[AVA]https://i.imgur.com/uLQQVdq.png[/AVA][NIC]Steve Baker[/NIC]
плюешь себе под ноги и некоторое время даже смотришь на серый асфальт и лужу у себя под ногами, зачем - сам не знаешь, состояние будто тупого овоща - слишком сильно болит голова, так, что уже ничего не хотелось, особенно идти домой, где наверняка будет что-то пиздецовое, отчего захочется только лечь где-нибудь и сдохнуть, главное, чтобы никто не трогал, но это - не получится, ведь даже тогда тебя потащат куда-то, хотя твоё дело будет лишь лежать мёртвым и ничего не делать - ах, мечтательное существование, жаль, только не высказать никому, слишком тупы твои друзья-приятели для тонких ироний, но выбирал ли ты их или у тебя просто не было возможности? зубы слегка скрипят, за одним плечом будто стоит дух мамаши и втирает тебе о просранном потенциале, на что ты дёргаешь им, отгоняя распывчатый образ - плечо щёлкает, ты морщишься, шагаешь прямо на лужу, не обходя её, руки в карманах перебирают мелочь и натыкаются на зажигалку - то, что нужно, под этим пакостным полуденным солнцем, окруженным серыми тучами, и сам свет его стал будто серым, лучше бы скрылось совсем, а, не мешало и не давало излишних надежд.

мысли запинаются об это слово, пропитанное чем-то нелепым, пальцы несколько раз щёлкают по зажигалке - порыв ветра так и норовит, чтобы у тебя из рук всё выпало от бессильной попытки что-то сделать, - а первый кусок дыма встаёт поперёк горла, выдавливая из тебя кашель; режет [без ножа], царапает, заставляет ещё раз плюнуть себе под ноги, но ты не сдаваясь, закуриваешь вновь - боже, сколько тебе лет, уже шестнадцать, а ещё как лох, который не может никак привыкнуть к этому чёртовому табаку, будто внутри что-то сопротивляется умышленному распаду и гниению, да только вот поздно - процесс не то что уже запущен, а уже идёт полным ходом, неминуемо приближаясь к концу. пепел попадает тебе на руку, - ц, - стряхиваешь, вновь затягиваешься, закрываешь глаза ненадолго - как же, блять, пульсирует боль, - прислушиваясь к окружающим звукам, в каком-то дворе лает, как бешеная, собака, кажется, ты знал даже в каком.

подходишь к забору, заглядываешь в щель - никого нет, - эй, Рикки, - кидаешь камешек, слегка насвистываешь, на что пёс заливается новым приступом лая, смеёшься, будто бы, блять, это действительно было так смешно. и было бы, если бы у вас с ним не было столько много общего, но ты - предпочитаешь об этом не думать, направляешь неспешно, самым длинным путём, в сторону своего дома, петляя по улицам, наворачивая круги, но сколько бы ты не откладывал - явиться всё равно придётся, правда, можно откладывать это дело очень долго, главное это сделать до прихода отца, если он сегодня ушёл на работу или куда-то - неважно, куда. окурок падает на чей-то аккуратный газон, ты - пожимаешь плечами, ведь просто унесло ветром от тротуара, идёшь себе дальше, куда глаза глядят, сворачиваешь ещё раз - натыкаешься на высокий дуб с толстым стволом, напротив заброшенного дома - минус твоего существования здесь был в том, что все про всех знали, а милая старушка, что здесь жила, была хоть и поехавшей, но в принципе неплохой компанией для пятилетнего тебя.

забираешься на удобную ветку, свешиваешь ноги - у вас и так здесь не особо людно, но слегка после обеда будто и вовсе все вымерли, и в округе не один заброшенный дом, а все они - такие, что должно было, вроде, приносить свою долю успокоения, но нервы твои были взвинчены, внутри росло смутное и тревожное беспокойство, ты закрываешь глаза, пытаясь его погасить, но наоборот, лишь раззадориваешь диафильмами на внутренней стороне век, которые стало видно отчётливо. ты не мог назвать себя мечтателем, ведь твои видения были наполнены чем-то липким, словно мазут для птиц в тихом океане, которые в него попадали, умирая медленно - вся твоя жизнь была подобна этой медленной смерти; это нельзя было назвать ни мечтами, ни фантазиями, но с другой стороны идея того же зомбиапокалипсиса тебе прельщала более чем, особенно, если в одного из таких оживших мертвецов превратится твой папаша - значит, ты сможешь добраться до ружья и вышибить ему мозги без мук совести и протеста тех моральных норм, которые не позволяли тебе этого сделать сейчас.

открываешь глаза, выныривая, будто захлёбывался до этого, смотришь в начало улицы, медленно фокусируя зрение на знакомой фигуре, ухмыляешься - тебя закрывали ветви и листья, что могло бы тебя оставить незамеченным, но ты уже просто не мог оставаться в тени, потому что задирание Мэдди стало каким-то привычным и обыденным ритуалом, без которого не обойтись - тебе доставляла удовольствие её реакция, поэтому сейчас ты затаился, пока она не поравнялась с деревом. считаешь её шаги, невольно бросая взгляд на ноги - одета слишком легко для прохладного марта, - спрыгиваешь позади неё, заставляя испуганно вздрогнуть, - эй, каланча, куда направляешься? - смотришь на неё глаза в глаза - она действительно была слишком высокой для своих четырнадцати лет, высокой и нескладной, худой, как палка, было бы, конечно, легче, если бы она была классически небольшой, но это лишь классически подогревало азарт.
[SGN]thx, революция[/SGN]
[LZ1]СТИВ БЕЙКЕР, 16 ^y.o.
profession: школьник.[/LZ1]

[AVA]https://i.imgur.com/uLQQVdq.png[/AVA][NIC]Steve Baker[/NIC]
ты ведь можешь заметить, как тебе нравится взгляд её испуганных глаз с расширившимися зрачками, тебе нравится как она отводит его, а пальцы, сжимающие лямку рюкзака, с побелевшими от усилия костяшками - что может быть прекраснее этим паршивым днём? [читать стоит между строк, ведь ты не признаешься в том, что именно она тебе может нравится изначально, настолько же сильно, как змею нравилась Ева, но что же это - ненужные сейчас отсылки отбрось.] а вот её ответ — очень чудно гармонировал с её испуганной реакцией, но только вот поведи себя она как обычно — робко что-то промямлив, она не вызвала той заинтересованности, заставившей тебя выставить руку ей наперекор, не давая пройти твёрдым и волевым движением. — не в настроении? — переспрашиваешь, передразнивая её интонации, а внутри — ты чувствуешь, как легко базальтовая лава агрессии готова вырваться из тебя потоком, который уже ничего не сможет остановить. и тебе ничего не остаётся, как прятаться, надеясь, что в этот раз тебя не расплавит полностью, уничтожив существование за секунды — в прошлые же разы проносило как-то, в прошлые разы ты сдерживался в самый последний момент от неизбежного, обжигая горло загоняемым внутрь после.

но это ломает — постепенно; твоя злоба, распространяющаяся на всю твою жизнь и мир вокруг тебя, однажды съест тебя настолько, что ты станешь таким же как и он, передавший тебе эти гены, не оставляющий иного выбора, убеждающий своим отношением к тебе [оставшемся парой шрамов, правду о которых ты никогда никому не скажешь] — либо ты будешь кусать всех первым, либо тебя затопчут, как слабого. и между этими двумя крайностями вне дома ты, конечно же, выбираешь первое, кусая всех без разбору, как самая злая и испуганная псина в мире, а дома — выбираешь роль подчинения. что-то внутри тебя жутко мешает, не давая сопротивляться, тебе некуда бежать, а ещё ты прикован цепью, сотканной из самого прочного — воспоминаний о том детстве, где всё было так хорошо. тогда вы жили далеко отсюда — настолько, что ты смутно вспоминаешь покрытые зеленью склонны и поля, чередующиеся с лесом, запах свежескошенной травы и колючесть сена, коллекцию листьев, хранящихся в старом вычурном блокноте, горячий шоколад, выпиваемый особо холодными осенними вечерами, нежные женские руки, с любовью проводящие по твоим волосам и его смех, добродушный и громкий. но сейчас ты, конечно, начисто об этом забыл, ведь безжалостный поток лавы уничтожал это, а та, из-за которой вулкан стал активным - стояла перед тобой, исключительная в своей беспомощности.

и тебе было похуй, в настроении она или нет — это не ей сейчас решать, что делать, а на вопрос она тебе не ответила, значит, и планы свои с лёгкостью изменит. пальцы касаются её пальцев, разжимают лямку рюкзака, движение поспешное, несколько секунд — и рюкзак оказывается у тебя. рассматриваешь его мельком - скучного цвета и, ты уверен, скучнейшего содержания, но не для того он сейчас у тебя в руках. усмехаешься ей в лицо, — проверим, что у тебя в рюкзаке? наверняка там лежит какой-нибудь личный дневник или что-то типа того, в котором ты записываешь всякую ерунду насчёт того, кто тебе нравится? или что-то ещё более интересное, а? — на удивление словоохотлив, смеёшься смехом неприятным, прищуриваешь глаза — тебе же нравится, что она хочет забрать обратно, ей принадлежащее, а ещё больше — что ты имеешь сейчас над ней власть. и этой властью ты не заковываешь её в цепи полностью — цена, всё же, слишком низка; но тянется к ней верёвка-жгут, хомутом оседая на шее. ведь даже если в рюкзаке нет ничего неловкого, не предназначенного для твоих глаз и ушей всех, кому она была не по вкусу в школе [практически всех?], её всё равно было бы жалко терять — наполненную попытками учиться, стараниями родителей и, в случае пропажи, их скандалом, а затем позором на уроках.

ты это прекрасно понимал, ты не хотел бы, чтобы так поступали с тобой, но правило про ``поступай также`` не было выгравировано в изголовье твоей кровати, его тебе никто не навязывал, только лишь наоборот. поэтому ты поворачиваешься к ней спиной — как кстати вы стоите именно здесь, в двух шагах от жуткого дома, ставшего вашей школьной городской легендой. про него перешёптывались на первой перемене, выключая свет, рассказывались  жуткие истории про бывших хозяев и той нечисти, которая его наполняла; говорили, что призраки - даже цветочки, по сравнению с тем, какое проклятье хранилось в этих стенах. ты в это не верил, может, потому что был неместный, эти слова не въелись в более впечатлительном возрасте в подсознании, но всё равно этот дом казался тебе неприятным. смотрел на тебя проёмами окон, за которыми пыль и темнота, выглядел слишком пустым и одиноким, а следы тёмно-красной краски [ты не допускал, что чего-то иного] на пороге отталкивали. — захочешь вернуть сумку - пойдёшь за мной, — бросаешь через плечо, идёшь уверенно к ближайшему к вам окну, заглядывая в него — внутри неказисто, полуразрушено, пахло старостью и ветхостью. сквозь окно пройти не решаешься, ведь пол кажется слишком прогнившим, готовым провалиться от слишком сильного приземления, поэтому дёргаешь входную дверь за ручку. конечно же, безуспешно.

приходится пойти в обход, идя вдоль правой стены в сторону заднего двора — в заборе как раз подходящая щель, куда с лёгкостью пролезете и ты, и она. вступаешь в запущенное, покрытое сорняками — интересно, ваша брошенная ферма выглядит сейчас также или ей нашёлся новый владелец, живущий и ухаживающий? дёргаешь заднюю дверь, со скрипом она поддалась, выпуская в тебя горсть пыли, встревоженную порывом сквозняка. входить было неприятно, но ты чувствовал необходимость зайти, чтобы она последовала за тобой.. зачем? что ты собирался делать дальше? зачем она тебе в этом доме?
ты не знал ответа, отмахиваясь от вопросов, бывших хуже назойливых слепней, ты, если что, сымпровизируешь. переступать порог было неприятно, но, оказавшись внутри, твой подсознательных страх стал тише, ведь ты уже на месте. по шатким ступеням поднимаешься на второй этаж — здесь были чьи-то спальни, в которых даже осталась мебель. забираешься с ногами на двухспальную кровать, надеясь, что бродяги и бомжи боятся страшилок больше школьников [судя по нетронутой пыли, что тебя окружала, так и было], — ну где ты там, швабра? — произносишь громко, - я уже готов открывать твою сумку.
[SGN]thx, революция[/SGN]
[LZ1]СТИВ БЕЙКЕР, 16 ^y.o.
profession: школьник.[/LZ1]

ты готов открывать её сумку — и делаешь это, пока её ещё нет, потому что тебя заполнило внезапно появившееся в тебе любопытство: вдруг там и правда есть что-то такое, особенное? но не решаешься заглянуть внутрь, сжавшись в какой-то странной неловкости — когда и жглось желанием, и нерешительным необъяснимым страхом. и нельзя понять, чего именно ты сейчас испугался — ты ведь даже не характеризовал как ``страх``, для тебя это было в новинку, поэтому ты сидел растерянно перед открытым рюкзаком.
и не знал, то ли лезть тебе дальше — до победного конца, то ли закрыть — и не возвращаться к этому, оставив перед собой загадку.

пальцы же неосознанно всё же скользят по корешку книги, которая не входила в вашу учебную программу. когда-то ты любил читать — эту любовь тебе прививали в когда-то счастливом и беззаботном детстве, где ты ещё не мог распознавать сигналы тревожных событий, которые привели вас всех к краху. тогда ты ещё не мог распознавать в мельчайшем изменении мимики грядущую вспышку гнева, выливаемую на тебя огнём ударов плашмя — но только не по лицу, чтобы у тебя не было шанса никому поныть о своей судьбе хоть кому-то. да ты и бы не смог, взятый потом на ``слабо`` - чё ты, шестнадцать лет, а нытик что ли?
хули разнылся, хули огрызаешься, хули существуешь - такой юродивый изначально, пережёванный, вышвырнутый за борт.
тогда тебе было не нужно практически ничего - а разве сейчас нужно многое?
от этого хотелось сдохнуть под этим серым небом, которое можно было рассмотреть сквозь заколоченные доски с ржавыми гвоздями.
от этого хотелось перестать существовать, впитываясь в этот матрас с прочими человеческими испражнениями.
мерзотно.
и тошно.

тошнота, та самая, по Сартру, подкралась к тебе и застала врасплох в этой комнате с выцветшими обоями в равномерные когда-то бывшие синими узорами, она чувством удушения подкралась к твоему сердцу и схватилась за него крепко, она держала тебя в своих тленных объятиях — кажется, что сейчас захлебнёшься, но захлёбываться то нечем — и бессмысленно, в общем то.
бессмысленность бытия совсем не то, что должно волновать парней в шестнадцать, верно?
их должно волновать, как бы закадрить понравившуюся девчонку да не спалиться перед родителями с сигаретами.
тебя волновало то, как получить меньше всего пиздюлей вечером — но в хаотичной манере их раздачи ты давно запутался настолько, что какой бы ты подход не находил — всё без толку.
душно.
ты был источником этой духоты. душным человеком, запертым в собственном душном царстве — сам себя провозгласил на трон.

только вот забавно вот что:
ты не ожидал, что время обретёт свой острый ход именно в тот момент, когда перед твоими глазами разыграется пьеса ``дылда совсем поехала крышей``, слышишь скрип - и как в тебе что-то отзывается ответным. и поэтому ты не можешь разозлиться на неё, остаёшься растерян: не ожидал ни гневной реакции, ведь от кого угодно, но не от Мэдоу, которая всё выносила всегда с робостью и покорностью.
и этот гнев завораживал, как что-то первородное.
осколок бутылки врезается тебе в плечо — с шипением вытаскиваешь его, капли крови падают с него вниз, расплываясь свежими яркими пятнами, не слишком сильными, чтобы испугаться. вялые попытки как-то загородиться, сжаться под её взглядом, почувствовать стыд, от которого всегда убегал: действительно, зачем ты так с ней?
что тебе было нужно?
обратить на себя.. внимание?

но у тебя нет ответов на её вопросов — ведь чёрт знает, почему так повелось, не с тебя это началось. твоя тактика была слишком проста, ты её мусолил уже тысячу раз, когда тебе самому от себя становилось тошно. ты не был хорошим человеком. ты не был тем, кто мог бы ей помочь. ты не был тем, кто вообще кому-то мог помочь.
ты был куском говна, даже не целой кучей — наследник генов, от которых было жутко где-то внутри, где что-то сохранялось. жест, полный неловкости, — прости, — тихим шёпотом, поточу что.. что ты ещё мог ей сказать?
подняться с кровати, держа рюкзак буквально на вытянутой руке. подняться внутри себя над самим же собой, сделав шаг навстречу. неуютно. некомфортно. не_в_своей_тарелке.
{ что-то чужеродное
было в том, как ты подошёл к ней и осторожно приобнял — жест, который ты не ожидал сам, естественная реакция на чужие слёзы, тебе неведомая: обычно — отворачиваться. поэтому замираешь в растерянности перед вопросом: что же делать дальше?
вроде, в таких ситуациях можно прикоснуться к плечам или погладить по спине.
всё твоё существо вопило сейчас: ``привет, я Стив Бейкер — и я не разу не обнимал девушку``.
, волнительное }

— прости, — произносишь ещё раз, но прощения тебе нет. хочется сгореть дотла: зачем ты вообще к ней полез? что сейчас делал? мысли в панике бьются, как и собственный стук сердца разливается громкой мелодией, которая выдаёт тебя с головой. все твои потроха — наружу.
как ты мог такое допустить, Стив?
не решаться сделать ни шагу ни назад, не вперёд, не смотреть ей в глаза, но всё равно видеть капли слёз на щеках, блестящие не в солнечном свете, а в её собственном горе, которое ты разделял сейчас — которому ты послужил причиной в том числе. отводишь взгляд, а блядское смущение было слишком заметно, руки тряслись мелкой заметной дрожью.
блять.
как выпутываться то?

[AVA]https://i.imgur.com/uLQQVdq.png[/AVA][NIC]Steve Baker[/NIC][SGN]thx, революция[/SGN]
[LZ1]СТИВ БЕЙКЕР, 16 ^y.o.
profession: школьник.[/LZ1]