доктор андерсон любит работать с детьми. у него есть, кажется, нескончаемый запас леденцов в карманах халата, употреблением которых и сам грешит — что уж тут скрывать; забавные истории для отвлечения маленьких пациентов от боли страха; внимательные теплые глаза цвета синей бижутерии с этими вечно смеющимися лучиками-морщинками; спокойный голос, который не станет звучать слишком громко, даже если у малыша начнется истерика. а еще у него есть опыт, нескончаемое терпение и давно и глубоко похороненный под грудой личного одиночества отцовский инстинкт. родители обычно доверяют уверенному тону и подробным объяснениям; дети не боятся и доверительно рассказывают глупые маленькие секреты. нет ничего удивительного в том, что во время дежурств для консультации детей с травмами вызывают именно филиппа: так проще всем, а педиатры и без того заняты всегда.

нет ничего удивительного и в этот раз, когда на поясе пищит пейджер, и филипп, заканчивая дописывать строчку в медицинской карте, что делать не любит совершенно, хотя, наверное, вряд ли найдется хирург, который получает удовольствие от всех этих бюрократических проволочек и бесконечной писанины, радуется возможности заняться чем-то действительно стоящим. имея навыки и возможность напрямую собирать кости по кусочкам, начинаешь воспринимать необходимость возиться с картами, как с чем-то не стоящим внимания, несмотря на осознание, что правильное ведение истории болезни может помочь в дальнейшей другим врачам, столкнувшимся с этим пациентом. но, увы, рациональное и иррациональное не так и часто совпадают.

в отделении скорой помощи его тут же ловит поджидающая медсестра сьюзан линк — среднего возраста, с огромным опытом работы именно в приемном, и грубыми, сильными руками, которыми бескомпромиссно практически хватает за запястье и тащит за собой, точно он может сбежать. сбегать, филипп, конечно никуда не собирается, а потому добродушно посмеивается: методы сьюзан весьма грубы и немного отдают превышением должностных полномочий, но мало на кого можно так положиться в экстренной ситуации, как на нее.

— отец ребенка совершеннейший идиот, и если он скажет хоть слово еще мне, я сломаю ему нос, — бурчит себе под нос медсестра, казалось бы, совсем не обращаясь ни к кому конкретно, но филипп только продолжает улыбаться: родители зачастую бывают проблемнее детей, и в этом основная проблема: чтобы получить возможность сделать то, что должен, для улучшения состояния маленького пациента, будь добр пободаться с их опекунами, то впадающими в истерику, то в кататонию, то с недоверчивостью переспрашивающие все подряд с видом докторов медицинских наук, а на деле путающих анестезию с анамнезом.
— если сломаете, я его починю, — заговорщическим шепотом произносит и подмигивает озорно, очень по-мальчишечески, когда сьюзан поворачивается к нему, а после едва сдерживает улыбку, но все же остается серьезной, закатывая глаза, точно разбираться с этими глупыми врачами, которые куда хуже собственных пациентов, у нее сил не осталось еще лет десять назад. но филипп-то видит смешинки в глубине глаз, а большего ему и не надо.
в палате, которая по сути представляет собой огороженную ширмой кровати и немного свободного пространства прямо посреди отделения, загнанным зверем мечется взрослый мужчина со скрещенными руками и нервно щипающим себя за подбородок. на кушетке смирно сидит мальчик лет семи-девяти и осторожно поддерживает правую руку левой, даже не болтая ногами. бледный и непривычно тихий, он вызывает острую жалость: пока отец не может найти себе место от переживай, ребенок вынужден терпеть без какой-либо моральной поддержки. такие родители филиппу никогда не нравились, однако показывает свое отношение только чуть сильнее поджатыми губами.
— я доктор филипп андерсон, что случилось? — оповещает о своем прибытии чрезмерно оптимистично, энергично подходя ближе к ребенку, но предварительно взглядом спрашивая у отца разрешения: юридические формальности его тоже очень сильно угнетали, если быть честным.
— мой сын упал со скейта. мне показалось, что ничего страшного, ну, знаете, эти дети, — он делает какое-то витиеватое движение руками, — они вечно падают и что-то расшибают, —фыркает то ли пренебрежительно, то ли нервно, и филипп хмурится чуть сильнее. медсестра на фоне закатывает глаза еще сильнее. — можно как-то быстро с этим разобраться? его мать меня иначе убьет, — мужика аж передергивает, и андерсону приходится призвать все свое терпение, чтобы сказать отцу ребенка что-то грубое. потому что мальчик выглядит бледным, с подрагивающей нижней губой, точно вот-вот расплачется, но не может себе этого позволить.
аккуратно протискиваясь мимо отца, от которого, как уже успевает поставить диагноз, толку нет совершенно никакого, филипп садится на корточки перед ребенком, чтобы их лица оказались на одном уровне: это обычная тактика, к которой прибегает, когда хочет выстроить доверительные отношения с пациентом. ему не хочется выглядеть страшным злым дядей доктором, грозящим поставить очень больной укол. хотя, судя по потому, какой отекшей выглядит запястье ребенка, без укола не обойтись: болевой шок может быть коварен, а детский организм в принципе любит выдавать какие-то внезапные и странные реакции.
— привет, ковбой. как тебя зовут? я вот филипп, — дружелюбно представляется и улыбается своей обычной яркой улыбкой. мальчик поднимает глаза, в которых блестят слезы, но он держится. настоящий герой, если спросите мнения андерсона: он знает, как могут болеть подобные переломы — там и взрослые взвоют.
— луис, — тихо произносит совсем грустным голосом и бросает быстрый взгляд на отца, который продолжает наворачивать круги по маленькому куску свободного пространства. выглядит, конечно, максимально убожественно. но филипп здесь не для того, чтобы высказывать личностную оценку любому придурку, решившему, что гнев жены страшнее, чем детская травма.
— значит, катался на скейте? и как успехи? я вот тоже когда-то в детстве пробовал, но только коленки ободрал, и в общем не вышел из меня скейтер, — беззаботно болтает филипп, пытаясь вовлечь луиса в разговор: пусть болтает хоть о несправедливости школьной системы оценивания знаний, из-за которой жуткая математичка влепила ему f за контрольную, но отвлечется от неприятных медицинских манипуляций. — не против, если я взгляну на твою руку? не стану врать: будет больно, но если ты будешь кричать, то никто не станет тебя осуждать, — бросает жесткий предупреждающий взгляд на отца: нет, каждый родитель сам принимает решение, каким образом ему стоит воспитывать детей, и уж не бездетному филиппу судить о методике воспитания, однако в сложившейся ситуации обесценивать чужую боль из-за каких-то непонятных стремлений к созданию образа неколебимости даже в условиях опасности не самый лучший вариант.
— мне не так уж и больно, — словно оправдывается мальчик, — и вообще моя мама тоже доктор! я был с ней на работе, и знаю, что нужно делать: дать врачу себя осмотреть и говорить все, что беспокоит, — заканчивает фразу даже с некоторым горделивым самодовольством: мол, посмотрите, какой я молодец и все знаю. филипп этому мягко улыбается.
— может тогда ты еще знаешь, есть ли у тебя аллергии на какие-то лекарства? — поворачивает голову к отцу. — или вы в курсе? — на самом-то деле спрашивает без особой надежды: в его практике куда чаще отцы забывали подобные важные факты о здоровье своих детей, предпочитая хранить знания об этой информации матерям и медицинским картам.
— это должно быть в его карте. можно ускориться? — продолжает нервничать нерадивый папаша, вызывая острое желание просто выставить его из палаты исключительно чтобы не бесил, хотя тот ничего толком и не сделал — разве что существовал в одном пространстве рядом с андерсоном, который все же продолжает сохранять спокойствие и легкую улыбку на лице, теряющуюся в коротко подстриженной бороде.
— сьюзан, пожалуйста, найди карту ребенка, — просит он медсестру, заодно давая хотя бы ей возможность не болтать с этим идиотом. сам же снова уделяет все внимание мальчику.
— значит, мама доктор? и кого она лечит? — спокойно спрашивает, осторожно прикасаясь к руке и чуть приподнимая ту. ребенок тихо ойкает и жмурится, и филипп останавливает движение, чтобы дать ему возможность привыкнуть к неприятному ощущению и подождать, пока острая боль утихнет. даже небольшое движение кисти уже приносит дискомфорт, а его отец все думал, что это просто ничего не значащий ушиб.
— сейчас она лечит других детей. будь она тут, и меня бы смогла вылечить! — уверенно заявляет луис, а после снова ойкает, зажимая зубами нижнюю губу, пока филипп продолжает осмотр: увы, этот процесс нельзя сделать абсолютно безболезненным, как бы ни старался. главный закон медицины непреложен: сначала должно стать больно, прежде чем все станет лучше. впрочем, от чего он может избавить луиса, так это от слишком долгого рассматривания больной конечности: диагноз ему ясен, хотя и нуждается в окончательном подтверждении.
— думаю, это перелом лучезапястной кости. она очень хрупкая, часто травмируется при падениях. но нужен рентген для подтверждения диагноза, — обращается к отцу, пока проводит общий осмотр ребенка: состояние зрачков, горла, пульс — просто чтобы убедиться, что нет других скрытых сопутствующих травм.
— это что же, у меня будет гипс? — почему-то именно это средство иммобилизации вводит детей в искренний восторг, и филипп не может не улыбнуться в ответ.
— конечно! и его можно будет разрисовать, как ты хочешь. чтобы ходить с разноцветным, например, — подтверждает кивком андерсон, пружинисто вставая на колени. папаша ребенка тем временем трет щеки, явно продолжая волноваться о реакции матери, которая вдобавок еще и доктор, и даже лечит детей. в принципе странно, почему ее все еще нет здесь: обычно матери не медлят, когда речь идет об их детях, застрявших в больнице да еще с такими отцами. — думаю, вам стоит позвонить его матери. нужно будет заодно обсудить процесс лечения и, что самое главное, реабилитации. разрабатывать руку после гипса — самое сложное, и к этому нужно быть готовыми.
[NIC]Philip Anderson[/NIC][STA]we`re doomed | not saved[/STA][AVA]https://i.imgur.com/nney1Oy.png[/AVA][LZ1]ФИЛИПП АНДЕРСОН, 37 ^y.o.
profession: хирург-травматолог в госпитале им. Св. Патрика[/LZ1][SGN] WITH PATIENCE AND ENDURANCE

I COULD RESHAPE THE WORLD
[/SGN]

Отредактировано Rebecca Moreau (2022-04-09 11:59:47)

филипп терпелив и спокоен, а еще у него есть большой опыт взаимодействиями с разными людьми, и это единственная причина, по которой этот крайне раздражительный папаша может и дальше метаться по огороженному шторкой маленькому пространству. будь тот в панике из-за состояния ребенка, андерсон бы даже понял. возможно, даже несколько одобрил. всегда приятно видеть, что родителям не наплевать на своих детей, потому что в практике встречались разные случаи. этот явно из тех, когда паника вызвана не возможной серьезностью травмы, а страхом перед женой. приоритеты расставлены явно неправильно, тогда как страдает в этом случае только ребенок. последний, кстати, продолжает проявлять терпеливое мужество, не впадая в истерику или слезы. вот кого сейчас должен поддерживать отец, но это, конечно, всего лишь личное мнение филиппа. как врача, его не должны заботить подобные нюансы взаимоотношений в семье. если только речь идет не о домашнем насилии, конечно, но в этом случае, кажется, все гораздо прозаичнее.

— сейчас сестра принесет карту, и я сделаю укол. чтобы не болело так сильно, — обращается к луису, хотя разрешение на любые манипуляции должен давать опекун. и что уж тут поделать, если опекун выглядит максимально ненадежным. но отец только что-то отрешенно бормочет, мол, чтобы он делали все, что нужно, главное быстрее. филипп ободряюще улыбается парнишке, точно эта улыбка может хоть немного скомпенсировать тот факт, что его отец полный идиот. черт, да он даже без карты не может дать ему один из тех леденцов, которые всегда таскает в карманах, потому что не имеет ни малейшего понятия и наличии каких-либо аллергий. тем более что известие об уколе не то чтобы радует парнишку.

— я могу и потерпеть! и плакать не буду! можно тогда без укола? — тихо спрашивает он, смотря каким-то слишком взрослым для своего возраста взглядом. что ж, уколы и правда вещь ужасно противная, но филипп ничего не успевает ответить, как шторка с громким лязгом металлических колец о перекладину отъезжает, являя перед ним джо. андерсон не понимает, что здесь забыла она: неужели этот ребенок — пациент из педиатрического? но есть один несомненный плюс: она принесла карту. сьюзан мельтешит у той где-то за спиной: места в смотровой секции и правда мало.

— доктор фитцжеральд, — приветственно кивает, сохраняя выражение лица, застрявшее где-то между невозмутимостью и дружелюбием. в принципе, обычное его рабочее лицо, если так подумать: паникующие врачи ужасно пугают пациентов. но, по крайней мере, одной загадкой становится меньше, потому что, не успев толком обдумать то, что все-таки здесь делает джо, реакция луиса говорит обо всем. черт. значит, это ее сын и бывший муж?.. филипп хорош в принятии быстрых решений: от этого зачастую зависят жизни его пациентов. но сейчас он бы не хотел понимать все так быстро, тем более, что ситуация накаляется, а у него нет возможности хоть как-то оценить свое отношение к происходящему. впрочем, подумает об этом позже, потому что, кем бы ни был его маленький пациент, он, в первую очередь, пациент. которому не терпится обо всем рассказать матери, выражающей поддержку даже в минимальных жестах куда лучше отца.

— перелом лучезапястной кости. навскидку типичный, но нужен рентген, чтобы убедиться, что это только трещина, — кратко поясняет в ответ на вопросительный взгляд джо. есть неоспоримый плюс в том, что она тоже врач: с ней нет необходимости объяснять каждое сложное слово или термин. все понимает так. правда, теперь будто и ответственности за лечение луиса становится больше. просто джо, ну, его друг, а это ее сын... и дальше в своих размышлениях андерсон привычно не заходит, чтобы не заблудиться. они иногда пьют кофе и едят сладкое после тяжелых смен. точка. еще бы выяснение отношений могло так же просто закончиться. скорее наоборот — разгорается больше, и мужчина — грэди  — выглядит теперь не только мудаком, но и идиотом. обвинять джо в чем-либо не хочется по умолчанию. в принципе не понимает, как она могла связаться с таким болваном?! ребенок явно пошел в нее.

— так. давайте мы все успокоимся, — филипп делает шаг, буквально вставая между ними. судя по всему, в том числе и по комментарию луиса, это какая-то давняя история, о которой он не уверен, что хочет узнавать в такой ситуации [ но если джо вдруг однажды решит поделиться, выслушает обязательно, потому что они ведь друзья, так? ], и это их личное дело, но у них здесь сидит ребенок, которому больно. голос звучит спокойно, но жестко: при всем его умении выглядеть, как плюшевый мишка, быть суровым медведем андерсон тоже умеет весьма неплохо. — доктор фитцжеральд, если вы единственный опекун, останетесь здесь. а вас, мистер, я попрошу выйти и дождаться сына в зале ожидания для родственников. медсестра на ресепшене подскажет путь.

— да как вы смеете! это мой сын! — судя по всему, идея не особенно нравится, но филипп успокаивающе кладет ладонь грэди на плечо, предупреждающе сжимая. не будь он бывшим мужем джо, так бы никогда не поступил, но... но в конце концов поступает не совсем, как врач, и не то чтобы собирается из-за этого испытывать какую бы то ни было вину.

— давайте обойдемся без охраны. не волнуйтесь, с луисом все будет в порядке. я прослежу, — смотрит в глаза этому идиоту, который все-таки сдается и, фыркнув, сбрасывает с себя руку.

— это все ты! мы еще не договорили, джо, — плюется напоследок, все-таки уходя. филипп тихо вздыхает, но, когда поворачивается к луису, то улыбается так же ободряюще, как и раньше.

— все, теперь они не ругаются, — подмигивает парнишке, переводя после взгляд на джо. — давай сначала. выглядит, как обычная травма. пока обойдемся рентгеном. если все хорошо, наложим гипс, и на этом все. только он явно храбрится, а, герой? — подбадривающе и чуть громче общего тона обращается к парнишке. — я бы рекомендовал обезболивающее, но тебе решать. просто не вижу смысла терпеть боль там, где можно не терпеть, — тем более что на терпеливых детей уже насмотрелся в достатке, пока работал с "врачами без границ". вот где всегда не хватало даже самого минимального, чтобы сделать положение бедных детей и людей проще. — но в любом случае я точно прописываю глюкозу. вам обоим, — вытаскивает из карманов конфеты, один вкладывает в ладонь джо, а другой отдает луису: в карте про сладкое или пищевые красители не сказано ничего, и филипп нагло этим пользуется.

— мам, можно же? — ребенок смотрит жутко умоляющими глазами на джо, и не то чтобы в такой ситуации у нее была возможность отказать. ладно, возможно, это небольшая манипуляции со стороны филиппа, не знающего, разрешает ли она по каким-либо причинам есть сладкое сыну. скорее ставит на то, что, будучи любительницей шоколадных тортов, не делает из этого табу для ребенка. да и разве можно тому отказать, когда у него болит рука? а потому нет ничего удивительного в том, что андерсон помогает луиса расправиться с оберткой, которая после летит прицельно в урну. — и без уколов, можно? правда не больно! — канючит он. филипп качает головой: дети всегда дети.

— но если будет сильно болеть, ты мне скажешь. договорились? — протягивает ему оттопыренный мизинчик, за который луис с готовностью цепляется своим, и даже глаза будто сильнее блестят. детям нравится, когда с ними общаются на равных. филиппу просто нравится этот парнишка. и его мать. как друг. да, как друг.

— договорились! — отвечает луис, а после с помощью матери слезает с кушетки, чтобы проследовать в сторону рентгенологического кабинета по цветным указателям, которыми исклеен весь пол. они были бы информативнее, не представляй из себя столь хаотическое переплетений разных цветов. пациенты периодически путались, но ни у кого не доходили руки все это поменять. на самом-то деле ему нет необходимости идти с ними, но филипп идет.

— знаешь, я тоже ломал руку. левую. я тогда в хоккей в школе играл, и как-то неудачно упал. помню, сначала даже в пылу игры не сразу понял, в чем дело. только когда начал в раздевалке снимать коньки, чуть от боли не отключился. но ничего. походил в гипсе, и вот, — демонстрирует свою руку, на запястье которой болтаются разномастные браслетики. — все зажило, и даже не мешает оперировать. а еще, — наклоняется к луису, но так, чтобы джо слышала точно. — потом я объелся яблочным штруделем, который мама специально для меня приготовила. ну так, имей ввиду: больным положены бонусы, — и с самым невинным лицом, какое только способен сделать, выпрямляется, но смотрит на джо с озорством. луис же сосредоточенно кивает, будто принял информацию к сведению, при этом не отрывая взгляда от руки доктора.

— а разве браслеты носят не только девчонки? — внезапно спрашивает, и голос звучит предельно серьезно. филипп беззлобно смеется, задирая рукав халата выше и смотря на свое запястье так, словно видит впервые. ему нравится детская непосредственность, даже если с точки зрения взрослого человека та может быть похожа на грубость. и уж точно не из тех, кто начинает делать страшное лицо и шикать, мол, как ты можешь такое спрашивать? не имея своих детей, андерсон с радостью поощряет любопытство чужих. ему действительно нравится работать с маленькими пациентами.

— а я разве похож на девчонку? — отвечает вопросом на вопрос, показательно поглаживая густую, но коротко подстриженную бороду. луис не смущается — только задумывается на несколько секунд, прежде чем ответить. все лучше, чем если бы плакал или концентрировался на боли, потому что — филипп знает — болеть должно просто ужасно.

— неа, но у меня в классе браслеты носят только девчонки, — заявляет уверенно, точно это самый аргументный аргумент, который ничего нельзя перебить. филипп хмыкает, мол, резонно. видимо, еще не узрел все возможности для самовыражения, обычно начинающиеся именно в школе, а потому подобная наивность только умиляет.

— значит, они им нравятся. но, думаю, если тебе тоже они начнут нравиться, ты сможешь их носить, — предполагает андерсон, впрочем, осторожно косясь на джо. наверное, ему стоит немного прикусить язык, а не учить чужого ребенка жизни. но тот факт, что они как бы являются до сих пор предметом разного рода толков, но все равно продолжают вместе пить кофе, несколько расхолаживает.

Отредактировано Rebecca Moreau (2022-09-17 15:52:39)