и уход туда, куда послали. И это взбесило еще больше. С воплем «СУКА!» и «ДАЖЕ НЕ ИЗВИНИЛСЯ» на родном, КиБом опять уебал по шкафу и зашлепал в спальню, где натянул халат и скинул маску для сна. В таком виде уже можно было являть себя неожиданным гостям.
- Ты больше любишь чай или кофе, ХёнЧжун? – первым делом поинтересовался он, появившись на кухне.
Но Ли прекрасно знал, что выберет его кумир. Конечно, долбанный чай, заваренный по-китайски, ведь так сохраняется вся его польза. Он знал об этом человеке вообще все, вплоть до того, сколько родинок у него на заднице и какого размера член. А еще он знал, что перед ним – невыносимая скотина и тварь, место которой в аду.