SACRAMENTO |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » SACRAMENTO » Реальная жизнь » Не звени ключами от тайн
САКРАМЕНТО; ДОМ СЕМЬИ РУБИКОН | ДЕКАБРЬ 2021 ГОД | ДЕНЬ |
Ruby Rubicon и John Rubicon |
[NIC]Ruby Rubicon[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/QLeA7DT.jpg[/AVA][SGN]спасибо Лис[/SGN]
[LZ1]РУБИ РУБИКОН, 22 y.o.
profession: беглянка с чужим именем из психиатрической клиники
who are you: john or peter?[/LZ1]
Отредактировано Michaela Sunshine (2022-03-12 14:44:53)
Обнимая себя за плечи, я стояла у окна в гостиной и отрешённо смотрела на улицу, где к Сакраменто неспешно приближалась непогода. Всего несколько дней назад мы с Питером вдвоём проделали невероятно долгий путь из Нейплса в Сакраменто, но я до сих пор не могла вдохнуть полной грудью запах свободы, потому что мне везде, в каждом прохожем мерещились знакомые лица. Странно конечно было бы думать об этом лет пять назад, но я наконец сбежала. Сбежала из своей тюрьмы, которая, кажется, теперь вознамерилась меня преследовать. Это было единственно верным решением, но вместе с тем я была уверена, что если план провалится, то я этого не выдержу, и тогда вернусь в психиатрическую клинику уже по-настоящему без надежды на скорую выписку. Тюрьма станет вечной.
От мыслей об этом начинал ныть желудок.
Из-за того, что идея побега была полностью моей, ответственность я ощущала тоже только на себе. Ответственность за свою жизнь и за жизнь Питера тяжким грузом легла на мои плечи, и мне от этого становилось максимально не по себе. Мой новоиспечённый муж старался излучать уверенность, и я не знала, играет он или действительно спокоен, чтобы сохранить мои оставшиеся нервные клетки насколько это возможно. Я очень устала, и он это видел и прекрасно знал, поэтому мы так мало говорили о том, что случилось со мной и с ним за это время. Не говорили о том, почему я оказалась в психиатрической лечебнице; о том, что в действительности Питер невиновен, и ту девушку убил вовсе не он. А ещё о том, что делал Оливер со мной, когда никто не видел. Мне больно думать о том, что Маргарет могла догадываться об этом, но она - единственная, при ком я старалась держать лицо, так что... возможно, всё не так, как мне кажется. В любом случае, уверена, она бы мне помогла. Или нет... Я так запуталась в своей жизни, что изолирование мне даже как-то помогло, так что в этом Оливеру «спасибо». Разумеется, он не ждал, что меня выпишут так быстро, иначе меня здесь бы не было, а Питер так и остался бы в тюрьме.
Питер.
Мне следовало бы навсегда забыть это имя, ровно как и своё, ведь нас теперь звали совершенно иначе. Но это имя так грело меня, что я снова чувствовала в своих венах жизнь, стоило мне его произнести. Когда мы сбежали, нам пришлось позаботиться о том, чтобы никто не знал куда и как нам удалось уехать, именно по этой причине, дабы никто не проследил наши передвижения, мы изменили документы, взяли другие имена и для пущей уверенности объявили себя мужем и женой, пусть только на бумаге. Я так и не научилась относиться к Питеру как к брату, так что для меня это не составило большого труда. Или же... нет? Его доброта, смелость во всех отношениях и безропотное доверие мне поражало до глубины души, и теперь я чувствовала себя в неоплатном долгу перед ним. Он тактично относился к тому, что я молчу обо всём, что преследовало меня, не расспрашивал и старался помогать словом и делом, как мог, но знал бы он, как этого мне недостаточно. Всё, чего я желала - оказаться в его объятиях и не на публике, а где-то там, где нас никто не увидит. Мне так важно было его искреннее тепло. Все эти года, что я была далека от него, я думала о том, что всё могло быть иначе, если бы я сразу набрала его номер и попросила меня увезти. Ведь он обещал помочь мне, говорил, что я могу позвонить ему в любое время... Но мне не хватило смелости и духа, а теперь я больше никогда не увижу ту девочку Алиссу, которая, кажется, влюбилась в своего сводного брата.
Я уже сама не знала, кто я теперь.
Одно, в чём я была уверена - это то, что я не смогу рассказать Питеру о том, что Оливер насиловал меня, ведь это может здорово уронить меня в его глазах. А этого я сейчас не хотела больше всего.
И, разумеется, я не позволю себе нарушить эту нашу своеобразную нить доверия друг к другу и не расскажу ему о том, что чувствую. Это пройдёт, конечно же пройдёт. Думаю, я уже не была способна на выражение каких-то чувств, и дело было даже не в Оливере, а в тех таблетках, которыми меня пичкали ради мнимого лечения. Медсестра, видя моё подавленное состояние, последние месяцы выбрасывала их практически все или выносила из больницы с собой, но это мне не помогло, потому что Оливер уже добился своего - он сломал меня.
Так странно, но погибший отец оживил меня. Семейный юрист, которого я знала ещё совсем маленькой, пришёл ко мне однажды и сообщил, что меня должны скоро выписать. Эта новость повергла меня в ужас, и меня едва снова не накрыло истерикой, но то, что сказал наш юрист дальше, навсегда изменило моё представление о моём будущем.
— Мисс Браун, — он не смирился с гибелью моей семьи также, как и я, но я уже давно похоронила в себе эту фамилию, поэтому мгновенно перестала плакать, поднимая удивлённый взгляд на мужчину. — Я понимаю, что завещание повергло Вас в шок, но я должен сказать Вам, что Ваш отец позаботился о будущем своей дочери. Он был уверен, что Вы окажетесь в детском доме, и это будет не лучшей жизнью, но он знал, что семья Картеров примет Вас как родную, именно поэтому отдал всё им, — я слабо покачала головой и закрыла глаза, но это было ещё не всё: — Мисс Браун, послушайте меня внимательно. Ваш отец открыл на Ваше имя счёт в банке, и на данный момент Вам принадлежит крупная сумма денег, но рассказать я об этом должен был после Вашего совершеннолетия. К сожалению, Ваш отец не предполагал, что так всё получится, и шериф окажется... — Боже мой, он верил мне. Верил каждому моему слову! Мужчина покачал головой, но под моим пристальным взглядом продолжил: — Я помогу Вам уехать, если пожелаете.
Конечно же, я пожелала, чтобы никто, даже доверенное лицо моего отца, не знал, куда мы с Питером отправились. Нашим условием было то, что мы забудем друг о друге. Навсегда.
Моё внимание привлекло движение у калитки, ведущей на нашу территорию. Этот дом мы купили на часть тех денег, что оставил мне отец, так что проблем с жильём мы никаких не испытывали. Однако, уверенности, что нас тут никто не знает, у меня конечно же не было, поэтому двое человек - мужчина и женщина средних лет - заставили меня занервничать. Я поспешно задвинула штору и крепко сжала её край в руке, оставшись так стоять до тех пор, пока не услышала тихий, даже робкий стук в дверь. Меня затрясло, но я поспешила взять себя в руки и пошла открывать. Ведь если это соседи, то нужно создать впечатление обычных людей, которые не избегают общения с внешним миром и никак не готовы прятаться ото всех. Обернувшись на лестницу, мимо которой проходила, я сделала вывод, что Питер не слышал стука, поэтому сглотнув, я на цыпочках подошла к двери и услышала голоса снаружи.
— Ох, Джеймс, говорю тебе, я видела, что они дома, а ты же знаешь, что я всё всегда замечаю, — голос не показался мне грубым, а скорее - милым. Разве посланные Оливером убийцы так бы разговаривали?
Глубоко вдохнув, я на мгновение задержала дыхание и резко открыла дверь. Двое людей сразу же замолчали и посмотрели на меня. Видимо, у меня были испуганные глаза, так что несколько секунд никто ничего не мог сказать.
— Джон!.. — я не выдержала первой и громко крикнула, не желая оставаться один на один с незнакомыми людьми. Мои плечи мелко дрожали, но я сумела выдавить улыбку. — Чем могу помочь?
Женщина передо мной тотчас улыбнулась широкой улыбкой и взмахнула руками.
— Здравствуйте! А мы ваши соседи и пришли знакомиться. Меня зовут Элис, а это мой муж Джеймс, мы живём в соседнем доме. Кажется, мы даже здоровались с вами, когда вы только въезжали сюда.
Даа... точно... Я незаметно выдохнула и улыбнулась уже более спокойно. Как я могла забыть?
— Да, да, конечно же, я помню вас, проходите, пожалуйста, — я посторонилась и впустила наших новых соседей в дом, закрывая за ними дверь. Элис восторженно огляделась, ахая от изумления.
— Этот дом пустовал несколько лет, и мне просто не терпелось познакомиться с теми, что заехал сюда![NIC]Ruby Rubicon[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/QLeA7DT.jpg[/AVA][SGN]спасибо Лис[/SGN]
[LZ1]РУБИ РУБИКОН, 22 y.o.
profession: беглянка с чужим именем из психиатрической клиники
who are you: john or peter?[/LZ1]
Отредактировано Michaela Sunshine (2022-03-12 12:21:53)
У Джона всегда было прекрасное воображение. А еще он мастерски лгал окружающим и самому себе. Вынужденная мера, тщательно проработанная с малых лет, играла ему на руку тогда и помогала сейчас. Распахнув шторы в гостиной, мужчина улыбнулся наполненной теплым светом улице, пробежавшему по его новой лужайке псу и помахал женщине на другой стороне дороги. Она, немного погодя, стараясь рассмотреть его ответила тем же и сопроводила это все озадаченной улыбкой. Джон знал, что их приезд тщательно изучался соседями. Кто-то вышел на порог с чашечкой горячего кофе, предварительно укутавшись в мягкий махровый халат, кто-то в тот момент проезжал на велосипеде и притормозил неподалеку, а кто-то и вовсе наблюдал за новыми соседями из окон собственного дома. Им только предстояло познакомиться и Джон был уверен, что интерес соседей к ним будет расти с каждым новым днем. Сакраменто - большой город, но каждый район - своя маленькая цивилизация. Как, в прочем, и его родной город, о котором он...забыл?
Кто такой Джон Рубикон? Молодой мужчина средних лет, который буквально на днях приехал в Сакраменто и заселился со своей прекрасной супругой - Руби Рубикон - в один из домиков на окраине. Район приветливо встретил семейство чистыми, ухожеными улицами, улыбками соседей и любезными: "Добро пожаловать!"
- Добро пожаловать, - Джон удовлетворенно выдохнул и приоткрыл форточку, чтобы в очередной раз проветрить помещение. Еще предстояло не мало работы: коробки, коими была обильно заставлена гостиная, только начали разбираться. Джон и Руби успели разобрать не многие из них, так как провели здесь всего несколько ночей. Комнаты первой необходимости, такие как спальни, уборная и кухня, были приведены в порядок. Осталось только доразобрать остальные вещи. Содержимое большинства коробок оставалось для Рубикона загадкой, так как большая часть вещей была докуплена на скорую руку. Все, чтобы картинка была безукоризненно идеальна. Люди, которые так и норовят покопаться в чужом белье, в первую очередь начнут задавать не нужны вопросы, стоит им увидеть всего несколько невзрачных, легких сумок на перевес. Джон прекрасно знал, какую картинку необходимо создать для обмана зрения. Он был уверен, что некоторые из этих коробок были пусты. Рубиконы не дали нести грузчикам помеченные коробки, они несли их самостоятельно, делая вид, что в них действительно что-то тяжелое.
По щелчку...
Питер прекрасно осознавал, что меняется. Как бы он не старался, превращение в нечто похожее на его отца было необратимым процессом. И с каждым днем, проведенным в тюрьме, мужчина все больше и больше видел в себе Оливера. Смотря в зеркало, весящее в углу его небольшой, но достаточно просторной камеры, предполагаемой для двоих человек, Питер улыбался. Он часто ловил себя на мысли, что сходит с ума и с того момента его рукописи переросли из детских, юношеских рассказов в нечто более мрачное, в конце концов переросшее в триллеры. Поклонники не покинули его, большинству такой поворот в писательской деятельности импонировал. Питера же это волновало гораздо меньше, чем должно было. Он писал то, о чем думал. Он писал о Ней. О Ней и о том, как ненавидел в себе Его.
По щелчку он перестал быть...
Тюремное заключение было краткосрочным. За это можно было благодарить, но Питер уже ни о чем не жалел и был готов отсидеть до конца. Он мирился с изменениями в себе, он привык к ненависти, убивающей в нем человеческое. Он открылся себе с новой, но более родной стороны. Казалось бы, он перестал играть. Первый раз за свою жизнь Питер стал честен с самим собой и узрел себя настоящего. Такого, каким был. Такого, каким ему суждено было стать. Он улыбался, но что-то в этой улыбке было не так. Она приводила в замешательство всех, кроме его самого. Психиатрическое освидетельствование подтвердило, что с Питером Картером все в полном порядке.
По щелчку он перестал быть собой...
Меньше слов, больше дела. Питер писал. Он писал сутками напролет, выплескивая свое сознание на бумагу. Его предали, оклеветали, опозорили. Испытывал ли он от этого какие-либо эмоции? Ничуть. Он перестал испытывать тревогу, ему стал чужд страх и отвращение. Все, чем он дышал, была ненависть. Ненависть и тотальное, сумасшедшее спокойствие сродни глубокой депрессии. Сокамерник частенько выдвигал предположение, что с Питером что-то не так. Ведь мужчина стал другим с тех пор, как его посадили к нему. Психиатр лишь пожимал плечами, а Питер смеялся. Он был уверен, что зрит гораздо глубже. Картер познакомился с самим собой и ему это пришлось по нраву. Иначе тебе не выжить. Иначе не выжить в этом чертовом мире никому. А он должен был спасти Её. А чтобы спасти кого-то, нужно сперва вытащить из омута страха самого себя.
По щелчку...
Алисса могла не заметить перемен, когда пришла к нему в ту ночь. Он мало, чем отличался внешне от того, кем был совсем недавно. Питер мало говорил, он двигался неспешно и курил. Его небольшая керамическая пепельница в практически пустой комнате была заполнена затушенными бычками и целлофановыми обертками от пачки. Ей вряд ли понравился запах в его комнате, да и вид в целом оставлял желать лучшего. Кроме, разве что, самого Питера. Он никогда не запускал себя и в любой ситуации старался походить на человека, озабоченного своим внешним видом. Так скажем "с иголочки", пусть и достаточно бюджетной. Его вполне можно было назвать перфекционистом, так как он регулярно придерживался жестких правил порядка.
Ему ничего не стоило улыбнуться, ведь он отточил и этот навык до наивысшего уровня. Питер нежно приобнял свою спутницу и поцеловал девушку в висок. Он любовался ею, превозносил ее, от его отношения к ней таяли все вокруг. В том числе и женщина, сидящая за стойкой:
- Два билета, пожалуйста, - он не выпускал из объятий свою спутницу, но взгляд направил на билетера за стойкой, которая расплывалась в улыбки и умилении, словно ей самой крайне не хватало подобного отношения к себе, - на имя Джона и Руби Рубикон. Вот наши документы, - Питер положил два паспорта на стойку и оператор, не сводя взгляда с любовной парочки, потянулась за ними. Она протяжно выдохнула и не торопясь, слегка покачивая то ли от зависти, то ли черт знает, от чего головой, провела билеты по системе, а после раздался протяжный скрипучий звук, говорящий о распечатки их билетов в другой конец.
- Вот, пожалуйста. Самолет в 14:40. Пожалуйста, не опаздывайте, - с ее лица не сходила улыбка. Питеру показалось, что она ненавязчиво кидает на него многозначительные взгляды.
- Конечно же нет, спасибо большое! - сдержано, отвечая улыбкой на улыбку, он, не убирая руки с талии Ал, направился прочь: - Пойдем, дорогая, - надменно, вычурно, наиграно. Сейчас Питеру было смешно, его забавляло и замешательство Алиссы от всего происходящего. Но на сколько же легко ему это давалось и на сколько же просто будет потом.
Джон застегивал нижние пуговицы своей новой клетчатой рубашки и пристально наблюдал за мужчиной и женщиной, шагающими по тропинке к их с Руби дому. На его лице не дернул ни единый мускул, когда с первого этажа послышался стук в дверь, предвещающий о везите соседей из дома по правую сторону улицы. Интересно, почему они решили постучать, а не нажать на звонок, который Рубикон успел подключить к сети. В этом доме давно никто не жил, посему предстояло еще не мало работы над благоустройством и отладкой. Рубиконы уже успели навести порядок в гостиной и прихожей, а так же спальне, кухне и уборной. Достаточно для того, чтобы не стыдно было пригласить к себе посторонних. Мужчина закончил с рубашкой и подошел к зеркалу. Убедившись в том, что с его внешним видом все как всегда прекрасно, он протяжно выдохнул, прикрыл глаза. Когда мужчина их распахнул, то на лице уже была приветливая, любезная улыбка, нацепив которую он поспешил спуститься вниз, прочь из своей комнаты к позвавшей его супруге.
- Руби, милая, у нас гости? - Джон поспешно спустился со второго этажа. Вопрос больше риторический, так как эти люди уже находились в их доме. Рубикон не спешил к супруге, он тянул руку соседу и любезно улыбнулся его жене: - Джон Рубикон, - взгляд соседки замер на нем, словно весь мир поставили на паузу, но Джон не обратил на это никакого внимания, - мы очень рады с вами познакомиться, - он подошел к супруге и приобнял ее, положив свою руку на одну из ее рук больше для того, чтобы проверить пульс, нежели выразить привычную для его роли нежность - сердце колотилось как бешеное. Джон, не заметно прослушав пульс, осторожно погладил её по руке, чтобы хоть как-то успокоить девушку.
Джеймс - так представился сосед - тоже выказал заинтересованность в Джоне, но какую-то свою, абсолютно локальную. Мужчины, оставив женщин одних, направились в сторону кухни за предложенной Джоном бутылочкой пива. Джеймс практически не замолкал. Он расспрашивал Рубикона о том, откуда они приехали, чем живут и увлекаются, как предпочитают проводить выходные дни и любит ли сам Джон боулинг. Рубикон понял, что его уже начинают вербовать в местную "мужскую досуговую организацию" и не спешил отказывать, но был предельно осторожен. Их легенда с Руби была заранее дословно оговорена, поэтому Джон без тени смятения проговорил заведомо заученный текст, к которому не возможно было придраться. Да и у Джеймса не прослеживалось сомнений, он просто святился от пополнения в числе мужчин пригорода.
- По субботам мы ходим в боулинг и я был бы рад, если бы ты присоединился к нам, Джон, - простой, как два рубля. В силу своей простоты, глупости, предсказуемости он не видел ничего дальше своего собственного носа, - без жен, только мужской компанией. Знал бы ты, как ценны эти субботы... - он рассмеялся, приподняв бутылку пива аки тост. Джон не поддержал его тем же, но все таки поспешил ответить:
- Почему бы и нет, - глоток.
- Так ты писатель, значит? - не унимался Джеймс.
- Начинающий.
Отредактировано John Rubicon (2020-04-05 01:06:11)
Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать... Я знала, что он найдёт меня, знаю и по сей день. Такие люди не забывают, не прощают, не отпускают. Сакраменто - это слабая попытка отсрочить наказание за содеянное, за неповиновение, непослушание. Едва ли это даст мне хотя бы призрачную надежду, что я знаю, умею ли я прятаться. Ведь никогда не умела. Он - мой ночной кошмар, он - моя дикая слабость, от которой я дрожу, убиваюсь. Он - порождение зла и ненависти, и я лишь злю его из раза в раз, пытаясь хвататься за отчаянную соломинку, погружаясь всё дальше и дальше в эту жестокую борьбу за свою собственную жизнь. Оливер не слышал меня, не слышал, как я молю о помощи и как бегу наверх, чтобы снова и снова спрятаться в своём заветном месте - он и так знал, где меня искать. Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать... Мой разум раз за разом, день за днём воспроизводит самые страшные картины воспоминаний. До дрожи в теле, до боли в горле, но я продолжаю бороться, чувствуя как силы тают. Боюсь, что Питер узнает. Узнает, что последние разы я даже не сопротивлялась. Быть может он не простит мне моё отчаяние, безразличие, мои мысли о том, чтобы прыгнуть в окно, утаскивая за собой нашу общую с отчимом тайну. Как я боюсь и что наш побег вскоре раскроется, что в дверь позвонят, и я больше никогда не увижу человека, заполнившего собой всю меня. Питер. Оливер и ему не простит. Не простит эту детскую шалость, ведь он забрал любимую игрушку. Забрал, чтобы сыграть самому. У Оливера есть одно понимание, касаемо женщин - ты нужна, чтобы быть послушной. Ничего другого в женском предназначении он не видел и не знает, и он медленно, но верно порождал в моей голове ту же самую теорию жизни. Я нужна, чтобы сыграть в игру. Игра там, игра здесь. Да только вот я больше не играла, и поэтому наша с Питером тайна выглядела так убедительно. Нет, с Джоном. В моменты, когда я смотрела ему в глаза, когда прижималась к нему, когда касалась его губ, я была самым счастливым человеком. Алисса умирала во мне, я забывала, кто я есть и становилась Руби - девушкой с чистой, новой и даже девственной историей, где есть место только любви, заботе и счастью. Люди рядом с нами одновременно были для меня спасением и адом: ради них мы вели эту игру, начинали любить друг друга, но в такие моменты я бы отдала всё на свете, лишь бы мы остались вдвоём. Горькая ирония.
Раз, два, три, четыре, пять, я иду тебя искать...
От пережитого я ещё мелко дрожала, поэтому обнимала себя руками в отчаянных попытках согреться и прогнать все мурашки. И Джон как нельзя кстати спас ситуацию как всегда, потому что каждый раз с его появлением мне становилось спокойно, хорошо. Появлялась некая сомнительная уверенность, что так будет всегда, пусть и после - понимание, что это неумолимо приведёт к концу. Только вот какой конец будет - хотелось бы оставить это загадкой.
— Это наши соседи, — я слабо улыбнулась. Сердце стучало, и я пыталась его успокоить, отвлечься, представить себя той самой Руби, которую придумала ещё в психиатрической лечебнице. Наверное, Джону не стоит этого знать, но я свою новую личность я придумала ещё задолго до побега. Мне нравилось быть кем-то другим, нравилось думать, что девочка Алисса - это кто-то чужой, мне незнакомый человек. Я представляла, как узнала её историю из газеты и что я никогда не была ею. Потом Алиссой стала кукла, которую мне принесла мне медсестра, увольняющаяся из «этого дурдома». Она тогда сказала мне, чтобы я не запиралась в себе, почаще думала о том, что впереди ещё много удивительным сюрпризов от жизни. И что я могу быть другой. Так я стала Руби. И очень рада, что Джон поддержал мою идею. Возможно, это можно назвать психическим расстройством, но если это поможет мне напрочь отключиться от прошлой жизни, то я на это согласна. Мой лечащий врач наверняка бы поставил не слишком утешительный прогноз, узнав о моей внутренней Руби, поэтому я делала всё, чтобы он ничего не узнал. Так я вышла из психушки раньше предполагаемого срока. Без ведома Оливера. И теперь мне нужно было похоронить в себе маленькую Алиссу, которую здесь больше ничего не держало.
Несмотря ни на что, мне нравилось это внимание, которое мой супруг притягивал к себе. Нравилось, что женщины без ума от него, ведь так я понимала, что мне достался лучший муж, о котором могла только мечтать. На самом деле, никто из тех, кто зачарованно смотрел на него, не представлял, насколько он действительно прекрасный человек; удивительный во всех своих проявлениях, и мне совсем не важно, что причиной его заключения в тюрьму стало убийство. Я слышала, что он это отрицал, слышала, что именно Оливер обвинил его [что уже свидетельствует о лжи], но правда это или нет, я ни разу не спрашивала. Мне было всё равно, так как для меня единственное безопасное место на земле было рядом с ним. А убил он или нет - это всё мелочи жизни. Я же и сама не идеально чистый лист, во мне тоже есть тайны. И сейчас наши соседи даже не представляли, какая мрачная история стоит за милой и идеальной на вид супружеской парой и что, едва закрывается дверь нашего дома и мы остаёмся одни, всё выглядит совсем не так, как люди то представляют. Интересно, как выглядела бы жизнь настоящих Руби и Джона, которые любили бы друг друга так же сильно, как и думают окружающие? Я часто представляю, что Руби бы готовила вкусный ужин, а Джон зажигал свечи на кухонном столе. Обнявшись, они танцевали бы под любимые песни и много смеялись, говоря о своём безоблачном будущем. Несбывшиеся мечты Руби и Джона отзывались в моём сердце болью, будто бы они действительно существовали в этом мире. И чем больше я об этом всём думала, тем сильнее я начинала путаться в том, кого же во мне больше: Руби или всё-таки Алиссы, ведь вторая потихоньку отступала в тень. Но и для Руби сейчас единственным светом был этот дом и живший в нём Джон.
— Ох, вы такая милая пара! — Элис театрально вздохнула и прижала ладони к груди. Они были старше нас, но с определением возраста на вид у меня всегда были проблемы. С появлением Руби это не изменилось, но соседка подтвердила мои догадки - они с Джеймсом вместе не первый год. — Мы с мужем уже несколько лет живём в этом районе и скажу, что вы угадали с ним! Здесь прекрасно, тихо, спокойно. И деткам будет хорошо! — я вздрогнула, но выдавила улыбку. Конечно же, идеальные Руби и Джон точно планируют детей, ведь на то они и идеальные. — Мне так хочется с вами подружиться! — ага, скорее с Джоном. — мы на следующей неделе планируем небольшое мероприятие по случаю дня рождения Джеймса, очень хотим, чтобы вы пришли! Будет весело! — я этого энтузиазма не разделяла, но отказываться не спешила, ведь более близкое знакомство с соседями действительно входило в наши планы, чтобы наша семья выглядела максимально обычной. Но так скоро... я не уверена, что была готова.
— Да, было бы здорово, но сначала я бы хотела посоветоваться с мужем. Если у него нет каких-то планов, то мы обязательно придём. Сами понимаете, переезд, ремонт... — я улыбнулась максимально невинно, так что Элис с удовольствием приняла мою «отговорку».
— Конечно, конечно! Но знайте, что мы будем вам очень и очень рады, — я закивала в ответ и поспешила вслед за мужчинами на кухню. Наедине с Элис было несколько не комфортно.
— Джон, наши соседи любезно пригласили нас на день рождения на следующей неделе, — едва я открыла дверь и наткнулась на взгляды там присутствующих, я улыбнулась и придержала дверь, чтобы Элис прошла вслед за мной. — Я не уверена насчёт наших планов, но обещала подумать, — я подошла к Джону и легко коснулась губами его щеки.
— Люблю тебя, — эта тихая, предназначенная только для него фраза вылетела непроизвольно, но конечно же Элис и Джеймс услышали. Женщина несдержанно вздохнула.
— Посмотри, Джеймс, какие они чудесные, — нежностей в их семье явно не доставало, так что наша публичная любовь приводила её в восторг. Мне нужно было сыграть роль любимой и любящей жены. Но я не играю, Питер. Так невозможно сыграть.
С усилием оторвавшись от мужа, я посмотрела на соседей.
— Если вы не торопитесь, то оставайтесь на ужин. Сегодня будет утка, — хорошо, что я не забыла свои кулинарные навыки - нахождение у плиты меня хорошо успокаивало, да и вкусная еда поднимет настроение у любого.
Не успел Джеймс ответить, как Элис радостно закивала.
— Конечно мы останемся! Обожаю утку, — если честно, я надеялась на другой ответ, но ничего не оставалось, как просто улыбнуться и повернуться к плите, на которой уже стояла замаринованная птица. Включив духовку, засунула её туда. — Чем планируете здесь заниматься?
— Я когда-то мечтала заниматься благотворительностью, но... — но не хочу светить своё имя. — Пока в поиске профессии, которую хотелось бы изучить, — отучиться в университете мне так и не дали, хотя я и не представляла, кем хочу быть, когда вырасту. В детстве я хотела быть принцессой, но в реалиях нынешнего мира это было едва ли возможно.
— Ой, а знаешь, я главный редактор женского журнала и могла бы тебя попробовать взять к нам. Пока там есть возможность удалённо работать, ты сможешь и работать, и учиться, — Элис словно бы просканировала меня взглядом и понимающе улыбнулась, говоря про учёбу. — Что скажешь? Я тебя всему обучу.
— А твоя подруга ищет помощницу в свою порно-студию, почему не предложила эту должность? — Джеймс засмеялся, а я криво усмехнулась, чувствуя, как по спине побежали мурашки. Только ещё не хватало сейчас смотреть на секс.
— Я обдумаю твоё предложение, Элис, спасибо, — реплику Джеймса я предпочла оставить без ответа, так как сочла это за шутку. Хотя подобные шутки мне всё же показались подозрительными. — Мы конечно планировали немного обжиться для начала, провести время вдвоём, ну ты понимаешь, — смущённо улыбнувшись, я повернула голову к Джону. Конечно отвлечься в работе было бы неплохо, но была ли я готова к выходу в свет? Не уверена.[NIC]Ruby Rubicon[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/QLeA7DT.jpg[/AVA][SGN]спасибо Лис[/SGN]
[LZ1]РУБИ РУБИКОН, 22 y.o.
profession: беглянка с чужим именем из психиатрической клиники
who are you: john or peter?[/LZ1]
Отредактировано Michaela Sunshine (2022-03-12 12:21:19)
- Я прошу прощения, - начала было гостья, выдавая явно поддельное смущение, чтобы походить на воспитанного человека, коим вряд ли являлась, - но... сколько вам лет? Вы так молодо выглядите...
Элис создавала впечатление женщины, для которой держать язык за зубами было большой, актуальной проблемой. Джон был уверен, что за этот вечер она неоднократно сунет свой нос туда, куда не следовало бы. Её мужа это ничуть не смущало. Он либо делал вид, что не слышит её, либо поддерживал интерес своей супруги, разделяя его. Джеймс основательно разместился под каблуком своей благоверной и вряд ли оттуда когда-то выберется, так как его полностью устраивает такое положение вещей. Он с аппетитом уплетает утку и, вскинув брови, косится на Джона в ожидании ответа на вопрос его жены. Это только вершина айсберга и вскоре пойдут более деликатные вопросы, на которые заведомо заготовлены ответы у каждого из Рубиконов. Им наверняка следовало бы заметить и дату рождения, но они решили оставить хоть что-то без изменений. Джону было в общем-то все равно, он оберегал Руби. И поддельная жизнь - часть этого грандиозного плана. Он уже знал, что произойдет, если отец найдет их. Он был уверен в том, что этот человек больше не сделает Алиссе ничего плохого. Теперь он знал, как себя вести. Знал, как ответить той же монетой. Знал гораздо больше о себе и своих возможностях, чем когда-либо. И эта уверенность без приставки "псевдо-". В любой момент он готов был доказать это.
- Мне 32, а Руби 21, - улыбнулся Джон, подметив округлившиеся от удивления глаза Элис, - женаты мы уже два года и все еще можем называться молодожёнами, - он нежно потянулся к руке супруги и, взяв ее в свою, поцеловал тыльную сторону ладони, касаясь губами переливающегося обручального колечка с небольшим, аккуратным камнем. Он не сводит с нее взгляда, показательно любуясь супругой. Но его взгляд сосредоточен лишь на выявлении спокойствия со стороны Руби. Он не мог знать, что твориться в её голове. Черт возьми, он ничего не знал о своей жене. Посему старался подмечать и отмечать для себя каждую из ситуаций, которые меняли ее, дабы в дальнейшем их проработать. Их было мало. На столько мало, что она замирала зачастую только тогда, когда он касался её. И сейчас девушка отвечает ему очаровательной улыбкой, но при этом практически не дышит. Он демонстративно подмигивает ей и освобождает руку Руби из своей.
- Одиннадцать лет разницы??? - возмущенно отчеканила Элис, но после практически моментально смягчилась, - хотя, на твоем месте, Руби, я бы тоже не смогла устоять, - она протяжно вздыхает, взглянув сперва на Джона, а после и на его супругу, одобрительно кивая, будто кто-то нуждался в её одобрении. Джон отмечает для себя, что эта женщина явно не промах и в дальнейшем ее интерес может создать некоторые проблемы.
- Эли-и-ис!!! - Джеймс подал голос, аки обиженный ребенок.
- Ну а что "Элис"? - она принялась отшучиваться и переводить тему. Джеймс опять засунул язык в зад и делал вид, что ему правда интересно все то, о чем вещает его супруга. А она спешила провести устный экскурс по их району. Она была уверена в том, о чем говорит. Казалось, будто она знала досконально абсолютно каждого жителя вплоть до того, что едят домашние питомцы и какие на прошлой неделе были посажены цветы у каждого на лужайке. График, по которому в район заглядывал почтальон, она так же успела озвучить.
- Мистер Уоллс такой милый, приветливый, но, честно говоря, у него не совсем все в порядке с головой, так что вы будьте с ним помягче, а то придется месяцами искать нового почтальона, - она наконец-таки пробует блюдо, - очень вкусно, Руби, - протяжное "ммм". На столько же показательное, демонстративное, как и сама Элис, - спасибо большое! То самое чувство, когда выражение "чувствуйте себя как дома" приобретает немного иной смысл. Джон уверен в том, что дружбы с этими соседями у них не будет. Ему не нравилась атмосфера за столом, ничуть не импонировал явный интерес к личной жизни его семьи и настойчивость Элис. И все таки Рубикон продолжал улыбаться и любезно отвечать на ее вопросы, практически не давая вставить слово Руби. Она, в прочем, и не сильно стремилась к тому, чтобы о чем-то рассказывать Элис. Её явно смущал такой интерес, либо же она боялась сказать что-то лишнее. Джон же ничего не боялся. И, что самое главное, никого.
Джон замечает, как Элис показательно подмечает молчание Руби. Он обращается к супруге:
- Руби, милая, а расскажи, как мы с тобой на днях посетили местный конный клуб. Как там звали его владелецу... - мужчина задумчиво поднял взгляд, не снимая с лица наигранной улыбки. Элис начала вызывать в нем все большую и большую неприязнь. Он не позволял себе выказывать недовольство в присутствии мало знакомых людей. Тем более по отношению к ним самим. Именно поэтому он не подал виду, не подметил молчание со стороны того же самого Джеймса, который, казалось бы, заглядывал в рот своей благоверной. Он этого не сделал, и Руби этого не сделала, а чертова Элис прям таки норовила выказать свое мнение и неодобрение, непонимание, подозрение. Никаких подозрений, Элис. Ты просто не сможешь, - усмехнулся про себя Джон, смеясь в тех моментах истории Руби, в которых необходимо было реагировать именно так. Они действительно успели побывать в конном клубе неподалеку и познакомиться с ещё одной соседкой по имени Анна Портер. Приятная женщина средних лет, которая все свое свободное и не очень время посвящала лошадям и обучению начинающих наездников. Элис скривилась, услышав имя этой женщины:
- Анна... - Элис собиралась и на этот раз выложить на стол чужое белье. Джон хотел это прекратить, но сдержался. Необходимо было понравится этим двоим, так как они, по всей видимости, были ведущими местными сплетниками. Иначе как можно было объяснить все то, о чем с таким воодушевлением весь вечер вещала Элис, - эта женщина была замужем два раза. От первого брака у нее были две прекрасные девочки. А второй муж.... поганый ублюдок! Она очень многое пережила... На столько много, что я до сих пор не понимаю, как Анна не сошла с ума, - Элис покачала головой, состроив опечаленное выражение лица, словно её действительно волновала трагичная судьба соседки, - ее второй супруг издевался над ними, а после и вовсе... о, господи, бедные малышки... Они были так юны. Анну оправдали. Она убила Кевина. Тогда об этом писали в каждой газете. Бедняжка с головой ушла в этих своих лошадей, - Джеймс поспешил приобнять жену, но та отпрянула от него и продолжала корчить опечаленную гримасу.
Раз, два, три... - Джон прикрыл глаза, стараясь успокоиться. Он не умел игнорировать, не слушать, пропускать мимо ушей, когда столь обильный ушат выливался прямо на него, прямо на стол, прямо на эту вкуснейшую утку и потрясающее овощное рагу. Его воображение рисовало отвратительные картины растекающихся по столу луж из прогнивших остатков пищи, пропитанных отвратительным собственным забродившим соком. Все это словно вытекало изо рта этой женщины и текло прямо на стол. Джон все равно продолжал улыбаться и слушать её. Дожидаясь, когда та наконец таки закончит вещать:
- Элис, мне кажется, что такая ситуация... стоит ли о ней рассказывать? Это слишком личное, Вам не кажется? - теперь его улыбка больше походила на маску, на своего рода оскал. Это заметила и Элис, да и Джеймс тоже подметил. Он замер, уставившись на Джона, - давайте мы все же минуем эту тему и поговорим о вас. Расскажите, чем же все таки занимаетесь и как давно в Сакраменто? - он с трудом поменялся в лице, но наверняка оставил множество вопросов о себе как у Джеймса, так и у Элис. Когда-нибудь он обязательно на них ответит, но точно не сейчас. Ему следовало придти в себя и разложить по полочкам тот факт, что не все вокруг может быть таким идеальным, коим он хотел видеть. Это было его ошибкой, не стоило поддаваться эмоциями, но Джон сдался. В какой-то момент он был готов заткнуть эту женщину, которая совсем скоро поспешит рассказать о "не совсем адекватном" соседе своим аналогичным подружкам и о его "бедняжке-жене, которая еще совсем юна, а уже печет пироги и, скорее всего, страдает". Он был уверен, что Элис придумает и другую историю, не менее оскверняющую уют этого дома, только чтобы заполнить пустоту своей жизни и развлечь слушателей, в ряды которых у Джона не было никакого желания входить.
- Прекрасный ужин, большое спасибо, дорогие! Наше предложение в силе и мы очень вас ждем на следующей неделе. Я наберу ближе к среде, если не возражаете, - Джеймс уже преодолел лужайку и махал рукой на тротуаре, а Элис все никак не убиралась из их дома.
- Да, конечно. Мы непременно будем, - Джон стоял позади супруги и нежно обнимал ее за талию, прижимая к себе. Как только дверь захлопнулась, его руки опустились и мужчина направился в сторону гостиной, к столу, за которым они провели этот вечер.
Со стороны Руби я не жалуюсь на жизнь. Я уверена, что у меня ещё будет всё, о чём может пожелать девушка. Всё, о чём мечтает Руби. Хоть на какие-то месяцы, пока меня не настигнет моё прошлое. Руби - мой победный якорь, который оставляет меня на этом побережье и не утаскивает в море, где и без того холодно, мрачно и нет ничего, что помогло бы выжить. Она не отчаивается, в то время, как Алисса хмуро смотрит на всё происходящее, взывая к разуму и равновесию. Она ни во что не верит, а Руби - хочет надеяться, потому что кроме надежды мало что осталось. Эти двое борются во мне за право на выживание, и я чувствую себя всё более сдавленно, не зная, как разорваться между ними. А стоит ли? Когда я впустила в себя вторую личность, я понимала все опасности жизни на_двоих. Понимала, что будет борьба и стенания, что будет сложно. Расскажи я эту историю Питеру, он наверняка бы придумал интересный роман. Хочу забыть о Питере, чтобы забыть об Алиссе. Хочу оставить только Джона и Руби, которые так счастливы и у которых впереди целая жизнь.
Мне кажется я полюблю наших соседей, любых. Они дают мне возможность чувствовать себя иначе и придерживаться той чудесной легенды, которую мы так тщательно и с таким удовольствием продумали по пути сюда. Продумали до каждой мелочи. Джон - чудесный семьянин, Руби - преданная жена. Они видят мир красочным, интересным и полным света и возможностей. В то время как в жизни Питера и Алиссы поселилась одна тьма, сквозь которую едва ли прослеживается какое-то будущее.
Хочу забыть их. Забыть о том, что когда-то мы не говорили друг другу не слова. Забыть о том, что однажды стали близки. Это случилось так давно и так недавно. Не могу описать словами то, что во мне происходило каждый раз, когда я крутила воспоминания в голове всё снова и снова. Заново, заново...
Забыть, забыть...
Заставляла себя прятать всё в глубинах своего сознания, но память из раза в раз подводила меня. Подкидывала мне картинки, чтобы я думала об этом, изводила себя. Картины моего подсознания: недоверие, лишения, смерть близких, крики.
Крики.
Всякий раз вспоминая, зажмуривалась покрепче. Каждый раз просыпаясь ночью от приснившихся криков собственного голоса, зажимала уши. Скорее бы забыть, скорее бы забыться. По правде говоря, я бы и сама себе прописала лечение в психиатрической клинике, потому что Оливер сломал меня, сломал.
Наши соседи оказались дурными ребятами, несмотря на их желание познакомиться поближе, подружиться и всё в этом роде. В ходе разговора у меня начинал дёргаться глаз, так что я старательно опускала взгляд в тарелку, отвлекаясь ужином. на моё счастье, я была очень голодна, так что фокус удавался. Невозмутимость Джона меня поражала, в то время, как я готова была свернуть шею кому-нибудь из сидящих напротив людей. Впрочем, от него всегда исходила какая-то особая энергетика, которая убеждала меня в одном: всё обойдётся.
Обойдётся.
Мы говорили о том, о сём, о каких-то развлечениях в Сакраменто и о том, где мы уже успели побыть с Джоном. Элис восторженно вставляла свои реплики и постепенно переходила на монологи, а все остальные смиренно делали вид, что слушают. Кидая взгляды на Джеймса, я задавала один единственный мысленный вопрос: какого чёрта вы женаты? Мне они казались несколько непохожими друг на друга личностями, но в силу подкаблучного характера мужчины, в принципе неплохо уживались под одной крышей. Хотя, кто там знает, что за закрытыми дверьми...
Когда ужин наконец начал подходить к концу, я оказалась выжата как лимон. Мне было сложно дышать от той атмосферы, царящей в этом доме, который мне вроде как понравился, но Элис его омрачила своей любовью к сплетням. Уже представляю, как она пойдёт вечером рассказывать подружкам, что видела здесь и кого. Не то что бы меня это очень беспокоило... если конечно не думать, что это дойдёт до ненужных лиц. Я везде видела угрозу и ставила под сомнение любого человека, которого видела, поэтому прощание с Элис и Джеймом с каждой лишней минутой становилось для меня пыткой. Выдавливать улыбку становилось всё сложнее. И едва дверь закрылась, я наконец смогла выдохнуть. Молча, всё также стоя лицом к двери, слушала, как уходит Джон и только после этого два раза повернула ключ в замке. Только сейчас поняла, как сильно устала, но покидать «поле боя» не спешила. Мне нужна была доза Джона.
— Мы серьёзно пойдём к ним на день рождения? — я прошла в гостиную вслед за мужчиной и тяжело опустилась на свой стул. Кинув вопросительный взгляд на Джона, уткнулась взглядом в стол. Мне казалось, что даже тело болит от такого напряжения, как было после общения с соседями. — Я поубиваю там кого-нибудь, — кто знает, может быть и правда могу. В любом случае, лучше Джона сразу предупредить об этом.
Помолчав секунду, добавила:
— Ты думаешь, нам правда здесь все поверят? — об этом я реально переживала на протяжении всего нахождения здесь. Пока мы не приехали в Сакраменто, я летела в другой штат на каком-то энтузиазме, а уже приехав сюда, подумала о том, что всё может пойти не по плану даже и без Оливера. — Что если заподозрят во лжи?
Конечно, на мой взгляд, мы были довольно убедительны, но такие мероприятия как дни рождения и подобные встречи, где собирается много людей, могли привнести в нашу жизнь ещё неких проблем, чего бы точно не хотелось.
— Ещё немного, и я думаю, буду жалеть, что мы не уехали куда-нибудь в более уединённое место, — честно говоря, не знаю, почему выбор пал на Сакраменто, но с другой стороны - в маленьком городке мы вызвали бы гораздо больше вопросов, чем в городе, куда каждый день приезжает несметное количество людей. — Хотя тут довольно неплохо, что уж скрывать... Если конечно начать жизнь заново, то... идеальное место.[NIC]Ruby Rubicon[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/QLeA7DT.jpg[/AVA][SGN]спасибо Лис[/SGN]
[LZ1]РУБИ РУБИКОН, 22 y.o.
profession: беглянка с чужим именем из психиатрической клиники
who are you: john or peter?[/LZ1]
Отредактировано Michaela Sunshine (2022-03-12 12:20:47)
Рубиконы могли обосноваться в абсолютно любом городе, максимально отдаленном от Нейплса, но выбор пал на Сакраменто не случайно. Издательство, с которым некогда сотрудничал Питер, не задавало вопросов, почему теперь с ними перезаключает контракт тот же самый человек, но под абсолютно другим именем. Деньги сейчас решают гораздо больше, чем можно представить, посему не составило труда "подкупить" все текущие и дальнейшие вопросы со стороны издательства. В любом случае Джон не собирался и далее предавать свое имя огласке. Он оставался все тем же инкогнито, все тем же Майло, который не открывал тайну своей личности читателю. Рано или поздно правда может всплыть наружу, но Джона с каждым годом волновал этот момент все меньше и меньше. Немного не та стезя, чтобы репортеры нещадно копали под его работодателя и него самого. По крайней мере не сейчас, не ближайшие несколько лет. Его книги читает Америка, малым тиражом и за её пределами. Возможно, если его книга когда-нибудь станет мировым бестселлером, то тогда и могут возникнуть эти самые не серьезные по мнению данного автора проблемы. Сейчас же волноваться было не о чем. Главное, что с издательством ныне он мог общаться более тесно и соответственно брать на себя более серьезные способы заработка уже в штабе, нежели тогда, работая на удаленном доступе.
Джон закурил, предварительно открыв большое окно на кухне. Он зафиксировал именно форточку, так как не хотел явного сквозняка. Руби могла простыть, так как вечер выдался довольно таки прохладным. И это его действительно беспокоило в тот момент. Единственное, что беспокоило. Мужчина стоял спиной к девушке, которая разместилась за обеденным столом. Она говорила, а он слушал. Слушал и переводил дух, стараясь придти в себя после встречи, вызвавшей в нём достаточно негативных эмоций и даже злости. Когда-то Питер бы явно испугался от подобных переживаний, мыслей в своей голове, но сейчас Джон был уверен в том, что он всецело прав и возбуждение, переполняющее его, абсолютно обосновано. Он глубоко, протяжно дышал, вдыхая слабые порывы легкого ветра из окна, чередуя с продолжительными затяжками. Джон предпочитал сигары, но сигареты были всегда при нем и, когда не хотелось тратить время на подготовку сигары, он доставал небольшую пачку и отдавал предпочтение именно этим маленьким, незначительным заменителям качественного табака.
- Да, нам стоит пойти на эту вечеринку, Руби, - начал он, так и не оборачиваясь к ней. Мужчина не хотел её пугать, так как вид у него сейчас был явно не здоровый. Предположение, не более. Но именно таким он ощущал себя в тот момент. Еще пара минут и он придет в себя, обязательно придет. И тогда они смогут обсудить весь этот прошедший вечер и поговорят о грядущей вечеринке. Он расскажет ей, почему считает именно так. Руби явно не хочет посещать это сборище, но она просто должна там быть. Как и сам Джон. Они должны показать себя и убедить окружающих, что ничем не отличаются от них. Такие же тихие, мирные, приветливые соседи. Ведь именно такую планку они сами себе задали - нравится всем. Вряд ли такое конечно же возможно, так как всем угодить нельзя, но можно очень постараться. И они должны это сделать как можно скорее для успокоения Руби. Джон переживал явно меньше нее, если вообще переживал.
Включив кран с холодной водой, мужчина потушил сигарету об струю, а после выкинул бычок в мусорное ведро. Он так же ополоснул раковину от возможного пепла и предпочел закрыть окно сразу, дабы не забыть это сделать потом, когда они отправятся спать. Джон мало, чего боялся теперь в этой жизни, но открытые окна на первом этаже ему не импонировали никогда. Откуда, черт возьми, взялась эта фобия?.. Он подошел к столу, но не торопился сесть. Мужчина окинул взглядом всю сервировку и прикинул, с чего следует начать: сперва собрать ближайшие к нему тарелки, сложив их друг в друга, а после, отправив эту своеобразную пирамиду в раковину для дальнейшей сортировки, уже приступить к сборке приборов. Для того, чтобы не засорять раковину, мужчина взял глубокую тарелки и принялся не торопясь счищать в нее остатки блюд из тарелок гостей прежде чем складывать их друг на друга. Он молчал, но по его лицу можно было судить, что он глубоко о чем-то размышляет.
- Начать жизнь заново - это ты очень правильно сказала, дорогая, - он улыбнулся девушке, вскинув на ее быстрый, скользящий взгляд. Они же продолжают играть, они же так похожи на мужа и жену, он же так хочет сделать её счастливой и поддержать. И тогда встает вопрос... что из этого всего есть игра на самом деле? Джон не преследовал цели как-то высмеять ситуацию, он попросту хотел быть любезным и, возможно, нежным. Он обещался себе, что будет стараться. Стараться в том, что считает для себя и Руби правильным. Сейчас он посчитал оным игривую любезность, посему смотрел на нее переполненным любовью взглядом, - тяжело забыть, но оно необходимо. Просто забыть и "с чистого листа". Это не так сложно, как кажется, - когда последняя тарелка была очищена от остатков, мужчина развернулся у мусорному ведру и счистил из глубокой тарелки все содержимое. Затем он обернулся обратно к супруге и принялся собирать тарелки, - этим вечером ты оказалась гораздо крепче меня, но я обязательно еще буду над собой работать, так что за меня ты можешь не переживать. Даю слово, - он широко улыбнулся, аки тот маленький мальчик, который некогда приветствовал новую "сестренку" в его на тот момент еще старом, родном доме, - ты знаешь, кто ты есть. На самом деле. На самом деле ты Руби Рубикон и просто помни об этом. У нас прекрасное, незамысловатое прошлое, так что ошибки быть не может, красавица, - он не дал ей помочь себе с уборкой стола - мужчина предпочитал видеть её глаза тогда, когда он хотел их видеть. Если бы Руби присоединилась к уборке, то смогла бы их спрятать в нужный момент. А ему было интересно, её реакция зачастую ему льстила или вовсе забавляла. Вот эта игра как раз та, которая была ему по вкусу. В простонародье...выводить на эмоции? Он еще не начинал это делать, нет. И даже в мыслях не было. Но закрывалась мысль, что ему нравилось это делать, - иди спать, - все тем же заботливым, игривым тоном, - если хочешь, я приду к тебе и посижу немного подле, - Руби плохо спала. На столько плохо, чтобы Джона это беспокоило всегда. Он уже изучал вероятный поход к психотерапевту и квалификацию местных врачей.
Откуда-то тихонько поддувало, и я, сидя за столом, чувствовала ногами холод, но в теле по-прежнему оставался жар. Не могу сказать, из-за чего я чувствовала себя так отвратительно, но Джон заставил моё подсознание взвыть от самой настоящей боли, цепляющей меня своими пальцами и тянущей вниз всё глубже и глубже. Я не могла заставить себя ответить, просто молча смотрела на передвижения мужчины и едва дышала, спокойно водя указательным пальцем правой руки по столу. Он думал, что я могу забыть всё, что меня преследовало, но с каждой этой попыткой я видела перед собой лицо Оливера, злорадно улыбающегося мне из своей вечной темноты. Он шептал мне, что не даст забыть.
Не успела понять, как я оказалась рядом с Джоном, как остановилась прямо напротив его лица. Взяла его за подбородок, мягко провела подушечкой пальца по его губам. Он гипнотизировал меня, убивал меня, и это не давало мне покоя. Рядом с ним каждая минута проходила вечностью, это пугало меня до потери пульса и вместе с тем приводило в восторг.
Я сделала ещё шаг, коснулась собой его груди, и так близко я не была к нему никогда, как сейчас. Время для меня остановилось, ведь я не боялась, что он уйдёт.
— Но как мне это забыть... Джон? — тихо прошептала и только тогда опустила глаза. Не говоря больше ни слова, отстранилась и неспешно вышла из кухни. К горлу подступил комок от осознания своего собственного бессилия, но я упрямо ушла из кухни, чтобы побыть одной хотя бы немного и пропустить это чувство, не показывая его Джону. Поднявшись к себе, тихо прикрыла дверь и замерла в звенящей тишине. Я закрыла глаза, с силой сжимая ручку двери и прогоняя это ненавистное мне чувство одиночества. После смерти родителей оно преследовало меня по пятам и постоянно толкало в спину, чтобы я никогда не чувствовала себя в безопасности. Ведь я теперь одна, без сильного отцовского плеча рядом и тёплых рук матери. Я отчаянно искала хоть что-то родное в Джоне, заставляла себя принять его братом, но теперь во мне была главной Руби, а она так сильно тянулась к нему совершенно по другой причине, что ставило меня в тупик. Зная, что Джон никогда не ответит мне взаимностью, я принимала себя такой, какой была сейчас. Без личности, без будущего и прошлого. С трудом представляла, что нас с Джоном ждёт здесь, и как мы можем забыть то, от чего бежали.
Наконец отлепившись от двери, я глубоко вздохнула и подошла к столу, открыла первый ящик и осторожно вытащила оттуда мини-папку размера А5. Пару секунд помедлив, я медленно открыла её и вытащила закладку из бумаг. Это была маленькая фотография улыбающихся Маргарет, Оливера и Питера. Не знаю, для чего сохранила её, но мне нравилось представлять их обычной семьёй, где все друг друга любят, ходят каждую субботу на пикник и бейсбол, каждый вечер ужинают в тесном семейном кругу, их дом наполнен нежностью, любовью и смехом. Эта идеальная семья была в моём воображении с самых малых лет - именно тогда Маргарет вручила мне это фото, чтобы они всегда были рядом со мной. Моя идеальная семья. Семья, которую несмотря на противоречивые чувства, я отчаянно хотела забыть.
Впервые с того времени, как мы бежали, я почувствовала на глазах слёзы. Мы почти всё время были вместе с Джоном, поэтому я не давала волю эмоциям, а сейчас я часто оставалась одна, и не Джон был тому причиной. Я сама закрывалась от него, чего-то боялась и сторонилась. Так сложно быть собой, когда в тебе две личности.
Уронив папку вместе с фотографией, я почувствовала такую ненависть в себе на всё, что меня окружало долгие годы, что не смогла в этот раз с ней совладать. Резко смахнув какую-то ерунду со стола, я схватила настольную лампу, швырнула её в стену и, упав на колени, закричала, закрыв лицо руками. Такая знакомая ситуация. Так проходил первый месяц в психиатрической лечебнице. Я так часто пила успокоительные, что потом уже просто лишилась эмоций, но поначалу мне было настолько больно и страшно, что я крушила всё, что видела. Потихоньку из моей палаты вынесли всё, что можно было вынести, и тогда я готова была разломать и кровать, лишь бы только заглушить в себе всё, что меня так мучило. Но это привело только к тому, что меня посадили в карцер, где я провела потом довольно продолжительное время, не знаю точно, сколько. Это было особенно тяжело вспоминать. Однажды ко мне пришла медсестра, тихонько села рядом, протянула таблетки и стакан воды. Я сидела на кровати, поджав под себя ноги, и прижималась боком к стене, безучастно смотря на белую простынь.
— Мистер Картер сказал, чтобы... тебя заставили молчать любыми способами, — она уволилась на следующий день, чтобы не видеть эти «любые способы». Руководство больницы оказалось довольно изобретательным, поэтому нет, Джон, я не смогу это всё забыть. Я ни с кем не говорила об этом, не говорила о том, что мне пришлось пережить и от чего я бежала. Перестанет ли Джон уважать меня и по своему любить? Не знаю и проверять не имею желания.
Темнота до сих пор давила на меня. Там я часто проводила время в полной темноте, но я так и не привыкла к ней. Сейчас я снова по привычке не включила свет. Сидела на полу, обнимая себя руками и едва заметно покачиваясь. Наверное, это и есть тот срыв, который должен был случиться, ведь я так долго терпела. Наверное, мне и правда нужно выпустить из себя всё, что так гложет и убивает. Но было такое чувство, что эта боль меня съедает.[NIC]Ruby Rubicon[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/QLeA7DT.jpg[/AVA][SGN]спасибо Лис[/SGN]
[LZ1]РУБИ РУБИКОН, 22 y.o.
profession: беглянка с чужим именем из психиатрической клиники
who are you: john or peter?[/LZ1]
Отредактировано Michaela Sunshine (2022-03-12 12:20:28)
Джон не переставал прятаться в себе, доказывая окружающим и Питеру, что он властен над этой жизнью и над всем тем, что так настырно вставляет палки в колеса. "Сильный, уверенный, спокойный" аки постулаты звучали в его голове еще с раннего детства, когда он отчетливо осознавал необходимость быть таковым. Никто больше не смог бы защитить ни мать, ни его самого. Приходилось надеяться только на себя, с чем Питер и свыкнулся. К чему и приучил Джона, которому "дописал" еще парочку незамысловатых, но сродни основным качеств. Качеств, которые время от времени пугали того Питера, который все еще находился в глубине подсознания. И это ни в коем не раздвоение личности. Джон отчетливо помнил, кем он был и кто есть сейчас. Он попросту четко поделил жизнь на "до и после", посему в это самое "после" он даже не хотел оборачиваться, дабы безошибочно придерживаться нынешней картины реалей.
Насущных реалей, в которых мужчина отчетливо услышал звон бьющегося стекла со второго этажа, а после приглушенный крик. У Питера все внутри моментально сжалось, сердце резко заколотилось так быстро, что стало трудно дышать и вот мужчина уже бежит по лестнице вверх, в комнату Алиссы, врывается в ее комнату... а Джон тем временем закручивает пробку на стеклянной бутылке с блеклой этикеткой и убирает ее на верхнюю полку кухонного гарнитура. Далее он неторопливо открывает морозильную камеру и достает оттуда несколько маленьких кусочков заранее заготовленного льда. Кубик за кубиком отправляются в наполненный на одну треть стакан тихо звеня и слегка вспенивая жидкость. Джон еще несколько мгновений смотрит на эти самые морозные кубики, слегка покачивая их, слушает звон льда о стекло, а после одним глотком выпивает все содержимое, предварительно по привычке задержав дыхание. Стакан он оставляет на столе, а сам неторопливо поднимается на второй этаж в тот момент, как Питер ненавидит его за потраченное время. Время, в течении которого с Алисс могло случиться все, что угодно. Время, которое, как решил Джон, его жена должна была побыть одна наедине со своими мыслями.
Свет в комнате не был включен, посему Джон не сразу увидел Руби. Девушка сидела в углу комнаты на холодном полу, обнимая колени и еле слышно что-то причитая. Не разборчиво, еле уловимо, незначительно. Мужчина все в той же темноте подошел к ней и опустился напротив. Его руки касаются ее плеч и он чувствует невероятное напряжение в мышцах Руби - она явно не в себе, обнаженные плечи покрыты мурашками, все тело как будто сводит. Самое лучшее, что пришло ему в голову сейчас, - обнять ее. Джон крепко прижимает супругу к себе не меняя ее положение - она упирается в его грудь острыми коленками, а он словно обхватывает ее всю, вжимая в себя. Достаточно сильно, чтобы хотя бы попытаться успокоить истерику. Он мало повидал за свою жизнь женских эмоций, так как мать старалась переживать все внутри, а его подружки лишь изредка делились с ним переживаниями. Именно поэтому то, что испытывала сейчас Руби, было для него в новинку. Для Джона вся эта жизнь была чем-то новым, необузданным, невероятно познавательным и интересным.
Только после того, как Руби немного расслабилась, Джон ослабил хватку. Девушка всхлипывала, слегка дрожала и это ее состояние заставляло внутри Джона что-то трепетать. Он почувствовал, как где-то глубоко под кожей пробежал легкий, приятный холодок, но заострять внимание на этом мужчина не стал. Поднявшись на ноги он так же не стал ждать, когда тоже самое сделает Руби - он достаточно быстро, но осторожно взял ее на руки и уложил на кровать.
- Зачем тебе это? - абсолютно странная тональность голоса, не присущая Питеру. И сложно было вот так сразу догадаться, злится он или же просто интересуется. Темноты в комнате практически не было, так как дверь была открыта, а в проходе горел яркий свет - Руби видела, куда смотрит Джон - прямо на рассыпанные по полу фотографии их семьи. Семьи, которой больше нет.
Питер не знал, что я их сохранила. Несколько дней назад перед отъездом демонстративно сожгла все фотографии, чтобы разорвать нить, которая связывала нас с прошлым. А потом, разбирая здесь коробки, наткнулась на остатки былой светлой жизни. Я сожгла не всё. Особо светлые и приятные фотографии оставила Руби. Спрятала, чтобы Алисса их не уничтожила. Теперь Алисса встретилась снова с той частью своей жизни, которая её вернула в прошлое. В прошлое, где она страдала и не хотела жить. Сейчас Руби тихонько спряталась в уголок моего сознания, потому что Алисса была зла, растеряна. Я вернулась разумом в тот момент жизни, в котором была в психиатрической клинике. Когда кричала, убивалась и боялась. Когда пыталась сбежать, но оказывалась привязана к кровати, вместо того, чтобы стать свободной.
Алисса не хотела из меня уходить.
Она не хотела умирать.
Она продолжала бороться за свою свободу.
Руби относилась спокойно к той части моего прошлого, где была семья, потому что её прошлое было не похоже на прошлое Алиссы. Она с удовольствием вспоминала о своей семье, в то время, как для Алиссы эти фотографии стали причиной срыва.
Я сумасшедшая.
Стоило признать, что Алисса и Руби - это один и тот же человек, и этот человек - я, но в моей голове это были две разные девочки с разным прошлым и разным будущим.
Голова в голове не давали мне мыслить. Они говорили мне, что Оливер за мной вернётся, и всё начнётся сначала, но на этот раз он не будет меня жалеть. Будет жесток и ко мне, и к сыну. Я ужасно боялась за Питера. Больше, чем за себя.
Почувствовав его руки на плечах, я выдохнула. Он в безопасности. Он рядом. Со мной.
Не знаю, сколько мы так сидели. Сколько я пыталась перевести дух и успокоить в себе Алиссу. Она напряжённо выглядывала из темноты в сторону фотографий и мысленно молила Питера их выкинуть. Недовольно ругала меня, что я осмелилась вообще вспомнить о том, что вообще-то нужно забыть. Весь этот переезд затевался именно для этого - забыть и начать с нуля.
Прижимаясь к Питеру, я чувствовала, как спокойно и размеренно бьётся его сердце. Его спокойствие потихоньку передавалось мне. Я уже дышала тише и мягче, не пытаясь принять в лёгкие как можно больше воздуха. Словно может не хватить.
Безропотно позволяла Питеру меня обнимать, поднимать на руки. Я была на его фоне хрупкой и невинной, а он - надёжной стеной, за которую я в любой момент могла спрятаться. От всего мира.
Алисса снова недовольно застонала где-то внутри меня. Питер увидел фотографии.
— Мне хочется помнить что-то светлое, — поначалу я была действительно счастлива в их семье. Ну, учитывая обстоятельства с родителями, счастливой меня конечно трудно было назвать, но мне нравилась семья Картеров. Шериф очень заботился обо мне и оберегал. Его жена - не выказывала сочувствия, а просто приняла как родную дочь. Они даже взглядом не напоминали мне о случившемся, поэтому постепенно я действительно становилась счастливой. В словах отчима были странности, но я не придавала им значения. Он слишком… что? Я не понимала, что в его поведении было «слишком». Сначала он мне казался подарком свыше. Подарком отца. Пока не стал подарком Дьявола. — Мне страшно, Питер, — я села, взяла мужчину за руку и потянула к себе, чтобы он сел совсем рядом. Обнимая его, уткнулась в грудь, сжимая рубашку руками на его спине. — Он найдёт меня. И тебя найдёт. И мы оба поплатимся за то, что делаем.
Я впервые говорила с ним об этом. Впервые была с ним именно Алиссой. Сестрой. Которая любила его даже больше, чем Руби любила Джона. Для Алиссы Питер был всем миром. И она очень боялась, что станет причиной его… смерти? Что Оливер сделает с ним, когда их обоих найдёт? Что сейчас происходит в Нейплсе? Как расплачивается Маргарет за наш поступок? Но может отчим ещё не знает, что меня выписали? Едва ли.
Я крепче вжалась в Питера, словно боялась, что он растворится. Может он вообще плод моего воображения, и я всё ещё в клинике?
Брат не мог знать, чего я боюсь больше всего. Не мог знать о моём прошлом, которое так тесно было связано с его отцом. Если Оливер нас найдёт, я потеряю всё, ведь Питер узнает. Он имел права знать, от чего я бегу, это совершенно точно. Имел права знать, что было у него дома. Имел права знать, почему я попала в клинику и пробыла там целых три года. Имел права, но не знал. Ему просто неоткуда было узнать. Мы так мало говорили обо всём, что даже не была уверена, что Питер в курсе моего «лечения».
Осторожно подняв голову, я заглянула ему в глаза. О чём ты думаешь, Питер? Я знала о нём явно больше, чем он обо мне и моей боли. — Мне нужны эти фотографии, чтобы напоминать себе о том, что я потеряла, Питер. Тогда всё было ещё хорошо. Тогда мы правда были семьёй.
Меня не было ни на одном фото. Когда всё было хорошо, меня с ними не было. Когда я появилась, Оливер совершенно слетел с катушек. С каждым годом моего взросления это становилось всё заметнее. Я разрушила их семью? Я виновата, что у Питера совершенно не та жизнь, какая могла быть? Кем бы он был сейчас, если бы не я?
— Если с тобой что-то случится, я не смогу это пережить. Больше нет. Но я понимаю, что это вопрос времени. Мы не спрячемся навсегда.
Это станет последней каплей. Руби - для меня это самая последняя попытка жить. Без Питера меня больше не будет, даже если я продолжу существовать. Если Оливер придёт [а это рано или поздно случится], то я потеряю себя навсегда.[NIC]Ruby Rubicon[/NIC][AVA]https://i.imgur.com/QLeA7DT.jpg[/AVA][SGN]спасибо Лис[/SGN]
[LZ1]РУБИ РУБИКОН, 22 y.o.
profession: беглянка с чужим именем из психиатрической клиники
who are you: john or peter?[/LZ1]
Злость. Да, это очень верное описание того чувства, который он испытывал здесь и сейчас, в моменте. И, чем больше Алисса вжималась в его грудь и мочила рубашку слезами отчаяния, тем больше он предавался этому чувству. Страх, который выказывала девушка, заставлял его попросту содрогаться от нахлынувших эмоций и он непроизвольно сжал кулаки, чтобы хоть как-то справится с этим, перебеситься и не выказывать. Питеру претила слабость. Отец с детства приучал его к тому, что это чувство должно напрочь отсутствовать у взрослого, состоявшегося мужчины. Но был ли Питер воистину состоявшимся? Был ли он таким бесстрашным, каким его хотел видеть отец? Был ли он таким же, как его родитель? К месту будет упоминание того, что страх из этого юноши попросту выбивался. Противоречишь, споришь - тебя ударят, боишься - будут бить вдвойне сильнее. Питер знал, что это крайне весомо сказалось на нём и озлобленность - одна из ведущих его особенностей, с которой он вряд ли теперь сможет совладать. Завестись с полуоборота для этого человека весьма просто, если дело касалось именно чего-то нервирующего, вызывающего злость. Это именно то, что он до сих пор не может контролировать всецело. Крайне затруднительное для понимания и анализа, слишком похожее на извечное состояние Картера-старшего. Питер боялся этого. Единственный страх, который он испытывал в теперь, это страх быть похожим на него. Алиссу он не потеряет, поэтому в число страхов это не входило. Картер по сей день минимизирует все то, что можно назвать боязнью, страхом. Он не должен бояться, не имеет на это никакого права. Особенно сейчас, когда его Руби в таком состоянии.
Эти фотографии... У него даже ничего не ёкнуло. Питер не хотел в это верить, но сейчас он уже не испытывал того самого тепла, трепета по отношению к матери, которая так отчаянно старалась дать ему хоть какую-то любовь в тех рамках, которые создавал отец. С каждым годом в этом мужчине все больше и больше появляется осознание того, что всё могло быть абсолютно иначе, если бы его мать была бы не бесхребетной дурой. Не смотря на то, что отцу ничего не стоило свести со свету всё своё семейство, он все равно не преследовал этой цели. Если бы ему это действительно было нужно, то он давно бы с этим справился. Общество его бы осудило, так как вряд ли поверило бы. Картер-старший всегда был достаточно мозговитым мужиком, но даже в его расчетах бывали огрехи. Если бы матушка хотела, то повлияла бы на их жизнь. Сам Питер непременно поспособствовал бы этому. Но мать семейства Картеров всецело погрузилась в страх, а отец только подпитывал его. У женщин с этим куда сложнее, Питер был в этом уверен. И сейчас мужчину подстегивал страх Алиссы по той же самой причине.
Он молчал. Дал ей возможность высказать, выплакать, выжать из себя эту боль. Питер принимал эти чувства, хотя и не признавал их. Он откровенно не понимал, чего она боится здесь и сейчас. Пусть жить сегодняшним днём и было не совсем удачной догмой, но почему бы и нет? Что им мешает просто отойти в сторону, просто заглушить это? Ему было явно проще совладать с тем, что происходит внутри, нежели Алиссе. Ему всегда было куда проще справляться с переживаниями. Особенно тогда, когда отец перестал считать его своим сыном. Особенно тогда, когда выбивал из него ногами последние остатки чего-то человеческого, светлого, доброго. Картер не сделал из сына монстра, не сделал из него своё подобие. Вполне вероятно, что Питер стал кем-то еще более сложным, чем самопровозглашенный образец для подражания в лице отца. Кем-то еще более страшным и диким.
Алисса дрожала, а Питер пытался успокоить свою злость. Она рыдала, уткнувшись в его грудь, и пока девушка говорила, он отчаянно пытался с собой совладать. Пугать её явно не входило в его планы. Он точно не собирался сейчас усугублять, ведь первостепенной его задачей было уберечь ей. А как можно защитить отчаявшегося человека? Этим мысли еще больше загоняли Питера в тупик и заставляли злиться. Он сделал глубокий вдох, затем медленный выдох - она почувствовала это. Затем мужчина наконец таки разжал кулаки и сделав небольшую пазу, дабы убедиться, что его эмоции в действительности под контролем хоть как-то, приобнял Алиссу, прижимая девушку к себе. Достаточно сильно, чтобы она вздрогнула и ай-кнула в моменте. Питер поспешил ослабить хватку, но из объятий её не отпустил. Он бережно приподнял её лицо за подбородок, дабы их глаза встретились:
— Моя милая маленькая Алисса, как ты не понимаешь, что здесь и сейчас нам ничего не угрожает. Может быть потом действительно придется немного побороться за счастливое будущее, но мы уже прошли слишком много трудностей. Разве то, что впереди, может быть еще хуже? То, что позади... оно должно остаться там. Прошу тебя, не оборачивайся назад. Чем больше ты оглядываешься, тем страшнее тебе будет сейчас. Да и потом тоже. Я не хочу видеть твои слезы и уж тем более страх, когда ты говоришь про семью. Воспринимай это как опыт. Очень скверный, но опыт. Если бы не он, то мы не оказались бы сейчас здесь, вдвоём. Не попробовали бы начать жить заново, - он отпустил подбородок девушки и медленно, аккуратно вытер слезы с её румяных щек, - тебе не стоит бояться того, что он найдет нас. Я не дам тебя в обиду. Больше никогда. Будь в этом уверена. Теперь ты в моих руках, а не его. Руби, - она смотрела на него как завороженная. Он был уверен, что его слова затрагивают её достаточно глубоко. Эти заплаканные, но такие красивые глаза, которые смотрели на него и словно искали спасения в омуте, который может попросту поглотить. Такая маленькая, хрупкая, невинная... Он медленно приблизился к её губам и прильнул к ним, нежно целуя Алиссу, словно прощупывая почву в поисках ответа на этот самый поцелуй и момент, когда он сможет сломать эту границу. Границу между братом и сестрой, границу, за которой они никогда не были родственниками. Ведь они в действительности ими не являлись и Питер прекрасно знал, что рано или поздно он получит всецело положительный отклик. Так может пришло время?
[NIC]John Rubicon[/NIC]
[STA]благими намерениями[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/vKUpuSw.jpg[/AVA]
[LZ1]Питер Картер, 32 y.o.
profession: писатель[/LZ1]
Отредактировано Michael Howard (2022-07-18 18:26:07)
Вы здесь » SACRAMENTO » Реальная жизнь » Не звени ключами от тайн
