« ты мертв
ты труп
ты падаль

ты падал — в широкий зрачок бездонного колодца и свободное падение царапало за открытые плечи.

вокруг только тьма и холод тьма и холод тьма и холод
воспоминания проносились мимо далекими кометами — за тысячи световых лет от тебя и их обжигающее тепло не могло преодолеть расстояние. вспышками хвостатых комет вырисовывались границы острого психоза — все хорошее, когда-либо произошедшее, начинало казаться многолетней галлюцинацией. может быть, тебя никогда и не было.
впредь тебя никогда не будет, будет только существующее все-таки дно.

ты мертв
ты труп
ты падаль

ты падал, потом ты разбился о твердь и разбросанные по каменистому дну руки последним жестом увековечат то, как ты разбрасывался деньгами, людьми, откровениями. ты лежишь — убит, и ты знаешь об этом наверняка, потому что

вокруг только тьма тьма тьма
и больше ничуть не холодно »

ты откроешь глаза и ясно поймешь, что прошел через лимб, ибо на сетчатке открытых глаз отпечатается ад. ад-дамс [беззвучное движение губами на выдохе] — смятая постель, пропахшая табачным смрадом простынь, источающие перегар стены и вывернутый наизнанку шкаф, то есть дрянные последствия прошлого вечера. ты проснулся в разъебанной квартире совершенно один, два часа после полудня и только невыносимое желание закурить заставит тебя подняться на счет три.

ты подарил ей три секунды:

раз-два-три — но ее нахальные глазенки сверлят череп и ее не останавливает то, что ее поймали на воровстве. ты подарил ей три секунды и она забрала их все.
раз-два-три — ты выпил накануне три захода подряд за то, что ты никогда не был хорошим человеком.
раз-два-три — ты меряешь шагами квартиру в поисках сигарет и любимой зажигалки, чувствуя, как под босыми ногами хрустит разбитое стекло, бывшее накануне допитой бутылкой виски.
раз-два-три — ты пересчитываешь вещи, пропавшие из дома вместе с зажигалкой.
раз-два-три — виниловая пластинка, игравшая вечером, молчит под тонким слоем свежей пыли, но ты даже без звука слышишь этот ритм.
раз-два-три — ритм собачьего вальса, вы вчера танцевали, бездомная псина и сукин сын.

ты подарил ей три секунды и она забрала всё: твою любимую машину, коллекционную футболку, последнюю пачку сигарет и памятную зажигалку, то есть по сути она забрала даже больше, чем всё — она забрала у тебя память.

шорох в замочной скважине поздним вечером — это возвращение домой. весна и запах дождя стихией хлынут в застывшее пространство через открывшуюся дверь и на пороге появляется гостья — всклоченные от сырости белокурые волосы, подсвеченные лампой в прихожей, создают иллюзию нимба. она улыбается устало, виновато и пронзительно искренне. она говорит: с днем рождения, но я не успела купить вино. она продолжает: твою зажигалку я тоже не нашла, поэтому — больше не теряй. она вкладывает тебе в ладони металлическую серебристую зажигалку с гравировкой из текста space oddity. ты смеешься неожиданно нежно и, чтобы скрыть наплыв этих странных чувств, обнимаешь ее крепко, прячась в дождевое облако светлых волос и глубоко вдыхая запах весенней влаги. ты еще не понимаешь, насколько безнадежно ты влюблен.
— april, 2013

внутри голодным зверем зарождается острозубая паника, она жрет тебя изнутри и растет стремительно быстро, вырастая в исполинское исчадие гнева. нечего терять — как же опрометчиво ты соврал, в первую очередь самому себе и только во вторую

ад-дамс — одними губами произносишь беззвучно

телефон на беззвучном режиме — ноль звонков или сообщений и только твоя смазанная фотография на экране блокировки, сделанная вороватыми руками пьяной дряни. твоими несдержанными руками телефон запускается в стену, твоими дрожащими руками он поднимается с пола, твоими напряженными руками набирается пароль и разблокированный экран разделяется на две половины кривой линией трещины, но тебе плевать. ты звонишь копам, ты не знаешь, что делаешь, но исчадие гнева выросло и присвоило себе право говорить за тебя, и оно говорит: девушка лет тридцати, высокая, неловкая, бледная, черноволосая, неопрятного вида, в потасканной одежде и грязной обуви, на вид бездомная пропитая алкоголичка, подозревается в угоне автомобиля

и не только

она забрала у тебя всё, включая память, к своему сожалению оставив только одно — воспоминание о том, как выглядит ее собственное лицо. ты запомнил его хорошо и теперь повторяешь, как мантру:

ты мертва, ты труп, ты падаль, аддамс;

[ava]https://i.imgur.com/Qs7bAWH.png[/ava]

твое обращение — из подобия человека во что-то значительно худшее, что едва ли возможно принять. короткие гудки на другом конце провода ничего не обещают, нисколько не успокаивают. сердце пляшет на костях собственных ребер, челюсти сжаты, дыхание прерывается и с усилием сотрясает грудную клетку, тело сводит тонической судорогой, нервные пальцы ищут, за что бы ухватиться, но проклятая клептоманка исчезла вместе с твоей последней пачкой сигарет. выворачивая карманы, переворачивая мебель, почти поворачивая планету в обратное вращение, ты ищешь любую случайную заначку и, к своему сомнительному счастью, находишь — невнятного срока давности сигарета в кармане зимнего плаща, рассыпавшаяся, смятая и переломленная у фильтра, в целом выглядящая немногим лучше, чем ты, немногим лучше, чем вообще ничего. в конце концов, подводит лишь зажигалка, вернее — ее отсутствие.

затем возьми коробок мокрых спичек, долго и громко ругайся матом, в конце концов что-нибудь разбей и пускай соседи терпят это лишь только потому, что остаются в замешательстве, вызвать ли полицию или психиатрическую бригаду своей проблеме за тонкой стенкой. закури попытки эдак с -дцатой и попытайся прийти в себя.

внутри тебя выжженный полигон для испытаний, на котором с печальным исходом несколько десятилетий испытывали на прочность тебя. нервы спутаны в клубок, ты давно запутался в себе и не можешь найти теперь хоть один нерв, который ведет к сердцу и чувствует что-то человеческое, да и вовсе — хоть что-нибудь чувствует. комок нервов, как наросшая внутри киста, давит на солнечное сплетение и вызывает рефлекторный спазм: пароксизмальная тошнота в сочетании с табачным дымом — плохой рецепт для завтрака выходного дня и после пары затяжек тебя выворачивает наизнанку, когда все, что получается выплюнуть из себя, — это стандартное месиво из алкоголя, синдрома отмены, желчи и собственного яда. после — опустошенным сосудом падаешь на холодный кафель ванной комнаты и больше себя не чувствуешь.

ты обслуживаешь двадцать миллиграммов тишины, порция на одного — пустота в дозировке, превышающей безопасную суточную норму, и ты собираешься сожрать это один. пустота парадоксальным явлением заполняет осушенный сосуд и оказывается достаточно сложно объяснить, как можно быть полным пустоты, но она хлынет внутрь стихийным бедствием и отрицательное давление внутри стремительно растет, так и получится в конечном счете, что ты — то, что все называют отрицательный герой.

когда словно через завесу коматозного сна ты услышишь настойчивый сигнал, ты все еще будешь лежать под раковиной в звенящем холоде кафельных стен и часами тебе будут служить медленно падающие капли из пасти плохо закрученного крана над головой. тик-так тик-так тик-так — наверное, около сорока минут утекли в бездну водосточных труб с момента твоего звонка в полицию. ты, лишившись остатка сил на этом сыром и промозглом кафеле в попытке встать, находишь брошенный на полу в гостиной телефон и снимаешь трубку, чтобы получить в награду торжество мимолетной усмешки — они ее нашли. они ее поймали, они ее пленили и ты хочешь претендовать на пойманную зверюшку, поэтому собираешься быстрее, чем капли воды отмеряют пять минут, и мчишься в полицейский участок так, чтобы прибыть прежде, чем твой обед растащит по кусочкам система правоохранительных органов.

ты требуешь аудиенции, ты хочешь говорить один на один и выкупаешь у копов абсолютное право на маленькую дрянь. ничего толком не объясняешь — просто платишь: вы договариваетесь за десяток баксов — такова ее цена, и шорох купюр мигрирует из твоего кармана в кобуру на поясе правозащитника, который теперь защищает твое право вести с ней разговор тет-а-тет.

комната для допроса оказывается скверным местом. пыльная лампа над столом гудит от электрического напряжения и являет собой в меньшей степени источник света, в большей — воплощение высшей степени дискомфорта. аддамс представляет собой то же самое и выглядит еще хуже, чем вчера. она сплюнет тебе под ноги клубок шипящих змей — ты растопчешь его и займешь место напротив. ты мало что понимаешь в свиданиях, но очень постарался вторить каждой сопливой мелодраме: вот, пожалуйста, сюрприз, столик на двоих, таинственный полумрак и головокружительное напряжение в воздухе — аддамс гудит, как электростанция, и ты прекрасно знаешь, что у нее есть на то причины, но тебе совершенно до лампочки. очень жаль.

— надеюсь, также единственный, кто платит за уединение с тобой, знаешь, — твой голос расползается ленивым эхом ее собственных слов по стенам маленького помещения. складываешь руки на столе и держишься не уверенно, но скорее безразлично. — не то, чтобы я брезгую, но десять баксов — это слишком дешево даже для тебя.

взгляд, скользящий, как слизень, которого ты выпускаешь ползать по ее худощавому телу, — неприятный, липкий, холодный, вызывающий желание помыться после. медлительными движениями глаз облизываешь ее с головы до ног, оставляешь ощущение грязи на каждом сантиметре ее кожи, доступном твоему взору, осматриваешь внимательно и составляешь подробную карту ее черт в своем сознании: бледное лицо и запавшие глаза, обветренные искусанные губы, резкие склоны скул, всклоченные черные волосы, сутулые костлявые плечи, угловатое телосложение и мелкая дрожь на кончиках пальцев. ты был бы согласен с ценником в сто баксов, но сделка уже совершена.

— можем, конечно, продолжить тему бессмысленных откровений, если хочешь, — слова бестолковые и пустые, выливаются из тебя, как рвотный рефлекс час назад, ведь на самом деле ты и сам свои мысли не перевариваешь. — так что расскажешь что-нибудь еще или просто вернешь то, что тебе не принадлежит?

[ava]https://i.imgur.com/Qs7bAWH.png[/ava]