Конрад не любил тратить выходной на большую активность, если это не супер-важное мероприятие, на котором ему обязательно необходимо быть. Работа к этой категории не относится. Для него, пока еще, работа была связана с душевным подъемом, после чего самооценка становилась выше, а профессиональное выгорание еще где-то далеко за горизонтом. Море энтузиазма. Другим словом, конфетно-букетный период. Оно и понятно, парень еще был студентом. Конрад считал большим везением, что он нашел интересную для себя сферу, еще и когда платят за это деньги. В перспективе, очень хорошие деньги. Окружающих удивляло другое. Конрад воспринимается другими, как чувак в постоянном энергосберегающем режиме. Естественно, малознакомыми людьми. Близкие такую ошибку не допускают. Активность Конрада зависит от мотивации, если дело интересное или просто потому что надо для дела, помогает он охотно. Если отец скажет, что надо для какого-нибудь дела прийти в клуб и изобразить веселого обдолбанного мажора, роль будет исполнена идеально. Но когда Конрад оказывается на вечеринках, где толпа людей веселиться, кажется, что ему физически больно. В привычном понимании, Конрад не умеет отдыхать. Дома или где-то хотя бы в относительно спокойной обстановке, он уже чувствует себя более комфортно и раскрепощенно. Как и все в этом мире, понимание спокойствия для Конрада было относительным. Например, паб, который еще и находился в центре, было для парня, спокойным местом. К тому же, всегда большее значение имело с кем он там будет. Скажем, если будут его друзья, или, как например сегодня, отец, место играло мало значения само по себе. Конрад и сам, если инициатива встречи шла от него, старался договориться встретиться в таких местах.
Так сложилось, что встречи с матерью в настоящий момент, носили формальный сыновий характер. Он нежно любил мать, но не было потребности быть с ней каждую минуту свободного времени. Он откладывал необязательные встречи, но на больших праздниках присутствовал обязательно, без возражений. С отцом в этом плане, ситуация была абсолютно обратная. До сих пор жадный до внимания, которого он не дополучил, он не требовал, но выкраивал любую возможность провести время с отцом.
Вот и сегодня, он игнорировал все возможные альтернативные предложения провести время, ведь он уже договорился…с папой. Они может и не будут выглядеть, как лучшие друзья, но будут, как настоящие отец и сын. Конрада даже не раздражала вероятность стереотипных вопросов об учебе и личной жизни. Он готов это выдержать, уклончиво отвечать, терпеть издевки отца по разному поводу, что отец лучше знает, как надо. И он может даже будет что-то мычать протестующе, но внутренне будет ликовать и запоминать каждое слово, потому что именно это он будет вспомнить через много лет.
И вот в предвкушении, Конрад, почти подпрыгивая, звонит в дверь. Ему приходиться подождать некоторое время, прежде чем дверь открылась.
– Привет, – Конрад, в привычной для него манере, немного помялся, прежде чем войти. Он едва ли успел что-то сообразить, его внимание привлекла Шельма – собака отца. Он, как и почти любой представитель, любителей собак, при их появлении в поле зрения, хотел лишь одного - потискать животное. Шельма явно только этого и ждала, но как порядочная девочка, воспитанная строгим папашей Рихтером, старалась вести себя, как можно сдержаннее. Конрад присел и вытянул руки, давая понять, что он совсем не против. – Давай, смелее. Тебе же хочется, – говорил он, уже вовсю почесывая собаку. – Совсем тебя запугал этот старый командир, – парень с детским восторгом начесывал Шельму и пока он это делал, на душе становилось легче, как будто в мире стало меньше проблем.
– Сын, я… – услышав такой (виноватый?) голос отца, Конрад внутренне сжался. Неосознанная реакция, сформированная годами. На свою беду, он слишком многое видел и подмечал. Возможно, не сразу обрабатывал, полученную взглядом информацию, но это помогало ничем не удивляться, потому что, возвращаясь в памяти к предшествующим чему-то событиям, он думал «Ну да, это было видно еще тогда».
Когда открылась дверь, лицо отца сказало слишком многое. Слишком многое, чтобы он мог быть уверен, что правильно поймет его значение. Проблема состояла еще и в том, что здесь могут внести смуту прошлые обиды и сомнения. Конрад верил отцу и что он всегда старался для семьи, но крошка сомнения, если дать ей волю может отравить любую веру. Вот Рихтер-младший и решил игнорировать выражение лица отца, совсем не то, которое ожидал увидеть любящий сын.
Это могли быть просто проекции его детских страхов. Могли быть. Беда в том, что чутье Конрада редко его подводит. И вот сомнения, которые так легко решительно были им отодвинуты в сторону полминуты назад, стучат в дверь кулаками, с каждым новым словом отца все громче. Парень решил сосредоточиться на собаке, не глядел на отца, пока тот пытался что-то объяснить. Лучше бы ему постараться придумать хорошую причину, потому что так нагло и в лицо отец его не сливал никогда. Когда отец признался, что он всего лишь забыл об их встрече, Конрад едва не рассмеялся в голос, но получился только хмык. Забыл! А ведь он даже не на работе. После стольких лет этих «забыл», это было реально смешно. А с каким тоном это было сказано! Парень уже начал подозревать реально плохие новости.
– Слушай, мне бы... закончить дела в гараже и…– тут уже Конрад не сдержался и резко повернул голову, глянул на отца. Он не мог поверить, что отец сейчас его выставит за дверь. – А, впрочем, – подействовал ли на него взгляд сына, возможно, в эту секунду он изменил направление своей мысли, – я закончу их прямо сейчас. Может, выпьем по пиву у меня?.. – сын продолжал смотреть на отца, не мигая, словно сканируя его на честность. «Правда ли ты хочешь, чтобы я остался, отец?»
– Не вопрос. Останемся у тебя, – Конрад выпрямился и улыбнулся почти так же добродушно, как когда зашел и увидел Шельму. Почти. – Мог бы и позвать меня, – он прошел дальше в гостиную, довольно легко и непринуждённо, словно и не было раннее никакого напряжения. – Я бы помог с гаражом, - по факту Конраду было без разницы, как проводить время с отцом. Для него даже ссоры с отцом лучше, чем его отсутствие. Возня с гаражом вместе с Джеймсом было бы в порядке вещей, в детстве Конрада они именно так проводили время вместе, что-то ремонтируя по дому. Даже удивительно, как быстро сменились места их встреч. Теперь он уже удостоен встреч со взрослыми, когда вот только переживал о том, что отец не сможет забрать его из школы на крутой тачке копа, чтобы он мог немного почувствовать себя таким же крутым, как его отец. – Конечно. Я подожду.
- Может ты скажешь мне, что происходит? – Глянул он заговорщически на собаку, которая уже восседала рядом с ним. Не дождавшись ответа, он добродушно потрепал ее рукой. – Конечно, любовь любовью, но секреты хозяина ты даже мне не выдашь. Молодец.
В ожидании отца, Конрад ходил по гостиной, словно изучая, что изменилось с его последнего визита в дом отца. Интересно, как скоро отец почувствовал, что это его дом? Когда при слове «дом», он начал представлять эти стены. Самого Конрада иногда вводит в ступор это слова. Необходимо некоторое время чтобы вникнуть в контекст использования его в той или иной ситуации. Наверное, всегда на какую-то микросекунду в его сознании неуловимо проскальзывает картинка его родного дома, где он жил с рождения. Потом идет его второй дом, куда они переехали после развода родителей, соответственно уже без Джеймса. Там так же была и есть его комната, его там любят и прощают ему все. И есть квартира, которую он сейчас снимает, которая в настоящий момент является тем местом, которое он подразумевает, говоря «Я иду домой» или «Буду дома». Мать же его считает, что это просто какая-то квартира и просит почаще появляться дома, то есть дома у нее и ее мужа. Но Конрад был хорошим сыном, поэтому вместо «Это не мой дом», она слышит «Да, мам». Наверное, для таких как он и Лекси фундаментально уже не существует этого понятия. Юридически их может быть сколько угодно, а духовную привязанность придется формировать только уже в каком-то новом месте, сепарироваться от всех «должен» и «обязан». Для его сестры, так же, как и для него, домом является его квартира и даже если он переедет, это все равно будет его квартира или дом. Потому что он знал, для Лекси ориентир - это он. И не потому что она не любит родителей или питает ненависть к отчиму. Теперь это навсегда будет дом отца и дом матери. Это не хорошо и не плохо. Просто это есть. С этим им дальше двигаться. В конечном итоге, каждый делает, что хочет. Хотел ли Конрад, чтобы родители остались вместе и были несчастными, но зато они бы жили в том прекрасном для него месте? Нет, конечно. Да, были эмоции, минутные обиды, но если оценить все, то в приоритете важнее другое…
От размышлений его вытащило возвращение отца, парень был настолько погружен в свои мысли, что все его действия, абсолютно нормальные внешние, им не осознавались и, если попросить его назвать, что он держал в руках полминуты назад, он не сможет вспомнить.
–Так. Ну и в чем дело? – Конраду и самому показалось, что он был слишком мрачен, задавая этот вопрос. Словно снова вернулись те темные времена непонимания между ними, поэтому он тут же постарался скинуть себя это покрывало и плюхнулся в кресло в уже более расслабленном состоянии, но оставаясь при этом таким же серьезным. – Я это к слову, что меня можно не только воспитывать…Что случилось, отец? – Конрад хотел знать, как минимум, все ли хорошо со здоровьем у Джеймса и, как максимум, быть уверенным, что у них в отношениях тоже все хорошо.

Когда Конрад сказал отцу про гараж, он совсем не имел в виду то, что его старик уже старик в прямом смысле этого слова. Он совсем не намекал на то, что отец нуждается в его помощи, скорее, младший Рихтер осмелился предложить свою скромную персону в качестве приятной компании. Сын может и недостаточно хорошо знал отца, но одну черту Джеймса Рихтера, кажется, знали все. Если когда-нибудь врач будет тыкать в лицо документы с кучей обследований, подтверждающие плохие прогнозы, а сам мужчина будет на аппарате и все тело будет адски гореть от боли, он скажет «Вы все выдумываете». Поэтому такой аргумент «против» нисколько не удивил Конрада, лишь мысленно заставил улыбнуться. Отец, есть отец. Однако раньше, когда сын был совсем мал, Рихтер старший совсем не возражал его, хоть и максимально ответственному, но все же по-детски неуклюжему участию, которое с натяжкой можно было бы назвать помощью. А что же теперь?
Отец и раньше не отличался ответственным подходом в теме отношений с собственными детьми. Не говорим о желании, но по части пунктуальности и обязательности, младшие Рихтеры проигрывали работе Рихтера с рекордным счетом. А сегодня? Гараж. В пору смеяться до коликов, потому как отцу это в вину уже не записывают, а просто смирились как с неотъемлемой частью его личности. Конрад знал, что в последнее время отец все-таки старается держаться за второй шанс в отношениях с сыном, хотя последний и не требует никаких доказательств на право общения с ним. Еще один балл в пользу того, что что-то происходит. Или же отец настолько расслабился, что вернулся к старой модели поведения?
Столько раз Конрад выслушивал от отца какой он. Зло, спокойно, холодно. Но всегда сопровождалось уверенностью. Жесткаой уверенностью Джеймса Рихтера во всем. Если он имел о чем-то мнение, он его держался и поменять его было невозможно. Но что это? Бегающий взгляд? Конрад настолько хорошо считывал это, что даже не имел возможности игнорировать. Для сына отец всегда был сосредоточением силы. Благородной, но силы. Младшему Рихтеру виделось, что, когда дело касалось каких-то более высоких материй, чувств, отцу было неловко находится в данной позиции. В частности, о них говорить. Младшие Рихтеры были приучены к тому, что они получают любовь, видят ее, чувствуют, а не просто слышат, безусловно, приятные слова. Даже оставаясь наедине в самые темные для них времена, Конрад не помнил, чтобы кто-то из них размышлял о чувствах отца к ним. Сомнений не было. Вопрос всегда был в другом. Почему он ничего не делает?
Даже когда они наконец пришли к тем самых откровенным разговорам, Конрад знал, что ему они даются намного легче, так как еще не перенял отцовскую суровость к жизни, пусть и сам не имел благосклонности к подобным темам. 
Сын смотрит на отца, не отводя взгляда.
Вопрос про учебу. Стандартный.
– Все хорошо. Справляюсь, – Не лучший на курсе, но уверенно в пятерке лучших. А иногда и самый дерзкий. Конрад никогда не говорит о своих успехах. Но решает сказать, что, как ему кажется, действительно должно иметь значение. – По-моему, это то самое, – он взял бутылку с газировкой и после того как открыл, прежде чем сделать глоток добавил. – Чем я должен заниматься.
Сложно представить, какое облегчение испытывает сейчас отец Конрада, потому как одна из основных тем их разногласий была именно разное видение его будущего.
Конрад отчего-то сейчас ощущал себя с позиции «над», но не переходил границ. Казалось, что отец загнан в угол, только пока непонятно почему. Студенту юридической школы такое было уже знакомо. Главное помнить, что он в гостях у отца, а не на импровизированном судебном процессе, где необходимо хитростью и вербальными уловками, подловить свидетеля. Впрочем, отец тоже не всегда помнил, что говорит с сыном, а не с очередным преступником. Отец – плохой актер.
– У тебя такой вид, – младший Рихтер слегка указал горлышком бутылки на отца. –Словно ты завел себе сына на стороне, – Конрад решил, что шутить про любовницу будет совсем неуместно. В силу того, что у отца уже есть женщина и неизвестно как он воспримет такого рода шутки. Да и его версия показалась перебором, когда лицо отца исказилось в гримасе, но причина была в другом. Всего лишь заноза. Есть какая-то закономерность в том, что таких здоровяков выводит из строя что-то маленькое. Слона – шорох мыши, отцов дочери…
Конрад с готовностью поставил бутылку на стол и принял инструменты в руки. Казалось, все его внимание было на этом занятии. Его движения, как и всегда, когда требовалась сосредоточенность, были четкими и последовательными, пока он обрабатывал раствором пинцет и руку, разглядывая маленькую заразу, которая посмела побеспокоить его отца.
– Хм, – демонстративно размышлял парень, пока разглядывал отцовскую руку. – Если получится с учебой, – Конрад был из тех, кто напускает на себя ложную скромность. Причем ложную даже для себя. Учеба (читать: ответственность) на первом месте, затем уже остальное. За исключением пары неприятных периодов, он всегда успевал. – Да и знаешь, – поездка с сестрой и друзьями была бы классной сама по себе, и он почти не сомневался, что так все и произойдет. О чем он почему-то решил отцу не говорить. –…Этот ее парень, –как бы между прочим продолжил Конрад, поморщившись. – Мешаться там, пока они там будут…Ну, сам же был молодым, что я тебе рассказываю, -откровенно издевается над отцовскими чувствами.

Мнение отца всегда было важно для сына. Даже, когда сын орал в лицо, что это не так, расчет был именно на реакцию отца. В свое время, Конрад решил наказать отца своими успехами. Можно было бы пойти наклонной и обвинить в этом Джеймса. Тот, можно быть уверенным, почувствовал бы свою вину. Но чувствовал ли Джеймс мучения, когда он не может разделить хорошие моменты и успех сына? Утешал ли он себя закрытым делом, когда пропустил великолепно отбитый мяч сына? Или победу дочери? В его распоряжении есть фотографии. Улыбка детей, как утешение, что не сильно накосячил. Возможно, улыбка была бы чуть шире, если бы фотографировал их родной папа. Дети Джеймса ничего особо не потеряли. Только отца.
Время лечит. Может и правда. А может и нет. Обида уходит, с возрастом приходит понимание. Да и просто, отпустить, если получается, всегда лучше. Конрад мог бы и дальше держать обиду. Жить своей жизнью. И мог бы сейчас не вытаскивать занозы из своего старика (про стакан присказка не актуальна, ха!).
Горжусь тобой. Фраза, может и брошенная вскользь, наполнила Конрада теплом. Для него это точно не было пустым звуком. Он много трудиться, чтобы отцу не было стыдно говорить о нем и не было необходимости преувеличивать его успехи.
Услышав вопрос, Конрад неосознанно повторил ухмылку Джеймса, которая была совсем недавно на его лице. Он, не поворачивая головы, покосился на отца и был пойман с поличным. Словно, капитулируя тут же, слегка закатил глаза, и ухмылка стала более явной, как у нашкодившего пацана.
– А я разве когда-то думал заниматься бракоразводными процессами? – намекал он на мать. Обычно, в такие моменты шел длинный монолог о том, как бедного Конрада притесняют в его родной семье, не давая слова. Было ощущение, что с утра он получал расписание, как в школе, и будь любезен ему следовать. Но эти выступления надоели даже ему. Все, что он мог он сделал. Съехал от матери и теперь уже мог решать, что ему есть на завтрак и есть ли завтрак вообще. Конрад не стал послушным сыном. Он стал сыном, который знает, что надо просто делать вид, что все идет по плану родителей. – Я всеядный, – Конрад слегка пожал плечом. – Профессор говорит на данном этапе это хорошо. Но сказал, что, если я займусь бракоразводными процессами – это все равно, как если бы я научившись ходить – ползал, – парень ухмыльнулся, вспоминая своего преподавателя, который, кажется, очень высоко ценил его способности. В особенности это становилось понятно, когда тот терпел язвительные комментарии Конрада и ставил его в ситуации, когда тому приходилось объяснять свое колкое высказывание. Рихтер быстро понял, что это делается не для того, чтобы пристыдить его перед потоком студентов. Профессор был реально заинтересован в том, чтобы он и каждый в его аудитории мог отстаивать свою позицию, какая бы она не была. Ведь именно этим они будут заниматься позже, может быть, даже всю жизнь. Красноречие Конрада стало для всех неожиданностью. Даже для него самого. Внутренняя позиция и принципы у него и так имелись всегда. Но он не сильно демонстрировал их, предпочитая молчать, если иного не требовали обстоятельства. Тут же он вынужденно оказывался в определенных ситуациях, где необходимо было владеть словом, как острой шпагой.
– Я пошутил, – сказал он, с победным видом вытаскивая занозу из отцовского пальца. – Не знаю ни о каком парне, а я бы знал.
Лекси нельзя было назвать болтушкой, но брат был в курсе всех событий любых масштабов. Они постоянно были на связи. Их крепкие братско-сестринские отношения с детства не теряли силу. Лекси и Конрад всегда держались на уверенности, что кому они и могут доверять, то друг другу.
Конрад сначала не понял смысла заданного вопроса, он ставил предметы на стол, которые после маленькой операции уже были не нужны. Рука младшего Рихтера на мгновение замерла, затем медленно завершила действие.
– Я…не думаю, что имею право голоса по данному вопросу, – почему-то Конрад сразу решил, что вопрос задан серьезно, а не как гипотетическая тема для беседы. Вдруг Конрада озарило, и он посмотрел на отца. – Джейн беременна?

Конрад был немного удивлен вопросами отца о его работе. Ему казалось, что весь интерес Джеймса к теме профессиональной реализации сына заканчивался об его уверенность то, что сын не ввяжется во что-нибудь опасное для жизни. Уверенность в этом шла вместе со спокойными ночами, а значит минус одна тема для переживаний. Если пофантазировать и постараться придумать возможные причины для беспокойства, например, что сын – гей, то в этом отношении вероятность была ровна нулю. Поэтому на момент, как Конрад смирился со своей судьбой и вел себя хорошо, Джеймсу можно было сказать себе, что он хороший отец и забить на младшего. Раньше Конрад бы съязвил по этому поводу, уколов отца, но сейчас ничего не сказал, да и не хотел. В итоге же все получилось не плохо, так? Отец был прав. Наверное, еще и счастлив оттого, что прав. Конрад был благодарен ему, что он при каждом удобном случае не напоминает ему об этом. Вероятнее всего, сделай он так, Рихтер-младший бы инстинктивно сопротивлялся, отрицая тот факт, что его полностью устраивало, как складывалась его жизнь и ближайшие, да и далекие, перспективы.
Конрада безусловно умиляло, что отца еще можно было задеть не только темой армии, но и ухажерами дочери. Что-то подсказывало старшему братку, что его сестра будет долго выбирать достойного и скорее всего выбор будет осуществляться посредством поединка, как было принято у воительниц викингов.
- Немного, - признался Конрад, пожалев немного отца, но не сильно прям раскаявшись. Хотя, пожалуй, и нечестно. Возможно, Конраду тоже суждено стать отцом дочери и тогда Джеймс сможет делать ему возвраты в виде колких комментариев по этой теме. Сам Рихтер-младший тоже об этом подумал, но решил, что он так психовать не будет каждый раз, уверенный, что будет относится к этому как к неизбежной части жизни возможной дочери.  Не сказать, чтобы и Джеймс слишком активно лез к Лекси с этим вопросом. Сестра во всяком случае не жаловалась на назойливого или контролирующего отца. Но все же Конрад заметил сейчас, как отца напрягла эта тема. Обязательно расскажет об этом Лекси. – Хм, - Рихтер-младший сделал вид, что задумался над довольно интересной темой. – Стендап…неплохо-неплохо. Обязательно об этом подумаю. Рад, что ты так высоко оценил мой юмор, что считаешь, что стоит поделиться этим с широкой публикой, - на самом деле была неплохая идея со стендапом, как минимум, потому что иногда Конрад действительно хотел бы говорить защитное слово в таком формате, бывало что-то подобное проскакивало, но он старался держать себя в рамках допустимого. Он смотрел на Шельму и думал, как здорово, что дома всегда есть такой друг, снова пробудилось жгучее желание завести собаку. И это же желание спотыкалось об чувство ответственности за живое существо. Конрад вспомнил плавно движется патологические трудоголики. Готовился жить на работе. Он не грезил пока ни о детях, ни о жене. Не чувствовал себя обделенным или одиноким. Рихтер-младший понял, что он как раз приближается к возрасту, когда у отца появился он. И вот они встретились в интересной точке, когда Конрад еще не дозрел до этого, а Джеймсу уже давно неинтересна эта сторона жизни, когда вдруг последний заговорил об обратном. Правда, сын пока не понимал к чему конкретно ведет отец. Сначала он предположил самый очевидный вариант, что его так аккуратно готовят к уже свершившемуся, вернее, к появлению в ближайшем будущем нового члена семьи.
Конрад отошел от стола и наконец уселся в кресло, догадываясь, что предстоит серьезный разговор, а может быть даже и тяжелый. Настрой абсолютно не был враждебным, но парень явно всем своим видом выражал сосредоточенность на поднятой теме и готов был соответствующе реагировать. Да и видно было, что отцу тяжело дается этот разговор. Шутить на эту тему сын не собирался. Хотя поводов было предостаточно, взять хотя бы возраст отца и собственно куда им еще. Им. У Джейн не было детей и в этой ситуации стоило подумать прежде всего о ней. Но в целом, желание отца хотеть ребенка от любимой женщины тоже было ему понятно.
- Нет. – Так, значит Джейн не была беременна. Значит это не внезапно скинутая на него новость. Значит, вероятно, Джеймс все-таки пока просто хочет этого ребенка. Или к чему это все? Конрад так сходу не мог разобраться в своих чувствах. В сущности, он и не понимал, а должен ли иметь мнение по поводу каких-то других детей, от других женщин. В его возрасте и как-то уже неуместно ревновать отца к другим конкурентам за его внимание. По сути, каждый из них занял свою нишу в свое время. Конрад – первенец, мальчик, наследник (условно), скорее даже приемник, на него много возлагалось и возлагалось, здесь определенное доверие, как к старшему. Лекси- дочь, с той были свои эмоции и до сих пор через двадцать лет отец не потерял каких-то чаяний в отношении нее, это было очевидно. Ребенок, который будет, младший, от любимой женщины, столько лет спустя, можно предположить, что Джеймса захлестнем по новой. Поэтому зависть может быть в одном случае, что малыш сможет заново узнать их классного отца. Это как зависть к человеку, который только начинает смотреть клевый сериал.
Кажется, Джеймс не мог поверить, что Конрад отреагировал подобным образом. Подобным – это скорее никак. Во всяком случае, внешне. Просто задал пару уточняющих вопросов. Отец похоже ожидал от сына истерику или откуда это удивление? Не думали ли он в самом деле, что Рихтер-младший закатит сейчас скандал от их внезапных желаний или планов относительно деторождения. С какой стати, ему быть против или за, это их дело с Джейн. Надо понимать, что Конрад не был тем человеком, который лезет в чужие дела, навязывает своего мнение, по хоть каким-то вопросам. Он даже с Лекси довольно аккуратничает, да и так уж вышло, что Лекси в общем-то дружит с головой. Подумаешь, иногда поколачивает людей. Так это всегда за дело.
Как бы рациональная, объективная сторона личности Конрада праведно не сокрушалась этими вопросами, другая его сторона прекрасно все понимала. Для нее то было совершенно очевидно, почему вдруг отец заговорил таким тоном и так неуверенно. Конрад мог делать вид ничего не понимающего человека, но это было не так. Тема была слишком острая когда-то, чтобы взять и просто про нее забыть. Неправдоподобно. А отрицать ее и вовсе лицемерно. Подними Джеймс ее каких-то лет десять назад, отдача была бы будь здоров. Но и там дело было бы не в третьем ребенке, а в самих отношениях с отцом. Родись этот ребенок тогда, Конрад бы принял его, а к отцу оставались претензии. Например, как это он так надумал завести еще одного, когда с первыми двумя не справился и все в таком духе. Рихтеру-старшему бы тогда досталось точно по многим пунктам. Сейчас же, когда отношения наладились, сыну оставалось только поддержать отца. И он был готов сделать это без вопросов. Но чего же ждал конкретно Джеймс от него сейчас?
Что сказать? Сказать то, чего от него ждут? Что это ужасная идея? Что у отца с этим и так проблема, сначала пусть разберется с первой семьей? Этого ребенка тоже бросишь? Сколько можно уже, отец, третий блин тоже компом будет, не твое это. Но Конрад так не считал. Он всегда был уверен, что у него лучший отец и несмотря ни на что, не переставал так думать. И что бы там кто не думал, они с Лекси получилось классные. И третий и пятый у отца получится, что надо. Быть хорошим мальчиком и сказать, что очень рад? Но ведь и это неправда, но не потому, что Конрад был против. Парень был в замешательстве. Он не хотел сказать что-то такое, от чего отец подумает, что тот не будет его поддерживать. Часто люди, когда хотят получить поддержку, могут получить ее не в том виде, в котором хотели бы получить. Некоторые люди ждут безусловного согласия и сразу успокаиваются. Кто-то наоборот слыша в ответ на свой переживательный монолог, на который тоже возможно решались некоторое время, некоторым людям бывает тяжело поделиться с другим человеком даже самым близким, слышат лаконичное «Я в тебя верю» или «Все будет хорошо». Такие как Конрад обычно вникают в суть проблемы. Пытаются узнать все детали и совсем не из любопытства. Чтобы дать грамотный совет, необходимо знать всю информацию. И совет не в том смысле, что четкие рекомендации к действию. Конрад знает, что давать советы стоит в крайнем случае. Он и тут подходит к анализу личных вопросов, как в делах на работе. Просто раскладывает вероятность и последствия. И что необходимо сделать, чтобы подобные прецеденты не повторялись. Но к тому готовы далеко не все. Люди предпочитают услышать простые фразы, простые слова поддержки, потому что по большому счету, всем плевать, кто что думает. Мнение других важно, только когда человеком руководит страх что другие не дай Бог подумают, что ты отличаешься от них и тебя выкинут за ворота, сделают изгоем. Но сыну есть, что сказать отцу и тот, если для него это имеет какой-то вес, обязательно получит освобождение. Рискуя быть непонятым, Конрад выбрал язык честности и откровенности:
- Врать не буду, - начало многообещающе Конрад, подозвав к себе перед этим Шельму, чтобы хоть как-то занять свои руки, принялся поглаживать ее, это давало ему возможность сосредоточиться, подобрать слова. – Вопрос сложный. Но не потому, что тяжелый, - быстро добавил Конрад, пока отец не успел подумать ничего плохого. Он глянул на него, чтобы убедиться в этом, а затем продолжил, размышляя вслух. – Я просто не ожидал, пожалуй, такого развития событий, - на лице Конрада появилась легкая улыбка, он смотрел на Шельму. – Мне одновременно и льстит и беспокоит, что ты со мной…советуешься?...- Он глянул на Джеймса едва повернув головы и снова сконцентрироваться на собаке. – Я постараюсь проанализировать свои чувства, если тебе это важно, но на мой взгляд, куда важнее другой вопрос…- Конраду и правда было, что сказать по этому поводу, но готов ли Джеймс это услышать. Сыну бы хотелось это сказать отцу, он даже был уверен. Что отцу стоило бы это услышать, раз и навсегда закрыть эту тему. Больше не сомневаться ни в себе, ни в будущем, ни жалеть о прошлом. Но пока Джеймс не попросит, Рихтер-младший не скажет ни слова. Хватит ли у отца смелости. - Ты хочешь этого ребенка?