Сегодня был на удивление восхитительный день. Выходной – о, сколько в этом слове радости и счастья, при этом слове в горшках расцветают даже кактусы, излечиваются больные, насыщаются голодные, и все вокруг улыбаются, улыбаются, улыбаются…Сидней тоже просыпалась с улыбкой на лице, поела, попила, приняла душ и занялась самым тяжелым и ответственным занятием во всей Галактике – ничегонеделаньем. В этом она была мастером международного класса, получила множество кубков, что правда, большая их часть приняла вид чашек и организовала круг почета вокруг столика с ноутбуком.
Сидней предвкушала. То замечательное время суток, когда солнце лениво закатывается за горизонт, и узорные улочки Сакраменто постепенно темнеют, витрины магазинов и неоновые вывески начинают мерцать причудливым светом. Когда стемнеет, прохлада апрельских вечеров вдохнет в калифорнийскую молодежь новую жизнь, и город взорвется флюидами развлечения, роскоши, запах алкоголя будет еще долго витать в воздухе, а девушки и парни почувствуют вкус той свободы, которая дается им лишь ночью.
Вечером будет шумная девичья компания, аромат женских духов, ткань, облегающая давно сформировавшиеся фигуры. Вечером будет мягкий кожаный диван цвета слоновой кости, прозрачный столик, рельефные потолки и небольшие бра, от которых исходит тусклое и одновременное нежное сияние. Вечером будут бокалы из тончайшего стекла, вкус ананасов на губах и капелька сока, стекающая на подбородок, чтобы быть заботливо смахнутой пальцем. Вечером будет музыка, разрывающая воздух и сознание, интимный полумрак, женский смех, тонкая струя сигаретного дыма, через секунду растворившаяся в чьем-то дыхании...
Мобильный тревожно завибрировал, и Сидней нажала кнопку, поднося аппарат к уху и, задумчиво пережевывая кусок ветчины, перекинулась парой фраз с кем-то на другом конце провода. Выпихнуть из квартиры нужно ровно через час, а ведь нужно сделать еще столько всего, чтобы превратить это приземленное существо в халате – в неземное воздушное создание, спустившееся с Геликона, чтобы вдохновлять путников на шедевры. В нашем же случае – мужчин на комплименты, ухаживания, обещания, которые забудутся утром, и всяческие знаки внимания.
Зная Сидней, изначально оно может так и будет. Сказочно, волшебно, охренительно-офигенно. До той поры, пока Мистер Случай не решит, что хватит на сегодня культурного пижонства и высокосветского пафоса, пора бы уже опуститься двумя этажами ниже, чтобы сделать что-то, что обеспечит турне по всем котлам восьмого круга Ада, там, где поворот вправо и вплоть до восьмого рва.
Как уже стало понятно, настроение Сидж было отличным. Челлендж ассэптэд! – воскликнула судьба, притворившись негромким стуком в дверь, хотя – глупое создание, кем бы ты ни было – там рядышком располагался дверной звонок. Внутреннее «я» напряглось, мозг просканировал все данные (время, громкость стука, сила удара, расположение) и клятвенно заверил, что вторжение происходит по инициативе соседки из квартиры напротив – миссис Хардвик – несносной старой девы, со множеством котов разных пород и расцветок. Сколько лет Си Джей жила здесь – столько же они с миссис Хардвик воевали за почетный титул королевы этажа. Коты всё намеревались влезть в квартиру девушки и сожрать хамелеона по кличке Пульт (только этот предмет мог сравниться с божьей тварью в искусстве маскировки). В свою очередь Торнтон мстила старым, но действенным способом – колонки и музыка, а иногда бывало, что лицо, прижатое к стене, стонало и кричало так, что древние римляне с их оргиями казались малышами, чешущими причинное место просто потому что чешется. Разумеется, в эти моменты Сидней находилась в квартире одна, но зато сколько веселья, отличная разработка голосовых связок, и тонкие стены.
- Что ты приготовила на этот раз, старая карга? – вопрошала Торнтон, приближаясь к двери. Только интуиция! Только хардкор! Распахнув дверь, она увидела знакомую до боли в пятках физиономию старого – и речь идет не о давности знакомства, детка! – приятеля. Нет, нет, нет, только не сегодня! Ну, как так? Секундный ступор, дверь с размаху захлопывается обратно, и через несколько мгновений обреченно приоткрывается – нет, не исчез - достаточно для того, чтобы Сидней, запахнувшая халат покрепче, просунула лицо и шепотом заговорщика произнесла:
- Генри, я безумно рада тебя видеть, но у меня там основной состав баскетбольной команды Сакраменто и мы собираемся предаваться безумному жесткому сексу всю ночь напролет. Прости, - подкрепляя слова соответствующей мимикой и жестами одной руки. Даже не позвонил, не предупредил. Покорми, напои, обогрей…А потом: - Ты что это - не рада мне?

Ну, что можно было сказать о Генри? «Тактичность – не, не слышал». Осуждать, пф…да кому ты нужен, кроме меня, в этом полном бессмысленной жестокости мире? Может, следовало включить режим «сочувствие», но ведь Беннету требовалось не это, о нет, к тому же – кнопка сломалась, а мастера все нет и нет. Ему требовался кто-то в белоснежном халате, кто совершенно нормально реагирует на заболевание словесного поноса и бесцеремонность поведения. Си Джей в свою очередь привыкла к его подобным выходкам, временами Генри был очень к месту, и с ним было весело и интересно. А потом оп – и похмелье!
- Ты вообще в курсе, что, помимо написания книг, природа наградила тебя талантом писать смс-сообщения, нет? – крикнула ему Торнтон, пока мужчина совершил налет на помещение кухни и водрузил их на пол гостиной. Затем перетащил на стол клетку с беднягой Пультом, и понеслась…
- У хамелеонов нет ушей, и я им очень завидую, - она взглянула на часы, - через 55 минут священник отправится в Ватикан получать духовный паек, - буркнула девушка и направилась к стулу. Вы не понимаете – Генри неведомы укоры совести, а также умение прислушиваться к словам другим, а чтобы задуматься о важных делах человеков, от которых он их отвлекает, так об этом и речи быть не могло.
- Предупреждаю, ребята из команды побывали в школе профессора Ксавьера, и теперь обладают навыками невидимости. Знакомься, это Джон, Джим, Уолли и Том, - она обвела рукой пустой угол комнаты, - а Майк сейчас в душе, он очень чистоплотный.
Усевшись на стул она – нет, не приготовилась слушать – открыла косметичку, достала зеркальце и принялась за благое дело маляра-штукатура. А Генри тем временем говорил, и говорил, и говорил…вот бы их с мамой познакомить и устроить соревнование по болтливости – на кого поставить квартиру и Пульта…Сидней так бы сразу сказать и не смогла даже. К счастью, слушала она его, периодически меняя степень внимательности. Поэтому басни выглядели в сознании девушки примерно так:
- Бла-бла-бла! Словно я и руки бла-бла-бла. Мы живем по отдельности. Бла-бла-бла от друга! – Торнтон усмехнувшись, подняла брови и бросила на друга взгляд, полный насмешки и уточненного скептицизма.
- Я знаю, с каким органом ты живешь отдельно, и это не руки, э-э-э, - она даже попыталась отрицательно покачать пальцем, но больше было похоже на тряску коробочки с пудрой перед лицом.
- Я женился, Си Джей, - стоп! Это же не просто так! Это надо отметить! Я запишу это в свой список тостов на сегодняшний вечер. Торнтон отложила косметичку с пудрой, привстала, потянулась через весь стол и со словами:
- Поздравляю, грешник! Иди, несчастное создание, и получи свою порцию обнимашек от своей холостой подруги, - и не было смысла сопротивляться, если Сидж хочет – она получит, сделает, скажет, а в нашем случае еще и потреплет Генри по щеке. Минуты нежности священны.
И вот вершина театрального мастерства в виде исповеди была окончена, а от нее он ждал ответов, ну или чего он там еще ждал от женщин в халате поверх нижнего бельишка, а Сидней всегда есть что сказать товарищу, она же бармен.
- Как «что делать»? Смею напомнить, что у тебя есть новая жена, которая поклялась любить тебя до гроба, а по субботам так вообще дважды в день. И прошу тебя не выражаться так брутально, у Уолли тоже есть чувства, - совершенно натурально и серьезно получилась интонация упрека, не правда ли? Ну, почешите Сидней самолюбие, что вам стоит?
Безо всяких предупреждений телефон снова завибрировал, на экране появилось изображение счастливого улыбающегося лица Лидии Торнтон – ты же на Бали! Откуда у тебя время звонить дочери, женщина? – девушка сделала знак Генри, чтоб помалкивал, а сама с шумом выдохнула, словно собиралась опрокинуть стопочку, и подняла трубку.
- Да, мам?...отлично…собираюсь в ночной клуб…, - а вот как бы так накрасить ресницы тушью при помощи одной руки и не отобрать у Джокера его коронную фишку? – напьюсь и буду цеплять телок…да какие шутки, все серьезно…мужчина есть…, - посмотрела на Генри и сделала знак пальцами, мол, всё окэй, не бойся, а забоишься – уберешь за собой, - да вот сидит передо мной…будем делать тебе внука, ты кого хочешь – мальчика, девочку?...нет, у тебя чудесная дочь, и она позвонит тебе завтра…ага, целую. У меня в холодильнике вкусные куриные ножки, - это уже Сидней улыбнулась писателю и подвигала бровями, - пожаришь?

- Заведи себе любовника уже наконец, - Си Джей округлила глаза так, насколько они позволяли это сделать, и возмущенно воскликнула, - я берегу себя для принца! И не буду слушать советы от бабника, который еще и жен меняет чаще, чем я воду в аквариуме! – и совсем неважно, что как такового аквариума в квартире Торнтон отродясь не было. Даже в воздухе не пахло.
- Пойдем веселиться, - девушка заржала, аки породистая кобылица отстеганная жокеем, и сделала вид, что закашлялась. Получилось специально неправдоподобно, зато подло, гадко и цинично. Ладно, шучу, циник из Сидней настолько неудачный, что мать Тереза в сравнении с ней – злобный диктатор.
- Идти с тобой веселиться? Да меня же с дедушкой не впустят. А я уже вижу на твоей груди седые волоски, ха-ха-ха! - она, прищурившись, ткнула пальцем в сторону указанной груди.
Генри отошел на кухню, и телефонный разговор с матерью перешел в более спокойное русло. Момент счастья и радости омрачила подушка, которую Беннет метко отправил в сторону подруги и попал, между прочим, по макушке! Вы же слыхали, что у идиотов – головы куда чувствительнее? А если бы ее сейчас схватил нервный тик? Припадок эпилепсии? Да, стирка вручную проходила бы в разы быстрее, но лучше обойтись без излишнего драматизма.
Но он вернулся. О, этот неловкий момент, когда мужчина забирает у тебя телефон и начинает рассказывать твоей матери о своих эротических фантазиях. Сидней поднесла ладонь к лицу и прикрыла глаза, вздохнув, а затем подняла глаза к небесам – и их возвышенному контакту не помешает какой-то жалкий потолок! – и мысленно произнесла «За что? Где я так нагрешила?».
Путем нехитрых манипуляций девушка вернула себе мобильный и одной недлинной фразой попрощалась с матерью. Генри все еще стоял в стойке с куриной ножкой на вооружении, когда Сидж подошла ближе, несильно стукнула его кулаком в грудь и отобрала продукт. Тем бы всё и закончилось, но позади писателя всё еще находилось кресло и пусть девушка не была тяжеловесом, однако хватило сил толкнуть мужчину так, чтобы тот плюхнулся задницей аккурат в намеченное место. А барменша шустро залезла с коленом сверху, поднесла к лицу куриную ножку и с усердием быстренько так начала елозить ею по лицу многострадального любимчика Фортуны.
- Я тебя сейчас приготовлю, - приговаривала она во время процесса, - я из тебя такуууую вкусняшку сделаю…
Генри был не первым, кого Сидней в своей жизни так нагло и от души измазала едой. Но если сейчас это было в шутку, то в тот, другой момент – то была целенаправленная месть, тщательно спланированная, со всеми заготовленными необходимыми реквизитами. Ох и крику тогда было, мать моя женщина, ох и шум поднялся. А сколько пи**юлей ей потом выписали – ни в сказке сказать, ни в посте описать.

Вот как бы так ненавязчиво вмазать по роже, чтобы тонка и чувствительная натура Генри не обиделась? И не дала сдачи, да…Знаете, вот чего-чего, а этих фривольных прикосновений, шлепков и прочего Сидней-Джейн не терпела, и пусть сама она только что была у писателя на коленях…кто докажет, а, а?
- Уж не знаю, где ты проходил анатомию человека, но яйца расположены не на груди, - буркнула Сид, наклонив пару раз голову в разные стороны, и после этих нехитрых манипуляций появилось музыкально сопровождение – хруст шейных позвонков.
Генри снял рубашку, да. Девушка впилась взглядом в великолепное мускулистое тело, напоминая изголодавшегося зверя, который узрел долгожданную жертву и замер, готовясь нанести удар. Со лба на щеку скатилась капелька пота, в горле пересохло от возбуждения, и пришлось облизать губы и сглотнуть слюну. Один рывок, и пояс на халате издает треск рвущейся ткани, халат летит ко всем чертям и девушка остается в одном нижнем белье, которое удачно подчеркивает округлости груди, а изгибы бедер словно начерчены учеником Пикассо, который тайно вожделеет натурщицу своего мастера…Повелись, да? Обожемой, это же Сид, и сейчас она довольно равнодушно поглядывает на великого альфа-самца – в миру пьяницу и прелюбодея Генри Беннетта – пока тот в очередной раз бахвалится. А потом жалуется. Для Генри это в порядке вещей. И если бы Сид не полюбила его всей своей черствой душой – то давно бы уже вытолкала за дверь, еще после первого визита.
А потом Беннет совершил очень грубую ошибку. Он достал пакетик с порошком и понюхал. В ее квартире. В ее любимом кресле. На ее глазах. Она стала напротив, сохраняя невозмутимое выражение лица, скрестила руки на груди и со скептичным взглядом дожидалась окончания словесного поноса, который был так свойственен ее приятелю. И как только в комнате воцарилась желанная тишина, в один шаг подскочила и с размаху, с силой влепила мужчине такой смачный подзатыльник, что будь вокруг кусты и птицы – всё поднялось бы на воздух.
- Ты принес эту дрянь в мою квартиру! – недовольно, даже разгневанно воскликнула Торнтон. Хрясь по затылку! – ты знаешь, что я терпеть это не могу, - хрясь! – я сейчас возьму ножницы и отрежу тебе яйца! – с этими словами она действительно развернулась и вышла из гостиной, но для того, чтобы вытереть с тела следы, оставленные шаловливой куриной ножкой.
Обижается Сидней всегда внезапно. В такие моменты она еще может сказать:
- Гори в Аду, чудовище, - и уйти в ванную, обиженно сопя носом и сцепив зубы. Взгляд ее в такие моменты излучает высшую степень ненависти и как бы намекает «Вы все говно».
- У меня будет свой Генри Беннет! С блэкджеком и шлюхами! – декламирует она из приоткрытой двери соседней комнаты, а затем становится слышно, как поворачивается кран, и вода льется на кожу, стекая в раковину. Хорошо еще, что не нужно заново душ принимать – только ноги смочить.
А теперь в спальню! К платью, заготовленному с самого утра! Сегодня она порвет зал! Возможно, и колготки тоже, но зал – это святое. Обида ее уже прошла, она ведь из тех людей, которые быстро взрываются и так же быстро затухают.