SACRAMENTO |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » SACRAMENTO » Альтернативная реальность » на распутье огненных дорог
nicole & red
2016 / 2020
[NIC] Nicole Denvers [/NIC] [PLA] [/PLA]
[STA] siren [/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/yoHek1p.png[/AVA]
[SGN]_______________[/SGN]
[LZ1]НИКОЛЬ ДЕНВЕРС , 25 y.o.
profession: агент под прикрытием
[/LZ1]
Отредактировано Dominica Sharp (2020-09-15 22:16:09)
в очередной раз выслушивает то, что собственно происходит каждый раз, когда появляется в камуфляжной форме среди мужчин. ну что такая красивая девочка, как она о себе возомнила? и зачем вообще такие все из себя малышки идут в армию, им бы детей рожать да и готовить еду. она лишь фыркает, закатывает глаза, но не произносит не слова. идет далеко не первый год в армии сша и признаться, она почти научилась держать себя в руках. раньше срывалась по поводу и без него, однако, просто свыклась с тем, что у мужчин на уме лишь одно. а как иначе, если спишь в казарме и кроме крови, смерти и всего остального военного ничего толком не видишь? ее вот бросают в горячую точку не первый раз, хотя, всего ничего по годам - и правда ребенок совсем. денверс пошла в армию едва ей исполнилось восемнадцать лет. ее отец [а точнее отчим, который был ее отцом с самого рождения] не был против ее увлечения оружием. наоборот, он лишь поощрял ее увлечения. сначала учил стрелять, затем показывал, что такое самооборона и что следует делать, если на тебя нападает соседский мальчишка. одному школьному хулигану в свои четырнадцать лет вообще разбила нос, схлопотав такой выговор, что на всю жизнь хватило. да, получила на орехи, но никогда не жалела об этом. что же, она может разбить нос каждому из этих мужчин, не смотря на то, что внешне довольно хрупкая. нет правда, как вообще таких, как она в армию берут?
ника сама подписала контракт и сама решила, что будет защищать страну. прямо настоящий патриот из фильмов о супергероях. помнит, что поначалу было сложно. хоть не была домашней девочкой. ее мачеха. которую искренне называла мамой, переживала. наверное, больше всех. и николь честно звонила ей почти что каждый день, бросая серебряную монетку в автомат каждый раз. всего несколько центов, а радости море. она рассказывала, как все хорошо даже если тело ныло и было больно. все же, усердно готовилась физически еще со школы: бегала по утрам, заставляла себя отжиматься, подтягиваться. но все равно не ожидала, что подготовка будет сложнее, чем весь этот экзамен. николь была хороша в стрельбе, а еще неплохо умела быть, сдавала почти все тесты на отлично и гордо отвечала, что служит своей стране.
ее мнение изменилось, когда одну из подруг повезли домой в свинцовом гробу. они ведь еще совсем дети, которых отправляли в разные места. естественно, они, в основном, работали в тылу. все же, еще совсем дети. дети, которые каждый день смотрят в глаза смерти. в любом случае, ника теперь не в восторге от армии. ей нравится ходить в красивой форме с нашивками и винтовкой наперевес. но иногда хочется снять с себя жетоны, собрать вещи и уехать домой - в вечно спокойный и холодный портленд. а не торчать тут на аравийском полуострове в окружении надменных ребят и прочих. особенно они любят подшучивать над сказочным позывным: "русалка", называя ее "русалочкой". у денверс длинные волосы, красивые глаза и она умеет задерживать дыхание на пять минут, хотя это и не обязательно для ее рода деятельности. она просто о чем-то болтает с девочками, те перешептываются, что может сегодня как-то погулять с парнями, раз есть такой шанс. через несколько дней их должны перебросить в другое место и не известно, как пойдет там. ника лишь улыбается, поправляет выбившуюся из волос прядь. поворачивает голову, чтобы осмотреть зал и каким-то образом встречается взглядом с ним. красавчик, кажется, даже в ее вкусе. малышка непроизвольно закусывает губу. значит, у нее есть три дня... коротко ему улыбается, а затем подмигивает, отводя взгляд. вот и все - секундное и мимолетное решение. всего пара суток, у них не будет много времени. к тому же, отношения - не то, что поощряется на войне. вокруг - пустыня и горы. завтра утром им следует выполнить первую часть поставленной задачи и она искренне надеется, что все будет хорошо.
встает из-за стола немного раньше обычного, с полной уверенностью, что через несколько секунд он тоже станет и пойдет за ней. ника проходит мимо него почти что летящей походкой, собирая за собой множество взглядов и даже свист. даже не оборачивается, потому что плевать. привыкла, что за столами вечно вопросы вроде "а кто это?" или "а ты ее знаешь?". ей плевать, потому что уже оставила знак внимания тому, кому хотела. хотя бы из-за того, что не раздевал ее взглядом. она ныряет на свежий воздух, прочь из палатки. идет дальше прямо. знает, где в лагере есть тихое место. там никто не потревожит, к тому же, сегодня вроде дежурит подруга. неприятностей быть не должно. девочки из армии совсем не походят на девочек из старшей школы - тех самых, что в форме чирледеров и с жвачкой во рту. им лишь бы поразводить сплетни. нику всегда это бесило, так что всегда язвила и щедро поливала сарказмом. девушки в армии знают, что завтра одна из боевых подруг спасет тебя от шальной пули. а послезавтра ты спасешь ее. они прекрасно осознают, что жизнь коротка. и пока многие просиживают штаны, сидя на заднице ровно, вторые идут бороться за их покой.
внезапно кто-то рядом хватает ее за руку. денверс ненавидит подобные сюрпризы, так что сразу же выворачивается. ей не нравится этот паренек, но кажется, он настроен серьезно, - эй, ну чего ты? я еще в столовой тебя заметил... - подходит ближе, но она просто заезжает ему по роже, а потом между ног. ей ничего не стоит сделать два удара, - а я тебя что-то нет, - она оборачивается, замечая рядом его. подоспевшего как раз вовремя, но не зная, что принцесса может сама за себя постоять, - привет, - это уже ему, - долго же ты, - а времени у них не так много.
___
ей принесли его фото почти год назад, когда сидела в кабинете, изучая бумаги о бостонских группировках. не считала себя детективом, но у нее неплохо получалось. сразу после армии пошла служить стране дальше, если можно так сказать и попала в бостон. а оттуда в полицию. и пошло поехало, как по накатанной. нике нравилась эта работа - неплохие деньги, замечательная страховка. она не нуждалась почти что ни в чем. разве что навещала родителей, которые безумно гордились дочерью. эдакая прилежная ученица, что видела войну. конечно же, можно было пойти дальше и устроится в фбр, но ей не хотелось отягощать себя всеми этими специальными расследованиями. зачем, если есть здесь и сейчас?
полицейский департамент бостона насчитывает слишком много человек, чтобы в них можно было запутаться. ника приходит всегда раньше, чем положено, чтобы взять кофе и посидеть немного в гордом одиночестве. у нее на шее все еще жетон с позывным. своеобразные оберег, который не снимает. по своим же выходным она помогает в центре реабилитации военных, являясь в общем-то образцом сознательного гражданина и патриота. хотя, армейская форма ей шла гораздо больше. да и ходить в штатском, как детектив, ей нравилось больше.
когда сообщает, что знает этого парня, на нее все косо смотрят. денверс дает сухую информацию руководству, сама не понимая того, что напрашивается на это дело. за год появляется несколько новых улик, которые могут посадить его за решетку почти что пожизненно, но они не спешат. знают, кто он. их задача - посадить абсолютно всех головорезов и вскрыть осиное гнездо. и продвигаются они слишком медленно, что ее выводит из себя быстрее, чем свист мальчиков в армии. в конце концов, кто-то предлагает внедрить в банду своего человека, но начальство предлагает более интересный и менее рисковый план. у них есть николь, а это означает, что мисс денверс вполне может, стать девушкой одного очень симпатичного парня, с которого все и началось. все понимают, чтобы тебе доверяли дела. должно пройти время. и просто так никого из новых людей убивать не пошлют. ника соглашается. и не только потому, что ей хочется остановить преступность в городе. ей хочется понять, как он таким стал. от армии до убийцы, оказывается, всего один шаг.
она знает, что он пьет кофе около одиннадцати утра в кофейне на палм стрит. для удобства, просит снять для себя квартиру там. заговаривает зубы хозяйке - милой старушке, которой нравится то, чем занимается девочка. по легенде - работает в центре реабилитации военных. собственно, оно так и есть почти месяц. начали готовится заранее. она, как и все, ходит на работу, старается заглядывать в кофейню, чтобы быть постоянной посетительницей и чтобы ее, конечно же, узнавали. особенно та дама с собачкой, что расскажет о милой девушке всем, кому не лень. николь добродушна, но все же волнуется, когда приходит время встретиться с ним. все же, прошло несколько лет. и она не знает, узнает ли он. в любом случае, она собирается. за кофе выходит заметно позже. сетуя на то, что сегодня утром было слишком много дел и она так замоталась, что даже не успела заскочить. ей, как всегда. делают напиток на соевом молоке, которое она с благодарностью берет из рук бармена. зная, что этому кофе предстоит оказаться не на ней.
николь идет по улице слегка опустив голову, будто бы пытается найти что-то в телефоне. на самом деле знает, что он совсем рядом. его вообще трудно не узнать. особенно когда каждый день в департаменте видишь его фотографию. он изменился за эти несколько лет. взгляд потускнел, в нем что-то сломалось. денверс понимает, что парня, с которым они бок об бок провели три дня больше нет. но все же жалеет о том. что они не встретились при других обстоятельствах. на самом ровном месте спотыкается и летит на него. пытаясь естественно схватить стаканчик кофе. ей совсем не хочется пачкать его слишком, хотя знает - на кожанную куртку вылилось несколько капель, - извините, пожалуйста, - поднять на него голову и посмотреть почти как в первый раз, встретившись с терновыми глазами. в тот самый момент, когда решила воспользоваться возможностью и провести с ним ночь. поправляет выбившуюся из строгой прически прядь, - привет, - тихо, почти что на грани слуха, - мир, оказывается тесен, - немного высвободится с его рук, чтобы разглядеть, как следует. не знает, рад ли он ее видеть. и помнит ли. кажется, все же помнит, а вот за кофе не рад, - извини еще раз, у меня в сумке где-то были салфетки, - улыбается одной из своих очаровательных улыбок. кажется, говорила ему, что в армии не так долго. и в ту ночь вообще солгала о возрасте. потому что не всем нравятся маленькие девочки. особенно выскочки, что служат в армии и могут врезать с кулака.
и она надеется, что этот простой и примитивный план сработает.
и ей не придется сталкиваться с ним еще несколько раз, пока наконец выйдет
[NIC] Nicole Denvers [/NIC] [PLA] [/PLA]
[STA] siren [/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/yoHek1p.png[/AVA]
[SGN]_______________[/SGN]
[LZ1]НИКОЛЬ ДЕНВЕРС , 25 y.o.
profession: агент под прикрытием
[/LZ1]
Отредактировано Dominica Sharp (2020-09-17 19:35:36)
мир не крутится вокруг тебя, рэймонд. мир чертовски странная штука, которой плевать на тебя и на таких, как ты. он слышит это изо дня в день, вгрызаясь в собственное существование. выцарапывая себе право на жизнь среди тех, кому не повезло с рождения оказаться на самом дне. там, где крысы скребутся за мусорными баками, где промышленная гарь въедается в кожу, где всё, что тебе остаётся – доказывать своё право на место здесь. на этих кривых улочках, среди этих старых, покосившихся домов. среди людей – преданных, но не предавших. среди тех, для кого слово "стая" - не набор случайных букв. и он – часть этого мира в мире, винтик системы – поломанный, покорёженный, заржавевший, но всё ещё отлично исполняющий свою роль.
он идёт в армию, не потому что так правильно. не потому что питает любовь к собственному государству – плевать он хотел на гребанные соединенные штаты точно так же, как хотели они плевать на него. просто это возможность: выбиться, вырваться, пойти дальше. это возможность научиться, чему-то кроме беспардонной наглости и самоуверенности, граничащей с безумием. на рёбрах – шрамы, оставленные перочинным ножом. на груди – свобода и птица, расправляющая крылья в вечный бесстрашный полёт. когда жизнь не предоставляет тебе выбора, ты создаёшь его сам. выбор – или иллюзию выбора. кто-то говорит, что трущобы лишают возможностей, кто-то говорит, что они – словно яд по венам. но рэд знает: нет ничего такого, чего нельзя было бы достать. он не знает границ, не знает условностей. ему всё равно: он свободен.
и эта свобода ощущается в крови сильнее всего остального.
он не первый год служит, он вливается в эту стаю. он не боится смотреть в глаза смерти, он не боится умереть. и это тоже разновидность безумия. мир не крутится вокруг него, но мир смотрит на него глазами тех, кого ему приходится убивать. пальцем на курок – не думая. запылённая форма перепачкана в алой крови. на руках – бинты - белой змеей на загорелой коже. жетон нагревается от палящего солнца, оставляет пятно – как клеймо. не больно. не страшно. и только сильно хочется пить.
жажда – то, что мучает сильнее всего. жажда и сильная головная боль, не проходящая даже в коротком сне. несколько лет метаний, бесконечных перебросок с точки на точку, стрельбы и невозможного солнца, от которого практически негде укрыться. тренировки до последнего пота, до изнеможения – только после этого возможно уснуть. ночами – кошмары. тёмные, дикие, нелогичные. видеть, как убивают близких, родных, тех, кто стал семьей за короткий срок. в душе давно пусто, выжжено – сожжено. привязанность, любовь – ненужные, лишние, отринутые чувства. только тупая покорность и бездумная безысходность. и плевать уже, куда идти, плевать, чем заниматься. мёртвые множатся. и мёртвые – слава богу – не умеют жалеть.
остаются только примитивные желания. остальное – выбивается, оседает пустынным песком. взгляд равнодушно скользит по девчонке. красивая, слишком юная – таким обычно есть, что терять. ему всё равно, что привело её в армию, плевать на мотивы, желания, цели. она здесь, как и он. значит, в них, как минимум, что-то похоже. не задерживается на ней, хотя красивая. даже в пропотевшей и давно выцветшей на этом жгучем солнце одежде. краткосрочность отношений не привлекает, в стае не заводят девушек на одну ночь. всё остальное – плевать, потом они могут никогда не встретиться. усталость расползается по мышцам, растекается потом. – на что это ты там так пристально смотришь? – смаргивает, оборачиваясь на голос. – на девчонку. красивая, - в бесконечной череде чужих лиц, прикрытых от палящего зноя. – соскучился по женскому обществу? – беззлобная насмешка, кривая ухмылка в ответ. – здесь, как можно заметить, его не особо. но в данных условиях я скорее больше буду рад нормальной подушке, а не подружке, - в казарме жёсткие кровати и такие же жёсткие подушки. пара часов душного сна и подъем, когда больше всего на свете – смертельно – хочется спать. – иногда подружка может послужить неплохой подушкой. подумай, - генри заразительно смеется и толкает в бок, заставляя морщиться. после последней операции на боку расползается гематома – форма не защищает от ударов о выжженную до бестолковой корки землю.
ловить её взгляд и позже. насмешливый. но всё ещё немного детский. он повзрослел между пятым и шестым днём рождения, когда в детскую тонкую ручку впервые вложили тяжелый, как ответственность за принятые решения, пистолет. не все играют в машинки и не каждому достаётся нормальное детство. некоторые изначально рождаются не так и не для того – предначертано, выписано в каждом поломанном гене.
договаривается с самим собой. подружка – это для тех, кто похоронил ещё не всех товарищей, кому не снятся короткими ночами кошмары и кто не знает, что делать, если жизнь всё-таки не закончится на этой проклятой богом земле. встаёт из-за стола, не отвечает на шутки – недобрая ухмылка и жест, мол, заткнитесь. всё – вторично и всё потом. когда утихнет жужжание в тесной палатке, когда погаснет последний фонарь, когда заснут те, кто ещё не смирился / не сжился с этим миром песка и крови. песок – в обуви. самое опасное – кровавые мозоли, появляющиеся каждый вечер. окидывает равнодушным взглядом пространство лагеря, безошибочно угадывая удаляющуюся фигурку. не нужна подружка – но интересно. женщин не было с последнего отпуска домой. почти три года назад. время растягивается, затирая прошлое, размазывая его, разрывая. остаётся только бесконечная чужая война, где ты – всего лишь оружие в руках системы. // и даже не знаешь, за что воюешь //.
- я всегда вовремя, - с ухмылкой. немного злой, немного слишком усталой. не здоровается, ни к чему. – русалка, ведь так? – не русалочка. русалочка – это что-то диснеевское, а они застряли в выжженной солнцем пустыни. жетон коротко звякает, взгляд снова скользит по ней. русалка – что-то из андерсена, если бы он, конечно, его читал. но откуда, детям, вроде него, рассказывают на ночь перспективу: что будет, если они не уснут. не протягивает ей руку. но идёт рядом, вдыхая раскалённый воздух. от неё едва уловимо чем-то пахнет – сладким. как будто из другого мира. мира, где нет никакой войны, и выжженной земли тоже нет. и ночных кошмаров, и смертельной усталости, и боли в вывернутых суставах. ничего этого нет. всё это – только снится.
они называют его смертником. позывное-кличка с ним странно вяжется, особенно, когда он не улыбается. просто смотрит, и в тёмных глазах что-то потерянное, забытое, сломанное вяло ворочается. но когда его лица касается улыбка-усмешка – проказливая, оскорбительно-насмешливая, самоуверенно-наглая – всё исчезает и это имя начинает казаться великой глупостью. потому что и есть: великая глупость на этой земле, откуда уезжают, чаще всего, лишь только в свинцовом гробу.
------------------------------------
ему повезло – как сотни, как тысячи раз до этого. пустыня, глухая к мольбам и просьбам – в прошлом. кадрами в ночных кошмарах. и только мёртвые не возвращаются. мёртвые не снятся даже живыми. вообще не снятся. снится только бесконечная пустыня и такая же бесконечная жажда. жажда убраться оттуда, пока живой. он возвращается на гражданку и тупо сжигает жизнь. старая, новая, какая разница, если мир тонет в блёклых красках и старом доме, скрипящем при каждом шаге. он оставляет что-то важное, что-то нужное там, среди песков и изнеможения. часть – так и не вернулась домой. умерла вместе с друзьями, которым не повезло. с сослуживцами – похороненными в его отсутствие. на память только жетон – металл впивается в кожу, но не оставляет на ней следов.
от любви до ненависти – один шаг. от почётного ветерана до убийцы – половина. он с трудом привыкает к обычной жизни. пистолет – так органично в руке. убийство не кажется чем-то страшным. убийство – всего лишь форма существования в этом мире. усвоенные с детства правила: или ты, или тебя продолжают играть с ним в странные, забытые богом игры. он работает чисто и спустя несколько лет уже не просыпается от кошмаров. не вспоминает. война – прошлое, отболевшее, умершее. как и она – юная русалка, оставшаяся нестройными кадрами. совместная фотография: побледневшая, выгоревшая на солнце и с обтрепанными углами. он не знает, зачем хранит. к чему, те три дня, как в бреду. а потом он похоронил почти всю команду. а потом он утратил смысл того, что делает.
его жизнь продолжается, идёт вперёд, утягивая его за собой. старый дом скрипит и разваливается, он не пытается восстанавливать, оставляет всё так, как есть. объективно: плевать на дом. он давно уже растерял вдохновение. и желание заботиться о себе. работа поглощает, затягивает водоворотом. приступы неконтролируемой агрессии, приступы мрачного настроения. срываться на тех, кто рядом. кровь – по рукам, по костяшкам, по разбитой брови. россыпь синяков по крепким рёбрам. он уворачивается от пристального взгляда полиции, всем давно плевать, кто и как убивает друг друга. бедные района города надёжно хранят чужие тайны, навечно запечатывая их во мрак. мир всё ещё не крутится вокруг, но он берёт от него всё, что может и ещё больше. потому что по-другому уже не может. потому что это – единственное, чему учишься, выгрызая себе право на жизнь.
в его взгляде поселяется что-то тёмное. оно остаётся на самом дне. он расправляет плечи и двигается опасно-быстро. хищник, следующий за жертвой. нездоровая ухмылка, приравненная к оскалу. это его город и его чертов район. он скользит по всему ленивым взглядом, коротко отвечая на звонок. чужие проблемы – его проблемы. "я буду позже, сейчас у меня другие дела". без подробностей. не собирается никого посвящать в свои дела. передвигается почти бесшумно, сворачивая в сторону кафе. не смотрит по сторонам и почти нос к носу сталкивается с какой-то девицей. уткнутся в свой гребанный телефон. – смотреть, блять, под ноги надо! – он осекается, узнавая. смаргивает, разглядывая её лицо. стала старше. но практически не изменилась. мир тесен – она права. – салфетки будут кстати, - по куртке расползается коричневое пятно. взгляд глаза в глаза. рукой к руке – как будто имеет право. принимает из рук салфетки, оттирает грязные капли, всё ещё мысленно проклиная чужую чертову невнимательность. – какими судьбами в городе? – в его городе. в месте, где он – идеальный винтик системы. сборище всех предсказаний. чего и стоило ожидать. оказался там, где пророчили. на самом дне социальной лестницы. за одним исключением: на своем родном дне и с видом приличного человека. – может… найдется время? не думал, что мы ещё когда-то встретимся, - он смотрит на неё с наглой усмешкой. с вызовом и бесстрастно-беззастенчивым разглядываем. не скучал. и даже не помнил. осталась где-то среди песков, среди выжженной солнцем пустыни. но осталась – и что-то в груди взрывается фантомной болью.
[NIC]Raymond Schwarzenberg[/NIC][STA]а звери мои ночью рвут кожу и плоть в клочья[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3Twcaqv.jpg[/AVA]
[LZ1]РЭД ШВАРЦЕНБЕРГ, 32 y.o.
profession: лидер ОПГ, киллер;[/LZ1]
[SGN]///[/SGN]
в сердце пустыни нет ничего - лишь песок, что сквозь пальцы быстро. тут не ценится ничего, кроме жизни, про время все уж давно забыли. иногда теряешь счет дням, месяцам и лишь часы на руке заботливо напоминают, какой сегодня день недели, чтобы не запутаться. но на войне нет выходных, лишь пара часов на сон или отдых, которые в любой момент могут прерваться звуком сирены или приказом свыше. в ее сердце все еще живет надежда, что пойти в армию решение правильно. все же, служит родной стране, все же, где-то там за атлантическим океаном ее любят, ждут и безмерно гордятся. но иногда ей хочется все бросить и разорвать контракт, уйти, сказать, что не выдержала. или схлопотать пулю, а возможно нарваться на нож, потому что к смерти все еще не можешь привыкнуть, к жетонам, которые отправляют домой мертвым грузом на память. к слезам родных и близких друзей, с которыми ника всегда улыбается на фото, чтобы вдруг что ее запомнили солнечной девочкой, а не угрюмой девчонкой. на самом деле на войне веселья мало. ее мучают кошмары по ночам, приходят почти каждый день, не спрашивая. могла бы не пустила. но пули диким свистом даже там. сколько раз она сама нажимала на курок? сколько раз не извиняясь, отбирала жизнь? ведь есть правило: если не ты. то обязательно тебя. пока ей везло и палец успевал нажимать на курок, пока подсознание каждый раз шептало "прости" в след бешеной скорости смерти, сорванной маленькой девочкой. в молодости есть свои плюсы - тебя пытаются уберечь. ведь стая всегда оберегает младших, даже если они, как глупые, мчаться наперегонки со смертью. либо жить, либо сорваться в пропасть. для николь не дано третьего, хотя знает наверняка, что это - глупость и ошибка. иначе не может. к тому же, ей просто всегда везет, будто бы судьба выбрала себе счастливицу. ей часто везет за просто так, не фортит другим. денверс знает, что когда-то эта волна удачи закончится и накроет ее с головой. чтобы уж точно утопить. но она ведь русалка, как нибудь справится, выпрыгнет.
знала, что за ней пойдет. одиноких волков часто ведет интерес. интрига, чувство недосказанности. здесь посреди желтого песка остается лишь одно - инстинкты, первобытные желание. разве грех хотеть мужчину, особенно если не знаешь останешься ли завтра в живых? а может быть на этот раз не повезет и случайно можно схлопотать чего? у ники нет огромных шрамов, сложных ранений. всего лишь царапины, на которые не обращает внимание. всегда лезет на рожон и остается цела, чувствуя за это даже какую-то вину. другие погибают, а она уворачивается, каждый раз мертвой хваткой - за жизнь. она умеет быстро и четко цепляться зубами, вгрызаться в любую возможность - мыслимую и не мыслимую, - да, на этот раз вовремя, - слегка улыбается. уставший, как и она. забыла, когда ощущала себя отдохнувшей. кажется дома в последнем недельном отпуске. следующий должен быть через две недели, но не загадывает \ зарекаться разучилась еще в младшей школе \. знает, что у судьбы свои планы и в то, что здесь все слишком быстро меняется, чтобы к этому привыкнуть, - да. а ты, кажется, смертник? - ей интересно, почему так, как привязалось. но не задает лишних вопросов, почему с ним это не кажется уместным. секундой разглядеть его форму - группу крови, имя, фамилию, статус - привычка. узнаешь все нужное о человеке еще до того, как скажешь ему пресловутое и почти что не нужное привет.
она просто идет рядом, ведя его туда, куда и планировала изначально. знает, что мая просто пропустит и якобы не заметит. хотя краем глаза конечно же оценит выбор, а утром будет причитать о том, какого парня умудрилась себе отхватить. он и правда красив, особенно если отбросить этот чертов загар и представить, что горячий ветер не обдувает им кожу. впрочем давно привыкли к палящему солнцу, что хочет спалить все, что еще осталось живым. будто бы хочет пропалить их насквозь лучами горячими, раскаленными. \ будто бы разгоряченной и почти горящей души недостаточно, надо уничтожить все и без остатка, оставив ожоги и там \. она заводит его в палатку, ведя за собой, а он слушает. брезент тихо шуршит в темноте ночи, внутри лишь коробки и несколько сложенных и скрученных таких же портативных шалашей, что должны защищать от жары, служа укрытием.
она разворачивает к нему плавно, будто бы боится, что этого всего не окажется. приснилось. завтра начнется марафон за жизнь длинною в три дня и если хочется познать человеческий порок, но делать это надо сейчас, перестраховавшись, - как сокращать твое имя, смертник? - боится ошибиться, запутаться. рэй, рэд? не знает, как больше нравится, но хочет узнать. делает к нему шаг и становится на носочки, ботинки из грубой кожи впиваются в ноги, напоминая о своем существовании. впрочем, времени у них не слишком уж много, а форма слишком неудобная, чтобы полностью ее снимать. алыми губами к его пересохшим устам, словно они - главное. чтобы больше ничего не осталось. сначала осторожно, затем требовательно, чувствуя вкус соленой крови во рту, оказавшись в его объятьях. здесь на войне всем плевать на правила, удобства и приличия. на рамки, которых не существует. разве они могут быть, когда то, что ты видишь и ощущаешь каждый день - смерть? ты просто идешь по прямой линии, что указывает путь. и у тебя нет возможности свернуть, уйти. а нике не хочется оказаться в свинцовом гробу. хочется его прикосновений по горячей коже. хочется ночи длинной и лишь для двоих. и забыться, шептать до утра его имя тихо до самого утра, пока солнце снова не взойдет.
русалка целует смертника в губы. с каждой секундой затягивая в свои воды глубже. руками вскользь по старым и новым ранам, по пряжке ремня, что предательски звенит. кончиками пальцев по немой и тихой боли, что отдает не только в теле но и в душе. и остановится на секунду лишь за тем, чтобы отдышаться перед тем, как оставить багровую отметину на его плече. отдаться первому встречному - разве это грех? по сравнению с тем. что они оба делают каждый день, защищая чужую абсурдную правду.
___
лишь взгляда достаточно, чтобы осознать - изменился. что-то в терновых глазах отливает совсем иначе, чем четыре года назад там посреди пустыни. осталась лишь какая-то необъяснимая жажда. переступать черту раз за разом, убивая? нажать на курок не так уж сложно, жить с этим куда сложнее. но, ему, скорее всего наплевать. интересно, четыре года назад было так же? ей никогда не узнать, сколько жизней забрал, чувствует лишь то, что руки давно по локоть в крови. в его взгляде металлом жестокость - денверс не перепутает ее ни с чем. он - хищник, что когда-то был загнанным зверем. стал ведь тогда. когда армия сша выплеснула на берег. ника не знала, что делать дальше. провела несколько месяцев дома почти что в полном одиночестве. рана под ребрами затянулась, но все же болела. хотя больше болело то, что внутри. разве все пережитое того стоило? каждый выстрел, каждая пуля, выпущенная из автомата.
нет.
и никогда не будет стоить. она убивала за свою страну и ради того, чтобы выжить. это ли не оправдание? едва ли. нажать на курок не так уж и сложно, другое - жить с этим, когда снятся кошмары почти каждый день. ее они изредка мучили, напоминая о прошлом, поднимая среди ночи с немым криком, заставляя идти под утро за стаканом холодной воды, чтобы осушить его одним махом. удивительно, но жажда не проходит. удивительно, но мысли о тех, кого потеряла не проходит. у нее все еще в верхнем ящике стола фотографии. с подругами, командиром, с ним. она, как всегда - улыбается. он же просто стоит. всего лишь вырванное воспоминание, которое бьет. словно острие ножа. тогда они чудом выжили. ее удачей, его умениями, своими усилиями и какой-то привязанностью. которую казнили сразу же, как появилась. на войне нет места любви - слишком жестоко. узнать, что он умер тогда было бы болью. а сейчас... не больно даже от предательства, которое собирается совершить.
и вот они стоят на лице. знакомые незнакомцы. на улице бостона холодно, ее бледные пальцы перебирают содержимое сумки в поисках влажных салфеток. она не спешит, совсем не волнуется - выволочку и дисциплину армии видно сразу, - извини еще раз. работа, телефон, - ведь неловко вышло, хоть и специально. телефон в другой руке будто бы весело ему подмигивает, а николь пытается улыбнуться, ловя его мимолетное прикосновение - мутными флешбеками в памяти. почти, как последний раз, когда лишь тихое "прощай" имело значение, - я живу здесь почти два года, - надо же. и за эти два года ни разу не столкнулись. хотя бы потому, что все это время заезжала сюда лишь в центр реабилитации для бывших военных, - да... вечером? тебе удобно, скажем, - беглый взгляд на часы - привычка, - часов в семь, - она ведь занята и спешит на работу. улыбается ему на прощание, не говорит, что будет ждать встречи. лишь взгляд с улыбкой вскользь по его силуэту. совсем как тогда, когда он уходил.
у нее слишком много бумаг и забот. помогает с поиском работы тем, кто не решил, как он - в преступность. надо ведь - всего один шаг и в пропасти. в непроглядной тьме, пока не растворишься. денверс пытается понять, как это. из ветерана стать тем, кем он стал. хотя, у нее явно будет шанс это выяснить. к шести возвращается в квартиру. уставшая. немного волнуется перед встречей, но все же распускает строгий пучок и расчесывает короткие волосы. обрезала сразу после окончания службы, надеясь, что вся боль уйдет с одним взмахом ножниц. нет, глупышка, так не бывает. и никогда не будет. боль не утихает просто так. спускается в кафе за десять минут до семи, берет себе чай и садится куда-то в угол за дальний столик. тут обзор куда лучше.
он, пунктуален. до чертиков. может быть, это какая-то привычка? а может просто ненавидит ждать, как и она. улыбается, но знает, что ее наверняка заметил, как и перемены. стала старше, остепенилась и пошла работать в полицию. правда, о последнем ему знать не стоит. рассказывать будешь лишь легенду, впрочем лишь если задаст вопрос, - ты всегда вовремя, - его первой фразой, хорошая память на вещи, детали, слова, - еще раз прости за утро. у меня куча сообщений от подопечных и прочей ерунды, - осторожно студит свой чай, - как ты? чем занимаешься сейчас? - знает ответ на вопрос, как и то, что скорее всего не услышит правды. но пока все равно. интереснее, как он стал тем, кем сейчас является. как превратился из героя, в убийцу. впрочем, все они убийцы, если подумать.
[NIC] Nicole Denvers [/NIC] [PLA] [/PLA]
[STA] siren [/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/yoHek1p.png[/AVA]
[SGN]_______________[/SGN]
[LZ1]НИКОЛЬ ДЕНВЕРС , 25 y.o.
profession: агент под прикрытием
[/LZ1]
Отредактировано Dominica Sharp (2020-09-18 09:14:08)
выжженная солнцем пустыня – песком в глаза. взгляд равнодушно скользит по барханам, не замечая, не акцентируя внимание. привычный пейзаж. въелся под кожу, отпечатался на обратной стороне век. кратковременность отношений – обрывком ненужного листка. она кажется такой хрупкой в растянутой большой форме. огромные светлые глаза, наполненные какой-то вязкой болью. как у всех. не важно, сколько тебе лет, не важно, что у тебя за спиной. ты здесь. ты в пустыни. и если не тебя отправили самолётом домой, считай, что тебе повезло.
взгляд глаза в глаза. медленно изучая. беспардонность разглядывания, беспардонность оценивания. не размениваясь на глупые разговоры. попытки угадывания правильных ответов. время играет против них, время заканчивается слишком стремительно. они не знают, где будут завтра. и не знают, а будут ли. выжженная солнцем пустыня не терпит дерзости и не прощает не любви. он идёт рядом с ней, прислушиваясь к её тяжелому от жара дыханию. пот течёт по лицу, оставляя дорожки в пыли. как не умывайся – пыль оседает снова в считанные секунды. два одиноких человека, подтолкнутые друг к другу бесконечностью одиночества. ты можешь быть частью стаи, но всё равно быть одним. с доверием. но без привязанности.
- верно, - оба невероятно догадливы. бесконечно далёкие, разойдутся – едва встретившись. здесь никто не задерживается надолго рядом. он не питает иллюзий. он уже больше не боится терять. / как не стремится и обретать /. у него шрам на виске и желание выбраться поскорее. куда-то далеко-далеко. преданность родине – романтичный бред для того, кто начитался призывных лозунгов он нажимает на курок, выпуская пулю в дальний полёт. и не думает. ему сказали, он делает. у государства свои игры, на которые ему плевать точно так же, как игры в карты жаркими душными вечерами.
идёт за ней, и ноги утопают в песке. вечер плавно опускается на пустыню. ещё очень долго она будет ему сниться в кошмарах. не девушка. эта пустыня. безжалостная, горячая, бросающая в лицо песок. он облизывает пересохшие, потрескавшиеся от вечной жажды губы и ступает следом за ней под крышу. жара плавит сломанные многократно кости; жара отпечатывается на коже. он заглядывает ей в глаза – зелёные, магнетические. русалочьи.
- рэд, - опасностью на языке. «красный». с металлическим привкусом крови. имя пульсирует, отражаясь на дне зрачков. его зовут так с самого раннего детства. рэй – это что-то про хорошего мальчика, мечтающего о дипломе гарварда. это что-то о нужном человеке, о нормальной семье. отвечать на её поцелуй. сразу же. быстро и требовательно. подтверждая право на владение. его. даже если всего только на эту ночь. на большее и не нужно. совсем скоро не останется ничего, кроме пустыни и бесконечного бега вперёд. бесконечной борьбы не за кого-то, не за что-то, а борьбы ради борьбы. смерти ради смерти и достижения цели – не того, кто нажимает курок.
целовать требовательно, глубоко, жадно, погружаясь на самое дно. какая разница, если в этом мире всё давно относительно. пальцы находят застёжки, расстегивают быстро, опытно. ремень слабо звякает и поддается. оставляет на ней отпечатки – крохотные гематомы, крохотные вселенные. по тонким шрамам – не вдаваясь в подробности. прижимает к себе, ловя короткий момент нужной близости. берёт на руки, двигаясь в сторону хоть чего-то. пол – грязный, утоптанный. всё тот же пресловутый песок. жадность прикосновений, жадность до женского тела. маленькая, аккуратная. горячая – как и всё здесь вокруг. размазывает слюну и кровь – вперемешку. прикусывает плечо, оставляя видимый отпечаток зубов. временное клеймо принадлежности. жетон коротко звякает, пальцы путаются в волосах.
агония. попытка вдохнуть жизнь до такого, как снова придётся смотреть на смерть. он ловит согретый её лёгкими воздух и целует, снимая соль, кровь, боль. завтра всё будет по-другому. но только завтра.
------------------------------------
в нём больше нет того человека, которого она когда-то знала. он давно умер под палящим солнцем пустыни. умер вместе с друзьями, вместе с боевыми товарищами. с теми, кто прикрывал от пуль, кто пробивался вперёд – плечом к плечу. у него новый шрам – прямо по центру груди. длинная побелевшая полоса. он часто болит, вороша давнее прошлое. вот и сейчас – он вскользь касается своей груди, морщась от навязанной фантомной боли. он тогда почти_умер. выжил лишь чудом и оказался здесь. в городе детства, в городе, который его сломал и выстроил заново. который заставил подняться на ноги, погружаясь с головой в теневой мир криминала. мир, который всегда был его миром. его настоящим миром.
он помнит её отчетливо, словно не стёрлось то время пустынным ветром. память разрывается на лоскутки. грязные, перепачканные алой кровью. внимательный взгляд тёмно-коричневых глаз скользит по ней, отмечая оставшуюся ломкую хрупкость. в ней нет той невинности, что сквозит в малышках, которые проходят мимо. нет той веры в призрачность светлого будущего, в ней нет ничего – поэтому так вдруг цепляет. – ничего, - ослепительная улыбка. как будто всё ещё внутри жив. работа, звонки – ему знакомо. – два года, значит, интересно, - не думал, что она вдруг окажется в бостоне. здесь нет никого из тех, с кем когда-то служил. но есть те, кто знает не понаслышке, что такое пустыня и яростный жар. он не спрашивает, кем работает, не задаёт лишних вопросов. вообще ничего не задаёт. изучает. насмешливо и откровенно. ей придётся узнавать его заново, как и ему – её. – да, давай в семь, - кивком на вывеску за спиной.
почти сразу звонит телефон. настойчивой въедливой трелью. сбрасывает звонок, зная, какой сонм проблем выльется на него с другого конца бостона, стоит ему лишь поднять трубку. провожает её взглядом, отмечая, что девочка выросла. пусть и тогда была уже достаточно взрослая. он не тоскует по тем проведённым вместе дням. слишком много боли было позже. слишком много боли, смерти, крови и жара, разрывающего грудь, подобно пули.
погружается с головой в работу. разрешает проблемы и убирает за другими всю грязь. о девочке с русалочьими глазами не вспоминает. девочка – недоступна, по крайней мере, сейчас. опасность работы требует полной самоотдачи, погружения с головой. обрывки фраз, чувств, жизней. убийства – что-то привычное. что-то уже даже и не болезненное. не затрагивает. не задевает того, у кого давным-давно нет души. всё зачерствело, покрылось коркой. сгнило там, среди барханов и дюн, среди пустыни, размазывающейся дымным маревом в ночных кошмарах.
в кафе – вовремя. вглядываясь в лица сидящих. подходит к столику, усаживается за стол. простенькая обстановка, отсутствие всякой романтики. – извинишься ещё раз, я тебя ударю, - в глазах не чувствуется шутка. в глазах серьёзность, помноженная на жесткость. – всё нормально, - передёргивает плечами. ему приносят чёрный кофе без сахара, он греет о кружку руки, отбрасывая флешбеки давних лет. – первое время было сложно. думаю, ты знаешь, какого это – возвращаться в мир, где нет войны, - где люди не боятся выйти на улицу. и снова: разглядывая знакомые черты лица. – сейчас всё наладилось, - остались только фантомные боли и умение, которого не отнять. убийство уже не кажется больше грехом. убийство – привычно и приносит удовлетворение. вдох – оборвалась чужая жизнь, не задевая ни одной струны души. – у меня работа. скучный офис, - почти не врёт. работа лишь для прикрытия. он там даже и не бывает. но числится. офис их же, зарегистрирован на подставное лицо. они хорошо работают над легендой. у каждого – отточенная, выверенная история. правду знают лишь единицы. она – слишком далёкая, какой и была всегда.
- а ты? чем ты занимаешься? ты что-то говорила о подопечных, - не так уж и интересно. не так уж и любопытно. но встречный вопрос ожидаем. он почти ощутимо висел в воздухе. между ними растягиваются воспоминания. о тех трёх днях, проведённых на одной территории. о тех трёх диких горячих днях, когда остро чувствовали себя живыми. когда даже жара не донимала так сильно. он помнит: тогда неожиданно пошёл дождь. короткий, тёплый и очень сладкий. они целовались в палатке, судорожно хватали воздух. а капли падали и стучали, создавая иллюзию частых выстрелов. они не заметили, поглощенные друг другом и краткосрочностью отношений. без подробностей. без того, чтоб под кожу, чтоб навсегда.
обаятельно-нагло ухмыляется ей, заглядывая в русалочьи её глаза. не спрашивает, почему покинула ряды солдат. и не рассказывает о себе. пьёт чёрный кофе, одаривая его неуместным вниманием. – может, прогуляемся? бостон – не пустыня, может быть, нам повезёт, и мы попадём под дождь, - под который не попали тогда.
отношения так легко завязать. он не понимает, почему в конце предлагает ей встретиться снова. почему звонит ей следующим вечером, мимолетно, неожиданно для себя, радуясь, услышав её звонкий голос. вокруг – много женщин. красивых, обаятельных, сексуальных, очень разных. но ни одна их не знает, какого было там, в пустыни. не знает, как вырывался из лёгких горячий воздух и как скрипел на зубах песок. в ней – в тонкой повзрослевшей девочке – что-то незримо меняется. чужое и далекое становится родным и близким. он встречается с ней снова и снова, не желая покидать её жизнь. он узнает её постепенно, с каждым разом всё сильнее окунаясь в рваное прошлое. он не ведёт её к себе домой и не показывает сохранившуюся фотографию. но держит за руку и целует – жадно, долго – когда на улице вдруг начинает идти холодный дождь. ледяные капли проникают под куртку, стекают по лицу, замирают на длинных ресницах. он улыбается – впервые открыто и знает, что не захочет её отпустить. – после войны я полюбил дождь, - говорит ей зачем-то, стирая с её щеки особенно крупную каплю. он не знает, кто она, что она и не стремится узнать. ему нравится в ней загадка и опьяняющая его тайна. ему нравится быть далёкими, знакомыми незнакомцами. теми же, что были тогда. не рассказывает ей, что помнит, только касается – хочет и может. у неё, наверное, тоже шрамы. те, которых он ещё не видел, но которые обязательно увидит. дело лишь во времени, которого сейчас – слишком много. это тогда не было ничего, только пустыня и смерть, оставившая на них отпечаток.
– вообще-то я здесь недалеко живу, если боишься сильно промокнуть, можем зайти, - спонтанное предложение. раньше он никогда не приглашал её в старый покосившийся дом. да и в район – сейчас уже практически благополучный – тоже. не хотелось. но сейчас хочется, спонтанность желания, оседающая сладостью на языке. с ней легко. неожиданно очень легко. потому что она.. понимает. потому что когда-то она была вместе с ним. там, где жизнь так тяжело доставалась. где жизнь выгрызалась, вырывалась с корнем. на теле – следы не ран, следы мимолетно прошедшей смерти и незримо оставшейся боли. – рискнешь? или побоишься? – насмешка в глазах. знает, что не побоится. русалка ничего не боится, ведь так?
[NIC]Raymond Schwarzenberg[/NIC][STA]а звери мои ночью рвут кожу и плоть в клочья[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3Twcaqv.jpg[/AVA]
[LZ1]РЭД ШВАРЦЕНБЕРГ, 32 y.o.
profession: лидер ОПГ, киллер;[/LZ1]
[SGN]///[/SGN]
пустыня не знает сожалений, она просто не принимает их. песок за каждое действие требует свою цену, и здесь у любви она особенно высока. но николь бы не отказалась, зная, чем все закончится и кого придется потерять. даже зная будущее, она бы не отступила бы. его терновые глаза слишком запретные, к его губам слишком тянет, чтобы от этого отказаться. где-то внутри просыпаются инстинкты, чтобы сделать ее ведомой чувствами, эмоциями. чтобы тело жаром на каждое прикосновение. целовать его без устали, впиваясь неистово в губы, вкладывая в каждый поцелуй все, что у нее есть и все, что осталось. будто бы после наступит конец света \ еще не знает, что для некоторых здесь он таки настанет \
ей плевать на условности и устав, на все собственно. губами в его губы - жаром, будто бы здесь вовсе не пустыня. запустить руку в его волосы, будто бы только ее, даже если его с войны кто-то ждет. хотя, вряд ли. таких не ждут у них нет подружек. тянет его за жетон - к себе, так же жадно. желание быть ближе, желание принадлежать кому-то полностью - ему, смертнику с глазами терновыми и опасными. ей нравится, как он ее держит и ногтями острыми впиваться в его спину тоже нравится. ее - на один вечер, на одну ночь.
шептать его имя, тихо в агонии, принимая все и отдавая столько же. потому что здесь есть негласное правило, либо все либо нечего. здесь и сейчас, ведь для кого-то из них завтра может не наступить.
___
пальцами по столешнице, отбивая ритм. не нервно, скорее задумчиво. ловит себя на мысли, что все же рада его видеть. осознает, все, что она сейчас делает - чистой воды предательство, подпитанное желанием помочь. не ему. себе. стране. разве можно оправдать убийство? даже войне, почти что никак. там все просто - нужно нажать на курок до того, как кто-то другой его спустит, иначе - крах. он просто делает то, что привык. потому что может ничего больше и не умеет. порой трудно понять, что делать дальше - она сама не понимала, когда вернулась домой. в тихий и холодный портленд. помнит лишь, как долго-долго стояла под дождем, пока мама ласково за руку не отвела ее в дом и не налила чай, будто бы маленькую девочку, которую мучали кошмары. этот мир совсем другой - здесь нет свиста пуль и ветра, что засыпает песок в глаза. здесь нет жары, что пронзает насквозь, заставляя истекать седьмым потом. и к этому привыкаешь. как к жесткой казарменной подушке - лишь через год удается выспаться на нормальном матрасе. до этого каждый день спина - болью. тянущей и неприятной.
- а ты не боишься получить сдачи? - сводит в шутку, хотя может и врезать. получить в кафе от девчонки, так себе идея и новость. хотя знает, он не шутит, впрочем вряд ли сильно ударит, все же девочка, - понимаю, сама не знала, что делать. как давно ты на гражданке? - знает, что вроде как ушел раньше. собственно на него целое досье, составленное за год, исписанное ровным почерком. без тени сострадания, лишь с ноткой сожаления и еле заметными колебаниями букв право каждый раз, когда сокращает его чертово имя, - ну, сначала я пошла в полицию. но мне там не понравилось. все какие-то не сообразительные, так что теперь я не люблю легавых, - пожимает плечами. наивно и все еще верит в то, что они могут сделать мир лучше. избавляя страну от таких, каким сейчас стал он. превратился в монстра. и если что-то внутри трепещет, вспоминая о тех трех днях посреди пустыни. единственных наполненных, когда все вокруг отдавало смертью, каждым поцелуем напоминал - еще жива, еще дышит. и дождь по палатке тяжелыми каплями, а сейчас после четырех лет - будто бы вчера, - устраиваю таких как мы в скучные офисы, - делает глоток травяного чая, разглядывая его, улавливая изменения. он на фото и он здесь - два разных человека и об этом следует помнить. странно, они оба встретились спустя четыре года и оба так просто и незаметно лгут глаза в глаза, опасаясь правды. скрывая ее под кожей. все тайное рано или поздно становится явным. и за всю эту ложь им обоим снова придется заплатить высокую цену, - центр реабилитации бывших военных, - от психологической поддержки до поиска работы. нужное время. она не вдается в подробности, знает, что не так уж интересно. гораздо интереснее то, что останется недосказанным. между ними несколько нет и поцелуи - жадные до потери воздуха. и объятья - длинные, настоящие. лишь инстинкты, будто бы не навсегда. тогда почему желание принадлежать ему все еще комом в горле? почему мысли о нем - остро в ребра.
это несложно - предать. неродного, не близкого человека и все же это предательство, на которое идет без зазрения совести. от маленькой и невинной девочки не осталось ни единого следа. она стерта ластиком где-то между старшей школой и службой. навсегда растворилась в своем же море, когда утащила первого на дно, все еще помнит, как это было. и тоже самое проделает с ним, - пойдем, - встать из-за стола и еще раз загадкой ему улыбнуться. чтобы снова вести за собой, как четыре года назад. с привкусом интриги и желания на губах. не оборачиваясь. лишь прямо на полупустые и холодные улицы. он предлагает ей встретится снова, она соглашается - не смертная классика. дать ему свой номер, надеясь, что запишет русалкой. он для нее всегда будет рэдом - именем, что на шепотом на губах где-то посреди пустыни. единственному, которое была готова шептать вечно в те часы, что провела рядом с ним. тихо на ухо, кусая, царапаясь.
не знает, почему рада слышать в трубке его голос. улыбается искренне, как девочка, которая влюбилась. ей хорошо рядом с ним, потому что понимает, как это - так и не вернутся с войны. он первый, которому говорит о том, что ей снились кошмары и как просыпалась в агонии ночью. он берет за руку, а нике становится спокойно и слишком хорошо рядом с ним. хотя каждый день неизменно пишет рапорты, называя его сухо - объектом. каждый день острыми длинными ногтями по клавиатуре - своеобразный ритуал, помогающий забыть, избавится от чувства, что все это - по настоящему. просто игра, которая не стоит свеч. как и все то, что они делали там, в пустыне. в вечных песках, которые каждый день видят чужую кровь.
ей тепло рядом с ним, даже когда холодные капли обжигают лицом. и хорошо совсем так, как тогда. с неба на них - дождь. и она его полюбила тоже. а еще зиму и снег белыми хлопьями на ресницах - до бесконечности. она не ездит на отдых в теплые страны, потому что знает - там все будет напоминать о ней - бездушной пустыне, где ничего не остается, - а чего мне бояться? тебя? - она не боится. ни монстра внутри его, ни его демонов. ведь в ней живут такие же. иногда пострашнее. она идет с ним за руку, осматриваясь, не теряя бдительности. и лишь сильнее сжимает ладонь, когда они подходят к старому дому. краска совсем уж опала, облупилась. и как будто бы никто не жил. смотрит на него недоверчиво, хотя и понимает - его жизнь была настолько переменчивой, что сейчас просто не хочет и не может ничего менять.
она заходит во внутрь - в прихожую старую и пахнущую пылью. будто бы попала в музей, который хранит все его тайны. снимает ботинки и понимает, что совсем промокла, замерзла. что нещадно тянет к нему, - у тебя ведь есть горячая вода в ванной? - уточнить, обнимая за плечи, смотря в терновые глаза, - хочу тебя туда затащить, - снимая с него куртку махом, целуя губы, совсем как тогда. она скучала. по его поцелуям, по прикосновениям. сама не знает, почему. вокруг же столько мужчин, а ей почему-то нужен он - монстр. она знает, с каждым поцелуем, с каждой отметиной на шее, тащит еще все дальше и дальше от привычного берега. а дальше всего один путь - на дно. всего один звонок и рывок. а он, будет ее за это ненавидеть. по лестнице вверх, едва касаясь носочками пола. туда, в неизведанное, в темноту, лишь бы с ним. в горячую воду, чтобы контрастом. и руками по шрамам - бесцеремонно и снова тянуть за звенящий на шее жетон.
она обнимает его, когда лежит на кровати. засыпает, одетая в его футболку, пропитанную его запахом. касаться его вполне законно, не опасаясь, что кто-то войдет и заметит. засыпать в его руках - с приятной тяжестью в уставшем теле. и проснутся через несколько часов от какого-то шума. потому что его нет рядом. внезапно осознает, что замерзла. куда-то в темноту коротким именем, вопросом, - рэд? - не отзывается, не отвечает. босыми ногами на холодный пол. темно и тихо. отойти к полуоткрытой двери, за которой тусклый свет. где-то внизу что-то гремит, а потом снова затихает. и голоса, которые сложно распознать. машинально прячется за двери, как только слышит тяжелые шаги на лестничной клетке, - так что, где там твоя подружка? - военными флешбеками в памяти. ника все еще ходит в зал, все еще тренируется, таская железо. все еще отрабатывает привычные движения и захваты - будто бы боится, что на войну придется отправится снова. будто бы убить приходится снова.
инстинкты ведут куда-то вперед, в борьбу, глупую и не мыслимую. увернуться от ножа в чужой руке, чтобы перехватить ее. выбить острое лезвие одним лишь движением. глазами в глаза. кулаком под ребра, ей больно, немыслимо. но все же бьет в ответ. а затем одним движением, поддается вперед, чтобы перерезать горло. без чувства вины, без тени сожаление. толкнуть его вперед, еще раз, сломав хлипкие перила. чужое тело грузом летит вниз - в полутемную комнату, где лежит еще одно. к облегчению не рэда.
спускается вниз, пытаясь осознать произошедшее. все еще вглядывается в темноту, в него. убила, спустя два года первый раз. снова. и не почувствовала ничего, кроме отвращения к самой себе. все еще сжимает в руке рукоять острого окровавленного ножа. вытирает лезвие об его футболку, машинально. та все равно в чужой и липкой крови, вязко пахнущей. остановится за несколько метров от него, смотря в глаза. сколько обирался еще стоять тут? или знал, что справится сама? - офис говоришь, - ядом. остро, словно кромкой ножа. лезвием на него, почти что в безумии, - ты ни о чем не хочешь мне рассказать? - двое вооруженных людей врываются в дом. одного убила она, второго прикончил он. является ли это превышением самообороны, если у того, что на кухне несколько ножевых ударов, а тот, что под лестницей с перерезанным горлом? она не знает и что писать в рапорте пока, тоже, - у меня нож, рэд, - на всякий случай поставить в известность. она - не лесная фея и шутки шутить не будет.
[NIC] Nicole Denvers [/NIC] [PLA] [/PLA]
[STA] siren [/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/yoHek1p.png[/AVA]
[SGN]_______________[/SGN]
[LZ1]НИКОЛЬ ДЕНВЕРС , 25 y.o.
profession: агент под прикрытием
[/LZ1]
Отредактировано Dominica Sharp (Вчера 21:52:29)
Вы здесь » SACRAMENTO » Альтернативная реальность » на распутье огненных дорог
Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно © 2007–2020 «QuadroSystems» LLC
