Ли спал. И это было так прекрасно и замечательно, потому что ему снились веселые коровки и добрые люди, которые жили с коровками в мире и согласии и не ели их. Ради такого мира кореец был готов отказаться от пожирания собак, начать курить и пить, но его мечтаниям не суждено было сбыться. Сирена, предупреждающим воем пронесшаяся по полю, положила конец его счастливому существованию, ведь в его сон ворвались самолеты, исписанные лозунгами «ешь мясо», которые тут же начали сбрасывать бомбы на идеальную жизнь. Кишки и кровь как-то не вдохновляли Ли, вот совсем, так что он с воплем проснулся, чуть ли не вскакивая, но бомбежка продолжалась, только явно не на поляне, а за его порогом. И первой мыслью КиБома стала:
«Джон?» - но кореец тут же понял, что мужчина не станет так долбиться, более того, просто позвонит, вместо того, чтобы жать на звонок и ожидать чуда. – «Эм».
И кто же это мог быть? Азиат и предположить не мог, а потому стянул маску для сна и отправился к двери, которая продолжала сотрясаться от ударов. Опять-таки, недостаточно сильных, чтобы списать вину на Джона. Благо, его любопытственным страданиям быстро пришел конец, да такой, что Ли аж глаза распахнул от удивления. Танцовщица? В хер знает сколько времени? У его двери? И ПЛАЧЕТ?!
Это пугало. Правда. Так что КиБом, вскрикнув «я сейчас», помчался назад в комнату. Зачем? Да за вещами, потому что его мозг вдруг решил, что почти голое тощее тело может напугать Анриэтт еще больше. Довольно-таки парадоксальная мысль, учитывая профессию вышеназванной.
Однако, натянув свои блядские красные штаны да какую-то цветастую майку, купленную еще во время выступлений в Корее, КиБом помчался назад к двери, которая распахнулась с такой силой, словно кореец рассчитывал сорвать ее с петель. А, наверное, стоило бы. Потому что при виде заплаканной да подранной, аки дворовая кошка, танцовщицы, Ли стало еще страшнее. А все потому, что чьи-либо слезы, кроме своих собственных, пугали его до усрачки.
- Анриэтт… - как-то он замялся, как-то пропищал даже, смотря на постоянную клиентку, коей каждый день ставил номера, и присел рядом на корточки, не зная, что сказать или сделать.
Вот тут ему на помощь пришли родные воспоминания. Что он сделал, когда пересрался ХёнЧжун? Напоил его чаем и тот вроде успокоился.
Решив, что это просто ебаная панацея от всех болезней, Ли совсем неуверенно взял девушку за руку, осторожно заставляя ее встать, и потянул в прихожую, оглядывая с ног головы. Видок у той и, правда, был не самым вдохновляющим.
- Тебе стоит снять каблуки, - с видом лекаря заявил кореец, но не был уверен, что его слова остались понятыми, так как девушка продолжала рыдать. – Присядь, - сказал он, и тут же сам и усадил Анриэтт на пуфик, снова садясь рядом. – Я сейчас все сделаю.
Руки дрожали, вот прям как нервная система, ибо КиБому хотелось кричать, звонить в скорую, пожарную да даже в юридическую контуру, дабы попросить помощи. Но он почти уверенно снял с чужих ног туфли и отставил их в сторону, зыркнув в лицо Бенуа взглядом «бедняжка». Хотя жалел он скорее себя, ибо сам был готов зареветь, вцепиться в блондинку и устроить с ней обоюдные прорыдания, но почему-то Ли казалось, что танцовщица пришла к нему далеко не за этим. А за чаем, да.
Снова схватив Анриэтт за руку, но уже с уверенностью ебаного пикап мастера, КиБом провел постоянную клиентку на кухню, где усадил на стул и принялся суетиться вокруг, все еще не совсем понимая, что от него требуется.
- Что случилось?! – чуть ли не истерично вскрикнул он, но тут вспомнил, что мужик, и должен вести себя подобающе.
Прокашлявшись и прочистив горло от бабских интонаций, Ли поставил чайник и заговорил голосом психиатра, успокаивавшего буйного пациента:
- Я сделаю тебе чая. И принесу другой одежды.
С этими словами КиБом сорвался прочь, возвращаясь в родную спальню, где была сныкана целая гардеробная комната. Та казалась КиБому какой-то маленькой, ибо все его модные изыски все равно не помещались, так что приходилось их распихивать по другим углам. Достав более-менее адекватную с точки зрения американцев футболку и шорты, Ли помчался обратно на кухню и вывалил принесенные вещи на стол.
- Вот. У меня еще аптечка есть, я могу обработать твои раны, - закусив губу, кореец как-то растерянно посмотрел на Анриэтт, словно его ожидания по ее божественному самоисцелению вдруг не сбылись и это как-то настораживало. – Тебе стоит сходить в душ и переодеться, а потом можно заняться остальным. У меня есть пластыри.
Прозвучало это так, словно он изобрел лекарство от СПИДа.