Привычно не получается нормально поспать: просыпается посреди ночи с твердым осознанием двух неизбежных фактов: вряд ли снова уснет и грядет очередной приступ мигрени, в последнее время участившиеся до неприличия. Бекка списывает все на стресс и гормональный сбой, а после выпивает таблетку триптана, запивая оставшимся с вечера вином в бокале, хотя не особенно и верит в то, что это поможет. Это скорее привычка — попытка ухватиться хоть за что-то стабильное в своей жизни, чтобы не думать о том, как остальная часть летит под откос, подобно съехавшему с рельс поезду, когда тот проезжает мост над обрывом. Фидий просыпается вслед за ней, сонно мяукая и потираясь пушистым боком о ее голые ноги: маленькому эгоистичному созданию невдомек, что хозяйка встает не ради того, чтобы наложить в миску порцию влажного корма со вкусом индейки. Он мурлычет и облизывает ее пальцы, прежде чем начинает есть так активно, точно до этого не ел с неделю. Бекка смотрит на кота, пока тот ест, забираясь с ногами на стул и лениво завтракая бананом: от головной боли подташнивает для более существенной пищи.
Звонок от диспетчера застает ее в душе, куда всегда берет с собой телефон. Фидий сидит тут же на коврике, внимательно наблюдая за тем, чтобы хозяйка не утонула случайно. Выключает воду и наспех вытирает мыльную пену с рук, прежде чем ответить на звонок. Влажная кожа мерзнет, но голос у нее твердый и спокойный. — Доктор Моро, — привычно представляется, выслушивая про найденное тело и адрес, куда нужно приехать [ хотя туда ее все равно отвезет патрульный ]. У нее, на самом-то деле, и так есть чем заняться, не считая нового убийства, но все равно бы приехала на работу до начала рабочего дня, так что быстро заканчивает принимать душ и успевает разве что наспех замазать синяки под глазами да пройтись тушью по ресницам, чтобы не выглядеть слишком мертвой даже на фоне трупов. Она умеет быстро собираться, хотя невозможность подкрутить волосы иррационально раздражает: все равно потом кудри уберет в пучок, чтобы не мешались. На прощание целует Фидия прямо в мокрый нос, улыбаясь тому, как тот забавно фыркает в ответ, и берет свой рабочий чемоданчик, который на всякий случай держит у себя дома специально для подобных случаев.
Патрульный из новеньких, так что молчит — только изредка поглядывает в зеркало заднего вида. Моро смотрит в окно: вид мелькающих мимо сонных зданий успокаивает. Таблетка немного помогает, и голова лишь фоново ноет, но хотя бы не пульсирует так, словно вот-вот взорвется. Он заранее закалывает волосы заколкой, чтобы не мешались, и, когда они приезжают на место, ровным голосом благодарит своего водителя и выходит из машины. Рассвет вступает в полные права. Ей неожиданно становится прохладно в тонкой белой блузке и черном приталенном пиджаке. Низкие каблучки лодочек отстукивают уверенный ритм, пока Бекка направляется к заградительной ленте, готовая показать карточку эксперта, как ее перехватывает детектив Блэк.
— Доброго утра, Стивен, — по давней привычке старается как можно меньше задействовать мышцы лица, чтобы не так бросалось в глаза, что левый уголок губы не двигается из-за легкого пареза. Из-за этого выражение лица кажется высокомерным и холодным — в работе это только помогает: меньше пристают с глупостями. Детектив непривычно серьезен, и это настораживает. Моро чуть щурится, пытаясь сделать шаг вперед, но ей не дают даже посмотреть в сторону лежащего на асфальте тела. Блэк говорит что-то о том, что ей не стоит видеть труп. Мозг молниеносно предполагает самое худшее: Айзек каким-то образом сбежал из очередной лечебницы, и теперь лежит там, потому что кокаин его окончательно доконал, и... Бекка делает глубокий вдох и чуть поджимает губы. Едва ли Стивен знает, как выглядит ее брак, а фамилии у них разные, чтобы отсекать только по этому признаку, следовательно, дело в чем-то другом. В чем именно, пока не знает, но в любом случае предпочитает убедиться лично. — Слушай, у меня совсем нет времени на твои шутки. Меня в холодильнике дожидаются два мертвых наркомана, сейчас шесть утра, я уже на месте и сомневаюсь, что там лежит труп какого-нибудь моего близкого родственника или друга, чтобы у тебя была объективная причина заменить эксперта, так что отойди и не мешай мне работать: чем больше времени с момента смерти, тем сложнее определить причину, — жестким и непреклонным тоном отвечает, в итоге обходя мужчину и подныривая под заградительную ленту. Патрульный, стоящий возле трупа, смотрит на нее с каким-то непонятным страхом.
  Криминалисты делают снимки: ее работа начнется только после того, как они закончат, но бегло посмотреть на тело может, чтобы понять, в чем, собственно, дело. Уголок губы непроизвольно дергается, когда видит лицо. Ладно, это действительно странно: девушка выглядит очень похожей на нее — такое же бледное, неживое выражение видит по утрам в зеркале. Наверное, она точно так же могла выглядеть, если бы лежала на месте этой девушки. Вот только смерть меняет людей. Мышцы сначала расслабляются, а после коченеют, отчего порой родственникам даже сложно опознать тело, — это может быть совпадением. Да, мало ли кто на кого похож. Это не должно отражаться на качестве ее работы. — Серьезно? В этом дело? Похожий на меня труп? — брови иронично взлетают вверх, когда она смотрит на Блэка, отходя в сторону, чтобы дать криминалистам больше места и надеть одноразовый защитных костюм во избежание засорения места преступления своим ДНК. — А если бы там лежал белый мужчина тридцати трех — тридцати шести лет среднего роста с черными волосами, небольшой растительностью на лице и любовью к дурачеству, то попросил прислать другого детектива? — фыркает, поправляя рукава задравшегося под костюмом пиджака. Моро чувствует себя практически оскорбленной: что он думает о ее профессионализме, если считает, что ее застанет врасплох необходимость работать с телом женщины, похожей на нее? С таким бы усердием ограждал от трупов, находящихся на стадии гнилостного разложения: вот уж когда начинаешь задумываться о выборе профессии.

Чужие пристальные, настороженные взгляды напрягают: судя по всему, не один Блэк волнует из-за схожести трупа с ней, а потому они все пялятся — патрульные, оцепляющие периметр; криминалисты, продолжающие снимать место преступления в первозданном виде до того, как его начнут затаптывать, а труп двигать для осмотра. Ей не нравится такое внимание: от него лопатки сводит в нервном напряжении, когда  непроизвольно пытается держать спину такой прямой, какой только физически возможно. Им стоит уделять столько внимания мертвой девушке, а не ей: ради чего они тут все в принципе собрались? Сжимает зубы чуть сильнее, на скуле обозначаются желваки, когда бросает холодный взгляд на одного особенно впечатлительного патрульного, продолжающего смотреть на нее, как на призрака, но хотя бы Стивен, кажется, расслабляется. Не выглядит непривычно-серьезным и снова начинает говорить глупости в своем типичном стиле. Как ни странно, это даже успокаивает: если детектив Блэк начинает мусолить старую тему про кофе, то у них совершенно обычный вызов на совершенно обычный труп. Ничего нового.
— Это не моя троюродная сестра. Если придется делать тест ДНК для опознания, то я обязательно предъявлю тебе результаты, — едва заметно хмыкает, но лицо уже не кажется таким уж напряженным: главное не обращать внимание на тех, кто продолжает пялиться и перешептываться. Это ведь практически, как в суде или во время выступления на музыкальном конкурсе: делаешь свое дело, не заботясь о зрителях. Латексные синие перчатки натягивает на руки с легким хлопком, продолжая давнюю традицию игнорирования темы кофе: списывает все на манеру общения. Все знают, что детектив Блэк любит вести себя, как раздолбай, едва представляется возможность. Впрочем, на качество работы это, на удивление, не влияет. — Думаешь, не поднялась бы рука? — скептически прищуривается и чуть наклоняет голову набок, чтобы изучить лицо коллеги, — с таким же взглядом всматривается в лица трупов, когда проводит внешний осмотр. — Мне кажется, я пару месяцев назад вскрывала парня, похожего на тебя. Его раз пятнадцать ножом пырнули, — продолжает говорить равнодушно и спокойно, но во взгляде на несколько мгновений вспыхивает смех, тут же пропадая.
— Слушай, это свежий труп. Он не гниет. Это самое главное, — в тоне сквозит легкая усталость: когда они тут уже все отпустят момент их схожести. Благо криминалисты заканчивают фотографировать тело, позволяя ей уже заняться делом, чтобы можно было сконцентрироваться на действительно важных вещах. Садится рядом с телом и открывает свой чемоданчик, начиная работать, пока Стивен говорит. Ощупывает подозрительно чистое тело, особенное внимание уделяя температуре в районе подмышечных впадин, груди и живота. После начинает изучать на ощупь подвижность нижней челюсти, шеи и головы: трупное окоченение начинается обычно с этих мышц. Меньше суток. Переходит к рукам, но те еще относительно подвижны: ниже подвижность тем более есть; ногти целые и не содранные, на первый взгляд чистые, но соскобы все равно стоит взять. Осторожно переворачивает труп набок, задирая блузку и осматривая синюшно-фиолетовые пятна на спине, которые исчезают при надавливании. Меньше четырнадцати часов. Заодно смотрит на спину, замечая несколько мелких хлопьев свернувшейся крови в волосах на затылке. Трогает рану — на перчатке остаются алые следы свернувшей крови и мозговой жидкости. — Смотри, — отодвигает светлые волосы, демонстрируя выходное отверстие от пули. — Входное, предполагаю, может располагаться во рту, но это я тебе точно скажу после вскрытия: челюсть окоченела, а убирать окоченение на месте не рекомендуется, — снова укладывает труп обратно. Глаза у трупа закрыты: намеренно или она сама их закрыла? Пятна Лярше исключаются, но Бекка все равно осматривает глаза с помощью фонарика. Голубые, как у нее. Достает из чемоданчика атропин, закапывая в глаза и наблюдая за тем, как расширяется зрачок,  прикидывая, за сколько секунд это происходит. Достает пилокарпин и повторяет манипуляцию, отсчитывая пять секунд. Делает вывод, что смерть наступила не менее двух часов, но не более пяти-шести.
— Чувствуешь запах? — внезапно поднимает глаза на детектива. — Лаванда. Можно предположить гель для душа, но, возможно, не обошлось без аромасел, чтобы заглушить первые запахи разложения. Возможно, он мыл ее: волосы слишком чистые, хотя затылок прострелен. И тело тоже выглядит чистым и ухоженным. Ногти целые: она не защищалась. Судя по трупному окоченению, реакции зрачков и трупных пятен на стадии гипостаза, смерть была порядка пяти часов назад. Может, шести. Скорее это случилось этой ночью, — выдает сухие факты без личностной оценки или предположений: предположениями занимаются детективы, тогда как задача эксперта оперировать объективными данными. О том, что сама пользуется лавандовым гелем для душа и прокладывает постельное белье, хранящееся в шкафу, саше с сушеной лавандой, не рассказывает — очередное совпадение. Многие любят лаванду: она успокаивает. — Я вытащу с тела максимум, криминалисты снимут отпечатки с пальцев, благо, те хорошо сохранились. Но если ее действительно омыли после смерти, на многое не рассчитывай. 

Отредактировано Rebecca Moreau (2021-09-22 10:30:34)

— Посмертное насилие, досмертное насилие, даже специально для тебя и спецов по баллистике сделаю препарат с раневым каналом, оставленным пулей в голове, — терпеливо перечисляет Ребекка: в ее работе все проверяется с особенной тщательностью — все возможно, пока не доказано обратное. Заканчивает первичный осмотр — остальное уже нужно будет делать в морге, где больше ресурсов — и встает. — Может, ему не нравится этот запах. Или наоборот нравится лаванда. Или он чувствует вину. Или у нас начало новой серии, — пожимает плечами, избавляясь от перчаток и жестом показывая работникам коронерской службы, чтобы тело можно перевозить. — Я танатолог, а не психиатр, — бурчит уже себе под нос, пока снимает одноразовый костюм, когда Блэк отвлекается на криминалистов. Смотрит на часы: ее рабочий день фактически еще даже не начался, но уже есть срочный труп, требующий вскрытия и как можно быстрее. Распускает волосы, чтобы заколка не давила на затылок: голова по-прежнему немного ноет, и не хочется, чтобы эта боль усиливалась. — Сообщу, как только будет что рассказать, — говорит вместо прощания [ присутствовать на вскрытии не зовет: ей больше нравится заниматься аутопсией, когда никто не стоит над душой и не пытается бороться с рвотным рефлексом ] и идет к фургону, где будут перевозить труп, чтобы те заодно подвезли до работы и ее.
Не успев дойти до рабочего места и даже переодеться, пересекается с начальником: доктор Лейсманн тоже любитель приходить на работу пораньше, и пока санитары подготавливают труп для внешнего осмотра, они пьют кофе за обсуждением неожиданного свалившегося на голову нового дела, из-за которого несчастным наркоманам в холодильнике придется подождать [ их все равно находят поздно, налицо все признаки передозировки, и хоть к тому моменту, как она сможет уже ими заняться, токсикология мало что покажет, если они были накачаны синтетикой, то причину смерти определить точно получится ]. Вот только о своей внешней схожести с жертвой умалчивает: это все еще не относится к делу. Разговаривать о работе с Отто ей нравится: опытный взгляд человека, всю жизнь посвятившего судебной медицине, никогда не бывает лишним, а уж истории из практики в принципе могут лечь в основу книги, которые в последнее время становится модно писать. Но санитар оповещает о готовности, и кофе приходится допивать уже спешно, за пару глотков, однако кофеин помогает уменьшить головную боль — неплохой бонус.
Обнаженное тело под ярким светом бестеневых ламп выглядит иначе, чем на асфальте в тусклом свете фонаря: оно кажется качественно слепленной восковой куклой. Бекка вставляет в одно ухо беспроводной наушник с оперой "Тристан и Изольда" авторства Вагнера и включает диктофон, чтобы записывать все сделанные по ходу осмотра выводы, предпочитая обходиться с без помощников, когда это возможно. Сейчас, находясь в стерильном одиночестве прозекторской, может позволить себе замереть рядом с головой трупа. Девушка выглядит так, точно спит. Девушка выглядит так похоже и одновременно не похоже на нее, что от этого становится не по себе. Моро протягивает руку в перчатке и касается чужого левого виска, ощупывая тот. Никакого шрама, спрятанного в волосах. Проводит кончиками пальцев по тонким губам. Носу. Скулам. Это кажется чертовски странным, точно смотрится в собственное искаженное отражение. А после чуть щурится, замечая кое-что необычное. Наклоняется ниже, рассматривая колумелле и замечая на ней тонкий шрам в виде перевернутой буквы "М". Открытая ринопластика? Мысленно думает о том, что придется покопаться еще и в носу, чтобы понять, есть ли внутри следы от швов, соединяющих купола хрящей.
Описывает все, что видит: прическа, цвет волос, телосложение, антропологический тип, опускаясь с головы ниже, а после судорожно сглатывает, когда добирается до левой руки. В тусклом освещении на месте преступления это не было так заметно, но здесь видно четко: тонкие линии немного светлее общего тона кожи все еще видны — можно даже различить буквы. Бекке не нужно видеть их все, чтобы понять, что нам написано. — Сведенная татуировка на левом запястье. «Fear is the mind-killer», — голос все же не дрожит, когда продолжает надиктовывать. Шрифт несколько отличается от шрифта ее татуировки, и под буквами нет шрама от открытого перелома, чтобы делать однозначные выводы, значит, нет никаких причин отказываться от проведения вскрытия. Она заканчивает с описанием и вызывает санитара: ей нужна банальная физическая помощь с тем, чтобы открыть рот жертвы, скованный трупным окоченением.
Когда завершает аутопсию через несколько часов, то звонит детективу Блэку, приглашая заглянуть в гости, чтобы увидеть кое-что своими глазами, пока в висках бьется пульс. Руки не дрожат, несмотря на легкую тревогу, растущую в ней по мере того, как анализирует состояние тела жертвы, и сортируют пробирки и препараты с образцами, которые следует отправить на дальнейшие исследования: биопсия, токсикология и прочее. Мозг пока маринуется в специальном растворе, чтобы затвердел и можно было сделать качественный срез для баллистической экспертизы. В ушах продолжает реветь оркестр: опера играет по второму кругу, и Бекка вздрагивает, когда хлопает дверь, ведущая в прозекторскую, резко поворачиваясь в сторону звука, но обнаруживая там только Стивена. На ней все еще надет хирургический костюм, а вымытый резиновый передник висит отдельно. — Пока это только предварительные данные, оформление для бюрократов сделаю сегодня вечером, — привычно комментирует и жестом приглашает подойти коллегу ближе к телу, чтобы показать результаты своих поисков, так сказать, наглядно. Выключает наушники и меняет перчатки. Делает глубокий вдох, пока стоит к нему спиной, а после с привычным хладнокровным профессионализмом начинает.
— Тело действительно мыли. Никаких следов насилия: ни сексуального, ни физического, ну, не считая того, что ей заснули дуло в рот и выстрелили, — отодвигает нижнюю челюсть, чтобы показать на задней стенке горла следы от пороха и отпечаток дульного конца оружия. — Сделала соскобы для баллистики, но пистолет засунули глубоко. Да, похоже на сорок пятый калибр, но точнее скажу, когда смогу разрезать мозг и измерить раневой канал. Далее, в последние полгода была открытая ринопластика, — указывает на найденный шрам на колонне носа. — Обычно эти шрамы очень быстро рассасываются, потом уже и не найти. Еще есть следы пластических операций: веки, импланты на скулах, — указывает на шов, спрятанный в естественной складке века и едва заметные линии на лице. — Все относительно свежее. Никаких серьезных патологий больше не нашла. Токсикология покажет, была ли чем отравлена или накачена, однако общих признаков наличия большого количества наркотиков нет. В целом это была среднестатистическая женщина своих лет. Только, — впервые заминается, а после берет левую руку трупа и поднимает, демонстрируя внутреннюю часть запястья. — Свежие следы от сведенной татуировки. Но не это главное, — переворачивает свою руку аналогичным образом, демонстрируя вязь черных букв на коже. — Там та же фраза. Шрифт только другой, — на скулах от напряжения начинают ходить желваки.

Ей не нравится все происходящее. Игнорирует внезапно накатившую тошноту, скорее всего, являющуюся реакцией на стресс, и, укладывая руку мертвой девушки обратно на хромированный стол, берет фотографию, что протягивает ей Стивен. Внимательно всматривается в лицо, кажущееся ей знакомым только потому, что с новой его версией провела несколько часов наедине под аккомпанемент Вагнера. Переводит взгляд с трупа на фотографию и обратно, а после качает головой, возвращая снимок детективу. — Нет, я не знаю ее. Не знала до того момента, как она оказалась мертва, — чуть поджимает губы, думая о том, что уж теперь отлично знакома с этой девушкой. Буквально вдоль и поперек излазила весь ее внутренний мир, взвесив все внутренние органы и препарировав их, точно лягушек на уроке биологии. Сглатывает горечь, внезапно появляющуюся во рту: если игнорировать это проявление вегетативных реакций, оно непременно уйдет. На ее опыте были куда более неприятные ситуации, а значит, не имеет права потерять хладнокровия. Только татуировку на руке прикрывает ладонью, чувствуя успокаивающую бугристость шрама под черной вязью букв. Она знает, что нельзя было промолчать об этом совпадении, однако часть ее хочет, чтобы об этом никто не знал. Чтобы на нее сейчас не смотрели с какой-то пристальной тревогой яркие глаза детектива Блэка: черт, весь участок будет обсасывать подробности этого дела с ней в главной роли, будто мало ей треклятых сплетен о том, куда делся ее поклонник, что до этого несколько месяцев подряд регулярно присылал белые розы на работу.
— У меня профессиональная память на лица, и я не встречала эту девушку раньше: ни до операций, ни после, — еще раз, более жестким тоном повторяет, смотря детективу прямо в глаза. Она на работе, это не допрос, и у нее есть все основания для того, чтобы не устраивать паники, даже если совпадения кажутся слишком четко подходящими друг другу, чтобы быть случайностью. Однако ее работа базируется на фактах, которые пока неоднозначны. Нет никаких причин для волнения. — Или где-то увидела эту фразу и решила, что она ей нравится: я не сама ее придумала — еще подростком где-то увидела и запомнила, — тоже вбрасывает свое предположение Моро, потому что если они тут начали играть в угадай-ку, то почему бы ей тоже не поугадывать. Вызов принят. — Лет восемнадцать назад. Первый курс колледжа, раздражающий шрам от перелома — выбрала шрифт, набила, года три назад в последний раз обновила чернила, а так делаю это раз в пять лет: обычная практика, — отвечает с легкой задумчивостью, как-то мимоходом отмечая, что, пожалуй, еще года через два нужно будет повторить процедуру: с калифорнийским солнцем они вечно выгорают. — Набивала в Сан-Диего, обновляла последние пару раз здесь, — опережает потенциальный вопрос, а после скрещивает руки на груди в невольной попытке как-то защититься от суровой реальности. — Ты что, думаешь, это все действительно связанно именно со мной? Эта девушка была моим сталкером? — кивает в сторону трупа под ярким светом ламп и снова смотрит на такое похожее на нее лицо. Немного хмурится.
— Дай мне снова ее фотографию, — берет снимок в руки и кладет рядом с головой трупа, склоняясь на таким похожим на нее лицом. — Веки, чтобы исправить разрез глаз. Открытая ринопластика, чтобы внести существенные изменения в форму носа. Форма скул. И губы. Губы, возможно, немного подкачены, вряд ли именно пластическая операция — скорее косметическая процедура. Нижняя губы, — отодвигается, чтобы дать детективу убедиться в том, что ее предположения обоснованы разницей между старой фотографией и нынешнем состоянием лица. Ей даже становится интересно, а был ли у жертвы парез лицевого нерва? Судя по улыбке на снимке, не было. Да и как-то сложно слишком лишать работоспособности определенный нерв без того, чтобы не нажить гору других проблем. — Все равно это полный абсурд, — накрывает тело одноразовой простыней, чтобы не смотреть на него: и без того кажется, что такое похожее и одновременно не похожее на нее лицо отпечатывается на внутренней стороне век. — Я скажу своему начальнику о наличии этих странных совпадений, однако для того, чтобы отстранить меня от этого дела, нужно будет что-то более существенное, чем одинаковые татуировки и пластические операции, — упрямо заявляет, чувствуя необходимость узнать, кем же именно является эта Джессика Ричардсон, точно ответственность за установление истины лежит на ее плечах, а не на плечах отдела по расследованию убийств в целом и детектива Блэка в частности.
— Вы что-то еще нашли? Хочу понимать готовиться мне к допросу или нет, — фыркает, пытаясь играть на опережение. Если быть уверенной, то страх не успеет занять свое удобное место. Если давить первой, то на тебя не успеют надавить в ответ. — А то потом еще решите, что, раз у меня есть разрешение на хранение и использование Beretta 92 сорок пятого калибра, то я ее ей в рот и засунула, — с иронией заканчивает, перекрещивая руки плотнее и вцепляясь пальцами в собственные предплечья. Если думать о том, что нет нужды бояться, страшно не будет?

Тема разговора неприятная: намного проще обсуждать убийство людей, когда сам никакого непосредственного или косвенного отношения к этому не имеешь — всего лишь сторонний наблюдатель, высказывающий свое субъективное мнение, к которому даже не обязательно прислушиваться, если не хочется. Но когда они говорят на полном серьезе о том, что кто-то мог намеренно пытаться изменить свою внешность, чтобы быть похожей на нее, это вызывает дискомфорт. Бекка не хочет думать о том, что ей страшно, потому что от страха хочется забиться в дальний угол и сидеть так, пока все не закончится. Однако сейчас она не маленькая девочка, подслушавшая разговор матери с полицией, приехавшей сообщить о смерти отца, и даже не подросток, пойманный в темном переулке какими-то ублюдками. Сейчас она доктор Моро, лицензированный судебно-медицинский эксперт и член американской ассоциации судебно-медицинских экспертов, а потому остается стоять на месте и продолжать разговаривать, объяснять и предполагать: обычные будни работы в полиции.
— Если она делала операции у хорошего врача, в хорошей клиники, а, судя по качеству работы, то в принципе процесс реабилитации заканчивается за одну-две недели: отек спадает, швы заживают — в пластике часто используют саморассасывающиеся швы, даже снимать их не нужно. Если были какие-то осложнение, то максимум месяц. Думаю, все эти вмешательства вполне могли сделать за две операции максимум, но, наверное, вполне могли и уместиться в одну, если у нее были хорошие анализы и у врача была уверенность в том, что такое хирургическое вмешательство организм выдержит. По-хорошему нужно более профессиональное мнение пластического хирурга. Заодно может кто-то из их среды узнает работу коллеги: у тех, кто занимается косметической пластической хирургией, высокая конкуренция — они следят за достижениями коллег, — потирает левый висок, который начинает болеть сильнее: стресс совершенно точно не помогает с избавлением от головных болей. Отходит к столу с пробирками, в задумчивости убирает с края книгу по судебной медицине, видимо, оставленную кем-то из новеньких помощников судмедэксперта.
Идея не говорить доктору Лейсманну о происходящем ей не нравится: она доверяет начальнику и даже подумать не может, что тот способен на что-то подобное. Однако слепое доверие — это не самый рациональный вариант. Моро поправляет выбившуюся прядь, убирая ту за ухо, и смотрит на Стивена. — Хорошо. Я не скажу доктору Лейсманну ничего, но только пока. Едва у тебя будут более существенные улики, я попрошу снять меня с этого дела, потому что иначе будут проблемы у прокурора в суде с этим делом, — старается и дальше держаться холодно и отстраненно, точно это единственный способ справиться с ситуацией: игнорирование и абстрагирование всегда были ее коньком.
— Не считая твоих приглашений на кофе? — брови снова иронично поднимаются: не самая удачная ситуация для шуток, но удержаться, конечно, сложно. В задумчивости невольно кусает нижнюю губу. Теперь еще начнутся копания в ее жизни — лучше бы это, конечно, была очередная дурная затея Блэка, вот только вряд ли бы даже он опустился до такого. — Я большую часть времени провожу на работе, общаюсь с одними и теми же людьми. Ночами мне никто не звонил и в телефонную трубку не дышал. Не думаю, что были какие-то странные происшествия, — замолкает в нерешительности, думая о расставании с Демианом около месяца назад. С одной стороны, он точно не причастен, но Стивен точно решит до него докопаться, потому что бывший — отличный подозреваемый. С другой стороны, разве ей стоит говорить всю правду? По крайней мере сейчас, когда все еще есть слабая надежда на то, что все происходящее — идиотское совпадение. От раздумий ее отвлекает стук в дверь, что тут же открывается и в нее просовывается голова их токсиколога: кажущегося неловким и странным с вечно растрепанными русыми волосами.
— Эм, я хотел забрать образцы: слышал, что у нас тут новый труп, — чуть мнется на входе, но все же заходит, здороваясь с детективом Блэком, однако пристально смотрит на Ребекку, точно пытается по ее лицу понять, о чем они тут говорят. — Я не помешал? — спрашивает все еще у нее, точно больше никого в прозекторской нет. Моро коротко улыбается: этот парень чем-то напоминает Айзека, а потому затрагивает в ней глубинные материнские инстинкты. — Уилл, я сама занесу их позже, не стоило волноваться, — она начинает было возражать, но парень уже подходит ближе, забирая со стола подставку с пробирками и бланк заявки на определенные анализы. — Эти же? Я скажу, когда закончу. Сделаю в первую очередь, — широко ей улыбается, но тут же смурнеет, когда поворачивается к Стивену. — Детектив, — прощается кивком и выходит из прозекторской. Бекка ждет, пока дверь закроется, и снова трет висок: ей стоит поесть и хоть немного размять плечи — вдруг поможет.
— Я месяц назад рассталась с парнем. Но это не он. Я знаю, что ты возразишь, но это не он, — заканчивает фразу с нажимом и уверенностью. — И, само собой, ты не станешь трепаться об этом в участке. Думаю, с меня пока хватит их внимания.

Отредактировано Rebecca Moreau (2021-09-22 22:39:21)

Ситуация словно становится все хуже — или дело в том, что она наконец начинает понимать ее серьезность, словно в голове вся полученная информация укладывается не сразу, а постепенно, оттого ощущение медленного увеличивающегося снежного кома, грозящего в конце концов свалиться на нее подобно лавине. Она отлично справляется с подобными трудностями с помощью игнорирования, но, пока в прозекторской торчит детектив Блэк со своими вопросами, отвлечься на работу не получается. Или на ланч. Да, ланч сейчас был бы очень кстати. И какое-нибудь обезболивающее. Или хотя бы кофе.
— Демиан Линд. Но давай ты все же не станешь сразу копать под него, — просьба кажется глупой даже ей, потому что, если вдруг предположение о том, что сходство убитой девушки с ней не случайно, верно, то нельзя отказываться ни от каких версий и подозреваемых. Хотя в то, что в этом хоть как-то замешан ее бывший все равно не верит: в конце концов это он ее бросил, а не наоборот. Бекка поджимает губы, пытаясь понять, сколько еще продлится этот неофициальный допрос, однако впервые за день вселенная оказывается благосклонна к ней, когда Стивена отвлекает телефонный звонок. Не вслушиваться в слова его собеседника не получается, — в полупустом и тихом помещении с этим в принципе не возникает проблем — но, судя по всему, услышанное не приносит облегчения никому из них. — Хорошо. Если я вдруг что-то странное вспомню, то позвоню тебе, — кивает на прощание, снова отворачиваясь к лабораторному столу. Уилл забирает образцы для токсикологии, но ей все еще нужно провести биопсию и навестить коллег из цитологии, само собой, принеся им очередную срочную работу, точно в их деле есть хоть какие-то не требующие расторопности задачи. За спиной все еще лежит тело Джессики Ричардсон, чьи мотивы для становления похожей на нее до сих пор остаются неясными, как непонятно, кто и почему мог убить ее. Моро делает глубокий вдох и трет ладонями щеки: сохранять спокойствие и не показывать вида — что может быть проще? Она просит санитара убрать тело обратно в холодильник: даже если вдруг появятся родственники, в ближайшее время им не выдадут труп для захоронения, учитывая, во что превращается расследование, а так же тот факт, что в любой момент придется заменять судебно-медицинского эксперта, которому в свое очередь придется проводить повторное вскрытие, чтобы впоследствии отвечать перед судом за собственные выводы — двойная работа для бюро.
Но вот за что Ребекка любит свою работу, так за возможность утонуть в ней, отвлекаясь от любых проблем, а потому в итоге следует наставлениям Блэка и ничем не выдает свое волнение — разве что выглядит чуть более задумчивой во время обеда, но даже это не особо настораживает коллег: она никогда не считалась душой компании, вечно сконцентрированная либо на работе, либо на внутренних переживаниях, о которых предпочитает не распространяться. Есть свои плюсы в том, чтобы считаться местной Снежной королевой, чье сердце сделано из хирургической стали. Стивен так и не звонит, и, наверное, это может считаться хорошими знаком: они ничего важного не нашли при осмотре квартиры. Ничего, что бы могло связать жертву с ней, — по крайней мере именно в это ей хочется верить. Вот только легкий страх, поселившийся где-то под ребрами с того момента, как видит следы от татуировки на руке трупа, становится все сильнее с приближением конца рабочего дня. Моро привычно задерживается, дописывая предварительный отчет для Блэка, и, пожалуй, с радостью осталась ночевать в кабинете, где чувствует себя в безопасности, если бы не Фидий: бедный малыш и без того слишком много времени проводит в одиночестве, всегда чрезвычайно радующийся, стоит вернуться домой. С легким разочарованием прощается с коллегами, остающимися на дежурстве, и вызывает такси, думая, что все-таки не стоит идти домой пешком, хотя прогуляться стоило бы: голова гудит от перенапряжения, а после ее еще и укачивает в машине, отчего, едва добравшись до квартиры и открыв дверь, садится на пол прямо в коридоре. Соскучившийся кот тут же подбегает и начинает яростно мурлыкать, потираясь о ноги и требуя почесать себя за ушком. Бекка берет его на руки и целует в мордочку, параллельно воркуя с ним на французском.
В квартире привычно тихо и одиноко. Дверь, ведущая а комнату брата, плотно закрыта: она обычно не заходит туда — только для того, чтобы убрать пыль, — и ничего не меняет в обстановке, точно Айзек когда-то давно умер, а она застревает в стадии отрицания. Возможно, он в некотором роде и правда мертв: пока что ни один врач, ни одна клиника не помогают — кокаин до сих пор оказывается сильнее. Накладывая Фидию влажный корм в миску, параллельно достает из холодильника противень с лазаньей, чтобы разогреть: не может избавиться от привычки готовить на двоих, а потому несколько дней ест одно и то же. Тщательно смывает косметику, обнажая темно-синие, практически черные синяки под глазами, переодевается в домашние лосины и растянутую старую серую футболку, вечно спадающую с одного плеча, и открывает бутылку Бордо. Просто потому что бокал вина за ужином не может быть лишним. Кот забирается к ней на колени, пока она ест, и в тишине пустой квартиры его мурлыканье кажется оглушительно громким. Под ребрами по-прежнему ворочается страх: что, если и ее постигнет судьба той женщины? Кто тогда присмотрит за Фидием?
Поужинав, идет в коридор, намереваясь вытащить из сумки документы, которые взяла домой, чтобы просмотреть, если снова нападет бессонница, и слышит шаги за дверью. Все внутри точно обрывается, хотя, казалось бы, что в этом такое? Бекка смотрит в глазок, но видит лишь темную фигуру: на лестничной площадке опять не работает лампочка, или скорее арендодатель никак не может ее заменить. Фигура не заходит ни в одну из квартир — осматривается вокруг, точно что-то ища, и это уже ненормально. Хватает на руки кота, продолжающего ходить за ней хвостиком, и весьма грубо запирает того в ванной комнате, на что выслушивает недовольное мяуканье и возмущенное царапанье двери. Сердце начинает биться быстрее, точно пытается выпрыгнуть из груди через глотку, и каждый удар отзывается ноющей болью в висках. Спешно набирает код на дверце сейфа в шкафу в спальне, доставая оттуда пистолет и снимая предохранитель: никогда не пыталась даже выстрелить в живого человека и очень сомневается, что сможет, но может и не придется, если достаточно напугает одним видом оружия. Снова смотрит в глазок: фигура все еще на месте. Ей кажется, что колени трясутся, но тренированные руки совсем не дрожат. Осторожно поворачивает замок на двери, чтобы не спугнуть, и резко открывает дверь, тут же вскидывая Беретту, которую для верности обхватывает обеими руками. Свет из коридора озаряет часть лестничной площадке.
— Какого черта, — удивленно произносит, узнавая в человеке перед собой детектива Блэка. Недовольно поджимает губы, медленно опуская пистолет. — Что ты здесь делаешь? — голос звучит сурово. Впрочем, ответ напрашивается сам собой: проверяет ее дом — неужели все настолько серьезно? И почему он не позвонил ей сначала? Щелкает предохранителем. На лбу появляется озабоченная морщинка: Стивен не из тех детективов, которые так просто отказываются от своих планов, так что вряд ли он перестанет делать то, что делает, даже если она любезно попросит, а потому… — Заходи. Нечего пугать соседей, — беспрекословно произносит, кивком головы указывая на свою квартиру, и, пока мужчина топчется в коридоре, кладет пистолет на стол в кухне и вытаскивает из ванной комнаты недовольного кота, которого тут же цепко берет на руки и начинает гладить. Фидий все еще недовольно мяучет, пока не видит незнакомца и не замирает, пристально всматриваясь в него с легким любопытным прищуром.
— Я так понимаю, капитан не в курсе, чем ты занимаешься, — скорее утверждает, чем спрашивает, поправляя кота, чтобы тот не выскользнул из рук. — Знаешь, человечество придумало мобильную связь не без причины, — говорит все еще строго, но тут же чмокает Фидия в макушку, чтобы сидел спокойно. — Вы что-то нашли, да? Или ты настолько хочешь выпить со мной кофе?

Отредактировано Rebecca Moreau (2021-09-27 15:32:20)

— Что я могу сказать: он больно кусается, — Фидий недовольно царапается, снова извиваясь в ее руках, но Ребекка просто игнорирует все попытки выбраться, уже привыкшая к тому, что порой кот бывает слишком активен в силу юного возраста. Стивен, конечно, не помогает успокоить маленькое пушистое чудовище, просто-напросто соскучившееся по играм с живыми людьми, а не с разнообразными игрушками, разбросанными по квартире, когда протягивает руку и, давая обнюхать пальцы, чешет малыша за ушком, отчего тот тут же начинает мурлыкать подобно небольшому трактору. Пожалуй, в этом вопросе ей стоит признать свое поражение: крайне дружелюбный Фицуильям Генрих Альберт Фидий III ничего против нового знакомого не имел [ хотя этот проказник не имел ничего против любого, кто будет так любезен поиграть с ним, потому что хозяйка постоянно пропадает на работе ].
— Все равно стоило предупредить. Если бы я не заметила тебя, мог бы заметить кто-то из соседей и вызвать патруль, — с легким осуждением в голосе произносит, недоговаривая весьма логичное и понятное развитие событий, в котором она бы могла случайно его пристрелить. Пусть Моро и сомневается в своей способности действительно выстрелить в живого человека, однако страх зачастую заставляет совершать странные поступки. Но это не та тема, которую стоит развивать: в конце концов Блэк, вроде как, взрослый мужчина, способный проанализировать свои действия и подумать о возможных их последствиях, даже если иногда его поведение заставляет думать об обратном. Фидий снова недовольно мяучет, и она все же выпускает его, позволяя радостно отбежать в кухню и спрятаться за дверью, подглядывая из этого не самого удачного укрытия на гостя: хитрая мордочка с кремовой шерстью то и дело выглядывает и зорко смотрит в ожидании удачного времени для нападения. За неимением возможности занять руки, она снова скрещивает их на груди и смотрит на детектива крайне сосредоточенно. Ей не нравится, в каком направлении начинает снова развиваться беседа, и хоть не идет речи о каком-то алтаре имени ее, наличие фотографии настораживает еще больше, вызывая очередной приступ панического страха, заставляющего желать просто запереться в комнате и не выходить оттуда, пока не закончится, мол, если игнорировать это, то оно уйдет. Если бы только все проблемы можно было решить таким простым способом. — Эм, спасибо, что не стал делать это еще большей сплетней. Правда, — абсолютно искренне произносит, когда берет из рук Стивена найденную в квартире убитой фотографию. Возможно, в ее голосе звучит совсем немного удивления: детектив Блэк частенько создавал ощущение человека беззаботного и легкомысленного. Или просто она слишком много паранойила из-за потенциальных сплетен, которые ненавидит еще лет с шестнадцати, когда произошедшую с ней трагедию обязательно нужно было обсудить всему району и всей школе [ мать, обожающая подливать масла в огонь любовью поговорить о том, какое горе случилось в семье, положение совершенно не спасала — разве что усугубляла ].
— Не совсем уверена, — задумчиво хмурится, всматриваясь в фотографию. Изучая любые детали своего облика, чтобы понять, как так получилось, что кто-то ее сфотографировал, а она даже не заметила. Однако суть ее профессии в том, чтобы быть внимательной к каждой мелочи, так что вызов принят: обязана обнаружить хоть что-то. — Пойдем на кухню. Только осторожнее: на тебя нападут, — в легкой задумчивости следует на кухню, не отрывая взгляда от снимка, пока Фидий и правда бросается на ногу Стивена, едва тот подходит слишком близко к кошачьему укрытию, и тут же убегает, прячась под стулом, на котором чаще все сидит Ребекка и возле которого стоит недопитый бокал вина. На краю все так же лежит Беретта: ее она не трогает, но убирает на подоконник книгу Дафны дю Морье — "Моя кузина Рэйчел" — которую в последнее время перечитывает, когда не хочется спать. Поправляет подушку на сидении стула, садясь на него, задирая одну ногу и обхватывая собственное колено, разворачивая фотографию к себе вверх ногами и указывая Стивену на свои сережки. Как и говорила: профессиональная внимательность к мелочам. — Фото сделано где-то с середины февраля по апрель. Я больше не ношу эти серьги: подарок бывшего на день рождения, — словно в подтверждении своих слов убирает белокурую прядь за ухо, демонстрируя небольшие золотые колечки в ушах, тогда как на фотографии на ней надеты серьги-капельки с сапфирами: Демиан никогда не отличался скупостью. — Судя по стенам, это зал для совещаний в бюро. Там проходят планерки, совещания начальников разных отделов. Там же мы иногда общаемся с юристами, прокурорами, детективами, родственниками умерших или сотрудниками ритуальных агентств: кто угодно мог быть в этом месте и сделать это фото. Я часто бываю там, — снова трет левый висок, а затем одним глотком допивает вино, предчувствуя, как из-за нервного перенапряжения не сможет нормально поспать этой ночью.
Фидий тем временем смелеет и снова предпринимает попытку нападения на Стивена, и Бекка неожиданно смеется: глупая выходка кота вкупе с напряженной атмосферой, внезапно возникшей за столом, лишает ее возможности полностью контролировать свои эмоции. "Quel imbécile" ¹ , ласково бормочет себе под нос, а после поднимает горящие от смеха глаза на Блэка, но тут же беря себя в руки и становясь строже. Неловко. — Не предлагаю тебе вино, но могу сварить кофе. Ты ведь явно любишь кофе, как я могу судить, — пожалуй, подкалывать его со злосчастным кофе ей нравится, точно сражается со врагом его же оружием. Не дожидаясь ответа, встает и отходит к плите, доставая из верхнего шкафа турку и молотый еще с утра кофе. Фидий продолжает играться с детективом, так что, когда заливает в турку с кофе воду, вытаскивает из выдвижного ящика хрустящие подушечки со вкусом индейки и кладет на стол перед Стивеном. — Его зовут Фидий. Ему нет и полугода, так что он очень любит играть и вкусненькое. Только осторожнее: он и правда больно кусается, — поясняет, когда отворачивается к плите, делая вид, что крайне сосредоточенно наблюдает за процессом образования пенки на поверхности воды, и даже не замечает, как поднимает левую ногу и прижимает стопу к колену, вставая на манер цапли, как всегда любит стоять, пока готовить.
— Черт, стоило тебя послушать утром и вызвать другого эксперта, — раздраженно произносит и трет глаза. — Ты скажешь капитану о находке. Он сообщит доктору Лейсманну, придется заменить судебно-медицинского эксперта на этом деле, которому придется проводить повторное вскрытие, потому что мой отчет ни один прокурор не примет, а при повторном вскрытии уже сложнее обнаружить некоторые детали или нюансы. Столько мороки, — все же разворачивается лицом к Блэку. — И если фото сделал тот, кого я точно встречала, то кто? Я не знаю, кому может быть нужно меня тайно фотографировать. А та женщина? Зачем это было нужно ей? Я всего лишь рядовой судебно-медицинский эксперт. Бред какой-то, — в ее голове и правда совершенно не укладывается, что кто-то может решить, что стать ее копией — хорошая идея. Знали бы, каково жить в ее шкуре, точно бы в нее не лезли.

¹ — "Какой дурачок" (франц.)

Весьма удобно отвлекаться на кофе, за которым нужно следить, чтобы вовремя снять с огня; чтобы не смотреть на Блэка, потому что наверняка выглядит сейчас напуганной и встревоженной — не тот образ, который старается год за годом демонстрировать на работе, чтобы избегать ненужного флирта, скабрезных шуток или попыток сплетничать. Правда, против того же Стивена ее обычная холодность действует мало, но в принципе не то чтобы при этом он серьезно переступал личные границы — разве что очень настойчиво звал выпить кофе, словно не смущаясь из-за регулярных отказов, как если бы те только подстегивали его настойчивость, однако в конце концов это стало чем-то вроде их странной традиции. По крайней мере Моро старалась думать именно так, едва ли способная однозначно решить, было ли в этом что-то еще, всегда со сложностью определявшая флирт, направленный в ее сторону. Вот только кофе потихоньку закипает, и она переливает его в чашку, выставляя перед детективом на стол, заодно теряя возможность избегать зрительного контакта при разговоре. Так что просто садится напротив, забираясь на стул вместе с ногами, как-то забываясь в домашней обстановке, что находится на кухне не одна [ упирается стопой в сиденье стула и укладывает на колено локоть ], с легкой тревожной задумчивостью слушая ответ Блэка, и тянется к открытой бутылке вина, чтобы долить то в бокал. Нет, ей совершенно точно не повредит еще один бокал — вечер давно перестает быть томным, а день в принципе попахивает сюжетом какого-то странного триллера про маньяков.
— Твоя теория звучит странно. И жутко, — после недолго молчания признается Моро, медленно болтая бокалом в своей руке и наблюдая за тем, как темно-алая жидкость омывает прозрачное стекло. Фидий продолжает играться с руками Стивена, явно довольный, что с ним в принципе играют: наверное, ей стоит уделять куда больше внимания животному, но слишком занята попытками убежать от собственной эмоциональной подавленности в работу, чтобы чаще находиться дома. — Если предположить, что твоя теория верна, ну... с влюбленностью, — последнее слово произносит с большим сомнением, — то получается, что у этого человека должны быть проблемы с психикой, — ей кажется странным, что кто-то может влюбиться в нее настолько, чтобы пытаться найти или создать ее копию, — абсолютно ненормальное занятие, если так подумать. Если быть честным, в настоящий момент ей в принципе кажется странным, что кто-то может в нее влюбиться: ее было недостаточно, чтобы сохранить свои отношения, так почему ее должно быть достаточно, чтобы вызвать романтическую привязанность? Тем более, судя по всему, у кого-то из коллег, с которыми всегда держалась весьма отстраненно — кто-то мог бы сказать, что это даже было высокомерно и грубо. Один из детективов в принципе точно скажет, что она чокнутая идиотка, потому что однажды, еще в самом начале ее работы в полицейском департаменте, тот решил, что будет забавно — попробовать подойти со спины и напугать новенькую помощницу судебно-медицинского эксперта, когда у той в руках скальпель [ чудом не лишившись кончика носа, все еще не передумал, что идея была дурацкая, однако выводы о Бекке сделал и даже поторопился поделиться ими со всеми коллегами; впрочем, это сыграло только на руку той репутации, которую она пыталась создать ].
— И если ее принуждали к подобным изменениям, значит, и у нее тоже были проблемы. Кто станет намеренно себя изменять ради того, чтобы сохранить отношения? — произносит, а после осекается, все же делая глоток вина, причем довольно большой. Иронично, что весьма лицемерно осуждает мертвую девушку за попытки сохранить отношения путем притворства, тогда как сама поступала точно так же и не раз, думая, что если будет вести себя как-то иначе, все в конечном итоге не развалится. Только все всегда разваливается, как бы ни старалась стать той, с кем в конечном итоге останутся. Наверное, это даже весьма предсказуемо, что ложь никогда не помогает в личной жизни — или помогает, но весьма недолго. Впрочем, с правдой [ в ее случае ] тоже ничерта не работало. Возможно, все дело изначально было в ней, как дело в ней и сейчас: человек может быть мертв, потому что кто-то может быть влюблен в нее достаточно ненормально, чтобы пойти на крайности.
— Но она ведь свела татуировку, так? — внезапно вспоминает и вскидывает голову, смотря на Стивена прямолинейно, как когда делится результатами вскрытия на работе. — Ты сказал, что ее могли убить за то, что она перестала подчиняться. Она свела татуировку. Что если это и было причиной? — к горлу подступает тошнота, которую тут же заливает еще одним глотком вина, пусть это не помогает в той мере, в какой ей того хочется. — На теле не было никаких следов насилия или драки. Она точно знала того, кто это сделал. Она должна была доверять ему, чтобы не сопротивляться. Чтобы просто открыть рот и позволить вынести себе мозги выстрелом. Это была казнь — не просто убийство. Ее словно наказали, — голос немного дрожит, и Бекка поджимает губы, чтобы успокоиться. Гораздо проще вести себя хладнокровно, когда находишься на работе [ и когда чужая смерть не касается тебя лично ], но в домашней атмосфере все предрасполагает к тому, чтобы позволить себе быть слабой. В конце концов, во многом именно такой она и была — чертовой слабачкой.
— И теперь может наступить моя очередь, не так ли? — усмехается как-то обреченно, но смиренно; почему-то паника не наступает, пальцы не дрожат, но сжимают ножку бокала чуть сильнее обычного. — Только не ври, что ты не думал об этом: что если где-то там есть какой-то псих, который может быть зациклен на мне, то после смерти копии он переключится на оригинал. На меня. А там никто не знает, чем это все закончится, — бессмысленная ложь: они оба знают, чем это закончится — видит во взгляде Блэка это четко и ясно. В конце концов и в ее рту окажется дуло, ее тело после помоют, обмажут лавандой и выкинут на каком-то видно месте, чтобы нашли до того, как начнется самая неприятная стадия разложения. Вот только не получается избавиться от ощущения вины: он бы мог начать именно с нее. Убить ее — не какую-то другую девушку, в чьей смерти смерти чувствует теперь свою опосредованную ответственность.
— Но я не могу ничем тебе помочь. В плане подозреваемых. Я не знаю, кто мог бы быть настолько зациклен на мне. Это в принципе не укладывается в моей голове, почему это должна быть именно я, — пожимает плечами, отчего с одного из них футболка сползает еще ниже. Черт, да она в принципе едва ли может понять, когда кто-то проявляет к ней интерес, не то что способна определить, когда у кого-то может возникнуть к ней более глубокая привязанность. — У меня нет и не было интрижек с коллегами. И, хочется верить, не даю поводов думать, что они могут быть. Я не знаю, кто мог сделать то фото, — сжимает пальцами переносицу, снова вздыхая. Голова опять болит, так что снова доливает себе вина. — Точно, ты же можешь быть голодным. Будешь лазанью? Раз уж ты и так тратишь свободное время на то, чтобы устроить допрос фикусу у моей двери, — несмотря на то, что явно подкалывает его, в голосе сквозит благодарность.

Наверное, ей просто нужно отвлечься, как-то разрядить напряженную обстановку хотя бы сменой деятельности, а потому с чересчур активной готовностью кивает, соскальзывая со стула на пол, чтобы подойти к холодильнику и достать лазанью. Руки по-прежнему не трясутся, но когда ее лицо оказывается скрыто от Блэка, пока достает из шкафа тарелку, пока накладывает туда еду, пока ставит в микроволновку, чтобы разогреть, хмурится и покусывает нижнюю губу в явном смятении. Завтра все это станет достоянием начальства. Завтра они сделают из нее мишень, если, конечно, в отделе убийств воспримут ситуацию достаточно серьезно, впрочем, в последнем, пожалуй, не приходится сомневаться: слишком много странных совпадений, которые уже плохо укладываются в канву обычных совпадений, как бы сильно ей ни хотелось их туда запихнуть ради еще нескольких часов мирной жизни, когда нет необходимости думать о том, что именно от нее может быть нужно зациклившемуся психу.
Пальцы мерзнут. Бекка растирает их, когда поворачивается к детективу под мерное гудение работающей микроволновки.
— Ты уверен, что стоит просить у капитана моей защиты? — чуть поджимает губы, но голос от этого не звучит менее уверенно. На самом-то деле ей не кажется, что сейчас ради ее спасения стоит идти на многое, и едва ли однозначно может интерпретировать собственные мотивы: это из-за желания приложить максимум усилий для поимки преступника, что требует определенного риска с ее стороны, либо куда больше влияния на нее имеют депрессивные аутоагрессивные наклонности, столь серьезно прогрессирующие в последние месяцы. — Лишнее внимание к моей персоне на работе может насторожить этого психа. Сейчас все указывает на то, что он кто-то из департамента, а слухи у нас расходятся быстро, и даже если о ситуации будет знать мало людей, все равно эта повышенная защита привлечет ненужное внимание. Начнутся вопросы и прочее. Мы его спугнем. Или заставим нервничать, а я не хочу, чтобы он из-за этого убил еще кого-то, — смотрит прямо и остро, но не договаривает, что ее волнует и собственная смерть. Наверное, потому что конкретно об этом думает в последнюю очередь, куда более озабоченная тем фактом, что из-за нее убили женщину. Одну ли? Будут ли еще?
Микроволновка призывно пищит. Моро выставляет тарелку перед Стивеном вместе со столовыми приборами. Замирает в раздумьях на месте, а после добавляет винный бокал.
— Мне не жалко для тебя вина. Просто не хочу думать о том, что ты достаточно безрассуден, чтобы садиться после него за руль, — получается как-то ворчливо, но, тем не менее, двигает бутылку ближе к нему, когда садится обратно на своем место, снова забираясь на стул с ногами и хватаясь на изящную ножку бокала с легким отчаянием, точно больше стремясь занять руки, чем действительно напиться. Ей не нравится происходящее, но еще больше не нравится собственная беспомощность: хотела помогать полиции ловить преступников не для того, чтобы по итогу сидеть на кухне в глупых попытках понять, а когда придут и за ней, в нелепом осознании, что, возможно, ничего с этим толком и сделать-то не сможет по итогу. Но что хуже — прийти могут и не за ней, а за кем-то еще. Позволять другим женщинам расплачиваться за ее ошибки, пусть даже и невольные, не хочется абсолютно.
— Знаешь, а может все же есть что-то в том, чтобы сделать из меня наживку, — начинает задумчиво, запивая смиренную горечь произнесенных слов вином. Облизывает губы и смотрит на Блэка серьезно, игнорируя то, что он сказал про нежелательность претворения в жизнь подобного плана. В конце концов это ведь ее жизнь в опасности. Это в нее кто-то пытался превратить несчастную женщину, чтобы после весьма жестоко убить. Ей принимать это решение, и больше никому. — Прежде чем ты решишь возразить, я закончу, — беспрекословно качает головой. — Мы не знаем, в каком психологическом состоянии он находится сейчас. Станет ли искать еще одну жертву или переключится на меня. У меня нет ни малейшего подозрения о том, кем он даже может быть, но в любом случае его поимка может затянуться. Я не хочу рисковать еще чьей-то жизнью. Не хочу, чтобы еще какая-то женщина оказалась втянута в его попытки сотворить копию только из-за того, что она хочет быть с кем-то. Но если сейчас я каким-то образом нарушу его идеальные представления обо мне, то привлеку его внимание. Заставлю изменить свои планы. Заставлю точно сконцентрироваться на мне, и тогда мы не только сможем вычислить его, но и поймать. Ты не можешь отрицать, что это может сработать. Как не можешь и отрицать, что решение о принятии подобного риска — только мое и ничье больше, — в ее голосе сквозит ледяной профессионализм, с каким рассказывает о результатах вскрытия, но который смешивается с нотками чувства вины. У нее совсем не получается не думать о том, что если бы вела себя как-то иначе или заподозрила чье-то внимание раньше, возможно, невинная женщина была бы сейчас жива.
— Его нужно поймать, Стивен, и как можно скорее. Убийца среди либо копов, либо экспертов, либо еще кого, близких к этой области. Если он войдет во вкус, сколько у него будет в распоряжении ресурсов и знаний, чтобы долго водить весь отдел особо тяжких за нос? — непроизвольно съеживается и делает еще один большой глоток вина. Ладно, возможно напиться не такая плохая идея.