Кожа Момо пахнет персиком. Ло смотрит в потолок, устраивая затылок на чужих бедрах. Если повернуть голову, можно коснуться носом медленно — в такт дыханию — поднимающего и опускающегося впалого живота. Дальше по линии взгляда небольшая грудь, торчащие соски. Ло затягивается, а пепел падает прямо на лицо. Сейчас ей то как-то иррационально не жалко, и только лениво смахивает серые хлопья, оставляя на коже разводы. По лицу Момо привычно не понять, о чем думает: азиатская невозмутимость передалась вместе с разрезом глаз и обманчивой хрупкостью. С ней всегда комфортно молчать.
— Так что Шума? — голос хрипит сильнее после молчания. Ло равнодушно позволяет вырвать у себя сигарету, облизывая припухшие губы. С Момо охуенно целоваться до бесконечности; полноценный секс никогда не был их фишкой. Азиатка ухмыляется криво, делая затяжку, а после возвращая сигарету обратно. Ло ловит ту одними губами и трет чужую размазанную помаду. Во рту у Момо жарко и влажно, когда ловит пальцы. Облизывает. При условии, что они очень редко трахаются, та знает неприлично много о кинках Адамс. Это приятно.
— Сторчался. Подумываем скинуться с девками на киллера. Ну как. Подкинуть пару сотен другому торчку, — у нее едва заметный акцент и жесткий прищур. После того, как старый хозяин борделя укатился в неизвестность с сердечным приступом после пироманства Флетчера, Момо ушла в другое место. Ближе к этническим корням, так сказать. Ло знает: подруга бы осталась, начни она отговаривать, но делать этого тогда не стала. Сейчас думает, что так даже лучше. Теперь Момо пытается подсидеть плотно сидящего на опиатах Шуму и регулярно подкидывает свежие сплетни из их области. Для смурной молчаливости у той на удивление много друзей. — Почти все девки все равно по уши в долгах. Если кто нужен для разнообразия, я сведу, —  добавляет после паузы. Ло кивает. Сколько бы не бежала от кармы, та вечно закидывает в одну и ту же дыру. Но Молли давно пора заменить. Миловидная азиатка может и правда расширить охват предпочтений клиентов.
— Чего узнала? Сити-Хайтс, — уточняет. Шлюхи привычно много знают: с патологической частотой их воспринимают на уровне тумбочки и забывают прикрывать рты. С новыми планами Томаса приходилось ворошить старое белье. Собственных коллег Ло благовидно не любила, но Момо была другим делом. А еще у нее были какие-то знакомые узкоглазые в Сан-Диего. Не уйди она, истеричке Мари не видать заветного места. Момо приподнимается на кровати, устав лежать. Ло приподнимает голову, а после опускает обратно. Трется носом о живот, ныряя кончиком в ямку пупка.
— Дыра. Нелегалы, каша из национальностей, все друг с другом цапаются, делят территорию. Там в основном всех держат латиносы. А еще куча наших, которые за дозу готовы хоть в снаф податься, — проводит рукой по волосам Ло: кудри плотные от средств для укладки. Та морщится: работать с торчащими бабами далеко не предел мечтаний. Но Томас привычно планирует экономить на всем и не строить из места намек на приличие: в переписке спорит с ним для острастки, но зубы не скалит. Ей нужно отправиться в другой город и сделать очередной гадюшник, где вершина мастерства барменов — закинуть в стакан с паленым виски лед и залить колой. В подобном месте начинала, в подобном снова работает. Кривит холеное лицо, хотя внутреннюю кухню знает отлично: оно иррационально подходит ей и ее методам. Нужно лишь немного страха и боли с крупинкой надежды, чтобы ее новая команда мечты любого имеющего лишнюю сотню в кармане ходила по струнке. Только по началу без трупья не обойтись: шлюхи в своей массе тупые. — Ты туда что ли собралась?
— Черт бы знал, — дергает плечом. Флетчер как раз знает. И она в принципе тоже знает. Момо понимающе хмыкает: даже в их старой многолетней привязанности есть недоверие. Но больше ничего не говорит. Трет след от пепла на щеке, предварительно обслюнявив палец. От бесхитростной бытовой заботы внутри привычно коротит.
— С тобой точно все в порядке? — спрашивает Момо на прощание через пару часов, стоя у двери в распахнутом халате на голом теле. Ее наблюдательность не хуже, чем у Ло. Иначе бы не выжила.
— Нет, — равнодушно отвечает Адамс и дергает плечом. Губы у Момо тоже на вкус, как персик, так знакомо и уютно, но Ло отчего-то блюет в ближайшую к машине урну, едва выходит на улицу. И сидит какое-то время в салоне, пока голова не перестает кружиться. После ей все равно ехать к очередной старой знакомой. Флетчеру нужны результаты. Ей нужно поспать больше пяти часов.
С Томасом лично не видится с декабря. Тот где-то мотается и только и успевает, что раскидывать команды в чате. Ставит сроки на март. Выдает распоряжения. Держит руку на пульсе с маниакальностью законченного параноика: если что не так, всегда может этот самый пульс остановить. Ло втягивается в привычку отчитываться больше и подробнее. Подстраивается под сжатый на горле ошейник и иногда просыпается от вида неотвратимо вращающихся лезвий перед лицом и жуткого перемалывающего скрежета. Он мог сделать из нее неаппетитного вида фарш, но только сыплет недовольством из-за очередной слишком дорогой идеи. Глупо считать его спасителем, но какое-то подобие благодарности застревает костью в горле. Ло в принципе старается не думать, кем она его считает. Ограничивается емким термином "хозяин" и самостоятельно дрессируется выполнять новые_старые трюки. Область ее к нему отношения подсознательно кажется опасной для изучения. Так не ходят проверять темные подвалы заброшенных домов: есть вероятность наткнуться на монстра. Томас и сам своего рода монстр, но проблема далеко не в этом.
В первые дни марта Флетчер возвращается в Сакраменто, о чем узнает от Мари. Голос той звучит встревоженно, когда звонит сказать, что босс ее искал. Ло в тот момент кристалически поебать на все — просит Робер саму проверить клуб перед закрытием. Девчонке по-прежнему не хватает опыта, и отсутствие хваткости фоново раздражает. С Роем тогда идет все наперекосяк. Ло едва не разбивает лицо: в глазах темнеет, пока просто идет на кухню за водой. Томас появляется на ее пороге спустя пять дней.
На самом-то деле в этот день сначала к ней заходит Барри. Тот больше не выглядит чрезмерно бедствующим студентом, обычно таскается в комплекте с Джесси [ странно, что до сих пор оба не трахают Мари; одновременно ] и смотрит в последние дни с каким-то подозрительным полупрофессиональным интересом. Он их местный доктор, но Ло не говорит ни про головокружения, ни про слабость, ни про тошноту. Последствия ее жесткой диеты не касаются этого вчерашнего ребенка. Ло готовит ему блинчики, как готовит и для Джесси, и для Винса, и для Дилана — сама собой возникшая традиция. Равнодушная к еде, ей приятно кого-то кормить: проще демонстрировать привязанность действиями. Возможно потому, что о ее питании толком никто не заботился: Мейс да несколько старушек. Привычно наблюдает за тем, как кто-то ест, с чашкой зеленого чая в руках. Греет пальцы. Кольца со стуком касаются фарфора. Марго сонно заходит и просится на руки, чтобы дальше продолжить спать уже на коленях хозяйки.
— Голова по-прежнему болит? — парень заглядывает в глаза. Она на взгляд не отвечает, сосредоточенно рассматривая его родинки на лице. У Ло и самой родинок по телу — целое созвездие; их любил, наверное, только один человек, но это давно не имеет значения. После сотрясения в ноябре Гибс продолжает задавать одни и те же вопросы, слишком серьезно восприняв наставление Флетчера следить за ее состоянием. Проще ответить, чтобы не цеплялся пиявкой. Ло лишь пожимает плечами. Головные боли — не самая большая проблема. Пододвигает ближе к нему джем. Пусть займет рот чем-то действительно полезным. — Тебе нужны еще таблетки? — Барри не отстает, и она подавляет желание закатить глаза. Он теперь знает места, где можно нелегально найти рецептурное барахло, а потому считает своим долгом играть в настоящего врача. Тусовка в их компании его портит — хорошо хоть продолжает учиться.
— Не нужны, зайчик, — треплет по волосам под тихий звон браслетов, а потом продолжает гладить собаку по голове. Интересно, если с ним переспать, станет таскаться чаще? Или наоборот? Ей не сложно отсосать или раздвинуть ноги — привычка. Теплый чай оседает в желудке. Ло не любит одиночество, и, пусть ведет себя так, словно все достали, ей нравится, когда в доме есть кто-то, кроме нее и Марго. — Еще остались, — не часто их пьет; зачем, если можно потерпеть?
Спускает собаку с колен. Встает, но тут же цепляется за край столешницы: кружится голова. Барри вскакивает и приобнимает, поддерживая. Ло не привыкать. Пытается отмахнуться, но ее все равно настойчиво ведут и усаживают на диван. Если не сопротивляться, он отстанет? Парень считает ее пульс и хмурится, будто что-то в этом понимает.
— Это из-за диеты, зайчик. Но давай это останется нашим секретом? — вдавливает ногти ему в подбородок, когда хватает за лицо и жестко смотрит в глаза. У нее мягкий тон голоса, но взгляд не дает простора для сомнений. Он ничего не успевает ответить — в дверь тарабанят. Ло взмахом руки отправляет его открыть.
Томас буквально вваливается в комнату, и она поджимает губы, скрывая вспышку тревоги. Чуть ли не впервые по-настоящему тревожится за него. Выглядит тот откровенно паршиво: усталый, побитый, припадающий на одну ногу, меньше привычного четкого лоска в одежде и прическе. И без того скульптурные скулы кажутся впавшими и, как следствие, более острыми. Так не выглядят здоровые люди. Так выглядят люди, буквально недавно пережившие некоторое дерьмо. Скрещивает руки на груди, но ничего не спрашивает, — только взгляд препарирующий. Скрывает его под полуопущенными ресницами.
— Нормально. Векслер заезжал, я дома была, — кратко отвечает: Рой — клиент, и ясно дал это понять; остальное лишь глупые надежды. — А он, — кивает на паренька, — рассказывал о том, как хорошо учится. Скоро сможет оперировать, — едва заметно хмыкает: ее комплименты всегда отдают остротой. Чтобы не расслаблялся. Чтобы не сомневался, что она та еще сука. Пассивно следит за диалогом между Томасом и Барри; вырывает кусок информации о том, что не слышит ухо. Бутылка текилы, выставленная на стол, привлекает интереса больше, чем поездка в Сан-Диего утром — по крайней мере так выглядит со стороны. На самом деле все запоминает и принимает к сведению. Рассматривает этикетку — мексиканская. Флетчер как-то грузно опускается на диван. Выгоняет лишние уши и хлопает по сиденью рядом с собой. Так зовут собак. Ло садится, забираясь с ногами. Короткие джинсовые шорты не скрывают стройные ноги, как майка не закрывает вид на кружево бюстгальтера. У дивана уже вьется Марго, но проситься на руки не рискует — ложится на полу рядом и смотрит грустно.
— Один торчок порезал дилера: пытался товар забрать, но ничего серьезного. Его быстро скрутили. Я с ним поговорила — исключительная самостоятельность, никто не подсылал, — о том, в каких тонах и методах проходил разговор, не уточняет. Нет необходимости. Кратко отчитывается о выручке, рутинных мелочах. Что собирается заменить Молли. Томас слушает молча и даже не двигается, как крокодил на охоте. Между ними воцаряется нервная тишина на несколько растянутых мгновений, когда заканчивает говорить. Ло облизывает губы. Сроки он ставит нереальные, но возражений слышать не хочет. Потому не возражает, пока не до конца понимая, как это все организует. Для начала лучше бы увидеть место. А потом что-нибудь придумать.
— Все равно нужна будет наркота для девочек. Собираюсь набирать торчащих, и в наших интересах, чтобы они не закупались на стороне. И должны были тоже нам. По наркоте быстро уйдут в долг, потом не вылезут, — равнодушно комментирует. Видела таких шлюх дохрена и, судя по всему, насмотрится еще столько же. Перспектива ошеломляет. Флетчер трет лицо и собирается спать. Это тоже своеобразная традиция.
— Разбужу, — кивает, вставая, чтобы он смог вытянуть ноги. Вскидывает запястье: среди украшений прячутся часы на тонком металлическом браслете. Засекает время. Уносит Марго на ее лежанку, а Томас уже отрубается. Накрывает того пушистым бежевым пледом: у нее все мелкие детали интерьера плюшевые и уютные, как у девочки-подростка в комнате. Сейчас может взять нож и вспороть ему горло. Разбить бутылку с принесенной им же текилой и воткнуть отломанное горлышко в кадык — после сна на несколько секунд все равно затормозит. Думает о возможностях убить его больше по привычке, чем из желания. То исчезает куда-то за те два месяца, пока готовилась к открытию нового борделя. Новое ощущение ей не нравится. Ло морщится и отходит от него; не на что тут смотреть.
В саду — весьма громкое название для заднего двора, где обычно курит, — болтается Барри. Бросает взгляд на миску у порога — пустая: подкармливает местную бродячую кошку. Той сейчас нигде не видно, но потом все равно вернется. Голод заставит. Ло кажется, что они с этой кошкой чем-то схожи. Достает сигарету. Щелкает кремень зажигалки.
— Пора тебе домой, зайчик, — тихо говорит, показывая всем видом, что не намерена разговаривать. Или обсуждать произошедшее. Парень все равно напоминает про таблетки и необходимость полноценного питания. Ло слушает без интереса во взгляде, равнодушно затягиваясь. И не провожает: не заблудится.
В доме пусто и тихо. Она бездумно листает ленту инсты, пользуясь моментом затишья. Как перед бурей. И так же бездумно начинает готовить пасту. Бекон, обжаренный в сливках. Спагетти. Сливочный соус с сыром. Все смешать. Варит в турке кофе, хотя не любит его: у нее в доме кофе держится только для гостей, как и часть продуктов, например, бекон. Томас выглядит как человек, которому нужно поспать больше, чем пару часов. И обратиться к нормальному врачу, а не студенту медицинской школы. Сама съедает в процессе разве что несколько горстей тертого пармезана. А хочется пиццу "Маргариту": горячую, жирную, с тянущимися нитками расплавленного сыра. Или хотя бы ложку клубничного джема, который давала Барри к блинчикам. Вместо этого наливает себе мартини. Алкоголь притупляет чувство голода.
Выставляет на стол поднос с едой и кофе. Марго мирно спит у Томаса в ногах, внезапно осмелевшая. Предательница. Во сне Флетчер выглядит будто моложе, но все равно напряженным. Ло отрешенно ловит себя на мысли провести рукой по волосам, коснуться припухшей скулы, но по итогу лишь осторожно касается плеча, тихонько тряся: как бы спросонья не решил разбить ей нос. Отходит, когда видит, что он открывает глаза. Садится на дальний от его лица подлокотник дивана, перетаскивая болонку на колени, чтобы не мешала. Вопреки его мимолетным словам о том, что собака ей не принадлежит, привязывается к той с отчаянностью одинокой старушки, начинающей коллекционировать кошек. Однажды закончит так же, если доживет.
— Два часа прошло, — поясняет, наклоняясь к столу за своим бокалом, который стоит тут же на подносе. Делает глоток. Никакого опьянения или явного намерения того достичь — просто попытка не думать о том, как хочется жирного и сладкого. Не может позволить себе ничего лишнего в еде. — Если хочешь, поешь, — кивает в сторону пасты. Если не хочет, его дело. Марго широко и сонно зевает. Розовый бантик, купленный Винсом, на макушке съехал. — Что случилось? — спрашивает после небольшой паузы, будто сомневаясь стоит ли поднимать тему. Имеет ли право. — С лицом. Выглядит хреново. И больно, — едва заметно ухмыляется и снова пьет: о боли за жизнь успела кое-что узнать. Убирает за ухо прядь волос, собранных на затылке заколкой. Ее забота ненавязчива и ни к чему не обязывает — даже к ответам на вопросы. Просто у нее есть возможность; не так сложно, особенно когда знаешь, насколько таких мелких знаков внимания может не хватать. Поправляет кулон в виде ангела, привычно лежащего в яремной впадине. Ло, как и Марго, носит свой ошейник, не снимая. И смотрит с легкой улыбкой: он ведь предпочитает, когда она улыбается.
[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]

В том, чтобы сидеть с ним вот так есть какое-то неправильное ощущение уюта. Ло глушит его очередным глотком мартини, и браслеты звенят тоже как-то особенно тихо. Марго сонно раскрывает пасть, но даже не открывает глаз. Привыкает к постоянному шуму вокруг, а потому не обращает внимание на все, что ее окружает, — только бы лежать на коленях хозяйки. Или кого-то, кто остается вместо нее. Шерсть за ушами у болонки особенно мягкая, и Ло ловко поправляет бантик, а после продолжает гладить, утопая пальцами в белоснежной шерсти. Томас спрашивает, можно ли курить, и она усмехается, но утвердительно кивает. Усмешка похожа на одну из тех жутких улыбок, которые режет с легкостью: рука набита давно. Никогда не интересовался, а теперь спрашивает. Будто она может ему отказать [ хоть в чем-то ]. Или все дело в том, что что-то неуловимо меняется за то время, пока не виделись. Только непонятно что именно. Ло и не собирается выяснять.
— Мы с ней бегаем по утрам, ей хватает активности, — мягко защищает Марго, и та все-таки открывает один глаз, словно чувствуя, что речь идет о ней. Смотрит на Ло, на Томаса, медленно моргает и обратно опускает голову на лапы. Как подтверждает, что да, она бегает. И даже пытается поймать птичек. Но сейчас птичек нет: есть только хозяйка и хозяин хозяйки, который больше нравился, когда неподвижно лежал. Собаки часто похожи на своих хозяев. Рокки готов вцепиться кому угодно в глотку, а внешне выглядит пиздец как стильно и серьезно. Марго воспринимает окружающий мир пассивно, предпочитая не замечать большинство раздражающих факторов. Ло наклоняется и целует любимицу в ухо. Сейчас на губах нет помады, и ухо остается чистым; только немного дергается. — Если Джесси будет ее кормить котлетами из бургеров, то больше не получит блинчиков, да, мой зайчик? — нежно обращается к собаке, откровенно воркуя и снова целуя — в этот раз в другое ухо. Они все знают, что блинчиков тот не лишится, даже если без спроса заведет Марго отдельную страницу в инсте, как когда-то хотел. Это часть ритуала: Ло, которая продолжает делать вид, что общество парней ее тяготит, но по сути не делает ничего, чтобы действительно от него избавиться. Ритуалов же у нее хватит на все случаи жизни.
— Думаю, Рокки больше нравится носиться, когда ты рядом, — замечает будто мимолетом. Томас своего питбуля любит, а ей привычно хвататься за проскальзывающую в нем человечность. Словно если его образ станет более приземленным, то можно будет меньше бояться. Фатальная тактика. Ло сползает с подлокотника на диван, усаживаясь ближе. Снова забирается на сиденье с ногами, садясь на стопы: правую укладывает на левую, прикрывая шрам. Он более интимен, чем кольца или татуировка на пальце. Руку вытягивает по спинке, на нее упирается виском, наблюдая за тем, как Томас пьет кофе. В уголках улыбки прячется мимолетное удовлетворение, хотя он не хвалит ее кулинарные навыки. Этого и не нужно.
— Тогда выпьем эту бутылку в честь открытия новой дыры. Раз у нее такая богатая история, — тихо смеется. Марго сползает с коленей и ложится рядом, зажатая между их телами. Томас привычно игнорирует некоторые вопросы. Ло игнорирует его игнорирование, а заодно и ответный вопрос. Это какой-то патологический клубок, на который наслаивается слой за слоем. Наплевать. Клонит в сон, но в последние недели с ней это происходит постоянно.
— Скажи, разве я похожа на педофила? — выглядит почти оскорбленной, когда смотрит ему в глаза, поднимая голову. Комментарий неприятно оседает внутри, ощущается голодной тошнотой. Она знает: стоит поманить пальцем, и Барри расстелется перед ней [ при желании сможет заполучить и Джесси: Мари едва ли может рассматривать в качестве своей полноценной конкурентки ]. Он будет патологически нежен и учтив, пылок, подпитываемый юношеским максимализмом, и, быть может, воспылает совершенно глупой, бесплодной надеждой, из-за которой натворит множество глупостей. Или наоборот — получит желаемое и потеряет любой интерес. В любом случае из этого не выйдет ничего хорошего. Ей льстит их внимание — было бы глупо отрицать, но знает: они перерастут свою увлеченность, и после блинчики и ужины больше не будут иметь никакого значения. — Он же ребенок. По сути. Какой интерес в том, чтобы трахать ребенка? — пожимает плечами, принимая еще одну истину: ей куда больше нравятся драконы, чем рыцари.
— Если я буду есть макароны, мне придется менять гардероб, — объясняет с ласковостью матери, чей ребенок несет полную чушь. Паста пахнет вкусно, но ей достаточно чужой сытости. И мартини. Цифры на весах не внушают доверия, но в ней нет жалости к себе, чтобы разрешить сорваться хотя бы раз. Снова укладывает голову на руку, проглатывая ощущение того, что комната будто начинает кружиться. Прикрывает глаза. От Флетчера пахнет знакомо: одеколон, кофе и сигареты. Ло медленно облизывает губы. И все-таки смотрит, словно он опять несет какую-то очередную глупость. Невидимый ошейник натягивается на глотке. Сглатывает медленно. Растягивается по спинке разомлевшей кошкой, но взгляд остается пустым. И усмехается ломко, с откровенным привкусом горечи в глотке.
— А ты как думаешь? — или это очередной риторический вопрос? Идиотская проверка? Выпрямляется резко, отчего кружится голова сильнее. Заливает в себя остатки мартини. Ее могло бы ломать отчетливее, с большей отчаянностью. Но он был прав. Ей не перепадет, как ни подстелится. Рой четко дал это понять. Ставит пустой бокал на стол. — Подчинюсь, — касается пальцами кулона на шее: отлично знает, кому принадлежит. От легкого щелчка тот качается, щекоча кожу. Взгляд на мгновение становится острым в своей откровенности. Прикрывает его ресницами и смотрит вниз, на колени. После того, как без сомнений чуть не прыгнула в мясорубку по одному приказу, внутри поселяется пассивный страх показать ему больше, чем осознает сама. Пропускает момент, когда Томас встает с дивана, и чуть вздрагивает, ощущая прикосновение к волосам. Виску. Скуле. Покорно поднимает голову. Губы мягко размыкаются в тихом выдохе. Ресницы обманчиво трепещут: плакать не собирается.
Когда-то они втроем с Лизой обсуждали породистых лошадей. Теперь он рассматривает ее так, словно выбирает покупать ли новую кобылу. Взгляд у Флетчера изучающий: таким бы вместо скальпеля проводить вскрытия. Ло прячет саму себя во внутренней пустоте и смотрит в ответ спокойно, терпеливо ожидающая, когда решит закончить. Чем решит закончить. Его палец оттягивают нижнюю губу, воздух сушит слизистую. Она вытаскивает язык и касается кончиком подушечки. Горько. Усмехается. Этот осмотр — ревизия. Так оставляешь машину на стоянку на два месяца, а потом проверяешь, не поцарапал ли кто. Он думает, что она на чем-то сидит, и Ло хочется рассмеяться. Истерично и некрасиво. По-человечески.  Но только мягко фыркает.
— Просто немного устала. Насыщенный график, — если бы хотела сесть, сидела на кокаине и уже давно. Круг должен замкнуться. Ребра ноют фантомно, воспоминаниями пятнадцатилетней давности: тогда стоило умереть. Ло скользит кончиками пальцев по его кисти, прежде чем он отпускает лицо. Хочет то ли уйти от прикосновения, то ли продлить. На мгновение становится холодно на контрасте. Если бы она сама знала, когда притворяется или нет. Если бы она сама знала, кем является по-настоящему. Иногда кажется, что настоящая Ло погибла в двадцать. Только кому какое дело?.. 
Дверь за ним закрывается неслышно: замок автоматическй и запирается сам. Ло ничего не говорит на прощание — только двигает Марго, укладываясь на диван. От подушек пахнет его одеколоном. Подтягивает собаку ближе к груди, обнимая. Та теплая и дышит размеренно. Сонно лижет пальцы, узнавая. Ло спит, поддаваясь моменту: лопатки сзади подпирает спинка дивана, создавая иллюзию защищенности. Она не слышит оповещений на телефоне и просыпается от громко стука в дверь. Марго пугается, но от нее не отходит, когда идет открывать.
— Ты чего не отвечаешь? Я думал случилось чо. Скорость превысил, — Джесси тараторит привычно громко и, не дожидаясь приглашения, заходит внутрь, пока Ло поправляет примятые волосы и зевает в ладонь. — Том сказал забрать Марго. Где ты, моя девочка? Поедешь с мной? Поможешь мне склеить телочек? — хватает с пола собаку и чешет той пузо, держа на руках. Болонка довольно тявкает: с Джесси можно себе позволить. Ло трет плечи, возвращаясь в реальность. — А ты спала? Выглядишь хреново, — добавляет уже с заботой. Смотрит сосредоточенно. Ло уже тошнит от этих внимательных взглядов: насмотрелась на них за сегодня, и она отвешивает ему легкий подзатыльник — самыми кончиками пальцев. Это не больно, но Джесси ойкает из принципа.
— Пасту будешь? — спрашивает, когда идет на кухню, не дожидаясь ответа. Он конечно же согласится. Скармливает то, что осталось, под какую-то историю про то, как порамсил на дороге с ниггером. Из уст Джесси это звучит, как пересказ последней части "Форсажа", хотя его всего лишь подрезали на повороте. Ло слушает пассивно, снова цедя зеленый чай. Наступает та блаженная часть голода, когда больше не хочется есть.
Джесси сваливает через полчаса с собакой, ее одеждой, кормом, игрушками и перспективой лишиться мочки уха, если вдруг что-то случится с Марго. Он высокопарно обещает следить за болонкой, как за родной дочерью. Ло улыбается мягко, но когда знает, что этого никто не видит.
По утру готова к обозначенным шести утра, но Флетчера все нет, а поторапливать его кажется странным. Съедает на завтрак омлет с авокадо. Заливает в термос кофе: ехать им долго. И все время чужого опоздания продолжает разгребать клубную бухгалтерию из ее легальной части: счета забирает домой, потому что времени не хватает катастрофически. К семи слышит звук подъезжающей машины — нет необходимости смотреть в окно, чтобы понять, кто. Выходит почти сразу, но замирает на несколько мгновений в коридоре, пережидая головокружение. Поела ведь, так что опять не нравится?
На улице встречает радостный Рокки: слюнявая пасть широко раззявлена, и Ло осторожно гладит пса по макушке. Если Томас захочет, тот сожрет ее в один миг; челюсти такие, словно с легкостью могут перекусить кость. Утренний воздух прохладой гладил оголенные лопатки: у нее платье с молнией сзади. Темно-зеленое, с закрытой грудью и рукавами в три четвери. Все цепочки перекинуты на спину, кроме ангела, болтающегося спереди. Волосы забраны наверх. Деловой стиль спереди — пошлость сзади. Если дернуть молнию ниже, та может спуститься до самого конца, оголяя задницу в стрингах.
— Это тебе, — протягивает ему термос. Взамен забирает сигарету. — Надо менять поставщика алкоголя. Этот начал борзеть, — отстраненно произносит, рассматривая пустынную улицу. Докуривает, что осталось, и скидывает бычок в пепельницу в салоне, чтобы не мусолить у своего же дома, когда садится на переднее сиденье. Привычно скидывает с ног туфли. На щиколотке тускло блестит тонкий золотой браслет. Им стоит поторапливаться: открывать новый бордель через месяц.
[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]

Отредактировано Rebecca Moreau (2022-07-26 17:33:09)

Закидывает термос в бардачок. В салоне пахнет сигаретами еще до того, как Томас снова закуривает. На заднем сиденье Рокки радостно выставляет морду в окно, глухо облаивая какую-то праздно шатающуюся собаку. Ло выравнивает кольца на пальцах: центр по линии симметрии пальца. Дурная привычка. Ей нравится чем-то занимать руки, как нравится сидеть, подсовывая стопы себе под задницу. Так и сядет, когда выедут из городской черты. Плевать, что платье совершенно не подходит по стилю к такой позе. После той позорной истерики на скотобойне перед Томасом можно. Не знает, почему можно, но отчего-то уверена.
— Специально налить им ту паленую хуйню, которую они гонят, чтобы ослепли от нее. Карма бывает такой сукой, — хрипло смеется, но глаза остаются серьезными. Слушает, но важнее — прислушивается. Это его бизнес. А еще у него больше опыта. Ло знает: отлично умеет управляться со шлюхами, но в более широких областях ей стоит набраться опыта. Смелости. Самостоятельности. Стоять за спиной Винса было комфортнее, как комфортно было выполнять даже самые жестокие Мейса. Теперь приказов меньше, и, казалось бы, свобода должна пьянить, но она пугает. Перехватывает пальцами ангела на груди. Перекатывает между фалангами. — Наш поставщик любит нимфеток, насколько я знаю. Ему нравится Китти, — говорит больше сама для себя, не требуя ответа. Но дает понять: совет принят. Ло так или иначе по своей сути послушная девочка.
Включает радио, как он просит, останавливаясь на чем-то нейтральном, вроде какой-то попсы. Понимает, что не знает, какие у него музыкальные вкусы. Джесси о своих оповещает регулярно, присылая бесконечные клипы и треки в чат. В конце концов сдается и даже слушает некоторые: не в ее стиле в основном, о чем без стеснения и оповещает, но Джесси не перестает присылать. Или это тоже становится их традицией. Ло не особенно задумывается. Как и не говорит о том, что иногда, если не может заснуть, бездумно тычет по бесконечным превью, лежа в кровати. Говорит себе не привязываться, но привязывается. Неразумно. Ведь понимает, чем все закончится.
У заправки тоже выходит из машины вслед за ним, но себе берет только воду. Без газа. Пьет медленно и маленькими глотками. Хочется ухватить кусок сэндвича прямо из рук Томаса, но одергивает себя. Он бы, наверное, позволил. Или нет. Это неважно. Не может позволить себе сама. Самоограничение давно пришло в привычку. Компенсация того, что не может взять бритву и полоснуть по собственной коже. У нее неплохо получается вырезать по дереву и по людским телам, но свое трогать не может. Психологический барьер. У Мейса был такой же, когда вместо ножа рисовал алой помады? Сублимация крови. Вода — сублимация ее второго завтрака.
Полноценно кайфует от поездки разве что Рокки. Он в принципе будто кайфует от всего на свете, потому что хозяин рядом, и Ло ему даже завидует. Флетчер тоже ее хозяин, но она знает, как бывает, когда растворяешься в ком-то. Как знает: ему это не нужно. Но рядом с ним, тем не менее, комфортно спать, откинувшись на сидении. Оно большое и удобно, а он ведет плавно и уверенно. Ей снится что-то мутное и вязкое, там много алого. Там ее умоляют прекратить, но она не видит лица. Просыпается, когда машина останавливается. Моргает, но глаза не трет, чтобы не повредить макияж. Солнце ярче. Они стоят рядом с полем, по которому уже радостный носится Рокки. Ло достает ярко-желтые солнцезащитные очки и, выпив воды, выбирается из машины, чтобы размяться и смахнуть остатки сна. Очки не подходят по стилю, но яркие стекла любил Мейс. Она любила Мейса. Простая математика. Забирает с собой сигареты. Прикуривает. Когда часто носишь платья, непонятно, где держать пачку и зажигалку. Когда-то с этим не было проблем. Томас спрашивает про убийство детей. Ло смотрит на него поверх стекл. Пристально, точно получится по обычно стылому взгляду понять, что именно его волнует.
— Какой смысл убивать кого-то просто так? Ребенок, взрослый... Им нужно сначала провиниться, — пожимает плечами. — Но если тебе будет нужно, я убью. Кого скажешь, — говорит абсолютно равнодушно, но так же гиперболизированно уверенно. Ей не жалко абстрактных детей, о которых он зачем-то говорит. Возможно, было бы жалко тех, кого знает, но это бы вряд ли помешало. Ло в отношении убийств больше похожа на Рокки: тот тоже вцепится в глотку того, на кого укажет хозяин, не задаваясь философскими вопросами. Затягивается глубоко и не сразу выпускает дым. Ей бы еще уметь так же беззаботно носиться, радуясь любой хуете, и жить стало бы существенно проще.
Но Томаса на какую-то недофилософию явно тянет. Ло прислоняется задницей к двери машины: слишком глубоко в грязь не заходит — у нее туфли, в которых еще присутствовать на деловой встрече. Если так можно назвать разговор с Алонсо. Он рассказывает о Рое. О его людях. О его ярости. Ей интересно: у кого из них неправильное восприятие? Ло вздергивает очки на макушку, хотя упоры для носа явно запутаются потом в волосах, и подходит ближе. Теперь грязь не так важна: в сумочке есть влажные салфетки.
— Мне было восемнадцать, когда меня учили вырезать на живых дергающихся шлюхах рисунок в виде паутинки. Знала психов похуже, — не знает, защищает ли Роя? Свое право с ним спать? Возможность считаться большим психом? Поддается странному случайному желанию поделиться личным, хотя он не просит. Как бывает после откровений, чувствует себя неловкой дурой. И не совсем понимает, причем здесь Векслер, выбитый глаз, мертвые дети. Это намек на то, что ей не стоит с ним водиться? Что Томас думает, что Рой может убить и ее? Вопросы тонут в том, насколько небрежно он говорит о том, что смывает с нее ебучее клеймо шлюхи. Часть про какие-то выводы, признаться, не особенно понимает. Ей важнее другое: то, насколько отчаянно неправильно себя ощущает, лишаясь привычного звания. Кивает, как принимает информацию. Отворачивается от него, чтобы не смотреть в глаза. Там снова что-то лишнее и личное. — Но я ценю твое решение. Спасибо, — тихо произносит, возвращаясь в машину. В голове непривычная пустота, и ей кажется, что теперь совершенно не знает, что с собой делать.
Молчит всю оставшуюся дорогу. Возвращает очки на нос, все-таки вынужденная выпутывать их из волос. В основном смотрит в окно. Чешет за ухом Рокки, если тот вдруг думает просунуть голову между сидений и осмотреть обоих внимательным взглядом, будто у них тут происходит что-то интересное и без его непосредственного участия. Цепляться за собственную неодушевленность было привычно и правильно. Могла бы перестать продаваться, едва стала продавать других девочек, но даже тогда рисовала ценник. Это был уже ее выбор. Ее зона комфорта. Флетчер из нее выводит, и ей бы радоваться, потому что, казалось, всегда об этом мечтала, но радоваться трудно. Кажется, будто теперь на плечах больше ответственности. Кажется, будто от этого страшно. Когда повышаются ставки, проигрыш тоже стоит дороже. Ло бросает периодически задумчивые взгляды на его острый профиль, словно на скуле магическим образом вспыхнут словами ответы на все вопросы ее личного мироздания, а после думает, что подумает обо всем позже. Это значит, что она подумает об этом когда-нибудь никогда. В принципе старается собственные эмоции не анализировать — очередная дурная привычка из детства.
В Сан-Диего так же солнечно, как во всей остальной Калифорнии. Ло привычнее ночная жизнь, и она щурится даже за стеклами очков. С куда большим наслаждением бы моталась в Сан-Франциско. Мост Золотые ворота прекрасен в закат. А еще когда-то была там счастлива. У нее все счастье застряло в этом затерявшемся во времени "когда-то". Алонсо болтлив и эмоционален, и на его фоне Ло чувствует себя так, словно только что вылезла из морозилки. Но у Томаса всегда такие глаза. Томас чувствует себя также? Не спрашивает. Благодушно позволяет делать себе комплименты и принимает поданную руку. Видит в этом исключительно модель поведения: есть люди, любящие показушные широкие жесты. Но все-таки больше молчит. Алонсо ее настораживает, как настораживает любой незнакомый человек. Нет лишний сомнений в том, что при определенных условий радушие улыбок превратится в нож между лопаток. Она для него дамочка, которая должна навести тут новые порядки. Он толком не знает, почему именно она. Ло планирует небольшой сюрприз.
Они спорят о мексах, о разборках, об очередной дележке территории. Ло выглядит больше заинтересованной в рассматривании листков мяты в мохито, но на самом-то деле слушает чутко. Ей не хочется вылезать так сразу. Ей нравится присматриваться. Наблюдать. Делать выводы. После пускать все козыри в ход постепенно. Может показаться, что сидит на антидепрессантах, и видит вокруг себя какой-то другой дивный мир. По сути оглядывается безразлично, срисовывая взглядом потрепанные настенные панели. Впрочем, добротную мебель, у которой достаточно обновить обивку, тоже замечает. Стены можно оставить и так. У них тут планируется немного гранжа.
— А племянника-бармена у тебя не найдется? — замечает после того, как делает глоток. Отвратная херота. Вытаскивает из клатча, который таскает с собой, сигареты. Алонсо суетится и галантно достает свою зажигалку. Благодарность Ло — взмах ресниц. Она садится чуть боком, вытаскивая длинные ноги из-под стола. Закидывает одну на другую, перегораживая проход. Еще хочет спросить, а нет ли у него кузины, готовой сосать грязные члены в дерьмовом туалете, но молчит. Латиносы щепетильны в семейных вопросах. — Что насчет девок на первое время? Я просила начать подыскивать. Ты нашел кого? Я буду говорить с каждой лично, — затягивается, пока взгляд блуждает по помещению. — И племянника приводи. Я послушаю. Потом решим, — по сути больше набивает цену: ей любое техно — одинаковое возюканье пенопластом по стеклу, но не стоит так просто брать всех родственников их предприимчивого нового друга. Как там говорится? Создай иллюзию того, что ты делаешь одолжение, чтобы закрепить за оппонентом веру в то, что он тебе должен. Стряхивает пепел прямо в бокал с коктейлем.
— Граффити снаружи смотрятся колоритно. Я бы еще добавила. Под рейвы самое то. Только пожарных лестниц дохера. Если не хотим, чтобы по ним залазили незваные гости, надо бы хоть двери нормальные поставить, — или если не хотят, чтобы обдолбанные клиенты и шлюхи не наебывались оттуда, выходя покурить. На пожарную безопасность, естественно, Ло кристаллически поебать. Впрочем, по ее апатичному виду кажется, словно ей поебать на все. За все то время, что говорила, голос заинтересованным не кажется ни на йоту. Но смотрит на Флетчера остро и цепко, словно он решит ей что-то еще сказать. Подает руку Алонсо, давая понять, что хочет встать. Браслеты-кольца привычно катаются по запястью. — Что наверху? Хочу посмотреть. Насколько все нужно менять для приватов, — и следует в сторону неприметной лестницы в другой стороне зала, которую обнаружила, когда осматривалась. Кажется, Алонсо смотрит на ее зад. Это Ло ему тоже благодушно позволяет.
[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]

Алонсо говорит много. Слова даются ему легко. Жонглирует ими ловко, смешивая личную информацию с деловой: у нее так никогда не получалось, даже если надо было забалтывать клиентов пустячными разговорами, пока в них не начнет бродить опьянение. Обманчиво расслабленный, но с цепким взглядом, и наверняка с реакцией мангуста, — этот харизматичный лис не настолько прост, каким старается казаться. В местах, подобных мексиканским гетто, выживают только самые сильные. Ло может это оценить, как другая живучая тварь, хотя от потока информации начинает болеть голова. Или от голода. Или от былого сотрясения. В ее нынешнем состоянии не способна ручаться за истинные причины разрастающегося давления в затылке. Место действительно дерьмовое, но, что бы Томас ни говорил, ничего больше искать они не будут. Придется работать с тем, что есть. С потрескавшейся штукатуркой на стенах, голым бетоном и бесчисленными родственниками нового не способного молчать друга. Наверное, как-то так действуют мошенники: забалтывают жертву до неспособности воспринимать чужую речь, а после пользуются моментом. Это исключительно ее карма: Флетчер благоразумно решает свалить. Ему слушать про перестановку мебели и цвет краски для стен в приватах не по статусу.
Перед отъездом Томас подзывает к себе, и Ло разворачивается прямо у самой лестницы, которая вблизи и правда выглядит так, словно свернуть шею, поднимаясь по ней, проще, чем назвать свое имя, будучи пьяным. Ее бы заменить в будущем. Сломанные шеи клиентов и шлюх им ни к чему. Подходит ближе послушной псиной — воплощение сосредоточенности: отданные команды отлично корректируют поведение. Чувствует теплоту дыхания на своей коже, подаваясь к нему ближе в ответ. Алонсо стоит в стороне, но наверняка напрягает слух: такие прожженные плуты знают толк в любой информации, даже если та кажется незначительной. Флетчер просит быть хорошей девочкой и придумать название без змеиных ноток. Ло улыбается отработано мягко и кивает: сама говорит не так много — благо ее новый коллега болтает за троих.
— Все будет сделано, — отвечает и кокетливо дергается, когда Флетчер отпускает от себя шлепком по заднице. Маска равнодушной куклы трескается на несколько мгновений, но возвращается на лицо быстро, точно была лишь игрой воображения внимательного наблюдателя. Ей не привыкать играть в театре одного актера. Молния на платье на мгновение плотнее вжимается в кожу. Ло легко поворачивает голову и бросает взгляд в спину уходящему боссу. Алонсо смотрит будто с каким-то недовольным подозрением, или ей только кажется. По крайней мере, когда они продолжают осмотр, он пиздит, как ни в чем не бывало. Томас просил не цапаться. Ло даже улыбается одной из дурацких шуток, толкая двери в комнаты, мимо которых проходит, чтобы для начала поверхностно оценить уровень пиздеца.
— Да, ремонт не ахти, но приглушенный свет и голые сиськи сгладят впечатление. Что думаешь, белла? — наклоняется к ней со спины и шепчет почти на ухо. Ло хмыкает. Привычно прикидывает, насколько может быть выгодным раздвинуть ноги в свете их дальнейшего сотрудничества — это даже не потребует каких-то серьезных эмоциональных и физических затрат, но все упирается в банальное нежелание. Кажется, может себе позволить. Выбирать все-таки приятно, и она игнорирует низкий тон и чужую близость.
— Можно просто задрапировать стены тканью. Чем-то дешевым. Это будет быстрее, — рассуждает вслух, тут же прикидывая, что тогда придется обойтись без свечей: бесконечность пожарных лестниц не повод устраивать пожар. Мягко кладет пальцы на руку Алонсо, которую тот устраивает на плече, но убирает бескомпромиссно. Сейчас ему хватит вида на оголенные лопатки, ямки на пояснице и плотно обтянутый зад. — Как в идиотских будуарах, — усмехается, проходя дальше. Даже здесь пытается создать дешевую подделку уюта, насколько хватает их бюджета, естественно, ограниченного.
Каблук застревает в прогнившей доске. Ло смотрит на пол с каким-то заторможенным удивлением, словно не понимает, как такое может выйти. Алонсо суетится, мешается испанские слова с английскими, помогает вытащить туфлю. — Я уже нашел ребят. Скоро приедут. Тут подколотят, там подкрасят. Внизу тоже кое-где надо заменить половицы. Но это мелочи. Они быстро управятся, — рассказывает, ступая теперь перед ней, точно тут ничерта не мелочи и в любой момент есть риски добраться до первого этажа экспрессом. На самом деле ведет куда-то в тупик коридора. — А вот подсобка, как просили, — распахивает перед ней дверь с витиеватым жестом, подходящим разве что вельможам из фильмов про вычурную старину. Но Ло такие манеры иррационально нравятся. Есть в них что-то забавное, пусть внешне не показывает своей благосклонности. — Это все просто не успели выкинуть, но место удачное.
Подсобка и правда оказывается подсобкой. Заваленное каким-то хламом небольшое помещение. Но там находится стол под грудой коробок с какими-то тряпками, видимо, оставшимися от художников. Тот заляпан краской, но в целом выглядит добротно. Если все разгрести, будет где развернуться. А в угол поставить лежанку Марго.
— Думаю, сюда нужен диван. Устроишь? — спрашивает, проводя по столешнице пальцем. На коже остается толстый слой пыли. Ло растирает его между пальцами, а рядом с ней улыбается Алонсо. По сути ее вопрос даже не был вопросом. Знает, что устроит. Ради этого и был нанят.
Весь последующий день проходит в хаосе, отчего голова болит еще сильнее. Сидя снова за тем же столиком, но уже без отстойного мохито, перепроверяют список дел. Там же знакомится с сестрой Алонсо, приехавшей по звонку. Имя у той крайне заковыристое — Мелестина, просящая называть себя Мел, хотя учитывая, что брата у нее зовут Джерман, Ло решает не копаться глубже в семейных традициях этой четы. И без того знает куда больше об их повседневной жизни, чем хотела, понимая, что от приглашения на ужин отказываться никак нельзя — максимум отсрочить неизбежное. Не то чтобы Алонсо можно было удержать от рассказов о своих детях, кузенах и бывших женах. Ло путается в хитросплетениях генеалогического древа и курит, пока Мел рассказывает, кого нашла, составляя краткое резюме. Судя по глубине декольте и шортах, открывающих половину задницы, Мел как раз могла бы быть той кузиной, способной сосать члены в грязном сортире, но братец метит ее куда повыше. Ло пока никого никуда не метит и продолжает присматриваться, играясь с кандидатками в подобие тиндера: свайп в нужную сторону в зависимости от вердикта. Потом приходят горе-ремонтники, предпочитающие громко разговаривать между собой на испанском и постоянно переругиваться. Потом привозят мебель. Потом приезжает Флетчер, и Ло с искренним удовольствием садится к нему в машину, потирая ладонью шею.
— Это ебанная дыра, но потенциал есть, — тихо отвечает, прикрывая глаза. Голова кружится: в последний раз ела в каком-то местном ресторане, куда потащил Джерман, больше трех часов назад. За окном проносятся смазанные огни придорожных фонарей. Не спрашивает, куда он ее везет. Прислоняется виском к стеклу — то кажется успокаивающе прохладным. Весь день проторчала в обтягивающем платье, и теперь хочется вылезти из него поскорее. — И теперь я знаю, как зовут всех его детей. И бывших. Но дело он свое знает, тут не спорю, — для комментария личности Алонсо выходит слишком сухо. Впрочем, как и для жалобы. Да и не жалуется: с Флетчера бы сталось найти ей в напарники кого-то более невыносимого. Бизнес всегда важнее.
В номере первым делом снимает туфли, блаженно чувствуя ровным пол под стопами. Перекатывается с пятки на носок. Ее небольшой чемодан уже стоит у стены. Распускает волосы, сбрасывая шпильки на кофейный столик. Туда же потом складывает ноги, садясь в кресло и открывая переписку с Джесси. Из ванной слышится шум воды. Раздеваться, как было хотелось, ленно. Одной рукой Ло массирует кожу головы, зарываясь пальцами в крупные кудри, а другой листает предложенные варианты и читает комментарии. Где-то между встречаются фотки Марго: явно счастливой и явно в новом наряде. Ласково улыбается, пользуясь тем, что ее некому видеть.
Ощущение расслабленности пропадает, едва Томас выходит из душа. Ло напрягается практически неосознанно: им уже, кажется, нечего делить. Все роли розданы и разучены, но ей по-прежнему тревожно оставаться с ним наедине. Это фоновое ощущение, легкая напряженность, вибрирующая внутри костей. Закрывает чат без ответа: надо смотреть внимательнее, а сейчас нет ни сил, ни желания. Рокки ластится, и она чешет за ухом. Отложив телефон, обеими руками начесывает холеные собачьи бока, после переходя на пузо. И попутно наблюдает за фигурой Томаса, пока тот курит на балконе и с кем-то разговаривает по телефону. Мелком успела увидеть синяки по телу, пока проходил мимо, еще не надев футболку. Спрашивать больше о них не собирается, но не значит, что любопытство пропадает. Впрочем, при его роде деятельности травмы скорее правило, чем исключение.
Без костюма и идеально уложенных волос выглядит слишком человечным, и Ло поджимает губы. А после их облизывает. Можно было бы уйти в душ, чтобы смыть хотя бы часть усталости этого чокнутого дня. Можно было бы уйти в душ, чтобы не сидеть с ним лицом к лицу, но остается. Рокки, решив, что нежностей с него достаточно, разваливается рядом с диваном.
— Ага. Пока с собой. Дальше как пойдет. Буду начинать день с просмотра мультиков на Диснее, — усмехается, но мягко, практически любя. Дилан действительно может считаться идиотом по медицинским меркам, но если кому и может доверять в этом городе, то ему. Правда заключается в том, что оставаться в Сан-Диего среди множества малознакомых людей, даже таких показательно приветливых, как Алонсо, ей боязно. С Диланом рядом будет спокойнее, хотя страх свой привычно старается не показывать.
— Зато есть шанс проверить, насколько это можно пить, — встает, чтобы посмотреть на этикетку текилы, найденную Томасом в глубинах бара. Этикетка и правда один в один. Ей не нравится крепкий алкоголь сам по себе, но сейчас наливает в стопку и пьет залпом, заглатывая, как змея. Текила обжигает, и Ло, прикрыв рот, кашляет. Коктейлями опьянение приходит медленнее. Флетчер же с чем-то разводит. Они будто меняются ролями в такой мелочи, и она наливает себе еще. Это лучше, чем обезбол, лежащий в сумочке и добытый Барри. На него можно подсесть, а наркотической зависимости страшится давно и прочно. — Мне больше нравится Сан-Франциско, — кратко замечает, снова выпивая. Становится теплее и как-то спокойнее. Прикрывает глаза. К текиле не хватает соли. Да, если бы могла решать, выбрала бы Сан-Франциско. Там было хорошо.
Ей не нужно смотреть на Флетчера, когда тот говорит про какую-то важную шишку, которому необходимо устроить особенный прием, чтобы представить, как выглядит его лицо в этот момент. Лед из взгляда можно скидывать в стакан с алкоголем. Растягивающиеся в жесткой ухмылке губы физически не способны произнести нежность. Наверное, ему потому и идут костюмы, что он весь состоит из острых углов. Четкость кроя пиджаков и стрелки на брюках только подчеркивают эту остроту. В ее голове он одет именно в костюм, когда невозмутимо намекает на то, что ей снова придется продаваться. Нет никакой разницы, что говорил раньше. Нет никакой разницы, за что продаваться: деньги или бонусы для бизнеса. Шлюха всегда остается шлюхой. Это ее зона комфорта. Ло ставит рядом с бутылкой пустую стопку и подходит к нему ближе. Опускается на колени перед диваном.
Он смотрит на нее будто испытующе. Задает свои глупые вопросы, как если бы не знал ответа. Сам себе противоречит. Говорит, что не шлюха, но чуть ли не приказывает облизывать человека, которого она даже ни разу не видела. Спрашивает, кто она такая. Ло иногда задает себе тот же вопрос, когда в очередной раз не может улыбнуться без попытки оценить, какую именно улыбку стоит выдать. Перехватывает одну его руку, раскрывает ладонь и укладывает себе на щеку. Трется о нее, имитируя ласку. Улыбается мягко, точно хочет нежно пожурить за очередную произнесенную глупость. Разве могут у него еще возникать вопросы после той ночи на скотобойне? Разве могут вопросы возникать у нее?
— Я твоя собственность, — отвечает хрипло. Перехватывает губами его большой палец. Тот скрывается во рту. Мягко прикусывает зубами, чтобы удержать. Обводит языком. Облизывает. Скользит губами до перемычки между указательным и большим, пропуская палец в рот глубже. Выпускает изо рта, продолжая. — Скажи, кому, и я устрою особое отношение. Чтобы этот важный человек был удовлетворен, —  это не сложно, когда занимался подобным половину жизни. Это не сложно, если так говорит поступать он.
[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]

Отредактировано Rebecca Moreau (2022-08-04 21:58:09)

Пальцы сжимаются на скулах так, словно хочет проделать дыры и через них просунуть фаланги в рот. Ло замирает в ожидании, смотря ему в глаза. Момент тянется огромным пузырем из жвачки: в любой момент лопнет, замызгав половину лица. В какой-то из существующих реальностей небрежно отталкивает ее от себя, чтобы ударилась поясницей о столик позади — так выкидывают надоевшие игрушки. В той реальности, где они существуют, Томас разглядывает так, словно стремится увидеть что-то еще. Словно у нее есть потайное дно, куда необходимо засунуть нос для большей уверенности. Это иронично: Ло едва ли блефует и даже не думает лгать. Иногда нужно просто принимать истину, не пытаясь с ней воевать. Не пытаясь разбираться и в первопричинах. Выдох срывается с приоткрытых губ, задевая его кожу. Флетчер рассматривает лицо, как еще вчера, в Сакраменто, когда искал следы наркотических приходов. И тянет на себя, опрокинув остатки алкогольной мешанины внутрь. Ло седлает его колени, и подол платья пошло задирается выше, оголяя бедра. Ногтями легко царапает ему грудь через футболку. Где-то там бьется сердце. Чувствует его под линией жизни на ладони. Странное ощущение. Всегда было проще представлять, что вместо сердца у него кусок льда, осколки которого кто-то засунул потом в радужку.
Называет ее “сукой”. Ло слышит в этой фразе “моя”. Хроническая ненужность разбивается под ребрами давними вбитыми в кости привычками, но все равно не двигается резко, чтобы не спугнуть момент. Томаса сложно просчитывать, и тревожность только усиливается, пока палец вдаливается в губы, словно хочет проткнуть и их. Он не дает ей еще раз подтвердить верность сказанных слов, затыкая. Ло послушно давится буквами. А потом давится и воздухом, когда подается навстречу нападающим на нее губам. Ощущение близости бьет на нервным синапсам наотмашь. Закрывает глаза, наконец, получая возможность не думать. Его язык скользит по шее, и по оголенной спине сползают мурашки, которые он после смахнет прикосновением ладоней. Цепляется за его плечи, чтобы не потерять равновесие, и ногти впиваются чуть сильнее положенного. Томас не клиент. Томас не платит. Эти факты ложатся арматурой в бетонный фундамент желания. Ло забывается в спутанности момента, помогая стащить с себя верхнюю часть платья: рукава слишком плотно прилегают к коже, и выходит немного неловко от спешности. Компенсирует это тем, что вылизывает острый угол нижней челюсти, рискуя располосовать себе язык — был бы как у змеи. Но это того стоит. Придвигается ближе, откровенно проходясь задницей по выпирающему стояку. Под ладонями оголенный торс. Темнеющие острова гематом, чье происхождение так и не знает. Давит на них, когда гладит. Бездумно, из полузабытой привычки. В ее понимании боль — это что-то правильное.
— Для тебя, — сорванным шепотом повторяет, открывая глаза. У Томаса пьяный взгляд, и будто видит такой впервые. Очередная открытая грань, слепящая зрачки. Те у них обоих, кажется, расширены, и Ло развратно стонет, когда опускается на его член. Платье мешается на талии, но ей пока важнее огладить ладонями скулы, чтобы, задержав голову, прижаться в очередном поцелуе. Подкладывает под других, но не платит сам. Ло крадет из этого немного для себя под излюбленной аксиомой невозможности веры в искренность шлюхи. Поводок на шее затягивается буквально. Цепочки врезаются в глотку, а он только наматывает и тянет сильнее, вынуждая наклоняться ниже. Это заводит, побуждая двигать задом быстрее и без его понуканий. Уже впаивается в него взглядом. Откровенно и немного пьяно. Действует то ли текила, то ли расплывающееся по мышцам и внутренностям наслаждение. Секс помогает уменьшить головную боль, отвлечься от усталости и постоянного бега по замкнутому кругу. Скользит руками ниже, упираясь ладонями ему в грудь. Вдавливает ногти, чуть царапая. Прогибается в пояснице и откидывает голову назад, стараясь не упустить пойманный ритм. Его руки везде и нигде одновременно. От последнего обидно: хочется большего, но чего именно, сформулировать не возьмется. Это и не нужно.
Нависает над ним, снова целуя. Так затыкают рот, чтобы заглушить стоны. Пропихивает пальцы между их телами, и кольца царапают кожу. Браслеты болтаются по запястью, пока размашисто дрочит себе. Хуй знает вписывается ли это в концепт их отношений, но ей наплевать. Облизывает мочку его уха, кончая. После оргазма в хаотической пульсации момента насаживается на него совершенно безумно, чтобы полнее ощутить глубину. Еще и еще, садясь так низко, точно стремится спаяться с бедрами. И замирает на пике, когда кончает и он. На несколько мгновений утыкается куда-то в шею, восстанавливая сбитое дыхание. Смазанно лижет кожу, прежде чем подняться. Но все равно продолжает сидеть сверху, даже когда Томас под ней приподнимается выше. Двигаться лень.
Проводит ладонью по волосам, убирая взмокшие пряди со лба. Между ними душно, влажно и пахнет сексом. Рокки смотрит с интересом, втягивая воздух мощным носом. Ло тихонько смеется над комментарием, прикрывая рот пальцами. Те в смазке, и облизывает их, ощущая знакомую горечь. Специально не рисуется, но инстинктивно действует развратно. Это как заводские установки, работающие по умолчанию без ее непосредственного участия.
Томас тянется за сигаретами, и она пытается украсть одну для себя, но получает по рукам. Секундное замешательство, чтобы наклониться к его пальцам, затягиваясь с них в странной интимности действия. Никотин добавляется к алкоголю, и Ло в краткости момента чувствует умиротворение. То рассыпается быстро, со звонким шлепком по заднице. Все равно продолжает на нем сидеть, а он вроде и не гонит. Только задает вопрос, на который у нее на лбу залегает легкая морщинка. Снова наклоняется к нему, еще раз затянувшись.
— Было время, когда часто туда моталась. С человеком, который был мне дорог. Там много приятных воспоминаний, — отвечает по итогу, но, пожалуй, искреннее, чем в большинство разговоров с ним. Размякает от усталости. Период ненависти к Мейсу сменяется лиричной ностальгией, и думает о том, что меньше чем через неделю у него было бы день рождения, которое привычно отмечает поездкой в Сан-Франциско, потому что не знает ни точной даты смерти, ни место захоронения, если таковое вообще существует. Правда, с новым клубом вряд ли сможет выбраться до смотровой площадки с видом на Алькатрас, хотя… 
Флетчер все-таки встает. На подбородке тает прикосновением его пальцев, и Ло теперь вытаскивает из пачки полноценную сигарету для себя. Затягивается, растекаясь лопатками по спинке дивана. Ей стоит сходить в душ. Ей стоит поесть и поспать. Но пока только докуривает сигарету, скидывая пепел в пустой стакан, оставленный Томасом, чтобы не тянуться до пепельницы. Голову точно набили ватой, и по сути просто смывает с себя пот, не размениваясь на что-то большее, когда идет в спальню. Наверное, стоит лечь на диване. Наверное, есть вещи, которые не нужно смешивать, но ложится на свободную половину кровати, где он уже вовсю дрыхнет, даже не просыпаясь, когда матрас прогибается под еще одним телом. Ло не видит смысла анализировать это на предмет силы доверия, а потому просто обнимает подушку, прижимая и обхватывая, и засыпает быстро и без сновидений.
Утро встречает сонной смазанностью воспоминаний и кем-то еще рядом. Ло трет так и не смытый макияж на лице, быстро узнавая льдистость взгляда. Где-то в соседней комнате надрывается глухим лаем Рокки. Отлипает от подушки, садясь и начиная распутывать волосы, на затылке, как обычно, перепутавшиеся с застежками цепочек. Сцена выходит странно спокойной, и даже тревожность будто еще не успевает проснуться. После этого утра проходит месяц, но оно почему-то застревает в памяти, как бы ни старалась выбросить из головы.
В “Рохо” шумно, душно и пьяно. Долбит ебучая электронщина. В неоновых огнях, расчерчивающих пространство бывшей заброшки, преобладают красные тона, чтобы оправдать название. Ло цедит минералку у бара, и поправляет высокий воротник платья. То вообще больше похоже на водолазный костюм, облепляющий второй коже. На самом деле так скрывает уже начинающие зеленеть синяки, покрывающие шею и запястья, — результат не самой удачной игры в изнасилование с Векслером. Чтобы не было лишних вопросов. Алонсо и без того слишком пристально и неприлично рассматривал корку разъебанной кожи с правой стороны губы, словно думая, как лучше сформулировать вопрос, который, впрочем, так и не задал, столкнувшись со льдом взгляда. Рана до сих пор выглядела воспаленной, с алыми краями, чесалась, а корка пару раз оказывалась оторванной и грозила со временем превратиться в полноценный шрам. После того, как собственноручно вытащила наложенные милым врачом в отделении скорой помощи швы, руки так и тянулись усугубить положение. Словно визуальный дефект мог скинуть цифры на ценнике, который решит нарисовать Флетчер в любой момент. Впрочем, теперь была честна с окружающим миром: хоть что-то демонстрировало надлом, разрастающийся внутри.
Еще внутри разрасталась новая жизнь, и это пугающее ощущение. Пугающее тем, что, несмотря на так и не окончившиеся разборки с Роем касательно судьбы набора клеток в ее матке, ей иррационально хочется ребенка сохранить. Вне зависимости от того, что решит для себя он. Чем сильнее хочется, тем страшнее звучали слова докторши, озвученные на приеме. Анемия. Гипертонус матки. Необходим покой, полноценное питание, режим и отсутствие стресса. Ее отсутствие стресса смотрит безумным взглядом Мелестины, которая резко хватает за руку, грубо вырывая из мыслей, и тащит куда-то за собой, ничего не поясняя. Это Ло не нравится, но она идет следом. Мысли о беременности отходят на дальний план: все равно не знает, что с той делать, а потому решает подумать позже.
В тесном и грязном сортире пахнет блевотиной и кровью. А еще вот-вот грозящей начаться истерикой. Судя по всему, здесь никто нихуя не знает, что делать, и на мгновение Ло просто хочется развернуться и выйти. Потом ей хочется добавить пару резаных ран и двум дурам на полу, и бесполезной Мел, которая ничего не придумывает, кроме как пихнуть истекающей кровью шлюхе в руки бутылку. Та, конечно, пьет. Ло закатывает глаза.
— Возьми себя в руки, — отвешивает легкий подзатыльник Мелестине. Голос звучит жестко и разочарованно. Раздражение, вызванное гормонами, подливает масло в огонь мыслей: застревает с тупоголовыми курицами, которые от малейшего стресса впадают в кататонию. Как дожили до своих лет? — Потом уберетесь. Закрой тут все. И приведи мне Диего, — раздает приказы легко: в ней нет жалости к тем, кто не пытается использовать мозги. Присаживается на корточки рядом с воющей от боли девчонкой. Каталина размазывает по разбитому ебалу кровь и сопли. Ее тупая подружка с библейским именем Мария вазюкается с блевотиной на полу. Картина и в общем выглядит поистине библейской.
— Ло, я не виновата. Он сам. Я не знала. Он просто. Я думала наркоту толкнуть, я не хотела… — что-то бормочет девчонка, едва видит перед собой Ло. И вжимается в стену так, словно та приходит добить.
— Об этом потом поговорим. Давай я сначала посмотрю, зайка, — говорит ласково, осторожно подхватывая подбородок избитой девчонки, перехватывая ее взгляд. Ей нужно, чтобы та успокоилась. И хоть немного пришла в себя. У нее нет желания и сил разбираться еще и с истериками.
— Он наркоту забрал. Я не хотела отдавать. Он выхватил. Ебанутый. Я не думала, что так выйдет, правда, Ло, — Каталина смотрит с паникой во взгляде, накрывая рукав платья перепачканными в крови пальцами. Платье жалко. Пожалуй, больше, чем девку, пусть и продолжает себя вести с той ласково.
— Все будет хорошо, останешься красавицей, — улыбается, когда больше тревожит бедро. Кровищи дохера, и Ло отодвигает руку с тряпкой, чтобы оценить ущерб. Глубоко, но, кажется, артерия не задета, и это единственное хорошее на этот день. — Потерпи, ладно, котик? — гладит трясущуюся девчонку по голове. Ее подружку же одаривает подзатыльником. Куда более мощным, чем выданным для Мел.
— Тебя в уборщицы перевести? — жестко дергает за руку, вздергивая вверх. Мария смотрит испуганными обдолбанными глазами. На ладонях следы порезов, оставленных самой Ло: эта идиотка стабильно и нещадно тупила, но зато была отличным примером для остальных. Информация запоминается лучше, если преподносить ту наглядно. — Если она тут от кровопотери умрет, я тебя распотрошу, ты поняла? — чеканит слова той на ухо, выдергивая из коротких шорт тонкий пояс. Херня, но сойдет. Накладывает жгут прямо поверх окровавленной раны. С той лучше возиться врачу, и Ло благоразумно не лезет, чтобы не сделать хуже.
— Там мекс, с пушкой… — говорит Диего, выполняющий роль кого-то вроде главного в смене, но замолкает, обнаруживая на полу окровавленную девку. Вторая же стоит, обхватив себя руками, и просто трясется. Бутылка с бухлом одиноко стоит на полу.
— Я заметила, котенок, — в том, как звучит прозвище, нет ни капли ласки. Ло смотрит строго, точно учительница, недовольная результатами контрольной. Тычет в Каталину. — Ее в комнату, любую свободную. Но осторожно, чтобы внимания не привлекать и не добить. И эту дуру с собой возьми, — теперь тычет в Марию, которую тут же хватает за волосы. — За подругу отвечаешь головой. Дай ей там чего немного, чем сама обдолбалась, — дергает окровавленными пальцами, чтобы дать понять, что все свободны. Проверит их позже.
Сама же, едва сполоснув руки, поднимается на второй этаж в поисках Алонсо. Учитывая имеющийся опыт, отлично знает, где того искать, а потому, дойдя до нужной комнаты, стучится в дверь ногой. Настойчиво и монотонно, пока из приоткрывшейся щели не выглядывает башка ее правой руки с растрепанными волосами.
— Что… — он только начинает говорить, но Ло решительно толкает дверь, проходя в комнату. На кровати лижутся обдолбанные девки, кажется, не особенно понимающие, что происходит. — Что случилось? — уже более осознанно спрашивает Алонсо. Он быстро схватывает и неплохо чует расклад, при котором Адамс вряд ли бы стала мешать трахать шлюх исключительно из желания поболтать или ревности.
— Каталину порезал мекс. Охрана упустила. Кажется, спиздил наркоту. Кончишь позже, — звучит двусмысленно, но и она окидывает взглядом его обнаженное тело со все еще стоящим членом с натянутым на него гондоном чуть более выразительным, чем привычная апатия. — Срочно вызови врача и узнай у охраны, какого хера они упустили одного единственного торчка. Мне нужно позвонить, — на этом покидает комнату. Девки на кровати продолжают сосаться, как ни в чем не бывало, заодно начиная друг другу дрочить. Бордельная идиллия во всей красе.
В кабинете спокойнее и тише. Марго поднимает голову из своего угла и зевает, смотря на хозяйку вопросительно, точно в надежде, что могут сегодня уехать домой пораньше. Ло улыбается болонке, но не чешет за ушком на всякий случай, чтобы не испачкать белоснежную шерсть. Сейчас бы выпить, но в идиотской вероятности материнства ограничивает употребление алкоголя. Цепко хватает телефон. Плевать на время — звонит Флетчеру, а не шлет уже давно ставшие привычными сообщение в чате. Он просил сообщать о всем, и это не то дерьмо, в котором стоит копаться самостоятельно. По крайней мере надеется, что за этот проеб не станет везти снова на скотобойню. Как минимум потому, что та достаточно далеко от Сан-Диего.
— Мекс порезал девку, украл наркоту и наебал охрану, — выпаливает без приветствий и лишних размусоливаний. Формулировки просты и четки. Тем временем садится на диван. Потирает ладонью ноющие синяки на шее прямо сквозь воротник. Режим и отсутствие стресса буквально то, что характеризует ее род деятельности.

[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]

Отредактировано Rebecca Moreau (2022-08-05 23:34:58)

То, что Ло некомфортно, заметно лишь по тому, как крутит на пальцах кольца. Камнями внутрь ладони, и особо памятливые девки напрягаются: так делает, прежде чем ударить. Есть несколько перстней крупных, с камнями, и от них иногда трескается кожа после пощечин. Камнями наружу. Ее волнуют не сколько выебывающиеся латиносы, сколько злость Флетчера. Тот сочится ею, как истекают кровью забитые плетьми рабы, и для ее обостренной эмпатии это тревожный звоночек. Алонсо привычно много пиздит, играя в доктора и бинтуя Каталину. Рядом с подругой сидит Мария и держит ту за руку, периодически бросая напуганные взгляды на всех присутствующих. Кажется, даже ее проебанный на мете мозг умудряется запомнить ту часть про потрошение. На самом-то деле в случае косяка максимум освежует, но девка едва ли поймет суть разницы этих процессов.
Томас внешне существенно отличается от всех присутствующих, и только в этом чувствуется властность. Она как клеймо демонстрируется запонками и зажимом для галстука. Запакованный в такой знакомый костюм, он вызывает подсознательное желание подчиниться. Без идиотских гавайских рубах расцветок цветокоррекции торчка под лсд выглядит собой. В таком сложнее искать человечность, и ей от этого проще, но одновременно сложнее довериться. Наверное, так работает с Рокки незримость авторитета. Ло оставляет пальцы в покое и мягко перебирает пальцами цепочки. Проходится пальцами по кулону с ангелом, который не снимает даже на ночь. Стоит чуть в стороне, наблюдая, но готовая по первой команде либо нападать, либо сесть у ноги, послушно завиляв хвостом. От его крика, разносящегося по комнате, все внутри сжимается иррациональным предчувствием удара. С детства плохо реагирует на громкую ругань: хуже соображает, больше думая о том, как бы так извернуться, чтобы перестали кричать. Сейчас проще, и взгляд откровенно не стекленеет, но все равно не может избавиться от неприятных воспоминаний.
Облизывает губу, намеренно проходясь кончиком языка по шраму. Новая привычка, закрепляющаяся во рту привкусом сукровицы. Солоно — хоть запивай текилой. Ло в последние дни пьет минералку и даже пытается питаться нормально. Сейчас же выходит за почти что траурной процессией в коридоре, приказывая Марии сидеть в комнате. Нехрен шататься и разносить сплетни — те разлетаются и без ее участия воздушно-капельным путем, как хитровыебанная зараза.
— Разберусь, пока вас не будет, — тихо комментирует Ло, воспринимая слова, как приказы, а приказы, как призыв к действию. Ей в принципе ничего не остается, кроме как согласиться и не повторять таких же ошибок. Оправдания для тех, кто не способен контролировать ситуацию. Ло контроль пытается удерживать, даже если у этих обдолбанных идиоток проблемы с обучаемостью. И правда: на какую ни глянь, каждая носит клеймо шрамов на кистях. Пара особенно альтернативно одаренных доходят до тонких отметин вдоль линии роста волос. Если сейчас не поймут, то уже не поймут. Увы, инстинкт самосохранения в этой дыре безнадежно проебан не только у нее. Но Томасу на это плевать. Томасу нужны результаты, прибыль и открытый сортир. Он по-прежнему недоволен, и претензии сыпятся, как из рога изобилия. Ло улыбается на прощание, и корка на шраме снова трескается. Сковыривает ее одним резким движением ногтя, пока идет в сторону туалетов. Выступившая кровь по цвету сливается с помадой — слизывает языком.
— Да все, и так сойдет. Пусть уже дальше тут трахаются, — дает отмашку уборщице, оценивающе смотря на проделанную работу. Мало-мальски убрали кровь с блевотиной, а остальное будет не по глазам вечно угашенным посетителям. Снова моет руки, но уже гораздо медленнее и вдумчивее. Снова кружится голова, и ей бы сейчас присесть, но вместо этого прикидывает, что за проебанный товар Каталине нужно будет еще накрутить долга в тройную стоимость. Это может отрезвить и остальных сильнее, чем потенциальная смерть. Они тут пиздец мало чего боятся. Мозгов не хватает оценить глубины хуйни, которая может случиться. 
Когда поднимается наверх, в комнате с Марией уже сидит парочка шлюх, словно они сюда телепортировались. Те жмутся в кучку стайкой перепуганный цыплят — мало тянут на куриц, как любит называть шлюх Флетчер. Ло садится к ним на кровать и мягко улыбается, по-матерински. Ей кристаллически поебать на их психологическое состояние: как человек, переживший некоторое дерьмо, испытывает периодические приступы эгоцентрического непонимания, почему остальные не могут просто перестать разводить сопли. Но сейчас явно время пряника, и Ло гладит Марию по голове. Та шмыгает носом.
— Она же выживет? — робко спрашивает, но с какой-то по-наивному детской надеждой в глазах. Две других шлюхи смотрят так же. Ебучая группа детского сада, волнующиеся из-за того, что увидели бродячую собаку, хромающую на одну лапу.
— Конечно, зайка, но ты же понимаешь, что этого бы не было, будь она внимательнее? — мягко спрашивает, и хрипотца голоса кажется интимной, понимающей. Мария вся будто подскакивает на месте и отвечает слишком эмоционально, почти истерично. Громкие звуки раздражают, но Ло продолжает сочувствующе слушать.
— Да я говорила ей, что это хуевая идея. Чувак выглядел реально отбитым, но она сказала, что у нее какой-то там брат жены primo или типа того из этих, из сальвадорцев, и ваще нихуя не случится. В сортир его увела, чтобы никто не мешал. Я туда чисто поссать зашла за ней, а он ее ебанул и свалил с товаром. Я пиздец пересралась, столько кровищи, — начинает откровенно дрожать, и подружки обнимают ее крепче. История вряд ли бы удостоилась Оскара за оригинальный сценарий, но Ло цепляется за один факт.
— Значит, у Каталины есть знакомые, среди этих ребят? — спрашивает будто бы между делом. Так ненавязчиво сплетничают девки между собой, пока красят глаза перед сменой, толпясь вокруг зеркала.
— Ну да, — отвечает Мария. — Да тут у всех так или иначе есть знакомые оттуда. Или родня через три пизды колено. Здесь мы все жопа к жопе, чтобы ебучие узкоглазые не лезли, куда не надо, — презрительно морщится, упоминая местную диаспору вьетнамцев. На этих представителей мирового интернационала Ло поебать, а вот первая часть оказывается интереснее.
— У меня брат из них… — внезапно подает голос Луиза: она сидит тоже плотно, и потому всегда выглядит так, словно ловит очередной галлюциногенный приход прямо во время разговора. — Он меня чуть не грохнул, когда узнал, что я тут работаю. Но я отказалась уходить. В прошлой шараге, где работала, было херовее, — кратко говорит, а после снова будто отключается от реальности, устав говорить.
— А кого из этих еще тут видели? — цепко вглядывается в глаза. По расширенным зрачкам нихуя не понять, но все равно давит одно только пристальностью.
— Они мелькают иногда, — будто нехотя признается Мария, но явно опасаясь того, что может прилететь за неожиданное признание. Их и до этого просили немедленно говорить о любых подозрительных рожах, какие заметят, но хуй пойми из каких высоких соображений решили играть в партизанов. Для нее они все на одно лицо: еще не успела привыкнуть к латиноамериканским рожам настолько, чтобы считывать нюансы национальной принадлежности. Ло чувствует острый приступ наказать за тупость, но вместо этого улыбается, как бы показывая, что ничего не будет, если все расскажет, как есть. Вообще будет, но позже. Соберет их всех вместе и напомнит, почему нельзя небрежно относиться к тем, кто любезно предоставляет работу и проверенный товар. — Но с ними раньше не было проблем. Просто тусили со всеми, иногда покупали, иногда кого трахали. Ты говорила про подозрительных, а они как все были, — спешно выплевывает Мария. Хуанита кивает, как китайский болванчик, будто башка вот-вот отвалится.
— Сейчас еще кто тут есть? — уже строже спрашивает. Хуанита снова кивает. Ло встает. — Хорошо, котик, пойдем со мной. Покажешь, кто там из этих парней, — цепко хватает девку за руку. Низ живота отзывается тянущей болью, но это уже привычное явление. Все из-за ебучего стресса. Ло, естественно, не идет в свой кабинет, а спускается вниз. Хуанита тычет в какого-то типа у бара в разодранной майке. Ло хватает еще одну рядом болтающуюся шлюху и задает вопросы и ей, шепча на самое ухо из-за громкой музыки. Местное радио, волна обдолбанных проституток работает качественно. За компанию подключает к работе еще и Мелестину, выдавая той в помощь хмурого типа из охраны. Пару особо подозрительных выводят сразу. Еще за парой просто мутных приказано следить, чтобы позже так же аккуратно выгнать по малейшему предлогу.
Ло возвращается в кабинет, садясь на диван и прижимая ладонь к низу живота. Марго подходит к ней, ласково трется о ноги, а после привстает на задние лапы, просясь на руки. У нее горячий и шершавый язык, которым вылизывает пальцы, и даже тихо и коротко тявкает, словно призывая все бросить и пойти домой спать. — Потерпи, зайчик, скоро пойдем, — на самом деле откровенная ложь. Все закручивается слишком лихо и патологически проблемно. Ло трет шею, забирается пальцами под воротник платья, расчесывая гематомы. Ей нужно немного посидеть, прежде чем вернуться в гущу событий. Совсем немного.
— У одной девки брат оттуда. Говорит, сильно недоволен был, когда узнал, где работает. И она не одна такая, с родственниками. Несколько человек выпроводили, но в остальном спокойно. Девочки говорят, что они периодически тут появляются, но до сегодня вели себя нормально, — отчитывается, стоит вернуться Флетчеру с Алонсо. Встречает их внизу, провожая в кабинет: там тише. Запутанность семейных древ свойственна здесь не только последнему. — После смены я еще раз им объясню, что такое внимательность, — косит взгляд на стол, где в верхнем ящике лежит шкатулка. Наливает виски для Флетчера из отдельной — его — бутылки: никакой паленки. — Но мне кажется, стоит уменьшить количество латиносов в охране. тут каждый кому-то сват и брат. Это проблема, — смотрит на Алонсо, но не планирует извиняться. Не он один с большой семьей в этом болоте. — Что с Каталиной?
[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]

Отредактировано Rebecca Moreau (2022-08-10 15:38:37)

Алонсо с ними не идет, ссылаясь на какие-то важные дела. Ло знает его дела: те две обдолбанные новенькие в комнате, которую он в шутку называл своим кабинетом. Подозрительно власть не урывал больше того, что давали, видимо, чтобы хватало времени проводить собеседования. Ло хватало осмотра — Алонсо предпочитал пробовать новый товар в деле: что наркоту, что телок. Местный дегустатор блять. По крайней мере в такие моменты не пиздел под ухом. Треп действует раздражающе — почти так же, как уебищная электронщина в зале. Впрочем, что о первом, что о втором молчит: привычка жаловаться была выбита из системы жизненных координат еще драгоценным папашей.
В кабинете теплый желтый свет, от которого не так режет глаз. После хаоса неона на танцполе он кажется спасением, но Ло все равно жмурится, сонно моргая, пока стоит к Флетчеру спиной, наливая виски. В глаза будто насыпали песка, и в целом устает гораздо быстрее обычного. Синяки на шее снова чешутся, но не хочет их палить. Они не имеют отношения к тому пиздецу, который сейчас происходит, и ей не хочется добавлять лишних тем для обсуждения и проблем. И сплетен: хватило Алонсо с его немыми вопросами во взгляде, когда пялился на разбитое лицо. Впрочем, не то чтобы ожидает от Томаса какой-то особенной реакции: иногда клиенты перебарщивают — обычное дело. С Роем, правда, давно уже личное, но в этом личном черт ногу сломит, а потому лучше не вдаваться в подробности. Облизывает кончик ранки, заходящей на саму губу, и отдает виски Томасу. Сама не пьет — прислоняется задницей к столу, скрещивая руки на груди. Пальцы так и зудят от желания снова поковырять запекшуюся корочку крови.
— Заставлю, — равнодушно дергает плечом. Все эти идиотки с потрохами куплены за количество нанюханной и сожранной ими дряни, а это значит, что стоит встать на задние лапки и показать трюк. В этом проклятом районе все друг другу родственники, и нужно лишь потрясти знакомых, правда, аккуратно [ с последним вопросы: некоторые настолько бесперспективны, что знание о том, где у них находится вагина, уже перегружает мозг ]. Ло знает способы воздействия для самых упертых, хотя предпочла бы начать с более лояльных. Черт знает, куда приведет упертость, когда дело касается аккуратного поиска оборзевшего наркомана. — Правда, не исключаю, что слухи поползут о том, что уебка ищут. Здесь все по щелчку пальцев всем известно, — для красочности образа пальцами и щелкает. Браслеты обиженно звенят. Музыка с танцпола доносится слабо ощутимым ритмом битов по полу: кабинет в самом конце коридора, в тупике. Вдыхает чуть глубже. Ебучая анемия и головокружения.
— Надеюсь, не очередной родственник? — фыркает, но шутка выходит беззубой, без огонька, не дотягивая даже до ощутимого сарказма. Ей немного не до блистания остротами. Смена охраны — тоже ее головная боль. Здесь все ее головная боль, и та действительно давит в затылке, точно откликается на призыв. Флетчер выглядит нервным: тарабанит по подлокотнику. Тук-тук-тук. Ловкие пальцы поднимаются и опускаются, и Ло внезапно хочется подойти и накрыть их ладонью. Сжать. Прижать к потертой обивке, лишь бы перестал так делать: раздражает. Уголок губы дергается, как при тике, или будто пытается оскалиться. Еще он выглядит усталым, и тусклость освещения создает дополнительные тени на лице, похожие на мазки грязи — оттереть бы. Сжимает пальцы на предплечьях крепче.
— За товар она мне тройную цену отработает. Если не могут следить за ним, пусть платят, — в голосе появляется стальная жесткость. Они продолжают вынуждать быть с ними строгой, точно не понимая, что есть другой путь. Но именно поэтому она режет им руки, а не наоборот. Ладони у Ло целые — только с тыльной стороны при ярком освещении до сих пор можно различить неровные контуры ожоговых пятен. Кажется, будто тот пожар был в какой-то другой жизни. В ней Томас поджигал бордель и отчитывал за порезанный рот Тейлор. В этой — сидит на диване в занюханном кабинете и выглядит так, словно ему нужно поспать часов двенадцать подряд. — С Алонсо сочтемся, — тому бы сначала поменьше трахать девок: им еще работать и работать. Даже выставленный процент, который надо платить за еблю, не уменьшает аппетитов.
Атмосфера меняется ощутимо, будто снова щелкает пальцами. Флетчер выбирает новую тему, как песню в музыкальном автомате за четвертак, и Ло облизывает губы, снова задевая языком разбитую кожу. Манит ее к себе, и Ло тут же отлипает от стола, делая несколько шагов. У него цепкий взгляд и не менее цепкие пальцы, растягивающие воротник. Вся шея в синяках, один даже тонкий, обвивающий глотку удавкой: в том месте, где вдавливались цепочки, прежде чем порваться. Вальяжно откидывается на спинку дивана, закуривая, но взгляд по-прежнему острее, чем бритва в шкатулке на столе. Комната наполняется сигаретным дымом и напряжением. Она не может ему врать: не когда так смотрит в ленивом ожидании. И не готова сказать всю правду: про беременность уж точно. Не когда сама не уверена точно, что делать с ребенком. Не когда не уверена в реакции босса. Застревает где-то посередине, закатывая рукава платья, сдвигая браслеты выше к локтю. Смещает фокус, как иллюзионист, когда притаскивает на сцену полуголую помощницу.
— Это в некотором роде случайность, — отвечает отрешенно, сама рассматривая синяки на руках вместо того, чтобы смотреть в глаза Томасу. Его реакцию просчитать сложно, а оттого нервная система искрит. Знакомое и такое правильное ощущение. Будто возвращаешься домой после тяжелого дня. — Векслер хотел грубее. Все немного вышло из-под контроля, — добавляет, вытягивая руки ближе к его лицу и задерживая их так на несколько секунд, точно проблемный подросток, который доказывает, что он не колется. — Но, думаю, с тем важным хером, о котором ты говорил, не должно быть проблем из-за лица, — тычет пальцем себе в губу и начинает обратно закатывать рукава. — Рот же у меня в порядке, — пошло хмыкает, как по щелчку пальцев преображаясь. Смотрит откровенно вызывающе и улыбается хищно, облизывая алую помаду. Быть шлюхой для нее в порядке вещей, настройка по умолчанию. Впрочем, когда садится рядом с ним на диван, выглядит апатично и устало — как обычно. Скидывает туфли, запихивая стопы себе под задницу.
— Насколько мы можем доверять Алонсо? — тихо спрашивает, словно больше разговаривает сама с собой. Мягко перехватывает руку Томаса с сигаретой за запястье, чтобы сделать затяжку, наклоняясь к его пальцам. Прикрывает глаза, задерживая дым внутри, прежде чем выпустить через нос. Да, мать из нее и правда выйдет хуевая, но никотин расслабляет. — Мы для него тоже гринго. Они все здесь носятся с концептом семьи, как ебанутые. Кто мы для них? Подвернется возможность — во сне зарежет, — усмехается, кивая в сторону драгоценной шкатулки. Накрывает лицо ладонями. Ей немного страшно. Сейчас, когда чувствует ответственность не только за себя, становится действительно страшно, и это ощущение откровенно пугает. Быть одной в серпентарии не в новинку, но напрягает только сейчас. Вдыхает и выдыхает. Улыбается, когда снова смотрит на Томаса. Справится, как и всегда. Какие еще варианты? — С теми, кого поймаем, я могу поговорить. Я умею, — вытягивает руку по спинке дивана и укладывает на нее голову. Может, так будет меньше болеть.
[LZ1]ЛОРРЕЙН "ЛО" АДАМС, 34 ^y.o.
profession: администратор в ночном клубе Viper[/LZ1][NIC]Lorraine "Lo" Adams[/NIC][STA]мне это казалось, наверное[/STA][AVA]https://i.imgur.com/3JmTFsr.png[/AVA][SGN]help me to
pretend that[/SGN]