спонтанное предложение, уместившееся в одну строчку на крохотном кусочке бумаги.
бледно-голубой квадратик с нарисованным в углу солнышком обычной чёрной перьевой ручкой, которой ты заполняешь карты. небрежные буквы, небрежный росчерк под фразой. у тебя была пациентка. мисс симонс рассказывала о своих галлюцинациях, которые, как будто бы, под таблетками стали меньше; она рассказывала тебе о тоске, о боли в груди, давящей на неё круглые сутки. а ты писал записку мауре на маленьком бледно-голубом квадратике, на котором обычно записываешь номера телефонов и имена других врачей-консультантов. ты слушал мисс симонс, наблюдал за её реакциями, за тем, как свободнее она стала держаться в твоем кресле, как лучше стала реагировать на окружающий её мир. и писал записку. небрежные буквы, небрежный росчерк. словно не предложение – так, записка школьника во время урока.

ты не ждал, что она согласится. или ждал, но не хотел в этом признаваться даже самому себе. не анализировать. её, себя, то, что происходит между вами, вокруг вас. вы просто были друзьями. теми, кто уходил в конце рабочего дня вместе, потому что вам по пути. теми, кто гулял по тёмному после закатному парку, пил кофе или какао из картонно-пластиковой упаковки. и теми, кто разговаривал. друг с другом. и о друг друге. вы слушали и слышали, утешали и спасали. целый день. и даже после рабочего дня, когда кроме вас и дежурной смены не оставалось никого в центре. только после – не пациентов. друг друга. не назначая таблеток, не проводя терапию, вы излечивали друг друга. присутствием и не_безразличием.

ты приносил мауре шоколадные конфеты с начинкой-ассорти и раз в несколько дней менял цветы не только в своем кабинете, но и в её, подбирая те, что больше подходят под эмоциональное состояние. напряжение, раздражение, радость, тревога, счастье, чужой успех, окрыляющий и тебя, чужая неудача, роняющая с небес на землю и тебя. протянутая рука, готовая притянуть в объятие – простое, дружеское. теплое, как свитер или плед в красно-черный квадрат, небрежно перекинутый через подлокотник. поддержка – лёгкая, незаметная, но придающая сил, даже когда вставать с кровати совсем не хочется, а веры в себя почти уже и не осталось.

ты не знал, что предложишь ей полететь в италию вместе с тобой. да и в италию ты не собирался… тебя натолкнула на мысль пациентка, успехами которой ты гордился. ещё несколько месяцев лекарственной терапии и мисс симонс сможет вернуться в общество, из которого её вынудила уйти шизофрения. ты вышел с ней из кабинета одновременно, на пути к выходу продолжив разговор. и между делом, удерживая в руке рецепт с таблетками, чтобы позже передать его мисс симонс, другой рукой подсунул в дверь мауре записку. спонтанное предложение. родившееся на свет между тремя пятнадцатью и тремя двадцатью.

ты не думал, что она согласится.
но, похоже, ты знаешь о мауре недостаточно. или не считаешь её достаточно своим другом, чтобы поехать с тобой в страну, где ты родился, где научился ходить и говорить, в страну, которая до сих пор занимает большую часть твоего сердца.

ещё рано было знакомить мауру с твоей матерью, но тебе повезло: не пришлось придумывать. мама улетала в париж. запланированный отпуск, вам же оставался дом под флоренцией – до города всего тридцать минут на машине. это тот самый дом, который помнит тебя ещё маленьким. он пропитан запахами и воспоминаниями. в нём умещается так много всего – от старых фотографий на стене, до старых качелей, которые вот уже сорок лет красят красной и голубой краской. когда-то давно ты приезжал туда с ванессой и мечтал, как однажды привезёшь детей. этот дом был твоим настоящим домом, местом, где ты обретал душевное равновесие и спокойствие. место-спасение, место-утешение. и сейчас тебе захотелось туда вернуться. но не одному, а с другом, которого ты приобрел недавно, но без которого уже не представлял ни центр, ни нью-йорк.

бросить пациентов – безответственно. передать их на неделю другому терапевту, перенести сеансы и приёмы – вполне реально и уже не так безответственно. ты уложился в сжатые сроки. договорился с коллегами, договорился с начальством, заказал билеты на себя и мауру и решил ещё две сотни мелких вопросов, неизменно возникающих, когда ты покидаешь страну. это было несложно. и это было приятно. хлопоты, взаимодействие. словно ты никогда и не погружался с головой в свой болезненный развод, словно ты так и остался тем деятельным человеком, который всегда что-то планирует и куда-то спешит.
///
- ехать всего полчаса, даже с учетом пробок доберёмся быстро, - ты улыбаешься мауре и открываешь ей пассажирскую дверцу. машину вы взяли напрокат прямо в аэропорту. – сначала я думал снять гостиницу… но потом оказалось, что моя мама улетает в париж, а значит, дом остаётся свободным. сможем ни от кого не зависеть. и сможем даже не пересекаться, если захотим, - но в этом ты не уверен. вопросы к мауре до сих пор у тебя не исчезли. тебе по-прежнему кажется, что она оберегает тайну, которой не хочет делиться. ты не копаешь и не давишь, ты ждёшь, когда она начнёт тебе доверять. ты не сможешь решить её проблемы по щелчку пальцев, но сможешь помочь ей найти равновесие и перестать лелеять то, от чего стоит избавиться. сапожник без сапог – так и ты, психиатр с проблемами, с нежеланием мириться, уходить от стадии «гнев» к стадии «принятие». и в очередной раз вместо хорошего психотерапевта и его кресла, ты выбрал просто сбежать в дом, где нет не разобранных коробок на полу и нет тёмных глазниц-окон, осуждающее глядящих на тебя каждый вечер.

ты надеешься, что за эту неделю сможешь хоть раз увидеть, как маура рисует. она показывала уже тебе свои рисунки / ты не анализировал, как и обещал, просто смотрел и восхищался её талантом /. тебе хотелось вырвать момент, когда она будет уязвима, как никогда, когда руки будут перепачканы в краске, а всё её существо находиться внутри картины. тебе хотелось узнать, какая она там, в искусстве, где есть всё и в то же время нет ничего. что-то тебе подсказывало, может быть, многолетний опыт работы, что рисует маура инстинктивно, не задумываясь о штрихах, мазках и линиях. что в момент, когда она берёт краску, краски для неё не существует. как для тебя самого не существует нот и пауз – есть только музыка, которая проходит через тебя и замолкает в воздухе, заполняя собой пространство. тебе хотелось это увидеть и узнать ещё одну грань человека, с которым вечерние прогулки после работы превратились в маленький ритуал.

- в доме есть библиотека и большая веранда, а вокруг дома – сад. думаю, тебе понравится, - насколько можешь судить по её собственному маленькому райскому уголку, который она создала в собственном доме. ты не рассказываешь ей больше ничего, предлагая посмотреть самой. вы проезжаете крохотные деревушки, в которых насчитывается едва ли пять-семь домов и, наконец, подъезжаете к нужным воротам. машина остаётся в гараже, а вы выходите на нагретый полуденным итальянским солнцем воздух. – вещи я принесу позже. добро пожаловать, - за последние годы, что ты не приезжал сюда, цветы и кусты разрослись. дорожек, как и сам дом, почти и не видно. не предлагаешь мауре руку, предлагаешь ей исследовать новое место самостоятельно. в воздухе одуряющее пахнет цветами, в воздухе лето. и вам, впервые за последние месяцы, не нужно никуда торопиться. работа, центр, заботы о пациентах – каждый из которых в какой-то степени ваш ребёнок – всё осталось в нью-йорке. – дом открыт. если мы найдем вообще вход, когда я был здесь последний раз, такого буйства растительности здесь не наблюдалось. похоже, у моей матери новое увлечение – сад, - констатируешь факт и оборачиваешься к мауре. – попробуем найти, какая дорожка ведёт к дому?
[NIC]Emilio Costello[/NIC][STA]всё это лишь в твоей голове[/STA][AVA]https://i.imgur.com/1jpqU65.gif[/AVA][SGN]by nicetas[/SGN]
[LZ1]ЭМИЛИО КОСТЕЛЛО, 46 ^y.o.
profession: психиатр;[/LZ1]