ГОД 1994, СРЕДНЯ ШКОЛА. ВАНКУВЕР, КАНАДА.
Weep not for roads untraveled,
Weep not for sights unseen.
May your love never end and if you need a friend
There's a seat here alongside me.
Он был похож на скелет в скафандре в этой огромной рубашке, с тонкой шеей, торчащей из воротника и оскалом заядлого хулигана. И больше всего меня раздражал не он сам, и не эта дурацкая походка, словно ему все можно, а то, что он направлялся ко мне. К моей парте. Ну, кто бы сомневался?! Где еще мог сидеть такой парень как он, как не на последней парте в классе? Лично я здесь сидел всегда только чтобы меня не трогали, только это не очень помогало. Нет, я не похож на того парня, которого вечно все задевают и держат за чудака-ботана, наверное, даже наоборот. Только я не понимал, чем вызван такой необоснованный интерес к моей персоне, ибо лично я старался не трогать никого. А они все равно все поворачивались и просили совета, спрашивали, как проходили мои выходные, звали на дни рождения, даже те люди, с которыми я общался от силы раз в год, но они постоянно находили повод поговорить. Конечно, я вежливо отвечал им, рассказывая о том, как мы с младшим братом катались на велике до самой ночи, потому что отец задержался на работе. Они восхищенно улыбались, а я просто прощался, обещая поговорить позже. Наверное, заключал я иногда, в этом все дело. Стоит послать их один раз в задницу, и тогда они отстанут. Как наверняка делал тот, что целенаправленно идет к моей парте.
Ничего, я же умею быть вежливым, что мне стоит не обращать внимания и на него? Кто вообще придумал этот совместный урок? Голову бы ему оторвать, глупости какие-то. Я прекрасно справляюсь сам на химии, все это хорошо знают, мне не нужен сосед. У меня, в конце концов, есть сосед, только он заболел, так заболел, что вряд ли доковыляет в своем гипсе в школу еще около месяца. Но это же не важно! Важно то, что я хочу сидеть один, но вряд ли скажу этому парню об этом. Боюсь представить его реакцию на слова: «Ты не мог бы пересесть к кому-нибудь другому?», нет, я не боюсь, но мои зубы мне дороги. Может, прикинусь, что не понял его и предложу кому-нибудь сесть рядом?
- Робби, - предпринимаю я попытку,- Сегодня вроде лабораторная, не сядешь со мной? – я указываю на еще пустующий рядом стул, но тот кричит с другого конца класса о том, что у него уже есть партнер. Я понимающе улыбаюсь и прикрываю глаза. «Провал», - думаю я.
Тогда я просто убираю свои тетради-многотомники дальше от середины парты и отодвигаю стул, двигаясь к краю. Пошел он к черту, я же не собираюсь с ним детей рожать, пусть садится, куда хочет. И он садится. Ну, конечно, он садится. Только на последних партах сидят такие, как он, но сегодня не его день. Я ничего общего между нами не вижу.
- Привет, я Честер, - киваю и сдвигаю склянки, приготовленные для работы, в середину, чтоб он их не снес сумкой, которую лихо зашвырнет на стол. Зашвырнет-зашвырнет, ну что я не знаю таких как он что ли? И да, ну разумеется, я знаю что ты Честер, ну, конечно же, ты Честер. Твое имя словно кричит о том, что ты Честер, ты точно он самый, Честер. Как четко родители подобрали тебе это дурацкое имечко, словно знали, что сынишка получится именно таким.
Я часто видел тебя и твоих дружков на переменах в коридорах. Вроде бы вся школа знает, что ты Честер. Ровно как вся школа знает, что я Майк. Только вот причины такой популярности совершенно разные. Доказательством этого служит твоя разбитая нижняя губа. Я краем глаза наблюдаю за тобой буквально пять секунд, пока крутится мысль. Мысль готова.
- Майк, - отвечаю я, но, не позволяя продолжить разговор, открываю толстую тетрадь, закрываясь обложкой от своего нового соседа. Чуть-чуть прикусываю нижнюю губу, выводя линии на листе, не специально, а по глупой старой привычке. И в мгновение мне уже плевать, кто со мной сидит, да пусть хоть сам Альфред Хичкок, он не достоин моего внимания, пока у меня на парте открыта эта самая тетрадь.
