Джованни мысленно отмахнулся от возмущенного Джорджи, едва заметно дернул плечом, как бы сбрасывая его присутствие – еще пара бокалов, и тот начнет пускать слюни в ковер – и впился в Джимми сосредоточенным взглядом. Тот упирался. Кто бы не стал? На одной половине весов – голые задницы, выпивка, барная музыка, отсутствие проблем, возможность переспать с горечей ragazza, на другой – трезвость дня, суровость будней, злой, как будто проиграл на бирже, Джованни, еще и недовольный папаша. А еще совсем неочевидная возможность сгладить углы до ровных до тех пор, пока они совсем не стали острыми; но кумар веселья настолько, казалось, застилал глаза Джимми, что тому было непосильно хотя бы задуматься об этом. Сантини ослабил хватку, выпустил рукав Джимми из пальцев, когда тот повел плечом. Понимал, что говорит со стенкой.
Нахмурившись, он не сводил взгляд с младшего Ландо, пока тот выплескивал ему в лицо очень толстое и непрошибаемое «нет». Итальянец прищурился, но на выброшенные крючки не повелся. Не то, что эти нападки в сторону личной жизни его не задевали – Джованни банально не видел смысла поддерживать разговор и уж тем более оправдываться, что–то отрицать или распахивать душу. Все, что касалось его лично, ему по–прежнему удавалось держать взаперти, под тяжелейшим замком. Если цена за это – ехидные нападки, пусть так оно и останется, невелика расплата. Всяко лучше, чем однажды проснуться и узнать, что ты втянул во все это дерьмо еще одного случайного человека. Так или иначе, но его ответ вышел беззвучным, читаемым в мрачном взгляде: тебя это не касается, Джимми.
Сантини гонял суетившиеся мысли, устроив одну руку на столе, второй неохотно принял сигарету, но так и не воткнул меж зубов. Скосил глаза в сторону, в невидимую стену, одновременно чувствуя, как нарастает в нем злость, как хочется возразить, а другой своей стороной, той, что отвечает за хладнокровие и разум, душит этот порыв в неравной борьбе. Сама мысль о том, что кто–то мог рассмотреть в нем стукача, казалась мерзкой, липкой. Что Джимми Ландо знает о честной работе? Что он мог знать о том, как устроена игра в команде? Что мог знать о том, как работала система ошибок в космической инженерии? Джованни помял в руках сигарету, глубоко задумавшись. На стадии разработки и тестирования любой косяк играл на руку, позволял доработать систему, хуже было, когда он вылезал наружу на стартовой площадке или, что вообще подобно смерти в их деле – уже в полете, в глубоком космосе. За своевременные косяки никто не наказывал, виноватых даже не принято было искать, за те, из–за которых накрывалась миссия, летели должности, причем высшие. В инженерии действовал простой закон: «чем выше сидишь, тем больнее падать», потому что на горб тебе взваливают ответственность, исчисляемую в инвестициях. Отсюда и шесть процентов неудачных пусков. Если бы инженеры отмахивались от собственных ошибок, эта цифра была бы как минимум раз в десять выше. Так это не работает, Джимми, – хотелось отозваться, но Джованни смолчал, расковыряв кончик сигареты так, что теперь набитый табак крошился между подушками пальцев. С какой–то грустью он внезапно поймал себя на мысли, что в Европе курил исключительно самокрутки.
Сказать ему было нечего, но, похоже, молчание служило единственно верным и принимаемым ответом. Джимми это вполне устраивало, более того – давало простор для действий. Последнее Сантини проморгал, а когда следовало попытаться вновь завладеть инициативой, было поздно. Джованни смердил рациональностью, тем самым выделяясь из толпы, а толпа, причем не так важно, какие мотивы ее сблизили, не любит белых ворон.
– Вот, моему другу тут. Ему расслабиться надо.
Итальянец даже опешить не успел.
– Ч… – его тихое «что?» захлебнулось в глотке, даже выговорить ничего не получилось, как внезапно все пространство перед ним заняла пышногрудая «амазонка». Фигуристая, сияющая натренированной улыбкой и упругими сосками. Застигнутый врасплох Джованни обхватил ее за бедра, старательно удерживая на дистанции, и инстинктивно отклонил корпус назад, задирая голову так, что было видно, как нервно дрогнул острый кадык на шее. Предложенная Джимми сигарета свалилась куда–то под стол.
К такому повороту он готов не был и совершенно предсказуемо потерялся, запутавшись в собственных ощущениях. Кожа под пальцами была идеально гладкая, приятная, задница девушки бесстыдно елозила по штанам, отчего Джованни напрягся. Сердце в груди за мгновения зашлось в неистовом приступе, точно он только что пробежал марафон, сперло дыхание. Секунду–другую он терпел крах, поверженный собственным инстинктом, готовый сдаться, а затем получил отрезвляющую пощечину от принципов. Дело. Он приехал сюда по делу, а не развлекаться. Есть в каждом человеке такой тумблер, который щелкает в безысходных ситуациях в обратную сторону, вновь включая мозг. Вот он как раз и сработал. Итальянец опомнился, сморгнул соблазн, которому так легко было поддаться. Сантини качнул головой, готовый уже вежливо попросить девушку слезть с колен и найти себе другой столик, но никаких усилий прилагать не пришлось – в сцену внезапно ворвалась та самая девчонка, которой наскучил пьяный Джорджи. Похоже, все решения за этим столом теперь принимались без его спроса.
Девушки поменялись местами. «Амазонка», похоже, привыкшая к борьбе за клиентов, нисколько не обиделась, тем более что из–под резинки трусиков у нее торчали купюры. Она спокойно уплыла к в поисках нового столика, покачивая обильными бедрами, будто ничего не произошло. Девушка, выбившая себе Сантини, времени зря не теряла, и теперь Джованни смотрел не на грудь, а на форменный зад. Ну, тут даже и сказать нечего – буквально. Кому говорить–то? Итальянец срезал было мстительный взгляд на Джимми, но ничего произнести не мог – девушка сползла к нему на колени и вульгарно задвигалась вдоль паха, отвлекая от любых мыслей. Джованни не робот, но человек. Его выдержке мог позавидовать самый прожженный солдат, но даже он иногда пасовал перед ситуацией.
– Твою мать… – тихо выругался сквозь стиснутые зубы. Проклятый Тони Ландо, проклятый Джимми, чтоб его… да будь неладен его хренов брат за то, что…
– О Боже мой, какие bambini! Прямо глаз радуется!
Да вы, должно быть, издеваетесь… Джованни издал сдавленный хрип – убитый в груди стон, потому что иной реакции, когда возле их столика внезапно материализовалась забулдыжная туша его братца, Умберто, ему не оставалось ничего иного. Это такая шутка от судьбы, да? Его дергают среди ночи, гоняют по всему городу, как какую–то ищейку с псарни, отказывают в понимании, пытаются соблазнить, а теперь ещё и вот это? Помяни чёрта, что называется. Что он сделал не так в прошлой жизни? Вопросы множились по мере того, как развивалась эта абсурдная картина. Пока одна девчонка его седлала и измывалась над самоконтролем, вторая хохоча заливала в него виски, будто он был воронкой в бензобаке. Джованни понял, что захлебнется, если не пропустит пару глотков, и поддался, чувствуя при этом, как в геометрической прогрессии растет напряжение. Вмешавшийся Умберто вломился в сцену, как неуклюжий медведь, растолкал девиц, чтобы расцеловать брата в типичном итальянском приветствии и плюхнуться рядом, даже не заметив, как падает в пятна расплесканного виски. Спасибо, что хотя бы не устроился у него на коленях вслед за танцовщицами. Впрочем, Джованни не удивился бы и такому исходу. Казалось, его брат был пьян до той степени, когда человек не замечает собственной расстегнутой ширинки. Или даже не смущается ее.
Алкоголь обжигал горло и теперь расходился пламенем по телу. Джованни плотно сжал губы, кончиком языка собирая ярый привкус солода, отрешенно перехватил руку любовницы Тони Ладно и отстранил от себя стакан виски.
– Я за рулем, – и переключился на второго Сантини, – Берто, какого хрена ты здесь делаешь? – зашипел на брата. Скорее, риторически, чем в надежде получить вменяемый ответ. Разговаривать в таком положении было так же удобно, как рулить с завязанными глазами, и пришлось вновь подпортить всем веселье. Итальянец перевел взгляд на девушку, не торопившуюся убраться с него даже с появлением еще одного гостя. – Прости, не расслышал твое имя... – чистая правда, на которую даже бессмысленно обижаться. Джованни мягко перебросил ладони ей на талию и упрямо потянул вверх, заставляя подняться. Ему нужно было место, чтоб встать на ноги. А еще лучше – свежий воздух, хотя бы один вдох чистого, не прошитого перегаром и пошлостью воздуха.
Девушке пришлось посторониться, зато освободившееся место, прежде чем Джованни успел избавить всех от своего общества, занял Умберто. Повис на шее, ничего не смущаясь, прихватил со стола остатки виски. Джованни разорвало от беззвучного крика бессилия. Закатанные глаза, глубокий вдох, сжатый рот – гамма эмоций разошлась за секунду по лицу, как трещины по зеркалу.
– Берто, мать твою, слезь с меня…
– Ну ты чего…
Джованни закипал, а злость его постепенно проклевывалась наружу. Che cazzo!! Его брат повесил на них двоих долги, а теперь пропивает деньги, шляясь по барам в поисках посаскух, к слову, не самых дешевых, и выпивки стоимостью по сотне баксов за бутылку. Сантини подтолкнул его давлением предплечья, чтобы Умберто освободил проход и поднялся из–за стола. В который раз за последние десять минут он выталкивал кого–то от себя подальше? Какая–то извращенная концепция закона Архимеда. Когда же они оба оказались в вертикальном положении, и на Джованни уставились подвыпившие, мутные глаза, слова рассыпались в труху. Не имеет смыла, что и как он скажет. Сантини ухватил пошатнувшегося брата за рукав, не давая тому упасть, одновременно понимая, что кричать, ругаться или призывать к уму просто глупо. Все впустую. Найдя опору, Умберто навалился на него всем весом, не скрывая при этом внезапно проснувшейся братской любви.
– Не представляешь, уж как я люблю тебя, – со вздохом Джованни перешел на родную речь, несильно хлопнул Берто по лечу, но даже такого легкого толчка оказалось достаточно, чтобы его массив качнуло на месте. Усталым взглядом окинул стол. Джорджи жадно хлебал еще порцию то ли виски, то ли водки; Джимми бесхитростно лапал девушку, которая спала с его отцом, а ее подружка смаковала мундштук кальяна. Всем весело, беззаботно и слишком хорошо. Всем, кроме Джованни. Паззлы в голове сложились сами собой: отвезти всю эту пьяную братию в «Атриум», дождаться, когда они вдоволь напьются–натрахаются, а после этого забрать младшего Ландо до дома. И катись все к чертям. Что–то изменить в грядущей интрижке Джимми он едва ли мог, так если от него ничего не зависело, стоило ли изводиться? В конце концов, быть может, через какое–то время выпивка так вдарит по Джимми, что он сам едва сможет подняться, не говоря уже о том, чтобы запускать руки под женское платье. Если же нет, что же… Это дело, если вскроется – а как показывает практика, обычно так оно и бывает, – должно будет решиться между двумя Ландо, без вмешательства Джованни. La commedia e finita.
– Пора ехать, – коротко бросил итальянец Джимми, глядя на него в упор. Сложно сказать, какая при том мысль таилась за темными, выбившимися из сил и терпения глазами: то ли молчаливое и смиренное согласие отправиться в упомянутый до того «Атриум», то ли невысказанное обещание в таком составе припарковаться прямо на лужайке четы Ландо. Джованни сжал пальцы на плече брата. Бегло мазнул взглядом по девушкам, которые уже радостно предвкушали продолжение сего банкета. Что же, он их не винил – за чужой счет никакое время не жалко. – Машина через дорогу, в переулке… Слушай, – продолжая разговаривать по–итальянски, Сантини завладел вниманием Берто, как бы отсекая их от остальной компании. – Спасибо за угощение. Рад, что ты веселишься и все такое... – на его лице была любая другая эмоция, но точно не радость. Чувствовал ли это второй Сантини? Учитывая его любвеобильность и то, как от рубашки тянуло перегаром – сомнительно. – Но мы уже сворачиваемся, и эти девчонки – тоже. Но ты сам–то, небось, развлекался с красотками не похуже, а? – он кивнул куда–то за спину брата, намекая, что где–то там его ждет столик. А в голове только одна молитва: ради Мадонны, Берто, исчезни! – Нехорошо бросать синьорин одних. Где твои чертовы манеры?
Оставалось надеяться, что Умберто в действительности оставил возле своего столика пару помпезных танцовщиц. Иначе уловка не сработает. [NIC]Giovanni Santini[/NIC][STA]troubles[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3tBuvdo.png[/AVA][LZ1]ДЖОВАННИ САНТИНИ, 38 y.o.
profession: бывший IT–инженер NASA[/LZ1][SGN]HIC MORTUI VIVUNT, HIC MUTI LOQUUNTUR[/SGN]