Иногда Себастиану кажется, что война — это его персональная карма; ад, в котором оказывается после того, как практически умирает на поле боя, спасенный в последний момент укусом Виктора. Вот только спасенный ли? Единственный выживший из последней вампирской армии новорожденных — звание, которое кажется проклятием, а не достижением. Он умеет сражаться: голыми руками и окровавленными клыками; подручными средствами и разнообразным оружием — у него получается нести смерть так же легко, как у многих получается решать сложные системы математических уравнений или спасать жизни в белом врачебном халате. Иногда ему кажется, что это всего лишь какая-то жестокая издевка судьбы: дарует такие способности тому, кто не получается от убийств никакого удовольствия, даже когда приходится убивать ради пропитания. А может, конечно, в этом и была суть? Чтобы не превратился в одного из одержимых кровью и страданиями монстром, какими иногда становились вампиры, почуявшие после своего перерождения власть и силу? Может быть суть всегда была в том, что насилие не было главным путем решения вопросов, которого придерживался, первоначально пытаясь решить проблему иначе. Хоть как угодно, но иначе. По крайней мере Ховард может быть уверен, что в том числе и по этой причине становится любимым слугой Виктора за довольно быстрое время: нежелание раздувать конфликты до кровопролития, преданность, похожая на волчью /что иронично/, и умение держать язык за зубами — ему все чаще поручают персональные приказы, о сути которых едва ли знает в клане кто-либо, кроме него и самого владыки. О нем все чаще начинают шептаться за спиной, называя цепным псом — нет смысла спорить с правдой. Он и не спорит.
В мире все больше и больше ссор и дрязг, будто люди в двадцатом веке окончательно сходят с ума, когда, не успевая отдохнуть от одной мировой войны, устраивают вторую, едва не уничтожая всю планету — в этих условиях, а также в условиях стремительно развивающегося научно-технического прогресса, становится все сложнее скрывать их существование в тайне, не привлекать внимание, чтобы не заставлять человечество ополчаться против них. Какая разница, насколько ты силен или как быстро бегаешь, если ядерный взрыв в любом случае сметет тебя с лица земли? Виктор понимает эту простую истину, но стая, живущая по соседству, продолжает причинять неудобства: парочка недавно обращенных волков оказываются абсолютно неподконтрольными даже вожакам, и проблема перестает быть исключительно проблемой оборотней: не когда над живущими под боком вампирами нависает угроза разоблачения. Никто не следит за соблюдением табу тщательнее и хладнокровнее, чем Ховард, а потому отправляется разбираться с проблемой и сейчас.
Волков найти не трудно: они едва ли пытаются спрятаться — шумные и дурные, как любые подростки, вырвавшиеся из-под родительского контроля, а теперь устраивающие форменное безобразие, будто они все еще живут в десятом веке, где можно было не скрываться от людей, которые знали о них, но предпочитали убегать и прятаться в надежде, что напасть обойдет их деревню стороной. Часть его задается вопросом: почему их альфе настолько плевать на то, что творят новообращенные? Почему позволяет им бесчинствовать? Может ли это считаться провокацией, направленной против вампиров? Или же все дело в простейшей безалаберности и веры в то, что все как-то само собой образумится? Всего лишь риторические вопросы, остающиеся озвученными только самому себе из-за банального непонимания: со своей стороны его клан расправляется с любыми не поддающимися контролю особями. Конкретно он разбирается. Как ему приходится разбираться и сейчас с проблемами в чужой семье. Разве у них нет никого, кто обычно занимается подобной грязной работой? Разве они не боятся стать жертвами собственной глупости, а заодно потянуть за собой не только весь свой род, но и род вампиров?
Оборотни сами по себе эмоциональные и агрессивные, а молодые оборотни в дополнение еще и не умеют толком себя контролировать, так что рассчитывать на диалог не приходится: они обращаются практически в прыжке, рыча и воя от боли, но пытаясь цапнуть его посильнее. Один даже задевает щеку, оставляя на ней длинный и глубокий шрам от уголка глаза до губы, цепляя верхнюю. Себастиан шипит от боли, но продолжает сражаться, стараясь оставаться в холодном рассудке: бездумные атаки еще никого не доводили до победы в бою. Вот только их отвлекает хруст веток и запах. Яркий и молодой человеческий запах, на который реагирует не только он, но и волки. Одному это стоит жизни: едва отворачивается, как лишается сердца, которое вампир по привычке сжимает в ладони, а после бросает на землю рядом с упавшим, как подкошенный, трупом. Второй же, видимо, полностью поддаваясь своей звериной натуре, бросается на человека, стоящего так близко к разъяренным монстрам, решившим устроить небольшое лесное побоище. Себастиан бросается оборотню наперерез — оскаленные клыки как признак серьезности намерений. Перехватывает его, пусть и не совсем уверенный, что успел вовремя, и отбрасывает в сторону, едва ли бросая взгляд в сторону того, кого защищает, бросаясь оборотню вслед, чтобы настигнуть, когда тот еще не земле, а после свернуть шею, не давая возможности подняться. Совсем зеленые, даже не умеющие драться — отчасти Себастиану жалко этих детишек: они не виноваты в том, что никто не стал заботиться об их выживании.
Пыл сражения остывает в его все еще бушующей крови, как и трупы волков, лежащие на примятой от драки траве. Он смотрит на них брезгливо, вытирая о шкуру одного из них руку, запачканную волчьей кровью, а после смотрит на невольного свидетеля их схватки — глупое создание, которое вмешивается туда, куда не должно. Облизывает губы и проводит по щеке ладонью, пытаясь вытереть собственную кровь, теперь покрывающую половину лица, несмотря на то, что может чувствовать, как рана затягивается, и говорит ровным голосом:
— Вы же знаете, что будет глупым пытаться сбежать от меня, так что выходите, — в тоне нет угрозы, но есть некоторая усталая обреченность: табу всегда табу, кто бы что ни говорил, кто бы каким невинным не был. Возможно, у судьбы иные планы на этого человека, раз привела его сейчас в этот момент времени в это место, чтобы после показать ему, заставляя делать свое черное дело. Но это не значит, что он станет вести себя невежливо или бросаться, не глядя. — Волк задел Вас, не так ли? — тянет носом воздух, чувствуя запах крови. Женской крови: у них она пахнет чуть тоньше, нежнее, если браться судить на его вкус. Подходит ближе, поднимая перед собой руки, чтобы показать, что он совершенно безоружен и не опасен, хотя сама эта концепция — полный бред. Он опасен по своей сути и не нуждается в оружии для того, что убить кого-либо. — Как долго Вы находитесь здесь? Как много успели увидеть? — ее лицо скрыто тенью деревьев, и он пытается всмотреться в него, пока интуиция кричит о том, что это плохая идея. Что нужно просто плотно поесть после драки и возвращаться к Виктору с отчетом об удачно выполненном задании. Об очередном удачно выполненном задании. У него никогда не было ошибок — не должно быть и в этот раз.
[LZ1]СЕБАСТИАН ХОВАРД, >220 y.o.
profession: уполномоченный по специальным делам клана
[/LZ1][NIC]Sebastian Howard[/NIC][STA]made from blood and bone[/STA][AVA]https://imgur.com/RNTRlKU.gif[/AVA][SGN]beautiful is always
starving[/SGN]
Отредактировано Rebecca Moreau (2020-09-22 21:37:05)