Иногда Себастиану кажется, что война — это его персональная карма; ад, в котором оказывается после того, как практически умирает на поле боя, спасенный в последний момент укусом Виктора. Вот только спасенный ли? Единственный выживший из последней вампирской армии новорожденных — звание, которое кажется проклятием, а не достижением. Он умеет сражаться: голыми руками и окровавленными клыками; подручными средствами и разнообразным оружием — у него получается нести смерть так же легко, как у многих получается решать сложные системы математических уравнений или спасать жизни в белом врачебном халате. Иногда ему кажется, что это всего лишь какая-то жестокая издевка судьбы: дарует такие способности тому, кто не получается от убийств никакого удовольствия, даже когда приходится убивать ради пропитания. А может, конечно, в этом и была суть? Чтобы не превратился в одного из одержимых кровью и страданиями монстром, какими иногда становились вампиры, почуявшие после своего перерождения власть и силу? Может быть суть всегда была в том, что насилие не было главным путем решения вопросов, которого придерживался, первоначально пытаясь решить проблему иначе. Хоть как угодно, но иначе. По крайней мере Ховард может быть уверен, что в том числе и по этой причине становится любимым слугой Виктора за довольно быстрое время: нежелание раздувать конфликты до кровопролития, преданность, похожая на волчью /что иронично/, и умение держать язык за зубами — ему все чаще поручают персональные приказы, о сути которых едва ли знает в клане кто-либо, кроме него и самого владыки. О нем все чаще начинают шептаться за спиной, называя цепным псом — нет смысла спорить с правдой. Он и не спорит.
В мире все больше и больше ссор и дрязг, будто люди в двадцатом веке окончательно сходят с ума, когда, не успевая отдохнуть от одной мировой войны, устраивают вторую, едва не уничтожая всю планету — в этих условиях, а также в условиях стремительно развивающегося научно-технического прогресса, становится все сложнее скрывать их существование в тайне, не привлекать внимание, чтобы не заставлять человечество ополчаться против них. Какая разница, насколько ты силен или как быстро бегаешь, если ядерный взрыв в любом случае сметет тебя с лица земли? Виктор понимает эту простую истину, но стая, живущая по соседству, продолжает причинять неудобства: парочка недавно обращенных волков оказываются абсолютно неподконтрольными даже вожакам,  и проблема перестает быть исключительно проблемой оборотней: не когда над живущими под боком вампирами нависает угроза разоблачения. Никто не следит за соблюдением табу тщательнее и хладнокровнее, чем Ховард, а потому отправляется разбираться с проблемой и сейчас.
Волков найти не трудно: они едва ли пытаются спрятаться — шумные и дурные, как любые подростки, вырвавшиеся из-под родительского контроля, а теперь устраивающие форменное безобразие, будто они все еще живут в десятом веке, где можно было не скрываться от людей, которые знали о них, но предпочитали убегать и прятаться в надежде, что напасть обойдет их деревню стороной. Часть его задается вопросом: почему их альфе настолько плевать на то, что творят новообращенные? Почему позволяет им бесчинствовать? Может ли это считаться провокацией, направленной против вампиров? Или же все дело в простейшей безалаберности и веры в то, что все как-то само собой образумится? Всего лишь риторические вопросы, остающиеся озвученными только самому себе из-за банального непонимания: со своей стороны его клан расправляется с любыми не поддающимися контролю особями. Конкретно он разбирается. Как ему приходится разбираться и сейчас с проблемами в чужой семье. Разве у них нет никого, кто обычно занимается подобной грязной работой? Разве они не боятся стать жертвами собственной глупости, а заодно потянуть за собой не только весь свой род, но и род вампиров?
Оборотни сами по себе эмоциональные и агрессивные, а молодые оборотни в дополнение еще и не умеют толком себя контролировать, так что рассчитывать на диалог не приходится: они обращаются практически в прыжке, рыча и воя от боли, но пытаясь цапнуть его посильнее. Один даже задевает щеку, оставляя на ней длинный и глубокий шрам от уголка глаза до губы, цепляя верхнюю. Себастиан шипит от боли, но продолжает сражаться, стараясь оставаться в холодном рассудке: бездумные атаки еще никого не доводили до победы в бою. Вот только их отвлекает хруст веток и запах. Яркий и молодой человеческий запах, на который реагирует не только он, но и волки. Одному это стоит жизни: едва отворачивается, как лишается сердца, которое вампир по привычке сжимает в ладони, а после бросает на землю рядом с упавшим, как подкошенный, трупом. Второй же, видимо, полностью поддаваясь своей звериной натуре, бросается на человека, стоящего так близко к разъяренным монстрам, решившим устроить небольшое лесное побоище. Себастиан бросается оборотню наперерез — оскаленные клыки как признак серьезности намерений. Перехватывает его, пусть и не совсем уверенный, что успел вовремя, и отбрасывает в сторону, едва ли бросая взгляд в сторону того, кого защищает, бросаясь оборотню вслед, чтобы настигнуть, когда тот еще не земле, а после свернуть шею, не давая возможности подняться. Совсем зеленые, даже не умеющие драться — отчасти Себастиану жалко этих детишек: они не виноваты в том, что никто не стал заботиться об их выживании.
Пыл сражения остывает в его все еще бушующей крови, как и трупы волков, лежащие на примятой от драки траве. Он смотрит на них брезгливо, вытирая о шкуру одного из них руку, запачканную волчьей кровью, а после смотрит на невольного свидетеля их схватки — глупое создание, которое вмешивается туда, куда не должно. Облизывает губы и проводит по щеке ладонью, пытаясь вытереть собственную кровь, теперь покрывающую половину лица, несмотря на то, что может чувствовать, как рана затягивается, и говорит ровным голосом:
— Вы же знаете, что будет глупым пытаться сбежать от меня, так что выходите, — в тоне нет угрозы, но есть некоторая усталая обреченность: табу всегда табу, кто бы что ни говорил, кто бы каким невинным не был. Возможно, у судьбы иные планы на этого человека, раз привела его сейчас в этот момент времени в это место, чтобы после показать ему, заставляя делать свое черное дело. Но это не значит, что он станет вести себя невежливо или бросаться, не глядя. — Волк задел Вас, не так ли? — тянет носом воздух, чувствуя запах крови. Женской крови: у них она пахнет чуть тоньше, нежнее, если браться судить на его вкус. Подходит ближе, поднимая перед собой руки, чтобы показать, что он совершенно безоружен и не опасен, хотя сама эта концепция — полный бред. Он опасен по своей сути и не нуждается в оружии для того, что убить кого-либо. — Как долго Вы находитесь здесь? Как много успели увидеть? — ее лицо скрыто тенью деревьев, и он пытается всмотреться в него, пока интуиция кричит о том, что это плохая идея. Что нужно просто плотно поесть после драки и возвращаться к Виктору с отчетом об удачно выполненном задании. Об очередном удачно выполненном задании. У него никогда не было ошибок — не должно быть и в этот раз.
[LZ1]СЕБАСТИАН ХОВАРД, >220 ^y.o.
profession: уполномоченный по специальным делам клана
[/LZ1][NIC]Sebastian Howard[/NIC][STA]made from blood and bone[/STA][AVA]https://imgur.com/RNTRlKU.gif[/AVA][SGN]beautiful is always
starving[/SGN]

Отредактировано Rebecca Moreau (2020-09-22 21:37:05)

Есть вещи, над которыми не нужно думать: они кажутся чем-то инстинктивно понятным, объяснимым, не нуждающимся в дополнительных пояснениях. Стоит кусать в сонную артерию, чтобы быстрее насытиться. Нельзя пить дурно пахнущую кровь оборотней, чтобы не умереть. Если кто-то оказывается случайным свидетелем разборок между сверхъестественными существами, стоит избавиться от этого человека, чтобы не нарушать табу: если об их существовании узнают люди, погибнуть могут многие, если не все — эта война не приведет ни к чему, кроме попыток тотального взаимного уничтожения. Подобные банальные и четкие правила никогда не вызывали в нем проблем с пониманием: для него, как для солдата, пожалуй, нет ничего лучше конкретных приказов. Вот только сейчас что-то в нем медлит, будто противится тому, чтобы поступить так, как поступал множество раз: быстрая смерть, пока невольная жертва даже не успевает понять, что именно происходит — практически извращенная версия милосердия — максимум, которого можно ожидать в такой ситуации.
Запах человеческой крови все сильнее насыщает воздух с течением времени, и вампир непроизвольно ведет носом, внюхиваясь, но вполне способен контролировать свои почти животные порывы: в нем достаточно опыта, чтобы не срываться, даже учитывая тот факт, что только побывал в небольшой стычке. Кровь пахнет страхом, что неудивительно в сложившейся ситуации, и невинностью, что иррационально что-то напоминает, вот только никак не получается вспомнить, что именно. Или кого? Медленно подходит ближе, — медленно даже по человеческим меркам — чтобы не спугнуть незнакомку: это кажется верхом невоспитанности, тогда как едва ли заботит с точки зрения того, что в случае побега придется ее догонять. Он бы смог догнать ее за доли секунды, не дать успеть дернуться с места, а голова бы уже покатилась по примятой во время схватки траве, однако Ховард медлит. Облизывает губы и улыбается, стараясь не выдавать чуть поднывающие от близости крови клыки.
— Вам стоит перевязать рану: в этом лесу много тех, кому не стоит чувствовать запах крови, — говорит с ней так, точно не он должен избавиться от проблемы в ее лице, точно у нее есть хоть какой-то шанс спастись /для тех, кто проник за завесу тайны, охраняемой столь тщательно с помощью табу, нет никакой дороги назад — только вперед, где смерть/. Себастиан подходит еще ближе, ведомый и влекомый этим чем-то совершенно не объяснимым, странным. — Да, это очень плохо: Вам не стоило ходить в лес так далеко. Разве взрослые из деревни не говорили, что это может быть опасным? — он уже совсем близко: можно протянуть руку и схватить ее, вгрызться зубами в шею, прорывая сонную артерию, из которой обычно так бойко пьет теплая, сладко-соленая, живая кровь — вид питания, претящий ему, как тому, кто пытается быть человечным, если нет необходимости в жестокости, как бы абсурдно это ни звучало, учитывая, что его сердце не бьется почти две сотни лет. — За такое Вас убьют. Так гласят правила, — голос учтив, с легким налетом теплоты, но полон трагичной беспрекословности, и осекается, когда видит ее лицо.
Непослушные волосы, отливающие рыжиной в лучах заходящего солнца. Темные глубокие глаза, на дне зрачков которых всегда прятались лукавые искорки, как те, что отлетают в ночи от горячего костра. Звонкий смех, переливом серебряных колокольчиков ласкающий слух. Вишневая яркость губ, которые и на вкус были будто вишня: чуть кислые, но сладкие, терпкие, нежные. Это было так давно, будто в прошлой жизни, но при этом сейчас так четко предстает перед глазами в образе напуганной человеческой девушки, прижимающей к груди кровоточащую руку. Ховард отводит взгляд, понимая, что некоторое время совершенно неподобающе пялился, и достает из внутреннего кармана куртки платок, протягивая тот незнакомке.
— Вам действительно стоит остановить кровотечение, — с мягким укором и вспышками застарелой ностальгической боли смотрит на нее, не понимая, как теперь должен поднять руку и вырвать ей сердце, когда образ будто бы воскрешен из того давно утраченного прошлого, в котором не было ни жажды, ни боли, ни даже людской войны, где и погиб? Чуть наклоняет голову набок, всматривается в черты лица: девушка перед ним все же другая, но при этом неуловимо такая же. Или все дело в игре воображения, когда пытается для самого себя выдать желаемое за действительное? — Зачем же Вы пришли сюда? — а хочется спросить совсем иное. Почему так похожа? Что ему делать? Почему не мог быть кто-то другой невольным свидетелем тайной стороны существования мира?
Резко дергается, слыша, как во многих метрах отсюда хрустят ветки, будто кто-то бежит в их сторону. Бросает быстрый озабоченный взгляд в сторону трупов оборотней, лежащих на земле. Встречаться с их разозленными собратьями не хочется, как отдавать ее им в растерзание и как убивать ее прямо сейчас, пусть и самым милосердным путем. Вампир протягивает девушке руку, смотря строго и периодически бросая взгляд назад, откуда, по его ощущениям, скоро должны появиться остальные члены стаи.
— Если нет желания встретиться с такими, как те, кого Вы уже видели, придется пойти со мной. Согласны?
[LZ1]СЕБАСТИАН ХОВАРД, >220 ^y.o.
profession: уполномоченный по специальным делам клана
[/LZ1][NIC]Sebastian Howard[/NIC][STA]made from blood and bone[/STA][AVA]https://imgur.com/RNTRlKU.gif[/AVA][SGN]beautiful is always
starving[/SGN]