SACRAMENTO |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » SACRAMENTO » Доигранные эпизоды » ...к своему Каину
Говорит: половинки, куда нам теперь деться. | fandom: doctor who + harry potter |
[NIC]Amelia Pond[/NIC]
[STA]та, которая ждала[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/cQ7BhT8.jpeg[/AVA]
[SGN]by валдис пельмеш[/SGN]
[LZ1]АМЕЛИЯ ПОНД, 25 y.o.
profession: магозоолог
soul: the Doctor[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-21 21:39:34)
Бывает такое, что некоторые решения просто необходимо принять, выбрать одно из двух. Джон не любил делать выбор. Очень не любил. Особенно когда речь шла о том, что ему дорого и дорого по-настоящему, причём в одинаковой мере. Он любил бабочки и подтяжки, поэтому носил и то, и другое сразу; любил Шекспира и Бетховена, поэтому читал первого под музыку второго; любил рыбные палочки и заварной крем, поэтому ел оба блюда вперемешку. Но как можно было объединить Амелию и Арвен? Двух девушек, которые были бесконечно дороги ему, только первая — с раннего детства, а вторая — с их первого знакомства. Любил их он по-разному, но с одинаковой силой. Во всяком случае, Джон был в этом уверен, и пока никто даже не пытался доказать ему обратное. И теперь стоял вопрос в том, чтобы сделать выбор между этими двумя людьми, решить, кто останется покинутым и оторванным от его жизни наполовину или же вовсе целиком.
А ещё Смит не любил окончаний. И сделанный выбор — это именно окончание: окончание одной из историй, окончание каких-то отношений, окончание имеющейся модели жизни. Зато решения принимать было вполне по нему. Он никогда и ни за что никому не отдал бы это право, не переложил ответственность на чужие плечи, наслаждаясь этим своеобразным видом власти, как будто всё в его руках, вся жизнь. Обожал это ощущение. Даже если решения были до безумия трудными и душераздирающими. Даже если от них зависела судьба не только его, но и ещё нескольких людей. Да, пожалуй, из него получился бы не очень хороший спаситель мира, потому что решения решениями, но кто сказал, что они абсолютно всегда правильные? Да и что бы он делал порой без обсуждений с умными людьми, особенно — с Амелией, которая была для него дополнительным источником критического мышления и здравого, свежего, стороннего взгляда на многие вещи. И она непременно, когда Джон приходил к ней с каким-то вопросом, который не казался ей сложным, говорила ему: "Глупый Доктор". Улыбалась и тепло посмеивалась.
И именно к ней он собирался идти сейчас советоваться, кого же выбрать: Арвен или же её. И не думал о том, что в этом вопросе её мнение может оказаться глубоко субъективным. Забывал, что это женщина и что её ответ будет наиболее очевидным. Ведь он привык доверять ей.
Мало думал и много верил.
Перед этим Джон долго расхаживал по комнате своими огромными шагами, сложив руки за спиной и опустив голову, думал и пытался либо принять окончательное решение, либо придумать, как лучше поговорить об этом с подругой. Но так ничего дельного и не надумал. Лишь пришёл к выводу, что лучшая защита — нападение, лучший способ справиться с ситуацией — импровизировать. Именно на этом он и остановился, именно с этим он и пошёл в комнату к рыжей. Нечасто выпадает такое, что среди будней ему выпадает выходной, поэтому бармен спешил воспользоваться такой восхитительной возможностью и поправить все свои внерабочие дела.
На несколько мгновений он замер перед её дверью. Затем занёс руку, но так и не постучался, почти опустил ладонь и голову. Вновь задумался, как будто от того, что он постучится, весь мир рухнет или просто начнётся ад. В принципе, в последнем он был прав. Только ещё не знал об этом, как не знала об этом и Амелия. Джон снова поднял руку, чтобы постучать, застыл, замешкался, мысленно обматерил себя и развернулся на пятках к двери спиной, намереваясь уйти, как та вдруг резко распахнулась, и на пороге нарисовалась Понд, требовательно и сурово глядящая на него, стоявшего теперь в четверть оборота с удивлённо-испуганными глазами.
Молча — и он, и она — зашли внутрь комнаты, причём Джонатан решительно обогнул подругу, пропустившую его внутрь и следившую за каждым движением. Плюхнулся в кресло и, положив локоть на подлокотник, прикрыл на несколько мгновений пальцами глаза, словно те болели от напряжения и бессонной ночи. Он не решался начать разговор, но чувствовал на себе укоризненный и суровый взгляд девушки, которая сейчас наверняка стояла чуть поодаль, сложив руки на груди, и выжидала. А потому дальше медлить не было никакого резона (да и не только поэтому), и Смит резко опустил руку, подняв на подругу глаза.
— Я знаю, не лучшая тема и не лучшее время для разговора, но тогда оно никогда не будет лучшим, нет действительно идеального времени для него, а если искать наиболее подходящий момент, то это продлится до бесконечности, — оружием Джонатана всегда были слова. Он мог прийти без волшебной палочки к неприятелю и заболтать его до того, что они как минимум не начнут драку. — И только тебе одной сейчас в этом мире я могу доверять, мне больше не с кем обсудить подобные вещи, потому что они серьёзны и серьёзны настолько, что решают судьбу как минимум трёх человек разом.
Маг нервничал. Причём нервничал так явно, что Эми, наученная несколькими годами жизни с ним, да и просто давним знакомством, могла идентифицировать признаки психологической нестабильности друга в один миг, даже если они незначительные и едва заметные. И вот сейчас его руки не лежали спокойно, хотя и были на одном месте: пальцы то сплетались, то расплетались, теребили друг друга; глаза редко останавливались на девушке; каждый взгляд и подъём головы на неё сопровождался встряхиванием чёлки, чтобы то убрать её со лба, то закрыть его.
— Ты знаешь, что я не так давно, до... — он нервно сглотнул, потому что упоминать об этом всем было трудно, и совсем свежие воспоминания сопровождались дрожью, — до войны, посещал родителей Арвен без неё самой, но они мне отказали. Теперь я хочу сначала пойти к ней. Сделать ей предложение. И теперь уже добиться того, чтобы нам вместе дали благословение. Но мне необходима твоя поддержка. Меня не покидает дурацкое ощущение, что я делаю что-то не так.
Джон снова поднял глаза на Эми, но теперь задержался взглядом — почти умоляющим, просящим, полным надежды и веры в то, что именно этот человек, эта девушка может помочь ему. Действительно единственная во всём мире, на всём белом свете.
[NIC]Jonathan Smith[/NIC]
[STA]the Doctor[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/swDL4rR.png[/AVA]
[SGN]by VOYAGER-1[/SGN]
[LZ1]ДЖОНАТАН СМИТ, 27 y.o.
profession: колдмедик
soul: pond[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-21 21:41:12)
Она любила боль, которую он ей причинял. Словами, действиями, своей любовью к Арвен. Она ей нравилась, потому что тогда она чувствовала, что внутри-то живая. А, Мерлин бы его побрал, так всегда и бывает. В детстве мы думали, что наш лучший друг – вот, рядышком и всегда будет рядом, мы будем вместе жить и идти по жизни вместе, рука об руку. А потом вы вырастаете, и он постепенно отдаляется от вас, у него появляются новые друзья, любовь, дети. А вам остается лишь стоять в стороне и беззвучно кричать «Нет, подожди, это все не по плану!». А он не слышит.
Влево. Вправо. Влево. Вправо.
Это длилось уже более часа.
Влево и вправо. Белки глаз сверкали на худом, по обыкновению чистом и светлом лице. Но сейчас его нельзя было назвать светлым. На нем пролегла мертвенно-желтая тень, делая круги под глазами еще отчетливее. Остро выступающие скулы наоборот покрывались нездоровым лихорадочным румянцем багрового цвета, от чего восковое личико становилось похожим на страшную искаженную маску. Ей было сложно, безумно сложно оставаться самой собой в последние несколько месяцев, как Джон сообщил ей о своей связи с Арвен. Ей приходилось радоваться, когда радовался он, по обыкновению приходя после встречи с юной пассией. Она улыбалась, когда улыбался он, рассказывая про хорошо проведенный вечер. Ей хотелось, ей казалось, что все это временно, что Смит просто играется, что ему просто чего-то не хватает. Но, когда он сообщил, что собирается отправится к родителям Хиггс, все внутри внезапно перевернулось. Как будто реальность взяла сковородку и, подставив подножку, смачно так огрела по рыжей голове. Влево, вправо. Вслед за маленьким маятником старых покореженных настенных часов, висящих напротив нее на стене, низко, как будто нарочно напротив глаз.
Она сидела так, напряженно застыв, уже более часа, но совершенно не воспринимала время. Несколько минут, быть может, несколько мгновений назад она еще ходила по комнате, методично сбивая на пол все вазы с цветами, находящиеся в пределах досягаемости. Пол был усыпан мелкими осколками битого стекла, залит мутноватой водой, пахнущей левкоем. Человеку, смотрящему на все со стороны, могло бы показаться, что это кукла-робот, которую перевели в ждущий режим, не отключив основных функций, и оставив ждать команды. Но на самом деле в голове Эми происходило нечто вроде взрыва в спичечном коробке.
Все снова съезжало с катушек в глубокую пропасть. Опять. Невозможно переживать это раз за разом, в конце концов от тебя не останется ничего, кроме боли. Ведь боль — самая честная из всех эмоций. Она была девочкой, которая ждала. Которая ждала ответов на свои вопросы и, внезапно получив их, получив единственного дорогого человека, оставшегося от ее прошлого. Она была готова ждать его дальше, столько, сколько потребуется. Конечно, она всегда будет рядом с ним, она всегда его поддержит, поймет, успокоит.
Ничего не останется, Эми. Ничего не будет как прежде. Свою бледность и болезненный вид Понд объясняла Джону тем, что очень занята на работе. И специально там задерживалась, как бы выстраивая незаметную стену между ними. Чтобы потом не было так больно. Кому? Ему. Девушка встала, не обращая никакого внимания на разбросанные по всему полу острые осколки, направилась к двери. Ей нужно было высказаться, она больше не могла, не могла держать в себе все чувства, эмоции, она не могла больше лгать ему в лицо и говорить, что все хорошо. Да, черт побери, ничего хорошего не было. Она резко потянула на себя дверь.
Джон стоял к ней спиной, будто порыв «расставить все точки над i» тоже охватил его с головой. Или он всегда стоял тут, как страж, охраняя комнату Амелии? Вряд ли. Они оба поняли. Они всегда понимали друг друга без слов – стоило только столкнуться взглядом с Джоном, как девушка сделала шаг назад, пропуская мужчину в комнату. Он не заметил, или просто сделал вид, что в комнате чистюли-Эми ужасный бардак, с кучей мелких осколков. Он даже наступил на парочку, раскрошив их еще больше.
Она внимательно наблюдала за ним, за каждым его действием, за каждым его движением, скрестив руки на груди и внимательно прислушиваясь к собственному сердцебиению. Ему нужно было высказаться, что-то сказать, и он готовился к этому, а она терпеливо ждала. Ждала, как всегда. Его резкие движения заставили рыжую вздрогнуть и снова столкнуться с ним взглядом. Джон Смит много говорил, а если он очень много говорил, то, значит, хотел смягчить сам смысл послания, чтобы важные слова как-бы потерялись в количестве других, менее важных, словосочетаний и предложений. Его голос как будто резал Эми изнутри, заставляя брюшную полость наполняться горькой кровью. Он ждал поддержки, он хотел одобрения, совета.
Он нервничал. Нервничала и она. Увидеть Джонатана нервным – плохой знак. Амелия знала, что должна его выслушать, понять, ведь никто другой этого не сделает. Это был ее Джон. Ее Доктор. Сделав глубокий вдох, Понд слабо улыбнулась и кивнула, запихнув собственные мысли и чувства куда подальше, позволяя мужчине продолжить. Она нужна ему. Нужна его словам, его мыслям, его чувствам, чтобы войти в них и расставить все по полочкам, как делала это всегда. Мне необходима твоя поддержка — эхом пронеслось в голове. Свадьба… В мыслях сразу появилась рыжая Арвен в свадебном платье, маленький счастливый ребенок, держащая за руку Джона, ее Джона, который больше не был частью Амелии, он тоже был счастлив. Был ли?
Кажется, упала еще одна ваза, снова разлетевшись на осколки. Где-то там, внутри нее. Амелия безуспешно пыталась поймать его взгляд, заглянуть в него, утонуть в нем, снова найти ответы. Она могла подойти к нему, сесть на колено перед ним и, крепко обняв, погладить по голове, сказав что все хорошо и она будет рядом столько, сколько это потребуется. Но не могла. В его голосе как бы читалось «Отговори меня, Эни, пожалуйста».
— Джон, — ее голос почти не дрожал. Но «почти» — не считается. — Арвен – маленькая девочка. Когда тебе пришло письмо из Хогвартса, она только сказала свое первое слово, Джон, слышишь? — Она не могла дать ему поддержку. Не сейчас. — Я не сомневаюсь, что твои чувства к ней серьезны, но ты погубишь ее. — Глаза, еще минуту назад блестящие от слез, были абсолютно сухими и безжалостными. Она говорила жестко, эмоционально, будто копила всю эти чувства в себе годы. Хотя, так оно и было. В одно мгновение Эми расцепила руки, сложенные на груди, и схватилась за голову. Арвен – ребенок. Маленькая девочка, которая рассказывала им про гиппогрифов. Даже если сейчас есть девятнадцать, даже если она далеко не невинна, не добра или безжалостна, она остается тем же ребенком. — И что ты планируешь делать? Ее родители, — за что, в глубине души, рыжая была им безумно благодарна, — не позволят испортить чистоту крови, без последствий. Ты лишишь ее любимых куриц, которых она в морды целует? — последний аргумент. Нет, она могла выдать их еще кучу, но не могла. Боялась? Да, боялась признаться в первую очередь себе.
[NIC]Amelia Pond[/NIC]
[STA]та, которая ждала[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/cQ7BhT8.jpeg[/AVA]
[SGN]by валдис пельмеш[/SGN]
[LZ1]АМЕЛИЯ ПОНД, 25 y.o.
profession: магозоолог
soul: the Doctor[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-23 10:39:31)
Достаточно трудно спать, когда в голове вертится тысяча и одна мысль, заставляющая всё внутри холодеть, сжиматься и переворачиваться. Когда не покидает ощущение, что сердце останавливается или нервно и истерично трепыхается в оковах рёбер. Даже если получается откинуть все невозможные мысли, мешающие успокоиться и уснуть, сердцу всё равно будет тревожно, оно всё равно продолжит дрожать, замирать и бешено колотиться. А когда эти тяжёлые мысли не отпускают тебя почти ни на минуту и преследуют, словно профессиональный следопыт, не позволяют тебе расслабиться даже на миг, то всё это превращается в катастрофическую бессонницу, заставляющую осунуться, потускнеть и стать совсем другим.
Джон ходил с этой неимоверной тяжестью на душе уже который месяц. Ему казалось, что он отвратительный друг и ужасный жених. Мало того, что он старался не проявлять никаких чувств к Арвен, пока она была школьницей, чтобы никак их обоих не компрометировать, так ещё и, не посоветовавшись с ней же, отправился терроризировать её родню, рискуя быть разодранным на куски каким-нибудь особенно недружелюбным гиппогрифом. На ухаживания времени почти не уделял хотя бы потому, что в первую неделю после войны было совсем не до этого: он принимал участие во множестве восстановительных работ, тратил много времени на психологическую помощь и поддержку ветеранов и жертв, был добровольцем в Мунго, переполненном больными, нуждающимися в срочном лечении, на которых не хватало никаких сил у целителей. У Джона и на самого себя-то почти не было времени, не то, что на Хиггс... Её он и вовсе настойчиво отправлял домой отсидеться и прийти в себя. Только вот упрямая девчонка всё равно возвращалась в Лондон из раза в раз. Изредка она получала подарки, цветы и прочие знаки внимания, ещё реже — присутствие самого Смита, его прохладную и отрешённую нежность. Всё это были последствия ужасных разрушений, потрясших магический мир. Так он оправдывался перед собой же. Но теперь оправдываться было нечем. Время истекло.
Когда Арвен удостоилась большего внимания колдмедика, вне его осталась Амелия — верная подруга, искренняя, всегда находящаяся рядом, когда была ему так нужна. Девочка, которая ждала. Своей связью с маленькой волшебницей Джон обрекал рыжую подругу на очередное ожидание, на нервное расхаживание по дому, когда он задерживался вечером допоздна или исчезал на всю ночь, не сказав ни слова, на многократное разогревание многострадального ужина, на отстранённые взгляды и улыбки, на частое упоминание чужого имени... И Эми всё это сносила. Из раза в раз принимала его обратно, молча, без осуждений, лишь иногда устраивая сцены и бросаясь в него тарелками и предметами интерьера, крича, как она волновалась, как он надоел ей своими привычками трепать ей нервы, как она устала из-за него не спать... А теперь он собирался предать её. Просто своей женитьбой, своим отрывом от неё, выходом из её жизни. Весь их привычный и такой тёплый и уютный уклад приходилось резать, кромсать и разделять на совершенно разные и неполноценные части. А ведь эти двое уже давно срослись, словно сиамские близнецы, причём ещё в детстве. Их уже разрезали, но они снова соединились. И теперь... И в который раз тебя терять.
Спать было невозможно, как и ходить с тяжёлым сердцем и тем более видеть, как мрачнела с каждым днём Понд. Он догадывался почему, так как обычная логика приводила его к нужным выводам. Именно поэтому он теперь сидел в кресле в её комнате и нёс всякую чепуху, только бы погрести её в словах, сгладить острые углы, оправдаться, причём больше всего — перед самим собой. Потому что его совесть не была чиста. Но Эми всегда была достаточно умной и внимательной, чтобы замечать всё то, что он пытался скрыть своим умелым флёром витиеватой болтовни. Но, как ему показалось на этот раз, не сейчас. Рыжая не пыталась объяснить ему, что он делает не так. Она пыталась переубедить его и отговорить. И ему казалось, что если он пойдёт против неё, то она просто укажет ему на дверь и больше не станет слушать. Но соглашаться сейчас было трудно. Не покидай меня — всё, что я прошу. Большего на земле мне не надо.
— И что, что маленькая? Вспомни себя в семнадцать. Весь мир открывался перед тобой, и ты могла радостно и весело посвятить себя чему угодно, могла выбрать любую дорогу и бралась за дело бесстрашно. Но наверняка всё равно внутренне оставалась маленькой. А она в свои семнадцать уже знает ужасы войны, боли и потерь. Она сломана и перекроена, она уже выросла. Достаточно выросла, чтобы в этой взрослой жизни — не такой страшной, как недавние события — получить свой личный приют и защиту.
Джон говорил так убеждённо, что фонарный столб был бы уверен: этот человек может дать малютке всё то, чего она ждёт и заслуживает, всё то, о чём он говорит. Но не Эми. Эми была как раз-таки непреклонна. И поэтому Джонатан, оперевшись ладонями о подлокотники, вскочил с места и принялся расхаживать по комнате так же нервно и быстро, как в своей, дробя под ногами осколки ваз и даже не замечая этого.
— Что планирую? — мужчина остановился напротив подруги, встав с ней лицом к лицу. Арвен была ниже Эми, поэтому к ней приходилось склонять голову, но рыжей он мог смотреть в глаза почти на одном уровне. — Да всё, что угодно! Я выбью у её родителей согласие. Даже если мне придётся этих чёртовых гиппогрифов приручить и научить их разговаривать.
Смит постепенно начинал закипать. Ну, как, как она может не понимать таких простых вещей?! Настоящее чувство не побоится никаких преград! И все до единой бывший хаффлпаффец собирался преодолеть, чтобы заполучить руку возлюбленной. Конечно, он шёл к Амелии за подсказкой и ожидал поддержки его решения, а не получить отторжение и попытки переубедить его. Только вот совсем забыл сообщить мисс Понд свои планы на этот счёт.
— Она сама не против лишиться их, знаешь ли. Иначе бы её не несло каждый раз в Лондон, будто все её пернатые резко переселились в "Пэддингтон". В конце концов, у неё есть старший брат, пусть он заботится о чистоте крови и сохранении семейных традиций и фамилии. К девочке должно быть больше снисхождения! — На нервах Джон привычно начал слегка повышать голос и жестикулировать, что в такой ситуации Амелия могла воспринять как агрессию, но он не задумывался над этим. Да и вообще в запале он начинал мало над чем задумываться. Хотя бы потому, что слишком доверял своей подруге и не считал, что в один прекрасный момент она может обернуться для него врагом.
— Как ты не понимаешь...
И эта фраза с последующим за ней тяжёлым вздохом тоже была ошибкой. Достаточно суровой, чтобы разозлить Понд, всегда понимающую всё, что бы он ни говорил.
[NIC]Jonathan Smith[/NIC]
[STA]the Doctor[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/swDL4rR.png[/AVA]
[SGN]by VOYAGER-1[/SGN]
[LZ1]ДЖОНАТАН СМИТ, 27 y.o.
profession: колдмедик
soul: pond[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-21 23:01:03)
Эми не узнавала его. В одно мгновение он изменился, стал совсем другим. Далеким. Чужим? Нет, он никогда не смог бы стать ей чужим, не своим. Он всегда был ее, он всегда принадлежал ей. Ее ниточка, ее спасение, которое сейчас, в этот самый момент, обрывалось. Важный момент в любой битве: когда уверен, что друг прикроет спину тебе, пока ты отражаешь удар, направленный на него. Но сейчас, именно в этот момент он не был ее Доктором. Как могла какая-то школьница вскружить ему голову? Разорвать его на части, сломать, снова собрать, но позабыв вставить нужные кусочки.
Во время войны она скрывалась от Парижского министерства, которое требовало вернуться обратно. Министерство всегда защищало своих людей на территории другой страны. За Понд после отказа даже прислали какого-то мужчину, который пытался силой забрать ее в Париж. Но разве Амелии Понд, нашедшей своего Доктора, своих друзей, свое прошлое и свое настоящие будет страшен какой-то мужчина? Она держалась за своих до последнего, тяжело переживая смерть двух подруг, коллег, но держалась. Бросить их здесь на верную погибель или попивать вино, глядя на лавандовые поля? Для Эми всегда ответ был один – она не убегает, она остается и бьется до смерти, чего бы ей этого не стоило. Стоит отметить, что она и правда пару раз чуть не умерла, когда пыталась защитить маленького маглорожденного мальчика от егерей. Но рядом всегда, чего бы ему это не стоило, был Смит. Джонатан Смит. Ее друг, ее защитник, ее герой. Неужели война так сильно изменила его?
Он говорил уверенно, будто пытался вбить в голову Эми и самому себе теорему, которая уже доказана и не имеет аналогов или противоречий. Самовнушение, Джон, опасная штука. А рыжая надеялась, что он именно внушал больше себе, чем ей, что он идеально подходит на роль спутника жизни Арвен Хиггс, принцессе гиппогрифов. Амелия не могла больше этого терпеть.
— Не смей говорить мне о выборе! — выкрикнула она, когда мужчина вскочил, своим движением нажав на кнопку «старт» где-то внутри нее самой. Ее голос напомнил битое стекло в ведерке со льдом — неожиданно острый и очень холодный. — Некоторые дети в десять лет просыпаются в больнице сиротами, даже не зная, как они ими стали, Доктор, не зная ничего о своем прошлом! — как он мог говорить подобное о какой-то девчонке, когда знал всю историю Амелии? Почти от начала до конца. Почти. Конечно, она многого не рассказала ему о своем прошлом, о том, о чем сама не хотела бы вспоминать. Эми зажмурилась и попробовала замотать головой, запустив пальцы в рыжие локоны, но мышцы ее не слушались. Она снова маленькая девочка, стоящая в углу и наблюдающая за тем, как монстр разрывает ее мать на куски. Монстр снова тянулся к ней своими огромными когтями. — Мир не открывался передо мной, у меня никогда не было выбора по какой дороге пойти.— Сейчас она говорила тихо, дрожащим голосом, готовая вот-вот снова сорваться. К глазам подступили предательские слезы, но она сдерживала их. Воспоминания снова наполняли ее мысли.
Она медленно подняла голову и наткнулась на его взгляд. Он был зол и встревожен одновременно, словно зверь. Девушка никогда не видела его таким. Несколько секунд она тихо стояла, бегая по его лицу взглядом, почти не слушая его, в надежде найти хоть что-то свое, родное. Такое близкое и нежное. Мысленно она корила себя, что не промолчала, что не обняла его, вжавшись носом в шею, пахнущую ванилью, и не сказала, что все будет хорошо, что она поддержит его в любом его выборе. Но она больше не могла жертвовать собой – силы не бесконечны, ее желание быть заметной, любимой и эгоистично не отпускать его от себя наконец-то вырвалось из нее. Невольно она вспомнила день, когда Джон сообщил ей о том, что, кажется, влюбился. Тогда это была адская смесь: острая, разрывающая все внутри боль потери, панический, до озноба, неверие в свои силы, отчаяние. Она тогда как будто зажмурилась, как будто Эми нужно было пробежать через кладбище с привидениями и жуткими монстрами. Если бежать, закрыв глаза — вроде не так и страшно. И еще надо стиснуть зубы. Иначе превращаешься в беспомощный скулящий комочек, который неизбежно погибнет. Беспомощный, дрожащий от ужаса комочек она загнала в самую глубь души — пусть скулит там в уголке. А снаружи — добрая улыбка и счастье. Иначе не выжить.
— У нее есть семья, Джон, — БПонд сама удивилась хрипотце, появившейся в ее голосе. Дрожь слегка утихла, но теперь в нем можно было поймать нотки сожаления, страха и какого-то… благословения? — Они не оставят ее, они всегда были рядом. Они всегда ее поддерживали, они всегда защищали ее. Так почему они должны оставить ее сейчас? Знаешь, после войны значение семейных ценностей сильно возрастает. И я сомневаюсь, что ее родители не дадут ей «приют» и «защиту». Ты сам ищешь себе оправдание. — Амелия не сводила с него глаз. Ей было страшно, она и не скрывала этого. К было страшно терять его, страшно терять его поддержку, его взгляд, его голос, его смешную челку и большой подбородок. Амелия понимала, что если сейчас хоть один из них отведет шаг, сделает шаг назад или уйдет, просто закончив этот разговор, то связь порвется навсегда, а стена непонимания и отстраненности друг от друга станет еще больше.
Джон повысил на нее голос. Джон. Джон Смит. Нет, конечно, у них бывали ссоры, обычные, бытовые ссоры с криками и битьем тарелок, но его голос никогда не был таким беспощадным. Эми отшатнулась, сделав шаг назад и сжимая руку в кулак так, что ногти до боли впились в кожу, как будто увидела монстра из прошлого. Она чувствовала, как чернота, сидящая внутри нее, ее мысли, которые она засунула глубоко и чувства, которые она никогда не собиралась показывать, вырывались наружу, словно яд, нашедший в оболочке брешь. Джонатан говорил о девушке, которую любил, обожал, восхвалял, забыв об Амелии. О ее чувствах, мыслях, которых не знал. Девушка медленно уходила в тень, позволяя ему выплеснуть эмоции. — Ты когда-нибудь был настолько одинок, Джон, что сомневался в собственном существовании? —прошептала Эни. А ей снисхождения не нужно? Нет. Лучше уж пускай будут удары болезненные, чем несуществующие.
Она. Его. Не понимает? Нет, она всегда его понимала. Она понимала, выслушивала, тормозила его, когда это было нужно. Так почему эта способность не работает сейчас? Почему, почему Амелия сейчас не может заглянуть в его мысли. Почему, почему, почему? Потому что внутренний монстр на свободе, потому что, Эми, ты вновь становишься самой собой. Резко шагнув к нему, сокращая расстояние между ними до минимума, девушка поймала его лицо в ладони и приблизила к себе, в очередной раз заглядывая в зеленые глаза, чтобы зафиксировать его внимание на себе.
— Понимаю, Джон, — сквозь зубы произнесла она, стараясь не повышать голос. Скверно выходило, конечно.— Понимаю то, что ты сам уже решил все. И нет у тебя никакого «дурацкого ощущения» , ты просто знаешь, что поступаешь неправильно, поэтому и пришел ко мне. Ты жаждешь, что я дам тебе правильный ответ. Ты надеешься, что я скажу «да брось, Джон, это прекрасная идея!». И ты поверишь мне. И тогда просто откинешь все свои мысли о «неправильности» и понесешься к ней с цветами и кольцом. Она скажет «да», вы сыграете пышную свадьбу, она родит тебе прекрасного зеленоглазого ребенка со странной челкой, — Понд грустно ухмыльнулась, опуская руки. — Да брось, Джон, это прекрасная идея! — пародируя саму себя, не без доли иронии произнесла Амелия, не сводя с друга глаз. Она было развернулась, чтобы убежать, наверное, второй раз за всю свою жизнь, громко хлопнув дверью во тьму, но, сделав шаг, внезапно остановилась. Нет. Она. Больше. Не будет. Жертвой. Она не убежит, не спрячется, она не отдаст его. — Но, когда она найдет себе молодого мужчину, ровесника, с которым будет куча общих интересов, с которым можно будет обсудить их совместное обучение в Хогвартсе…. — Эми снова обернулась к Джону. И тихо добавила: — Знаешь, что, Доктор? — короткая пауза. Девушка глубоко вдохнула. — Я буду здесь.
[NIC]Amelia Pond[/NIC]
[STA]та, которая ждала[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/cQ7BhT8.jpeg[/AVA]
[SGN]by валдис пельмеш[/SGN]
[LZ1]АМЕЛИЯ ПОНД, 25 y.o.
profession: магозоолог
soul: the Doctor[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-23 10:39:40)
Страх, боль, злость, раздражение адской смесью стучало в висках, заглушая голос здравого смысла. Ты узнаешь, насколько мала Вселенная, когда я зол на тебя. Джон был достаточно скор на расправу, если делал что-то на слишком сильных эмоциях. А его достаточно редко посещали настолько мощные эмоции. Да практически никогда, что уж там. Все, что проявлялись в какие-то моменты, и в подмётки не годились тому адову пеклу, что бушевало в груди бармена. Если бы сейчас ему попался какой-нибудь возлюбленный дракон его же девушки, он бросился бы на эту зверюгу и задушил одной рукой, как бы дико это не звучало. Точно так же он готов был наброситься на Эми, читающую ему морали, идущую против него, пытающуюся его в чём-то переубедить. Только не стал бы это делать ни при каком условии. Да, он мог обрушиться на неё словами, голосом, эмоциями, но ни за что не поднял бы на неё руку. Как, в принципе, и на любую другую женщину, но Амелия среди них всех была особенной. И он бы скорее предпочёл получить непростительное в спину, чем тронуть подругу хоть пальцем в негативном ключе.
А поднимающийся гнев в груди требовал выхода.
Джон понял, что сделал большой промах, когда говорил о выборе, об открывающихся возможностях, о том, когда взрослеют дети, о том, что в семнадцать она ещё была ребёнком. Только вот осознание пришло с опозданием, потому что Понд уже взорвалась. Ему было стыдно за свои слова, но вот только он не мог идентифицировать это чувство, как чувство стыда, оно только сильнее злило и раззадоривало, заставляло молодого человека закипать, а голову — гореть. Зубы с силой сжимались, чтобы все чёрные эмоции не вылились сию же секунду, на напряжённых скулах перекатывались желваки, а глаза горели каким-то нездоровым и жутковатым блеском. Эти глаза впивались взглядом в лицо рыжей так, словно пытались вытянуть из неё все жизненные соки сиюминутно, но не выходило, что заставляло разъяряться ещё больше.
— Я не ищу себе оправдание! — выкрикнул Смит, наклонившись чуть вперёд, что практически упёрся носом в нос Амелии, и резко махнул рукой в сторону и немного назад. — Я пытаюсь объяснить тебе, почему ты не права!
Девушка отшатнулась то ли от взмаха, то ли от страха — он был слишком занят собой, своими мыслями и эмоциями для того, чтобы пытаться понять кого-то другого. Кажется, он даже не мог остановиться, как огромный бык весом в тонну, увидевший тореадора с красной тряпкой. И, к сожалению, Джон всегда упускает тот момент, когда ещё можно всё исправить. Его перфекционизм заставляет довести катастрофу до конца. Точно так же, как и сейчас, когда он так тяжело дышал и не мог избавиться от застилающего голову тумана злости и ярости. Сжимая и разжимая кулаки, он снова принялся выхаживать по комнате, совершенно пропустив мимо ушей то, что прошептала Эми. Он пытался обдумать, как донести до подруги, что его не нужно отговаривать, что он не за тем пришёл, не о том советоваться. Или о том? До слуха теперь доносились слова подруги, даже доходили до сознания, хотя лучше бы они этого не делали, потому что всё сказанное накручивало Джонатана сильнее.
Ироничная фраза. Пародия на саму себя. Мужчина внезапно остановился у стены и со всей дури, которая только содержалась в нём в эту самую секунду (а было её ох как много) хватил кулаком по висевшему прямо перед левой рукой зеркалу. По серебрёному стеклу тут же разбежалась паутинка в разные стороны, и оно посыпалось множеством осколков, часть из которых осталась в пораненной коже. По ладони, запястью и предплечью под рубашку засочилась кровь, обагряя светлую манжету и рукав. Но казалось, будто Смит совсем не замечал этого мелкого неудобства.
— ПРЕКРАТИ! — он уже заорал, опустив руку и опять повернувшись к Амелии, и лицо его от этого ора покраснело, жилы на шее напряглись и заставили выступить артерии, запульсировать заметнее вены на висках. — Не смей мне этого говорить! С чего ты вообще взяла, что я поступаю неправильно? Я ЗНАЮ, как я поступаю, и я ЗНАЮ, что это ПРАВИЛЬНО!
С каждым с нажимом выкрикиваемым словом Джон от напряжения едва заметно вздрагивал, будто все его двенадцать внутренних демонов готовы были вот-вот вырваться наружу и наброситься на ни в чём не повинную девушку. Ни в чём. Не. Повинную. Нужные мысли всегда приходят со слишком большим опозданием. Ровно как и сейчас. Когда Понд уже развернулась и сделала шаг к двери. Но он слишком тяжело дышал и не мог контролировать свои реакции, и так бы стоял и смотрел, как она уходит, не окликнув, не попытавшись задержать, если бы не остановилась она сама. И он даже стал придерживать дыхание, чтобы услышать её. Каждое слово било хлыстом, проходясь по каждому оголённому, будто провод, нерву. Хлестнуло обращение "Доктор", которое она не так уж часто применяла по отношению к нему, что делало в её устах это чем-то особенным. Последняя фраза была словно удар под дых, в самое солнечное сплетение, что нельзя было ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Джон смотрел на неё во все глаза и никак не мог отмереть, прийти в себя, как-то наконец отреагировать. Но наконец он нервно облизнул губы, сглотнул и отвёл глаза, нервно заозиравшись по сторонам. И даже понятия не имел, что сказать. Слова, словно выдавливаемые, выходили сами собой.
— Наверное, я ошибся, придя к тебе со всем этим, — теперь он говорил тихо, не поднимая на неё глаз, скользя ими по поверхностям комнаты, и чуть потряс раненой рукой. — Не надо было. Не надо...
[NIC]Jonathan Smith[/NIC]
[STA]the Doctor[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/swDL4rR.png[/AVA]
[SGN]by VOYAGER-1[/SGN]
[LZ1]ДЖОНАТАН СМИТ, 27 y.o.
profession: колдмедик
soul: pond[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-23 12:32:57)
Мы все рано или поздно встаем перед выбором. Как бы не пытались бежать, сходить с дороги, обходить, жизнь всегда выстраивается в цепочку вариантов, когда приходится делать выбор. Порой ты идёшь направо, порой налево, но всегда надо двигаться вперёд. Однако однажды ты окажешься на распутье двух дорог. Наступят дни, когда тебе придется принимать решения, которые повлияют на жизнь всех, кого ты любишь. Сделанный выбор изменит тебя навсегда. И, когда ты оказываешься перед этим распутьем, рядом с тобой возникают еще два тебя. Так было и с Эми. Она была той, кем хотела быть всегда, кем была всегда – рыжей девочкой, которая поддержит, поймет, успокоит Джона, которая всегда будет рядом и ни за что не оставит его. Однако в ее голове другая сторона продолжала яростно бить кулаками в стену черепной коробки, разбивая руки в кровь. Он уйдет, Эми! Он уйдет и что, что ты будешь сделать, когда примешь его выбор? Когда будешь стоять в тени? Когда он оставит тебя? Улыбаться. Улыбаться, жертвуя собственными чувствами, у него на глазах. Эми с животным ужасом увидела себя в осколках разбитого, хватающуюся за голову и медленно сползающую вниз на пол, режущую ноги в кровь. Хотелось завыть. Впрочем, она так и сделала. Это помогло ненадолго заглушить противные до рвоты шепоты в голове.
Когда рыжая резко подняла взгляд на Джона, видение пропало. Ничего не останется. Ты уже мертва. Посмотри на себя, жалкий грязный кусок мяса. Смотри! Она не слушала его. Она не слышала ни единого его слова. Она лишь с тихим ужасом наблюдала за тем, как он звереет, как он ненавидит ее. Ненавидит Голос, говоривший внутри нее, кричал громче, чем Смит, но не был так страшен. Француженка не понимала, почему она так злится? Что она сделала не так? А та, что была внутри нее, та, что обладала настоящими чувствами, хотела выйти и врезать ему. Больно, чтобы выбить чары Арвен к чертям из его глупой головы. Чтобы наконец сказать ему о том, что она думает о том, что она не отдаст его, что она не позволит ему уйти. Понд медленно опустила взгляд на руку Джона. Всхлипы оборвались мгновенно. Ох, да, она снова не заметила, как заплакала. Амелия стояла посреди комнаты, медленно вытирая кровь с его руки, завороженно глядя на матовые красные капли, красиво падающие на стекло. Она знала и прекрасно понимала, чем это закончится. Должно быть, это больно. Внезапно пальцы поймали что-то мягкое, такое грязное, из чего уже много ниточек повырывалось наружу, но он все равно его носил. К сердцу, которое безумно кровоточило и болело, как будто приложили теплую марлевую повязку в попытках остановить кровь, а душу, разорванную на тысячу маленьких лоскутков, начали заботливо собирать и сшивать шелковыми нитями.
— Не надо было. Не надо...
Только начать питать надежду и тут же ее лишиться – это все равно что получить удар ножом в живот. Почему сейчас она начала все понимать? Достаточно грубо отпустив руку Джонатана, оставив собственные пальцы в его крови, Понд снова кинула взгляд на осколки зеркала, надеясь увидеть там что-то еще помимо себя самой, воющей от нестерпимой моральной боли. Но, казалось, это прочно осело в ее голове. А голос все злился, от него начинала дико болеть голова. Настоящая, настоящая Амелия все так же дико хотела выйти, она больше не собиралась позволять управлять ее и пихать в темный ящик. Хей! Если хочешь сделать ему лучше, если хочешь, чтобы он «был счастлив» с той мелкой сучкой – уходи. Уходи из его жизни и больше не возвращайся!
Иди, Эми.
Передвигай ногами, мать твою.
Девушка встала, как вкопанная. Наверное, со стороны это выглядело страшно – он орал на нее, кричал, злился, безжалостно избивал ее изнутри, несколько раз стрельнул авадой, — а она просто стояла, смотря то в окно, то на собственные кровавые пальцы. Она не хотела. Не хотела оставлять его, не хотела терять его, не хотела…
Что ты сказала?
Ты не хочешь?
А чего ты хочешь? Что ты можешь ему дать, кроме своего "я не хочу", а? Ведь чтобы что-то попросить, сначала нужно что-то отдать. А у тебя нечего отдавать. Ты ноль. Уходи, Эни, ты для него пустое место. Ты даже не успеешь почувствовать что-нибудь, потому что такие, как ты, не умеют чувствовать. Она узнавала саму себя в собственной голове. Ту, которую она потеряла несколько месяцев назад. Ту, которую закрыла в темнице внутри себя. Все изменилось так же внезапно, как и началось. Бледное лицо налилось краской, из-за чего темные круги под глазами стали ярче и страшнее. Пальцы достаточно резко развернули его к себе, схватив на плечи и сжав. Возможно, больно, но Эми контролировала свои силы. Всю боль и ярость она вложила в слова, в вены, выступившие на висках, во взгляд, которым впилась в Джонатана, пытаясь как будто проникнуть в него, в каждый темный уголок его души.
— Ты ведь даже не любишь ее, — А она любила. Она давно призналась в этом себе, когда еще, лежа лицом в подушку, тихо всхлипывала от ночного кошмара, а Джонатан, в смешной пижаме сидел рядом и гладил по голове. Тогда она уснула под его тихий бархатный голос, под его рукой. И знаете, кошмары ей больше не снились, потому что боялись. Боялись Джонатана, что он придет, и от них не останется больше ни следа. Привет, Эми, давно не виделись.
[NIC]Amelia Pond[/NIC]
[STA]та, которая ждала[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/cQ7BhT8.jpeg[/AVA]
[SGN]by валдис пельмеш[/SGN]
[LZ1]АМЕЛИЯ ПОНД, 25 y.o.
profession: магозоолог
soul: the Doctor[/LZ1]
Его всегда пронзало с головы до ног, когда он видел её слёзы. Внутри срабатывал какой-то тумблер, переключатель и заставлял менять мировоззрение с каждой пророненной слезинкой. И она плакала из-за него. Который раз она плакала из-за него! Сколько это уже происходит? Как много, как часто он заставлял её плакать? А так нельзя. Так не может и не должно продолжаться. Он не имел никакого права так поступать с ней, а он всегда, постоянно был причиной её слёз! Вот и в этот раз слёзы, которых быть не должно, которых она не заслуживает никоим образом. А значит, всё дело было в нём, вся вина только на нём. И я должен её спасти... от самого себя.
Джон не сразу заметил одну маленькую деталь, слишком увлечённый своим гневом и эгоистичным синдромом "меня никто не понимает". Пальцы мягко касались раненой руки, но режущая боль как будто доставала до сердца, минуя все остальные органы, отдавала куда-то в глубину, что было практически невозможно это выносить. И как только он заметил это, Амелия грубо отбросила его ладонь, словно та была чем-то очень мерзким и ненавистным. А чему ты удивляешься, Смит? Скорее, надо удивляться тому, что кто-то вообще способен испытывать к тебе хоть мало-мальскую симпатию. Ты чудовище. Мужчина на миг поджал губы и поднял наконец глаза на рыжую, взглянув исподлобья серьёзно, продолжительно, изучающе и устало. Так, будто видел всю боль этого мира, не то, что одной отдельно взятой девушки, и сейчас сочувствовал всему, что с ней было, всему, что с ней происходит, всему, что с ней будет. Сочувствовал, что ей пришлось когда-то познакомиться с ним, связаться с ним.
Да, Эми нельзя было оставлять наедине с ним, нельзя было дальше заставлять её страдать. Всё-таки он был прав, когда пытался сделать выбор: лучше уйти к Арвен, вырвать себя из жизни Бланшетт, чтобы ей в дальнейшем не было ещё больнее, чтобы она смогла это пережить, понять, что так лучше, что так правильно, вздохнуть свободно и спокойно, потому что, оставшись с ней, он заставит её беспрестанно страдать. Он не даст ей жить нормально, будет отбивать ухажёров на подлёте или устраивать им такие смотрины, что те через десять минут будут с ужасом убегать, не сможет отпустить её к кому-то другому, доверить чужому мужчине. Ведь что могут знать другие мужчины о ней, что понимать? Но она должна найти своё счастье, а значит, Джонатан ей в этом помеха и только одно сплошное разрушение жизни и нервов.
Я должен её спасти... от самого себя.
Он просто разворачивается к двери, чтобы выйти. Достаточно на сегодня. Возможно, он ещё обдумает всё это лишний раз, но к Амелии теперь придёт с этим только для того, чтобы сообщить ей о своём вердикте. И больше не станет поднимать с подругой эту тему. Хватит и с неё, и с него. Джонатану теперь до конца жизни хватит причин для бесконечного самобичевания и самоненависти.
Но не успел он сделать и пары шагов, как в его плечи вцепились девичьи пальцы и развернули к себе лицом, продолжая сжимать так крепко, что это гарантировало синяки. Только вот на это было абсолютно наплевать. Внутри всё похолодело и сжалось от непреодолимого ощущения безысходности, какого-то конца. Вот и мы здесь. Ты и я — на последней странице. Он смотрел в страшные глаза Эми как в ту жуткую бездну из детства, края которой осыпались под ногами, грозя отправить пятилетнего беспомощного мальчишку в жадную пасть бесконечности и забвения.
— Откуда тебе знать? — спокойно начал Смит, но внутри снова всё начинало бурлить из-за чувства несправедливости, непонятости, отчаяния и беспомощности. В этот раз его привычное оружие отказывалось работать и отступало перед силой женских эмоций. Поэтому мужчине снова приходилось повышать голос. — С чего ты вообще это взяла? Может быть, люблю! Ты ни черта об этом не знаешь.
Маг резко дёрнул плечами, высвобождаясь из захвата девушки, и выскочил из-за двери. Достаточно на сегодня. И, пожалуй, навсегда. И ты будешь один. А этого нельзя допускать. Он вернётся сюда теперь только для того, чтобы забрать вещи и проститься с этим местом насовсем. На душе оказался теперь неподъёмный груз, который мешал передвигаться быстро. Он вообще мешал двигаться, пытаясь пригвоздить к полу, к стенам, но Джон сопротивлялся ему, заставляя себя идти, спускаться по лестнице, брать пальто и, надев, выходить из дома, закрыв за собой дверь с шумным, но тем не менее сдержанным хлопком. Преодолеть крохотный садик перед домом и обогнуть декоративный забор. Он на несколько мгновений замер под окнами комнаты Амелии, но не поднял глаза, даже не повернул голову, а только стоял, обдуваемый всеми ветрами, и пустыми глазами смотрел перед собой.
Есть маленькая девочка, которая ждёт в саду. Ей придётся ждать очень долго, поэтому ей понадобится большая надежда. Отправляйся к ней. Расскажи сказку. Скажи ей, если она будет терпеливой, то настанет время, которое она никогда не забудет. Скажи ей, что она попадет в чудесный зачарованный лес и сразится с разбойниками. Что она полюбит человека, который будет ждать 15 лет, не теряя веры. Скажи ей, что она подарит надежду множеству людей, тянущихся за ней. И спасёт единорога — одного из последних выживших. Скажи ей, что это сказка о Амелии Понд. И вот так она заканчивается.
Она не могла так заканчиваться. Иначе какая же это сказка? Слишком плохо, слишком, слишком. Но разве он, Джонатан Смит, не сделает ещё хуже своим присутствием в её сказке дальше, разве он может что-то исправить? По здравом размышлении... Конечно, может! Он развернулся на пятках и быстрее, словно его подстёгивал страх, что девушка сейчас в один миг исчезнет, пропадёт из дома, или он потеряет секунду, в которую ещё можно получить её прощение, поспешил обратно домой. Что ты делаешь, Джон? — с раздражением и возмущением спрашивал себя он сам и напоминал об Арвен. Изменяю будущее, — следовал незамедлительный и уверенный, как непрошибаемая стена из азбантиума, ответ. Вихрем, подобным тому, что был на улице, Смит ворвался обратно в дом.
И натолкнулся на Амелию.
[NIC]Jonathan Smith[/NIC]
[STA]the Doctor[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/swDL4rR.png[/AVA]
[SGN]by VOYAGER-1[/SGN]
[LZ1]ДЖОНАТАН СМИТ, 27 y.o.
profession: колдмедик
soul: pond[/LZ1]
Отредактировано Esfir Mahelet (2022-06-23 23:00:31)
Война меняет людей. Она открывает в них те качества, которых они боялись, которых скрывали ,или о которых не знали вовсе, делая кого-то лучше или хуже, чем он был до этого. Никто не возвращается с войны прежним. Характер Эми закалился за эти несколько лет, она выросла окончательно, поняла много и осознала, снова осознала, какого это – терять то, что тебе было безумно дорого. Ты можешь обидеть человека, которого любишь, сказать ему какое-то непростительное слово, а на следующий день ему в спину прилетит непростительное заклятье. Понд потеряла много хороших друзей и знакомых, в какой-то момент даже потеряла веру в саму себя, но тогда… Тогда рядом оказался Джонатан.
Человек, ради которого стоило жить, ради которого стоило верить в себя и свои силы, верить в то, что добро победит. Даже в самой гуще самого страшного сражения он мог успеть сказать всем что-то ободряющее, и у всех снова появлялись силы и надежда. Энигма всегда смотрела на него с гордостью, и знала, что там, рядом с ним, будет в безопасности. Что его «Верь мне, я Доктор» не пустые слова, он действительно залечивал раны. Как душевные, так и физические.
И вот сейчас он уходит.
Он уходит, Эми!
Иногда сердце похоже на кинотеатр, в который ходят маглы. Эни была там несколько раз вместе со своей знакомой-маглом, которая пала в последней битве. Ох, она была прекрасной волшебницей. Когда любишь кого-то, кого не должна любить, который сидит там, в восьмом ряду партера, слева. Тогда появляется пустота, которую начинаешь заполнять чем попало, кем попало. Понд несколько раз пыталась строить отношения, но все постоянно шло крахом. Особенно тогда, когда кавалер приглашал ее в «Три метлы» на чашечку кофе, а барменом был Джонатан. Он, казалось, охранял ее даже от самой себя, от собственного желания закрыть глаза. Как он не понимал? Как он не понимал, что те люди не были никем для Эни. Она просто пыталась заполнить пустоту, чтобы не думать о нем, потому что понимала, что любить его нельзя. Это неправильно. Они ведь просто друзья. Но, когда понимаешь, что никогда никому другому там не было места – Джон выкупил билеты на все сеансы – становится почему-то грустно. Потому что каждое утро начиналось с его улыбки, с его теплых слов, объятий, ради которых Понд бы душу продала. И с его разговоров о другой. Он часто ей снился. Но во снах не было этой девочки. Должно быть, она будет счастлива. Должно быть, она и сейчас счастлива, ведь Джон уходит к ней. Хлопок двери. Негромкий, но выводящий из транса.
Нет! Нет, нет… Это неправильно!
Амелия только сейчас осознала, что стоит в комнате с протянутой рукой, будто пытаясь ухватить воздух. Его тут нет. Он ушел, Эми, ушел. Он ушел, оставив после себя пустоту, кровавое пятно на полу, терпкий запах ванили и слова, которые с огромной скоростью, раз за разом выжигались где-то внутри девушки. «Ты ни черта об этом не знаешь.» Нет, Джон, ты не прав. Энигма знала, какого это, смотреть в любимые глаза, которые смотрят на другую. Знала, какого это – бесконечно слушать о том, как прекрасна, великолепно и красива курица-Хиггс. Как он безумно ее любит и улыбаться, улыбаться, несмотря на боль, проникающую в самое нутро. Все, что тогда она хотела – просто быть рядом, как была рядом всегда. Любовь, которую она испытывала к нему и его дружеские чувства, навсегда останутся параллельны, без единого шанса пересечься. Он был ее единственным, незаменимым другом, возлюбленным.
Но отдать его просто так, пожертвовав собой? Нет, она не могла этого позволить. Она боец, она всегда боролась за свои чувства, за то, что принадлежит ей. Его любовь тоже принадлежала только ей. В одно мгновение Понд сорвалась с места, схватив теплую накидку, и побежала вниз, по ступеням, потом через кухню и к двери.
В голове прокручивалась вся ее жизнь. С детства и по сегодняшний день. Из нее медленно уходил Джонатан, пропадали его слова, его объятья, его голос, запах. Она снова оставалась одна-одинешенька, снова. И навсегда. Дыра, появившаяся, казалось, в самом сердце, предательски заныла, разрастаясь и углубляясь внутрь, пуская в кровь опасный яд.
Она не могла поверить своим глазам. Он стоял там, в дверях, прямо перед ней. Если бы не какой-то мысленный толчок, Эми бы подумала, что это очередной мираж и пробежала бы сквозь него, в надежде, что поймает, догонит, остановит и даст понять. Она сотню раз уже пожалела о том, что не сказала ему раньше. Не сказала о том, что чувствует, когда он рассказывает о Арвен. Взгляд непонимающе осматривал его лицо. Почему он вернулся, почему он не ушел, что он здесь делает?
— Джон, я… — как же сложно было говорить, когда к глазам снова подступали слезы. Почему она всегда так беспомощна перед ним? Почему никогда ничего не может сделать нормально? Пальцы медленно, неуверенно потянулись к его пальто, как будто боялись, что он грубо оттолкнет их, снова даст пощечину, но тогда Эни была готова подставить другую щеку. Мягко сжав ткань между пальцами, девушка медленно приблизилась к нему, не сводя глаз с его бабочки, внимательно прислушиваясь к его дыханию, готовая в любой момент отпрянуть, уйти с его глаз долой. В следующую секунду Понд оказалась совсем рядом, она снова слышала любимый запах ванили и осенней гнильцы листьев – Джон все-таки был на улице. Знаешь, это как тот момент, когда ты уже вырос и совсем не ждешь подарков — да и не от кого, в общем-то, а внутри какое-то маленькое разочарование перерастает в огромную дыру, когда понимаешь, что рядом нет не то чтобы подарков — никого. Уткнувшись лицом в его шею, на которой еще были вздуты вены после недавней вспышки ярости, Эми обняла его. Она боялась дышать, шевельнуться, что-то сделать неправильно. — Не оставляй меня, пожалуйста… Снова. — тихо прошептала она, почти вжимаясь в него, желая раствориться в нем, стать частью его кровеносной системы и гонять кровь по организму, лишь бы никогда не покидать.
[NIC]Amelia Pond[/NIC]
[STA]та, которая ждала[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/cQ7BhT8.jpeg[/AVA]
[SGN]by валдис пельмеш[/SGN]
[LZ1]АМЕЛИЯ ПОНД, 25 y.o.
profession: магозоолог
soul: the Doctor[/LZ1]
Тот момент, когда приходит осознание непоправимого, всегда самый ужасный. Ты понимаешь, что последний шанс упущен, последний поезд ушёл, последняя надежда умерла, последняя возможность разлетелась на куски... Джонатан ненавидел эти моменты так же, как ненавидел окончания и выбор. А ещё ему не нравилось терять время, хотя он за ним совершенно не следил. И, сильно напортачив в чём-то, умудрялся исправлять всё в самую последнюю минуту. И терпеть было сложно эту его особенность всё доводить до дедлайна. Почему? Потому что он тратил кучу времени на что угодно, кроме быстрого решения проблемы: на рассуждения, размышления, причинно-следственные связи, развлечения, болтовню, споры, любопытство, исследования... Все решения и действия приходились на последние минуты или даже секунды отсрочки катастрофы, необратимых последствий. И ему очень — о-о-о, очень! — не нравилось не укладываться в эти минуты или секунды.
Она была девочкой, которая ждала. Он был мальчиком, который искал. Доктором в лохмотьях, который вылезал из колючего терновника взлохмаченный, с разорванной в клочья футболкой, но доставший её улетевшую с ноги туфельку; который падал с деревьев, цепляясь штанами и оставляя дырки, чтобы только достать с ветки для неё мячик или котёнка, что расцарапывал ему лицо и рубашку; который нырял на дно озера, чтобы отыскать пару красивых камешков для её поделки, и вылезал весь в иле и водорослях. Для неё он мог преодолеть всё, что угодно. Он бы научился летать без метлы, если бы ей того захотелось.
Поражений больше нет и нет побед.
Он хотел спасти Амелию от самого себя, но это было неправильно. Правильнее было спасать себя от себя же. Сколько слов сказано, сколько глупостей сделано, а нужно-то было всего лишь... Теперь все бои прекращены, все войны закончились, все битвы выиграны или проиграны. Теперь не нужно было вступать в схватку с самим собой, не нужно было воевать, потому что сейчас она стояла перед ним и смотрела на него растерянно, удивлённо и с надеждой. Да, минуту назад, возвращаясь, Джон убегал от себя к ней. Но откуда он мог знать, что в ней он встретит себя же. Своё отражение в ореховых глазах, полных теплоты и нежности. И он понимал, что все преграды сломлены, что цель бесконечного бега достигнута, что он наконец-то дома. Там, где совсем его не замечал прежде, ослеплённый фантомом чего-то далёкого, где была воздвигнута цитадель, что невозможно было взять ни добром, ни приступом.
Сердце в груди защемило сильнее, чем в тот момент, когда пришло понимание, что он наговорил Амелии. Смит сделал четверть шага внутрь, и дверь за его спиной с тихим стуком закрылась, будто отрезая их от всего мира, заключая в своём — маленьком, уютном и правильном. И казалось таким естественным, что её руки тянутся к его пальто и цепляются за отвороты, притягивая чуть ближе, а дрожащий голос обрывается на полуслове, полуфразе, заставляя вопросительно заглядывать в глаза девушки, словно пытаясь найти там ответ.
— Ты — что? — тихо, не враждебно, но нетерпеливо, словно от одной её фразы решалась его судьба. Хотя в каком-то смысле так и было.
Но Понд не торопилась дать ответ. Он снова дышал чуть тяжело, но теперь просто оттого, что торопился, почти бежал, когда возвращался, потому что теперь теснило грудь, заполняя её совсем другими эмоциями, потому что теперь, когда девушка прижималась к нему, он боялся сделать более глубокий вдох. Её тёплый нос приятно согревал охладившуюся за этот короткий промежуток времени кожу. Она обнимала Джона так, будто боялась, что спустя несколько мгновений он рассеется, окажется миражом, чьей-то злобной насмешкой, мастерской иллюзией, подсунутой ей в качестве жестокой издёвки.
— Не оставляй меня, пожалуйста… Снова.
В глазах невольно защипало. Как, как он мог? Разве он мог позволить себе оставить её? Конечно же, нет, ни в коем случае, он знал этот ответ прекрасно! Так почему же он столь долгое время не приходил Джонатану в голову? Почему позволял себе затеряться в недрах разума и не напоминать о себе, уступая место чему-то другому? Он чуть отстранил девушку от себя, прислонился лбом ко лбу и провёл ладонями по её волосам, задержавшись пальцами на шее. Он всегда всё делал в последний момент, поэтому подбирать слова, продумывать сценарии разговоров и действий Джону было некогда. Дверь за спиной закрылась сама, мягко демонстрируя, что отступать больше нельзя, что снова бежать назад некуда, что он в конечном пункте назначения. И Смит не собирался этому сопротивляться. И даже был рад, хотя в глазах стояли слёзы, так же, как и у Эни, только они не были слезами горя или боли. Скорее, раскаяния, страха, что ещё мгновение — и он бы мог всё потерять окончательно и бесповоротно, радости, что этого не случилось. Джонатан глубоко и чуть судорожно вздохнул и крепко зажмурился, не опуская рук, стараясь прийти в себя и быть мужчиной в этой ситуации. Но, кажется, в этот раз он давал слабину.
— Не говори ничего, — хоть и с запозданием, но убеждённо приказал он и Эми, и себе. — Молчи.
Последнее слово было произнесено шёпотом. Маг открыл глаза и снова взглянул на девушку — ту самую, которую сотый раз в жизни чуть не потерял, но теперь окончательно. Она продолжала плакать. Великий Мерлин, как же часто она из-за него плакала! Но теперь он больше не собирался позволять себе этой жестокости.
Сбросив с себя пальто, а с неё — накидку за абсолютной ненадобностью, чтобы показать, что он больше никуда не собирается уходить, Джон мягко, но настойчиво прижал рыжую к стене, крепко обняв за талию одной рукой, что была по-прежнему поранена, запустив пальцы второй в огненные волосы, и прижался губами к её губам. Таким родным, необходимым сейчас, сладковатым на вкус и чуть солёным от слёз. Он поглаживал её кожу большим пальцем и понимал, что никому не сможет её отдать и не отпустит, пока она сама не захочет уйти. На миг прервав поцелуй, Смит снова взглянул в глаза Понд, касаясь лбом лба и носом носа.
— Together, — прошептал он ещё тише, чем до этого, — or not all.
Тепло улыбнувшись Эми, он снова ласково припал к её губам.
All was well.
[NIC]Jonathan Smith[/NIC]
[STA]the Doctor[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/swDL4rR.png[/AVA]
[SGN]by VOYAGER-1[/SGN]
[LZ1]ДЖОНАТАН СМИТ, 27 y.o.
profession: колдмедик
soul: pond[/LZ1]
Вы здесь » SACRAMENTO » Доигранные эпизоды » ...к своему Каину
