SACRAMENTO |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » SACRAMENTO » Реальная жизнь » welcome 2 californication
pashtet & lisa clover
sacramento, 2022
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-12 16:51:01)
Охуеть.
О-ху-еть.
- Охуеть бля.
Год назад Паштет лежал с разбитым еблом у полыхающей буханки в сугробе. Гарь, снег и рассказы Лехи о бескрайней вселенной стали его самым жестким бэдтрипом, так он считал, но настоящий бэдтрип случился, когда Паштет вылез из нутра самолета и увидел в аэропорту два слова на белом бетоне:
«Los Angeles».
Паштет помотал головой. Чужая речь лезла в уши, он рефлекторно искал субтитры внизу экрана, там пусто. Зацепился за русских еще на трапе и тащился за ними через бесконечно широкие длинные коридоры, кинув сумку за плечо. К Шереметьево не успел привыкнуть, он огромный, как город, а этот еще больше и еще непонятнее. Перед глазами мелькали белые буквы на синем и черном, странные знаки, светились панели, меняя изображение с волн вдоль желтого пляжа на ярко-красную тесла. Паштет мимо экрана сначала минут десять шел, а потом еще минут десять стоял возле. Охуеть. Пятьдесят тыщ, тесла. В розетку тачку будет втыкать. Кое-как Паштет вылез из диодного транса. Заметил понтовый старбакс, подошел, посчитал, сколько выходит в рублях, охуел и отошел подальше. На эти бабки Паштет дома неделю жил.
Он обернулся. Бля, где русские? Ему их упускать нельзя было, хуй знает куда идти. Не понимал нихуя, максимум заорет «фая ин зе хол!», менты его упакуют и депортируют обратно в Сибирь. Паштет упорно считал, что его обязательно депортируют, и ходил, опустив тяжелый взгляд вниз, с ядовитым предчувствием, холодным и липким. На родине он ебать бесстрашный, но здесь отхватил по полной - по потной спине стекала испарина необоснованной паранои, что тут же выселят, выкинут обратно. Вон тот серьезный мент, полистав его паспорт, скажет: «Какого хуя ты забыл тут, Паштет? Напомнить, где твое место? Вон там, у параши, давай, вали обратно и монатки свои не забудь.» Развернет дубиной по хребту, пихнет в затхлую с болотной сырости камеру и швырнет в ноги пыльную сумку. Все его вещи поместились в спортивную паль найк с рынка и еще место осталось. Паспорт Паштет сунул в задний карман джинс, туда же битый седьмой айфон и сиги. На русской пачке парламента написано «преждевременная смерть», на местных - «smokers die younger». Die younger Паштет понять смог и решил, что это хороший слоган для первой татухи, которую он набьет с другой стороны океана. Осталось добраться до места и найти ебучего мастера партаков, потому что не ебучего он, судя по всему, не потянет. Он пока ничего не потянет. Телка Лехи через третьи руки пристроила его на работу в некое вшивое заведение то ли охранником, то ли пушером. Нихуя, - подумал Паштет и тут же забил: похуй кем, заранее на все согласился. Да хоть куда, бля, ему все равно. Охуевая с визы внутри заграна, он рассчитывал первое время зарабатывать мувером, а тут слету такие жирные предложения. Через хуй знает сколько рук ему по-первости поможет какая-то Лиза.
- Нихуя, - сказал Паштет. Он ожидал Джессику или типа того. А там Лиза. - Лиза, Лехина знакомая, у нее поживу, - бормотал он в трубку, объясняя матери, что скоро полетит в штаты. Промолчать не смог. Мать сидела в гостях у бабки и обе орали в трубку.
- Лизавета что ли?! - бабке за восемьдесят. Говорит, Паштету в Америке мозги нахуй промоют и завербуют в иноагенты.
- Ага, черным вернусь, - ржал в трубку Паштет, зажав телефон подбородком и сортируя траву по пакетам. Сюда три, здесь пять. Бля. В Калифорнии лигалайлз. Он чуть и это не вывалил вслух, но вовремя спохватился: - Бля, давай. Позвоню еще.
- Погоди! А Анфиска куда? - мать про Малую знала, считала, что увлечение малолеткой на него хорошо влияет. Паштет и над этим поржал. Мать не знала, насколько там малолетка.
- Потом прилетит, - пиздежь. Он не знал, как перетащить в штаты Малую. У нее нет заграна, у Паштета нет денег, и сам он здесь без толкового якоря. В карманах кроме пачки сиг хуй без соли. Понимая всю ситуацию, он девчонке наобещал, что к себе привезет сразу как сможет, пока она наливала ему Солт Лейк на борцовку, размазывая тушь. Накрашенной Малая смотрелась постарше. Паштету как-то похер было.
- На ферарри приеду, ты смотри почаще утром во двор, поняла? - улыбаясь, махнул он рукой за окно, прижимая ее другой и, ткнув ее лбом себе в грудь, нахмурился. Перед глазами стояла серость облезлых стен: старые обои оторвал, краской так и не покрасил. Ага, на ферарари. На тесле бля. Пиздежь дал ему в горло кислятиной.
Нафоткал ей весь аэропорт, вай-фая отправить не было. Без местного номера не подключишься.
- Смари настоящая, местная, - он вертел холодную банку колы в руках перед камерой телефона, на конденсате остались его русские отпечатки. Вернул в холодос раньше, чем продавец примет его за покупателя и двинул на выход. Вечно пялился на негров, уводил взгляд вниз, а потом опять пялился с удвоенной силой. Он сам не совсем категория «только славяне», отец чуваш или типа, Паштет его в жизни не видел. Если башку не брить, то кудрявый как хач, так что на стрижку всегда один заказ: машинкой под 6 миллиметров. Винегрет цветных лиц, чужих слов, сочетания странных звуков и запахов давили ему на мозги, под футболкой зудела перебитая свастика. Перебил на случай тюрьмы, но очутился вот где. В сердце свободы, точнее хуй знает где. Это сюда он хотел? И менты тут, кстати, не менты никакие, а копы. Тоже бля черные. Если он эту банку не купит, в него сразу шмальнут, потому что он белый и борзый, или успеет послать кого-нибудь нахуй? Бля, успеет конечно. Нахуй Паштет слал быстрее скорости пули, так ему нравилось думать.
- Лех, смари - пальма из пиндостана, - на пятисекундом видео блики солнца и исчезающий в горизонте хай-вей. Пальма не одна, а целая куча. Паштет захуярил селфак на фоне зеленых листьев. Для Лехи. Старый айфон сел.
Плана нет, денег тоже. Последние рубли Паштет обменял в России, получилось двести пятьдесят баксов. Прежде чем спустить последние пять процентов на фотки, он успел чекнуть в какой стороне Сакраменто и теперь торчал у обочины, отлавливая под солнцем попутку. Язык жестов понятен всем абсолютно, а Паштет с дальнобоями намотал больше тысячи километров. Схема понятная. Обмотав футболкой голову, шел вдоль трассы, чередуя пеший ход и попытку тормознуть тачку. Сидел на сумке и курил, пачка опустела. Оставил ее в кармане, на ней русские буквы.
Он поднял голову, сощурился: солнце перевалило зенит. В Сакраменто он должен быть часов через пять, но все пошло по пизде еще в Омске, бабки на поездку прогорели за неделю до рейса. Да похую, Земля-то круглая. Доберется как-нибудь, тем более в штатах дохуя бездомных. Но не на трассах.
Бля-я.
Паштет сплюнул в песок. Че делать-то?
В этот момент возле него тормознула здоровая фура, он такую только в рекламе видел. Ему показалось, фура больше чем все остальные раз в пять. А может он просто сидел и смотрел снизу-вверх на кабину. Размером с поезд нахуй, с боинг. Паштет встал, дверь распахнулась. В фуре сидел местный хач. Мексиканец, это Паштет понял оказавшись внутри: весь салон увешан текильно-кактусовой символикой, из колонок орут что-то про пута. Мексиканский панк-рок, рвут струны и орут пута-пута.
- Пута - это путана что-ли? Ну шлюха? - бля. Паштет сжал кулак и хлопнул по нему раскрытой ладонью пару раз сверху с соответствующим звуком. Язык жестов всем понятен, Мекс заржал. Точно, Лехина баба через гугл-перевод базарила. Паштет вытащил мертвую трубку и ткнул пальцем в разъем. Зарядить есть чем? Дальше он с мексом общался диктовкой, механический голос рассказал Паштету, что у мекса свой трак (Мекс сказал это с гордостью), что тот возит на своем траке грузы и едет из Техаса. Чем дальше везти, тем больше денег. Чистыми выходит тыщ восемь после вычета всех налогов, с учетом всех штафов и расходов на трак. Паштет прихуел: ебать тонна бабла. Механический голос перевел, что вкалывать придется дохуя и сначала на свой трак накопить, а Мекс вновь засмеялся. И научил материться, так у путы появился каброн.
Паштет через механический голос научил мекса хуй-пизда, спасибо и на здоровье (на здоровье мекс знал). Рассказал, что он из России, что приехал через друга Леху, что Леха вахтовик и мировой мужик. Что такую фуру Паштет в жизни не видел, она выглядит как хромированный десептикон. Мекс вдруг обижено замахал руками, переводчик захлебнулся его речью. Оказалось, мекс относит свой трак в клан автоботов и момент считает принципиальным.
- Да как скажешь, - миролюбиво согласился Паштет на русском, мекс его понял без перевода. Поделился куревом. Его звать Начо, как чипсы, Паштет записал его номер. Мекс мировой, почти как Леха. - А я Паштет, как этот блять…соус зеленый, - название соуса Паштет забыл. Визуально помнил красивую банку с нарисованным на ней желтым треугольником. Вот блять этот треугольник прям перед ним сидит. Леха охуеет. В придорожной кафехе, жуя самый дешевый хот-дог, который являлся все равно дорогим, Паштет попросил Начо поматериться для Лехи на камеру и передать на русском привет. Мекс попросил тоже самое, только на мексиканском (такой язык есть вообще?). Паштет все сказал, повторив за Начо, а что сказал - сам не понял. Добавил в конце пута, каброн и хуй.
Часа через три мекс тормознул на трак-стопе. Так Паштет узнал, что рулить бесконечно и будить себя орущим шансоном нельзя, надо каждые десять часов специальные остановки делать. У Начо остановка, типа поспать. Да и в Сакраменто ему не надо, на это Паштету уже поебать. Он готов ехать вместе с Начо хоть куда. Ремонтировать фургоны, грузить фуры, героин через границу таскать или чем они тут занимаются. Да похуй чем, что Начо на такой трак заработал честно, Паштет все равно не верил. Но они разошлись. Пожав мексу руку, Паштет вытащил сумку и пересел в новую фуру. Там водила сидел уже белый и невнятный. Вроде улыбался, но Паштету с ним скучно. Мужик че-то затирал про политику, тормошил Паштета, почему тот не знает английский, задавал тонну душных вопросов и пиарил звездно-полосатый флаг. Типа Паштет должен быть ебать счастлив. Он теперь избранный, с ним бог и американ дрим. В салоне играло кантри.
- Музыка у тебя говно, - сплюнул Паштет, глядя в сумерки за окном. Дальнобой ему вновь напомнил, какой лох Паштет без английского. Паштет его нахуй не слал, потому что его Начо к нему в кабину пристроил, не хотел подводить мекса. Ткнул в горящее радио. - Каброн какой-то. - показал большой палец вниз. Кароче, с этим белым они не поладили. Не зря свастон перебил.
В Сакраменто добрался ближе к ночи, белый высадил его на окраине и поехал дальше со своим ебаным кантри вместе. Рядом на остановке торчала тетка, вроде латинка. Повернулась и обратилась к нему первая, заливала на тарабарщине и странно улыбалась. Паштет отвечал невпопад, она сказала ему что-то типа «кьют».
- Ага, - согласился Паштет, хмурясь и не втыкая, какого хуя она так ему рада. Уточнила про кантри с той же улыбкой. Паштет помрачнел еще больше. - Не, кантри говно. Полный каброн, - выдал он с опасливой усмешкой, не нравилось, когда незнакомцы чего-то расспрашивают. Начо считай свой уже. Болтая с ней, Паштет понял важную вещь: нихуя он не в Сакраменто. Он в пригороде, Фолсом. Фолсом известен своей тюрьмой.
- Бля-я, - Паштет закинул взгляд в небо. Первые звезды. Та Лиза его наверняка ждать бросила, если вообще ждала. В штатах автовокзалы есть? На поспать и подумать. Латинка ткнула ему куда-то, он туда и пошел. Какой еще выбор? Паштету все равно интересно было, шатаясь по ночным улицам с пустыми карманами, ощущал себя туристом. Забравшись случайно в засранное гетто, ощутил добычей. Стремное чувство. К Паштету доебалась пара нигеров, смолили у раскрытого гаража, он проходил. В душе не ебал, что им от него понадобилось, только свастон опять обожгло. Ускорил шаг, прошел район, и в другом все же подрался. С нигерами, но уже с другими. Прессовали белого бедолагу, Паштет решил заступиться. Два на два, кое-как отбились и свалили раньше, чем кто-то с валыны ебанет. Заночевал Паштет как раз у того белого. Отбил и заночевал. Белого звали Джеком, утром подкинул до остановки и подсказал, как добраться.
В Сакраменто Паштет добрался на следующий вечер, часов семь было. Долго плутал, кое-как нашел нужные апартаменты, выловив адрес в чате. Поднял взгляд на стекло и отмытый бетон: ебать все красиво. Не пустой, привез сувенир с Фолсома - под глазом свежий фингал. Внутрь комплекса Паштет попал вместе с местным, проскочив через закрытые ворота. Поднялся на нужный этаж, посмотрел на дверь. Дома она, интересно? Помнит про него? Ему похуй, сядет возле двери да и все, тут уже лучше, чем в ебаном Фолсоме, а на лестнице чище, чем в его Омской хате. Он постучал, ничего. Бля, а вдруг она вообще про него не в курсе? Стремная ситуация выйдет, эта обезьяна Лехина точно ее просвятила? Когда Паштет почти снес дверь под визгливый собачий лай, ему открыли. Не зная, куда деть сжатый кулак, он сунул его в карман.
Она? Наверное.
Паштет уставился на нее, прикидывая, сколько ей лет. Не дошли руки загуглить ее имя и подрочить на порнуху с ней. Про порно он только по рассказам знал, что она там снималась и что типа крутая. Ему Женька непрозрачно намекала, как он должен быть счастлив таким связям с ее стороны. Сейчас он и правда был почти счастлив: нормально его по пути помотало. Опоздал, получается, на день. Что говорить-то? Все, что он внутри головы сочинял и репетировал, у него тут же вылетело. Тупо пялился ей в лицо и мысленно ставил галку напротив пункта увидеть телку из порно вживую. Следующий пункт придумался сам собой.
- Хай.. ну типа, - он неуклюже махнул ей рукой, как дурак улыбнулся. Пыльная сумка свалилась у ног, Паштет, осматриваясь, почесал бритый затылок. Что дальше? Хотел небрежно облокотится локтем о стену, но все как в музее, не стал. Еще копов вызовет, а дальше тот сценарий с аэропорта. Про депортацию, парашу и затхлую камеру. Паштет осмотрелся, скользя взглядом дальше, в комнату. Дорогая квартира.
- Ты рил в порно снималась? - первое, что спросил, вытащив руки с карманов и сделав шаг в широкий коридор. Спросил на русском, вряд ли она поняла. Поняла разве что «рил». - Ну бля.. - Паштет расплылся в улыбке, сжал кулак и хлопнул по нему раскрытой ладонью пару раз с соответствующим звуком. С тем же блядским оскалом ткнул языком в щеку с внутренней стороны. Поняла же? Лучше ничего не придумал.
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-12 16:51:24)
Контакты Лизы Кловер в телефонной книге (хотя какая в телефоне может быть книга, если это лента, которую заебешься скроллить вниз) занимают чертовски много места. Половину из них, если не больше, можно было бы смело удалить. Она теперь даже не помнит этих имен, а все, что не имена, то прозвища. Кто такой Пидорас, например? Это может быть любой ее бывший, любой ее клиент, а еще, вполне возможно, хозяин какой-нибудь из ее прошлых хат. Тот же вопрос к Пидорсу-один, Пидорасу-два и Пидорасу с эмодзи говна с глазами. Сто процентов, что часть этих типов были занесены ею в наркотическом или около того угаре, только хуй пойми, зачем она все время переносила номера с телефона на телефон. Больше, чем телефонных контактов у нее только половых, но для них, к счастью, нет никакой формы учета. Сейчас Кловер ищет среди них номер Дженни Гроу, чтобы узнать, куда проебся тот тип, за которого она с нею договоривалась, но не может найти номер или сразу вспомнить, как та у нее записана.
Когда Дженни Гроу, усыпанная блестками и упитая разноцветными шотами в одном известном местном ирландском пабе, попросила ее взять на себя приют какого-то русского типа, это выглядело, с одной стороны, странно. С другой стороны – совсем нет. Они тогда здорово набухались по случаю очередной пятницы, на которую у обеих не оказалось планов. Так бывает – красивые телки без вариантов на вечер нашли утешение в объятиях друг друга и крепких руках рыжего бармена с татуировками, набитыми под самое горло. Он разливал огненную воду по стопкам, а они ею угощались, потеряв счет на каком-то из подходов. Короче, Дженни сообщила, что связалась с каким-то русским типом, оказалась от него без ума, и они решили взять в аренду дом на колесах и поехать по штатам. Сказала, что хочет показать типу Америку – Большой каньон, Вегас и прочее по канону. Звучало это, надо отдать должное, отлично и не предвещало никаких проблем для Кловер, потому что, ну что, здорово. И пиздец как романтично. Ну, там, остановки в диких местах, где на несколько миль вокруг ничего, кроме койотов или кто там водится, а над головой только млечный путь и легкий дурман свежего раскуренного косячка. И яма в десять метрах от трейлера вместо туалета. На этом романтика для Кловер закончилась, сдохла на корню – она вспомнила, что все свое злоебучее детство прожила в таком трейлере, девство оставила там же, и нихуя звездное небо над головой не красивое. Того материного ебаря звали как-то очень коротко, имени не помнит. А жаль, иначе бы прокляла.
– Короче, ему бы помочь в первое время, – сказала Дженни, блуждая пьяным языком во рту. Она поплыла уже давно, но продолжала держаться бодрячком.
– Кому? – спросила Кловер, запивая душевную горечь абсентом. Не помогло, захотелось еще.
– Ну, Пахе, – Дженни горстью отправила арахис в рот, захрустела солеными орехами на белых зубах и заодно съела имя чувака, за которого собралась впрячься. – Может, придумаешь че? Он толковый. Я бы его в клуб пристроила, но он же по английский не понимает.
Просьба, короче, была странной.
– Лиза, ты моя подруга, помоги решить проблему, а? – она тяжко вздохнула и опрокинула в себя свою порцию. – Мы уже завтра уедем, не дождемся его. Не хочу, чтобы пропал. Он же друг Алекса.
Ну, или не странная, учитывая, что они пьяные в хлам.
– Ладно, дай ему мой адрес, придумаю что-нибудь.
У Лизы Кловер есть странная особенность: она подбирает сирых и убогих, как будто платит кому-то долг. Или отмаливает грехи. Святой отец Кристоф Мор сказал бы, что она просто дурная, был бы прав. Так она однажды подобрала в сраном городе Лидсе, что в Англии, слепую собаку, заплатила за него дохуя в ветеринарке, потом на оформлении выезда в Штаты, и теперь пес живет у нее. Сорвиголова стал ее другом, съел пару туфель и погрыз у Мора изрядное количество носков. Еще однажды она выручила пьяную диву, к которой приставали какие-то упыри, и дива на поверку оказалась трансом. Они потом еще жили вместе некоторое время, но в другой квартире, делили косметику и койку, но без ебли. Отношения были сугубо платоническими. Потом Джанни пропал, где он сейчас, неизвестно, но Кловер надеется, что его кто-то подобрал дальше. Пьяно размышляя о своем опыте, она пришла к выводу, что и приятель Дженни впишется в эту череду странных проявлений ее доброты.
– Номер его дашь? – спросила, открывая страничку нового контакта на новом же айфоне, полном старых номеров.
– У него нет американского, адрес ему скажу, он найдет, – сказала Дженни, отмахнувшись. И Лиза успокоилась: если подруга не сильно волнуется за то, как приятель на нее выйдет, то, если и проебется, потеря будет не большой. Дипломатическим скандалом не пахнет, хотя как будто некоторая ответственность присутствует. Все-таки он русский, а отношения со страной медведей и балалаек у страны белоголового орлана и фордов напряженные. НАТО расширяется на Восток, как никак. Лиза не знает точно, куда это, потому что дальше Флориды не бывала. А, ну и Англии, но та вообще на севере. Звучит все-равно угрожающе, и вряд ли стране, у орла которой целых две головы, такое может понравиться. Она надеется, что знакомый Дженни не патриот.
– Ладно, встречу, а там подумаем.
Обещает искренне, детали забывает так же, но не без помощи похмелья.
Дженни и правда съебывает со своим русским хахалем по Штатам, и уже на другой день к вечеру оказывается вне зоны действия какой бы то ни было сети. Кловер звонит, чтобы узнать хотя бы, как этого типа точно зовут или как он выглядит, чтобы случайно не впустить в хату проповедствующего мормона, которые последние несколько недель отирается в районе и настойчиво стучится в двери со своими проповедями. У нее плохие отношения с религией, это, можно так сказать, даже личное. Ему Лиза открывать не хочет, у него слишком просветленный вид и белая рубашка. Стыдно в Америке ходить в такой, не толерантно.
Короче, она перестает кого-то в принципе ждать, потому что исходных данных у нее нет, да и передала ли Дженни ее координаты, тоже непонятно. Поэтому следующие дни Кловер проводит как обычно: не делая нихуя особенного. Катается в Дейвис на студию для острастки новых ретивых девиц из братских латиноамериканских стран, приехавших попасть в кино, но попавших в веб ( потому что надо четко формулировать свои желания). Планомерно перемещается по записям в своем календаре: гинеколог, косметолог, салон красоты. Внутри: маникюр, педикюр, шугаринг, парикмахерские услуги. Она красит волосы в черный, чтобы поглощать свет. Это ее техосмотр и тюнинг, только применительно к телу. Дома – ванная и кино, вечер в одиночестве со слепым псом, потому что святой отец Кристоф Мор продолжает отбывать ссылку в Кресснет-Сити, и конец марта не несет надежды на скорое возвращение. Новый месяц не обещает перемен. Настроение в целом сносное, но к вечеру накатывает и становится погано. Хоть сейчас прыгай в тачку и кати на северо-запад.
Правда, тоскливое течение жизни обрывается громким стуком в дверь. Звонок не работает, он выключен за ненадобностью. Сорвиголова исходится на лай. С ним такое бывает редко, он в целом дружелюбный, святого отца Кристофа Мора обожает пиздец. Значит, не он. Может, тогда мормон тот? Кловер поправляет шорты, внимая их из жопы, одергивает майку и идет открывать. На всякий случай бита всегда у двери – протяни руку, рукоять сама ляжет в ладонь. Навык отработан многократным повторением. Применять приходилось реже, это обнадеживает.
Она открывает дверь, как всегда, не утруждая себя тем, чтобы глянуть в глазок.
На пороге с кулаком в пыльных штанах оказывается какой-то бритоголовый почти что в ноль тип. На вид между двадцатью и тридцатью годами, Кловер плоха в определении возраста, из нее, если что, хуевый свидетель для составления фотороботов. Если это один из ее фанатов, то надо звонить Рою Векслеру – у него есть опыт общения с ними. Кловер смотрит на чувака: тот не шевелится, значит, не дрочит через карман. Очухавшись, он вдруг лыбится и взмахивает рукой. Высокий, под метр девяносто. Способен заслонить собой дверной проем. Переломить ее пополам тоже. Может, рядом с битой ей еще стоит положить травмат, но сейчас поздно. Остается надеяться, что Дженни не подогнала ей какого-то мудака, иначе придется Векслеру рыть здоровенную могилу прятать это тело. Мысли на этот счет тушат зачатки беспокойства в рептильном мозге, отвечающем за базовые инстинкты. Все-таки иногда они у нее просыпаются.
Она продолжает смотреть на него, склонив голову к плечу. Лопочет он не по-английски, вариантов относительно его национальной принадлежности в целом-то и немного: русский. Про других Дженни не предупреждала. Да и его «хай» выдает. Хотя… с таким внешним видом, как у него, где-то рядом может быть и «хайль». Американскую историю Х она смотрела.
– Заходи, – Кловер отходит в сторону, чтобы он вошел в квартиру, а не мотылял в коридоре. Все равно же она его пустит, чего зря держать в дверях?
У него из вещей только спортивная сумка, как будто не через океан и всю страну летел, а из качалки неподалеку. Ну или подалеку: вид у него как из черного гетто, где он держит оборону двадцать четыре на семь. На английском ни слова, но все равно пытается изъясняться. Кловер понимает «порно» и «рил». Жесты идут в помощь. Ага, выходит Дженни просветила, кто она. Интересно, в каком контексте. Типа: «У меня подруга в порно снимается, у нее лысые доверие вызывают, так что и тебе поможет!»? Если теперь чувак надеется на то, что ее гостеприимство включает помимо дать закурить и умыться еще и еблю, то сильно ошибается. Она протягивает руку до биты, поднимает вверх и проводит ладонью по глянцу на всю длину. Как дрочит. – Затолкаю тебе в зад, – обещает, широко улыбаясь. – Как тебя зовут? – какого-то хуя старается произносить по буквам, как будто есть толк. – Меня – Лиза.
Ай, бесполезно. Идет за телефоном, открывает переводчик, выставляет конечным языком русский. – Дженни сказала, что ты приедешь. Тебе какая помощь нужна? Перекантоваться? С работой? – блядь, на вид он типичный ультра, но улыбается как-то обезоруживающе. Может, потому что еще счастлив, что оказался в стране открытых возможностей? Тогда для него есть сюрприз.
Отредактировано Lisa Clover (2022-09-29 13:00:00)
Паштет напрягся на здоровую биту. Рефлекторно подобрался, нахмурился. Бита здоровая, а эта Лиза широко улыбается, немного дьявольски (он вспомнил местного Омского мента) - как реагировать? Она так ладонью вела, Паштет понял, что порно-подкол какой-то.
- Да, огромные члены, - показал руками отрезок размером с жирную щуку, улыбаясь в ответ. Дома Паштет ловил таких: брал Лехин спининг, уезжал на реку и закидывал в перерывах между водкой или травой.
Вроде она сказала что-то про эсс, толком он понять не успел, хоть и знал всякую хуйню типа кисс май эсс. Дальше про нейм (плюс, она назвала свое имя) - нейм Паштет понял. Уровень английского дырявый цензурный бейсик и нецензурный интермедиат, обложить на пиндоском он мог. А че там уметь? Фак-фак-факинг-фак-ер-эсс. Хуйня из под коня.
- Я Паштет, - это все, что он успел подсунуть в ее речь, нервно следя за битой в ее руках. Немного отшатнулся назад, пальцы сами собой в кулаки дернулись. Бля,не будет же она с ним драться? Нахуя тогда имя спрашивает? Еще не хватало отпиздить подругу Лехиной телки.
Бля, Лиза, ну че ты?
А, ниче. Ну ладно.
Лиза биту бросила и исчезла внутри хаты. Обстоятельства быстро менялись, или так казалось Паштету. Не успевал осознавать, остался торчать в коридоре куском мебели. Как если бы ей новый шкаф привезли. Обернулся и захлопнул дверь, заебало у открытого проема стоять. Хлопнул замок, стих сквозняк в спину. Остались только домашние запахи. - Ну че? - кивнул он собаке, сел на корты и погладил пса. Пес добрый оказался, тыкался мокрым носом в руку и вертелся смешно. Тоже не успевает осознать и координаты у него сбитые. - Ты слепой что-ли? Че, а? Ну че ты сделаешь, че сделаешь! Ах ты скоти-ина, - Паштет играл с псом, начесывал ему пузо, тот порыкивал и смешно дергал лапами. По полу шлепали чьи-то ноги. Паштет поднял голову, Лиза вернулась. Пес рычал сначала задорно, а после грустно. Понял, что играть с ним бросили.
- Че? - она копалась в телефоне, Паштет щурился с потолочной лампы. - А-а, понял, - переводчик, костыль для вербального инвалида. Ясная схема. Он встал, снизу-вверх резко поменялось на сверху-вниз. Нависнув, он вытянул шею, заглядывая в айфонный экран. Ваще ему очень его хотелось в руках повертеть, у Лизы новый телефон. Прочитав слегонца кривой, но понятный перевод, он обрадовался. - Да, заебись. Охуенно, - покивал и, на случай, если он выражает не достаточную степень согласия, показал еще большой палец. Все надо: и ночлег, и работу. Кто такая Дженни? А бля. Понял. - Возьму, окей? - он выволок ее телефон, повертел в руках с интересом. Бля, весь экран в английских буквах, Паштет в значки чисто наугад тыкал. Сменил англо-русский на русско-английский, зажал диктовку. - Я Паштет, это кличка типа, - попытка два нахуй. - Мне любая работа пойдет, - вопрос про ночевку он пропустил, будто маневр поможет остаться здесь навсегда.
А вопрос интересный. Ей сосед не нужен? У нее мужик есть? Во он охуеет. Хотя она же в порно снималась и на вид ей под тридцатку. Одинокая наверное. Паштет почуял желание подсобить чем-то, починить где-то, вся подобная хуйня (одно время подрабатывал через авито, но быстро бросил - копье). Подруга Женьки отнеслась к нему хорошо, хотя совсем не обязана это делать. - Привет, - добавил автоматом, пусть и уже здоровался.
«I’m pate, that's a nickname», - перевел гугл. Какой нахуй пейт?
- Паштет, - спорил с гуглом Паштет. Сука пиндоская. - Бля. Павел. Типа Пол, - Пол ему не нравилось. Леху на местный звали Алексом, Алекс Паштету не нравился тоже. Это же лев из мультика про пингвинов, какой нахуй Алекс. Хотя с другой стороны лев, грозный и с гривой. А Пол? Паркет сука линолеум. - Имя местное мне придумаешь, а? На кого похож? - ткнуть в диктовку он забыл, ткнул себе в грудь пальцем. - Нид нейм, - вылетел короткий смешок, тупая ситуация. Все еще стоял на пороге. - И душ, - это по-русски.
Бля, вонял как скотина и ссать хотелось пиздец. Дорога налипла на нем слоем грязи и пыли, пот пропитал футболку. Найковская, настоящая. Купил в стоке. Слышал, в Америке шмотки дешевые, ничего с собой брать не стал. Да нах ему шмотки? Тут жара, он Калифорнию представлял вечной печью. Совпало, на улице вправду пекло. Кроссы Паштет снимать не спешил - ебать у него носки завоняют. На весь сука коридор. Еще этот пес болезный откинется. Лиза подобрала слепую собаку, сомнений не было, и факт о многом Паштету сказал. Он пока сам слепая собака.
Обследовав взглядом длинную стену, он увидел первую дверь. Если это не толчок, то что?
- Душ, окей? - рукой на дверь, все время в диктовку болтать заебывало. Показал жестами мыться, повозив ладонью по плечу. Пытался вспомнить как будет «чистый», «мыться» или «ванная», ничего не вспомнил. Только сектор клир, нахуй. А вода ему слету в голову не пришла, но вроде его итак поняли. - Бля. - ебаные носки. Паштет, лыбясь, помахал Лизе рукой, мол, отойди на пару шагов. - Ты отойди подальше, - дублировал вслух и, наступив на пятку, стянул пыльные кеды с тремя полосками. Белые носки давно превратились в коричневые, как сильно жахнуло, Паштет без понятия, свое-то не пахнет. Пес нос в кроссовок сунул, придурок. Да все собаки такие. Задвинув кеды подальше к порогу, он обошел Лизу, и слегка тормознув, проехался беглым взглядом. Под тридцатку, но выглядит ебать хорошо. Не разнесло, возле дома Паштет тетка в ларьке продавала пиво и пару раз к нему подкатывала. Бля, это было так странно, но он ей отвечал. Ну шутит тетка. Думал, ей сорокет или около, с пропитым мужем и детьми. Оказалось, ей тридцать, одинокая разведенка и подкатывала всерьез. Во он поржал потом. В Америке тоже несчастные тетки в ларьках? У них же тут все другое совсем, Паштет был уверен - что-что, а грусть везде своя, и в России самая грустная и душевная. На этой почве испытывал глупую гордость, не прямо сейчас, а вообще. Прямо сейчас он исчез за дверью ванной, как только дорвался. Похуй уже, пиздец хотел отлить и помыться.
Ванная тоже, сука, как музей, дохуя каких-то бутылок и хер знает, что на какой написано. Оттерся руками, хотя не мешало бы наждаком. Полотенце не сразу нашел, по плитке растеклось озеро. Бля-я. Зацепил перебитый свастон в зеркале: вязь и птицы. Нормально. Хорошо, что он в свое время не стал хуярить пятно на всю сиську. Лиза смотрела Американскую историю Х? Вот как там.
Услышал снаружи шум, у нее гости? В ванной эхо, и красиво, как в отеле. Он в дорогих не был, но наверное там как-то так - вылизано и сверкает. В углу, в луже валялись его грязные вещи. Нахуй их. Намотал попавшее под руку полотенце и высунул в коридор башку: через проем, куда он сам входил только недавно, Лиза трендела с левым мужиком. Паштет уловил тон разговора - никакие это не гости, либо гости незваные, тип в коридоре до нее чего-то доебался и, скорее всего, не в первой. Паштет таких в мобиле подписывал хуй-1, хуй-2 и так далее. Телефонные компании, банки и любые доебы. Отвечал на звонки по настроению, по дерьмовому обычно. Сливал все говно в трубку, эти хуи-номер-эн сами первые в короткий гудок уходили. В дверь его хаты такие второй раз не стучали. Как давно этот долбаеб достает Лизу? Паштету похуй, его понесли вперед тупые рефлексы, он как машина реагировал на импульсы и особо их не отслеживал. У него принцип бей и беги или бей-бей-бей, пока кто-то не упадет первым. Вся его животная суть. Разгонялся он быстро, особенно если доебут кого из своих. Лизу он причислил к своим, она его пустила, обещала дом и работу (так он это решил понять) и относилась к нему дружелюбно. Хотя она же типа звезда, если Лехина баба не наебала. Это Паштет проверит попозже, как руки освободит. Руки ему пригодятся. Он прошел через коридор до порога, подвинул Лизу плечом и вылез вперед. Перед ним офисный хуй в белой рубашке. Офисные хуи похоже что там, что тут одинаковые.
- Те че надо? Хули ты доебался? - мотнул бритой башкой Паштет. - Хули он доебался? - это Лизе. Офисный хуй чего-то втирал то ли ей, то ли уже Паштету, Паштет не понял. Понял, что офисный хуй неправомерно высокомерен, хотя всем очевидно, кто кого отпиздит в прямом столкновении. На понт берет? Про депортацию, парашу и затхлую камеру Паштет мигом забыл, у него мозг отключился. Плюс, хату Лизы он ощущал своей территорией, и этот хуй на нее опять же неправомерно забрел. - Да мне похуй, я не понимаю нихуя, - ржал Паштет, получая особое удовольствие с иронии ситуации, тип реально пытался ему что-то втереть. На речь Паштет скалился бродячей ухмылкой. Ну бля, удачи донести свои высокие мысли, он ебал все равно. Есть вещи понятнее слов. Он пихнул типа в грудь, вытолкнув в коридор и вышел следом, хлопая по мраморной плитке босыми ногами. - Пиздуй нахуй отсюда, понял? И чтоб я тебя не видел тут.
Гугл-переводчик мог бы сказать Паштету, что офисный хуй находит действия Паштета несправедливыми, имеет какие-то связи и не поленится сходить в суд, но тон его голоса был настолько испуган и истеричен, что Паштет-переводчик трактовал пиздежь однозначно: чел обосрался. Обосрался, но зачем-то орет петухом. На что он нахуй надеется? Паштет разозлился и схватил мормона за ворот рубахи, дотащив до первой ступени лестницы. Второй рукой он подхватил съезжающее полотенце.
- Тя блять с лестницы спустить? Тупой что ли? - мотал он схваченным за ворот телом, как манекеном, тип пихался руками ну чисто как баба, чуть не стащил ебучее полотенце, пидорас сраный. Бля. Может реально пидор? Тут таких дохуя. - Охуел?! - рявкнув, Паштет подхватил полотенце обеими руками и выпустил туловище. Мормон отскочил в сторону и пялился на него глазами по пять рублей. - Го фак еселф, пидор. Вали бля пока я добрый, - великодушно перевел Паштет, прижав полотенце, и ткнул рукой в лестницу, хотя тип походу надеялся попасть к лифту. - Пешком давай, го-го-го. Фаер ин зе хол нахуй, - как в кс, он заржал. Услышал в ответ простое понятное fuck you. О, бля! Наконец раздуплился, яйца немного отрастил. Так сильно к лифту хотел. - Фак ю, пидарас! - мигом откликнулся довольный Паштет, дернув улыбкой, и взметнул в воздух оттопыренный средний палец левой руки. Ощущал себя нейтив спикером. - Уебывай, - лыбился он мужику в спину, махая факом, пока тот недовольно спускался вниз. Поднял ногу, посмотрел на перевернутую стопу. Бля.
- Ебать тут чисто, - отметил Паштет, обернувшись к Лизе, указал в пол рукой и следом на свою пятку. Так-то, ему не очень топтаться посреди лестничной клетки в ебаном полотенце, он это прочухал, стоило мозгу вернуться в стандартным режим. Открылась ближайшая дверь, Паштет поспешил съебаться в квартиру от соседей подальше. Призрак депортации вновь замаячил перед глазами. Да и проблем для Лизы он не хотел. Как не хотел, чтобы она его выперла и забрала обратно обещания работы и ночлежки. Паштет уже губу на них раскатал, готов жить хоть в ванной. Там ебать евроремонт, считай кроме штатов англию зацепил. Или где европа?
Забрал сумку, в похожей на зал комнате напялил свежие шорты. Бля. Дела. Хотел сунуть телефон на зарядку, а тут розетки другие. Паштет потыкал русской вилкой в три дырки, ругнулся, кинул блок на диван к полотенцу и сел рядом. А хули делать еще? Лиза с кем-то базарила, с телека что-то неслось на пиндоском.
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-12 16:51:51)
Бита производит на него впечатление, он весь подбирается, ожидая, видимо, удара. Вряд ли он понял, что она угрожала затолкать ему ее в задницу. Между ними цивилизационная пропасть как-никак. И порог ее квартиры. Кловер продолжает на него смотреть, он продолжает смотреть на нее. Искры, бури и безумия не возникает, но шестеренки в голове крутятся со скрипом, глядишь, может, что и высекут. Дури-то в Лизе всегда было в достатке, для этого даже не обязательно было дуть.
Что он показывает ей в ответ, она не въезжает тоже. Отрезок, который тип отмеряет в воздухе своими ручищами, может означать и преувеличенный размер его члена, и размер жоп, которые он предпочитает, с намеком, что ее узкая задница не в его вкусе и бояться ей нечего. Блядь, вздыхает Кловер, нахуя вавилонские долбоебы придумали стоить ту башню до неба? Жили бы сейчас нормально, общаясь все на одном языке, но зачем-то решили превзойти бога, и с той поры все пошло по пизде вплоть до одиннадцатого сентября. Похоже, из всех башен самые счастливые – пивные, вокруг них все, наоборот, находят общий язык. Лиза думает, что у нее в холодильнике есть подвязка будвайзера.
Парень все еще настороже, говорит, что он – П а ш т е т. Это Лиза поняла, ну, что он имя назвал, а не угрожал убить ее кулаком по темени, если вздумает нападать. Звучит интересно: много согласных, но они звучат шипяще мягко. Хотя, на фоне этой морды напротив нее и каминная кочерга была бы не жестче будвайзеровской алюминиевой банки. Может, на самом деле у него все буквы в имени твердые, просто он их языком и челюстями размалывает в кашу, пока произносит.
Пока Кловер шарится в поисках мобилы, этого достижения технической мысли, которое должно послужить мостом над цивилизационной пропастью, тип переключается на Сорвиголову. Тот продается ему сразу за цену в протянутую руку. Лиза замирает, прислушиваясь. Пес не скулит, придушенный большим и указательным пальцами поверх хлипкого ошейника, а радостно лает. Тип болтает с ним на своем варварском языке, но по-доброму. Оказывается, и так можно. Русский всегда слышался ей тарабарским, Кристоф Мор читал что-то из стихов, и было ощущение, как будто в ушах поелозили кухонным ершиком. Ладно, парень получил кое-что к кредиту доверия, помимо того, что Дженни Гроу за него ручалась. Или не ручалась? Лиза не помнит даже, как в точности согласилась на эту авантюру.
Идею с переводчиком он понимает быстро без слов и теперь читает с экрана, что она сказала. Голова висит на шее как лампа фонаря, с такого ракурса помимо прочего можно увить и то, что у нее под майкой. Хорошо, что там ничего нет. То, что он понял из ее слов, ему нравится: радостно кивает и подпирает в воздухе большим пальцем. Ну, еще бы. Лиза, впрочем, благосклонна. Раз уж она взялась помогать, то надо это делать до конца. Отдает ему телефон, чтобы мог толково ответить. Сорвиголова продолжает крутиться в ногах, топча его кроссовки и ее босые ноги. Пес интернационалист, космополит, они оба ему одинаково нравятся.
Он называет себя паштетом, Кловер вскидывает брови. Ну, конечно, клички бывают разные, просто им должна соответствовать какая-то история. Паштет звучит не клево, какой же он паштет? Или он паштет, потому что делает его из других? С него станется. Она наблюдает за тем, как он воюет с переводчиком и сокрушается над подлогом его имени, и преисполняется какой-то необъяснимой нежности. С ней такое бывает, но к добру приводит редко. Надо надеяться, что сегодня не такой случай. – А, Пол? – это уже что-то ближе к английскому человеческому языку, однако ему не нравится. Может, на русском «пол» означает человека, близкого к нетрадиционной сексуальной ориентации? Парень выглядит максимально мужественно, и еще она знает, что для русских тема с гомосексуальными связями очень болезненная. Они там до сих пор не толерантные варвары, и этот, может, из таких же. Ну, не ей их судить. Кто знает, какой была бы она, проживи всю жизнь в холоде. – Зачем тебе имя, у тебя есть, – пожимает плечом, забирая у него телефон. «Павел» на их буквах еще светится в окошке голосового набора. Лиза смотрит транслитерацию внизу, двигает губами, прибирая эти буквы к языку. – Павел, – «е» получается похожей на «э», но Кловер в душе не ебет. – Окей, Павел.
Она обязательно поможет ему выбрать имя, если он не сможет найти работу в ближайшем времени и подастся в порно. Хот гайз фак оторвут его с руками. Вернее, с членом. Их типаж: создает впечатление неутомимого ебаря. У нее, можно сказать, профессиональный взгляд. Кловер продолжает держать телефон в руке, набор текста продолжается, и в потоке она выхватывает слово «душ». Ну да, не помешает, он ароматный парень. Ее, впрочем, не смущает и не заставляет воротить нос. Она, блядь, с детства выучила все возможные оттенки мужского пота и может авторитетно заявить, что его еще не самый пиздецовый. Пахнет помимо прочего какой-то дешманской фастфудной еботой и сигаретами. Лиза Кловер охуеть знаток, короче. Может разобрать чужой запах на верхние и нижние ноты, сердцевину и шлейф. Такая была жизнь в трейлере с мамашей, которая спала со своими хахалями на расстоянии вытянутой руки через узкий проход.
– Давай, – кивает ему, официально разрешая пребывание на своей территории. Без регистрации – откуда она у него? И без эсэмэс тоже: потому что Дженни Гроу даже не оповестить, что ее тип нарисовался-таки у нее на пороге.
Он разувается. Он смешной. Сам понимает, что будет вонять, просит отойти. Кловер хрипло смеется. Ванная в его распоряжении, там есть полотенца и все необходимое, и нет необходимости объяснять, что к чему. Да и без толку – все равно не поймет, а юзать телефон постоянно уже влом. Разберутся как-нибудь – как-то же первобытные люди общались до того, как обзавелись речью? Они-то какой-никакой владеют, все-таки.
Пока П а в е л моется, она идет на кухню и думает, что может ему предложить, кроме пива. В морозилке есть полуфабрикаты пиццы – одна с мясом, другая с сыром. Ей бы хватило на несколько заходов, но Кловер прикидывает габариты П а в е л а – что за имя, господи, она коверкает его даже когда просто думает – ему две будут на один зуб. Сойдет. Избавляется от упаковки, трамбует в урну. Там скопилось до хера всего, но теперь можно организовать на вынос мусора П а в е л а. Похоже, какое-то время он и правда будет кантоваться у нее. Вроде, так решил, а она этот пункт их межкультурной коммуникации как-то упустила и акценты не расставила. Ладно, похуй. Поместится на диване, а там видно будет.
Кстати, про видно. Пока пиццы разогреваются в раскочегаренной на максимуме духовке, Лиза в задумчивости себя оглядывает. Майку можно и сменить или хотя бы поддеть лифчик. Не то чтобы она смущалась, да и не то, чтобы смущался П а в е л, но она вроде как несвободная женщина, и какие-никакие нормы приличия надо соблюдать. Вот же блядь, дожила. К тридцати пяти годам наконец-то заимела это слово в свой лексикон. Оно хоть и английское, а звучит для ума совершенно незнакомо. Из этих размышлений ее вынимает звонок в дверь. Если на пороге будет еще один приятель Дженни Гроу и ее русского парня, о котором Кловер не предупреждена, то в ее квартире можно будет открывать перевалочный пункт, не иначе. Она идет открывать. Это оказывается ебаный мормон, но на ее территорию он вроде как не метит, а только в одну голову. Он держит перед собой какую-то книжонку, зажимает в обеих руках и говорит:
– Обратитесь к Господу нашему Иисусу Христу.
Кловер смотрит на него с поистине христианским терпением. Все-таки в Библии вроде бы было что-то про снисхождение к тварям. Мормон лопочет дальше про жизнь по Христе и необходимость отринуть мирское, сбросить с себя греховные одежды и, подобно праотцам нашим, Адаму и Еве, нагими и чистыми пойти к Богу. Мормон говорит это все, а глаза ползут от ее лица вниз. Наверное, оценивает, сколько ей еще надо снять, чтобы дорога к Богу была полегче. Попутно читает небожьи слова, раскиданные по ее телу и доступные взгляду. Или что он там проговаривает, беззвучно шевеля губами? Глас божий, по его же словам, вроде не должен замолкнуть во веки веков? Лиза слушает внимательно. Ей интересно, далеко ли ей до Евы. Он опять прибавляет звука, мелет про путь дальше. Кловер поднимает вверх палец, привлекая внимание.
– Чувак, у меня другой маршрут, – опускает палец вниз, указывая направление. – Так что спасибо и до свидания.
И вообще она с католическим священником спит и не Иуда какая-то предавать веру.
Кловер собирается было закрыть дверь, но выставленная нога ей не дает. Вот это уже наглость.
– Вы не понимаете, когда земные дни человечества закончатся, Господь наш Иисус Христос станет Судьей, и всем нам воздастся! И необходимо отринуть мирское, сбросить с себя греховные одежды и, подобно праотцам нашим, Адаму и Еве, нагими и чистыми пойти к Нему! – что-то такое она уже слышала, только в другой тональности. Сейчас мормон как-то ожил, голос повысился. Кловер думает о том, чтобы прихватить биту и все-таки использовать ее, но тут из ванной выглядывает чистый и свежий П а в е л. Как мормон и распинался: без одежд. Не совсем нагой, конечно, но близко к тому. Адам, ебать. Кловер смотрит на него с некоторым благоговением. А на мормона – с торжеством. Что, пока пиздел тут, не ожидал, что кто-то может отправиться в путь прямо сейчас?
П а в е л оттесняет ее в сторону. Проповедник наливается краской то ли праведного гнева, то ли от того, что удерживает дерьмо в кишечнике, чтобы не обделаться сразу.
– Господь вас покарает, грешники! Вы падете, когда Он придет!
П а в е л у, предсказуемо, похую. У него вот-вот спадет полотенце, это все, что его волнует – поддерживает рукой. Он вытесняет мормона на площадку и дальше к лестнице. Варианты чьего-то падения ширятся на глазах. Лиза приваливается плечом к дверному косяку и наблюдает. Приятно, когда твои проблемы решают вот так легко. Мормон сам катится вниз. Не спасся, выходит. П а в е л же оборачивается к ней, впечатлившись чистотой пола. Ну так, Эдем, ебать. – Идем, – кивает ему, чтобы не светил перед соседями голым задом. – Есть пицца и пиво.
Пока она достает чутка прихваченные горелым достижения готовой кулинарии и трещит по телефону с Кили, помощницей, насчет студии, П а в е л обосновывается в гостиной. Сорвиголова, признав в нем своего, крутится тут же. Кловер приносит тарелку, на которой горой лежат куски с сыром и мясом, в другой ее руке – связка пивных банок. – Ешь. – Сама садится на кресло с ногами, выуживает из щели между подлокотником и сидением пачку красного мальборо и зажигалку, закуривает. Из заднего кармана шорт – мобильник, потому что пригодится. Включает обратно переводчик, спрашивает: – Какую работу думал искать? – ну, мало ли, может он татухи бьет? Хотя, сам не шибко забитый, так что вряд ли. Похуй. С чего-то надо начинать. Какие-то соображения же у него были?
Вообще им бы не помешал второй телефон, чтобы он на своем по-своему балакал, но тот, похоже, сдох. Кловер думает, что у нее где-то валялась старая десятка. – Расскажи про себя, что ли. Что ты за хер такой, – она истории обожает просто пиздец, так что это в счет платы за ночь. Ну, в смысле, за ночлег, в остальном у нее были другие расценки.
Она потому и мормона слушала, что первое время даже интересно было.
Паштет слышит «пицца» и «пиво». Заебись сочетание, нахуй на флаге нужны ебучие звезды, когда в мире есть эти две вещи? Бля, думал ему с траком Начо крупно повезло, но, кажется, крупно повезло ему с пиццей и пивом. И Лизой Кловер. Он не знает, где пицца, упадет она с неба, придется идти за продуктами или заказать в яндекс-еде, которой в Калифорнии нет, но пицца походу будет. Пиво Паштета особенно радует, он хотел попробовать местное. На диване рядом с ним бесполезный русский зарядник, у ног Лизин пес. Паштет чешет собаку и не знает, как к нему обращаться.
- Как тебя звать-то? - пес улыбается слепой мордой. Хорошая псина. - Ты блять этот…Бетховен, - про слепого композитора Паштет знал от малой, малая от просвещенной питерской бабки. Сказал и почувствовал себя умнее. Пока сидел, осматривался. В гостиной тьма вещей, вроде таких же как дома, но при этом других. Паштет узнает не все логотипы, надписи на английском не понимает. С одной стороны, он в понятной среде - ну зал, бля - с другой, на космической станции с кучей непонятных приборов. Даже диван не такой какой-то, в нем есть фундаментальная разница основного диванного принципа, из-за чего под жопой этот ощущается иначе, чем любой российский. Или Паштета глючит. Ему в штатах кучу дерьма покажи, он скажи - нихуя какое дерьмо! Никогда такого не видел.
Осматривает полку, ищет зарядник. У Лизы должен быть, в ее руках мелькал тринадцатый. Его айфон, хоть с ним и приехал, не русский как раз. Получается, вернулся на родину. Хотя хуй пойми где его родина: собирали в Китае, придумали тут. Куплен с рук на авито. Космополит, прямо как Лизин пес. Паштет не нашел подходящий зарядник и поднял голову на запах еды. Пицца и пиво. Он все верно понял в тот раз. Она ставит перед ним тарелку и как-будто отдает команду. Ешь. Как взять или место. Паштету похуй, он с дороги, а тут накормили. Пахнет вкусно, смотрит на бувайзер. Когда Леха сказал, что Паштета подруга Женьки встретилт, он ожидал одинокую телку, которой надо чем-то помочь или выебать ну или желтый матрас в углу. А тут блять прием.
- Ты мне нравишься, Лиза, - искренне довольный Паштет срывает ключ с банки. На еду не бросается, он голодный, но у него слишком много впечатлений, они глушат другие потребности. Кроме одной. - Можно? - он показывает Лизе курить, прикладывая два пальца к губам. Переводчик хватает его беглую фразу. Паштет слышит механический голос и повторяет за ним. - Смоук.
Она курит прямо в квартире, прикольно. Паштет не привык, что в таких квартирах можно курить, обычно по ним и ходить-то нельзя, потому что они не твои. Подрабатывая грузчиком, много разных хат повидал, и чем красивее хата, тем больше проедали мозги, мол, аккуратней. А теперь он закуривает прямо в этой квартире. Ловит пачку, вытаскивает сигарету, одну в рот, одну кидает за ухо. Подкуривает. Бля-я-я. Сколько без сигарет сидел? Аш развезло, помимо воли откинулся в спинку дивана, как будто только что подрочил. Охуенно. Чтобы кончить, Паштет отхлебывает пива. Лиза что-то говорит про работу, гугл-робот ему переводит. Пиво падает внутрь.
- Бля! - Паштет взмахивает рукой и вертит банку перед лицом. Импортный будвайзер, получается. - Пиво заебись, - поясняет он Лизе с широкой улыбкой, гугл произносит «fuck beer», а Паштет показывает большой палец. - Лайк.
Сука, он общается как умственно отсталый. Что-то надо с этим делать. По его убеждениям, заговорить он должен тупо от отсутствия выбора. Так ему затирал кореш Гусь: ебать ты там язык выучишь, с нейтив спикерами. Пока нейтив спикер его не слишком понимала, а Паштет не мог ей толком ничего сказать, не добавляя к речи тупые жесты неумелого сурдоперевода. - За знакомство, - он поднимает банку, автоматом копируя топорный акцент, с которым иностранцы в фильмах про русских произносят клюквенное «на здоровье».
Лиза напротив него, вальяжно сидит в кресле - свои стены на ее стороне. Паштет тоже расслабился. Первое время немного сковало, парился слегка, а теперь раскидал себя по дивану, почесывая пса ногой и смакуя первую американскую сигу. Гугл переводчик спрашивает за его дела и работу. Бля, неудобно. Голос Лизы, голос робота. Голос Лизы, голос робота. Его голос, голос робота, голос Лизы, голос робота. Кто-то тут лишний, например, шпион Билла Гейтса. Паштет не верил, что Гейтс собрался чипировать пол-планеты, но в разговорах от ебучего транслейта мечтал избавиться. Лиза, кажется, хочет историю. Паштет отклеивает спину от дивана и подается вперед.
- Тебе какую версию? Длинную, - он показывает длинный отрезок, как недавно показывал щуку. И большие члены. - Или короткую? - короткий отрезок. Бля, решит, он выпытывает ее предпочтения в размере хуев. Паштет, не дожидаясь ответа, ухватил кусок пиццы пожирней и начал.
Так кто он?
Он Тетерев Павел, девяносто девятого года рождения. Как цена в эльдорадо и как соседская тачка. Закончил школу, кое-как добил универ. Жил в небольшом городе, нет смысла говорить ей название - название и в России не знают, Лизе ничего не скажет тем более. Название Омска так же бессмысленно. Паштет говорит обтекаемо.
Он говорит: я из небольшой города, этот большой. Мой меньше раз в шесть.
Говорит: бля, он меньше аэропорта. Ну в Лос Анджелесе.
Добавляет: да и шарика тоже. Шереметьево, это в Москве. Я оттуда прилетел.
Сминает первую банка пива, язык потихоньку развязывается. Паштет говорит. Говорит, что в Москве он не жил и был один раз, проездом, когда в штаты летел. Два дня кантовался в хостеле, снял за триста рублей ночь. Триста рублей это примерно четыре бакса. Смысла приврать, кто он и откуда, Паштет не видит. Тем более ему нужен ночлег, все очевидно. Он говорит про четыре бакса за ночь, рассказывает Лизе, что тусил там с гастерами. Азеры всякие и узбеки, тоже в этом хостеле жили.
- Они там типа как тут мексиканцы, гоняют на заработки, - он говорит, свастон не зудит. Паштет сминает вторую банку. - Бля хотя тут и русские так наверно. Сюда же все ломятся, - он в курсе, что в США коренного населения нет, и что на этой земле когда-то нахуй порезали всех индейцев. Паштета такие вещи не парят, о справедливости он не слишком задумывается. Говорит «как и русские», но с мексами не ровняет. Мексы для него те же гастеры, пусть его и подвез добряк Начо.
Паштет дохуя говорит. Цепочка «его голос - голос робота - голос Лизы» превращается в «его голос - голос робота». Спустя тридцать минут он смотрит на ее ноги и вдается в подробности своего российского быта. Как дома травой барыжил.
- Тут лигалайз, у нас не так, пять - десять лет схватить можно. Я так, слегка торговал, не наглел. Проблем не было, - Паштет сминает третью банку, они по 0,33. Он быстро с ними разделался, не заметил даже. Пол-пиццы тоже исчезло. - Хотя бля, - он широко улыбается. - Было.
Паштет описал, как его чуть не приняли, как собирал взятку по корешам. Как помог ему Штык, и как Штыка потом посадили. Сказал ей, посадили за драку, абстрактно. Не сказал, как толпой хачей отлупили. И умолчал про малую, в рассказе полностью опустил. А так все свободно рассказывал. Не думал, что она его на улицу выпрет, что-то подсказывало: в ее жизни такого добра навалом. Возможно, это написано прямо на ее теле ворохом черных рисунков.
- Красивые, - он кивает на ее забитые плечи. Кажись, неосознанно подбивает о себе впечатление с прицелом протусить на Лизиной хате подольше. - Я тут новую хочу набить, die younger. Вот здесь, - проводит через живот. Справа на пузе резной кельтский крест, новая будет выше, дугой, здоровая. Похуй, что это слоган с пачки парламента. - Дашь мастера? - она наверное дорого бьется. Сейчас Паштет об этом не думает. Думает, что хмелеет медленно. И что транслейт его заебал. Механический голос произносит слова, и Паштет их частично вслух повторяет. Он уже выучил призон (тюрьма), трейд (торговать) и бьютифул (красивая). Бьютифул он знал.
Подорвался с дивана.
- Надо че покрепче взять, я сгоняю, окей, - бля, как на ее языке? Гугл, завали. Паштет перебивает его монотонный электронный бубнеж. - Дринк, шоп..бля, - смеется, понимая, какой со стороны он кретин. - Уан минетс. Где тут магаз ближайший?
У него есть сто пятьдесят баксов, прихватил еще телефон. Сука, точно. Сел. - Лиза! - Паштет выглядывает из коридора. - На зарядку поставишь? - между их телефонами цивилизационная пропасть, но провод одинаковый, лайтнинг. Он кидает Лизе мобильник. - Лови.
Вышел на лестницу, вниз спустился пешком, слетел почти. На улице ему попался мармон. Курил стоял.
- Хай, - салютанул ему Паштет. Мормон на него волчий взгляд кинул и одновременно испуганный. - Бля..да лан те, - Мормон абсолютно точно не хотел говорить с Паштетом, Паштет сделал вывод, что поговорить им необходимо. Особенно после пол-пачки бувайзера. - Не залупайся, мы соседи теперь и друзья. Ви фрэндс, окей? - показал мормону три, потом ноль. Мормон нихуя не понял. - Окей? Бля. Курить есть? Смоук?
Все бля, вот один считай под ним ходит, будет на районе криминальный авторитет. Стрельнул две, одну закурил, одну за ухо. Которые у Лизы стрелял, все скурил.
- Гуд, гуд, - похлопал мормона по плечу, специально посильнее. До присогнутых колен. - Бывай, - и свалил. Куда там повернуть, где пройти? Все такое другое, но вывески у пивнух везде одинаковые. Да и магазы тоже. Паштет завалился в первый попавшийся. Будвайзер одиннадцать баксов за двенадцать банок, его Паштет сразу с полки смахнул. Искал водку. Ебать оказалось в штатах водку уважают, он дома такой батареи не видел. Столичная за двадцать, Smirnoff за пятнадцать. Бля. Паштет заебался баксы в рубли и обратно считать. Взял абсолют на похуй, гулять так гулять. На кассе понял, что паспорт остался в сумке валяться, очередь блять скопилась. Негр какой-то размером со шкаф его буровил взглядом. - Ну че? - Паштет пожал плечами. Хули он сделает?
Вырулил по случайности: девчонка в очереди помогла, он сунул ей бабки, она оплатила. Оказалась, русская тоже. Паштет с ней вдоль улицы метров двадцать прошел. - Тут живешь?
Простые вещи казались значительными, легкие совпадения - невероятными. Чувствовал себя в трипе. Девчонка че-то по телефону базарила, потом спросила, кто он и откуда, Паштету влом рассказывать все опять. Стрельнул покурить, на перекрестке попрощался. На улице стемнело уже, он остановился у светофора и пялился на тачки. Хуй знает, на сколько застрял.
- Погодь ты, болезный… - пес снова лез в ноги. - Бетховен бля. Как его звать? - вопрос Паштет на кривом английском произнес, выучил. Он на середине ускоренного языкового курсе, где бухаешь с телкой из порно и объясняешь ей особенности национального сельского чила.
В руке клацнула водка о пиво. Паштет улыбнулся.
- Будешь? За знакомство.
Про работу Паштет не забыл. Он еще в разговоре Лизе прямо сказал, что если таскать или охранять, он в деле. По подворотням толкать, тоже. Этого прямо не сказал, но оно итак понятно было, когда рассказывал про свои приключения. Решил зайти с другой стороны. Пусть она ему чего-то расскажет, а он, глядишь, себе место найдет. Че там, телок надо на площадке охранять? Женька упоминала свой клуб, раздобудет у нее адрес.
- Ты откуда? Отсюда? Твоя очередь, - Паштет катнул ей рюмку: и пить, и говорить. Сел на кухонный стул. На кухне ему привычнее. - Щас напьемся и танцевать будем, - он заржал.
Паштет умом понимал, что тут такая же жизнь, своя возня и проблемы, но осозновал с порядочным скрипом. Он же блять здесь. В картинке из телека с батьковской кассеты.
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-12 16:50:19)
Новый знакомый обладает редкой способностью занимать собой все пространство сразу, хотя, по сути, он развалился-то всего на часть дивана. Может быть, это и есть черта его национального характера: занимать собой значительные пространства. Азии там, Европы. Мира в конце концов. Удивительно даже, как Россия нашла в себе силы уступить Америке Аляску. Кловер была там всего раз, и, надо сказать, место в самый раз для русских. Снежно и холодно, а потому все время хочется выпить, чтобы согреться. Кловер бросает взгляд на пульт от кондиционера, дисплей показывает комфортные ей двадцать градусов. П а в е л у, наверное, пиздец жарко?
Она тоже открывает банку с пивом, то приятно шипит. По алюминиевому боку ползут капли конденсата и падают на ляжку. Лиза их смахивает, вздрагивая.
П а в е л выглядит счастливым. Его суровая физиономия, которой он мог бы заставить местных черных белеть (на площадке напротив живет семейная пара социально приемлемых афроамериканцев, оба вроде бы из числа профессуры csus), приобретает совершенно детское непосредственное выражение, как будто он смотрит не на пиво и пиццу перед собой или не на сигарету в ее зубах, а оказался в Дисней Лэнде и принял чувака в ростовой кукле Микки Мауса за настоящего. Сколько ему лет?
– Валяй, смоук, – Лиза бросает ему пачку и зажигалку, потому что, раз уж взялась делиться, то полумер быть не может. Сорвиголова одобрительно тявкает у него в ногах.
П а в е л сказал, что она ему нравится – гугл-переводчик услужливо донес до нее смысл, и Кловер только приложила его к тональности, в которой это прозвучало. Парень курит, раскинувшись теперь так, что обнимает ручищами диван целиком, и шарит по ней взглядом, однако ответного желания дать ему промеж глаз, чтобы отлепил их от нее и собрал к переносице, не возникает. Он просто всем доволен, и ей от этого становится весело. Все-таки здорово делать кому-то хорошо, не забирая при этом ничей член за щеку. Достаточно угостить пивом с верхней полки холодильника и пиццей, купленной в волмарте по акции на полуфабрикаты для постоянных клиентов. Сдается, правда, что такое срабатывает редко, и всю жизнь на таком не вывезти, иначе то в мире не существовало бы шлюх.
Он предлагает отметить пивом их знакомство – чтобы дешифровать этот культурный код, не требуется кривой выговор робота из мобилы, все понятно по салюту банкой. Лиза салютует в ответ и потом руками же показывает, что хочет длинную историю. Спроси он про члены, то показала бы так же. У нее, может, тоже гигантомания, и из нее могла бы выйти отличная русская.
Голосовой переводчик поспевает за его рассказом только потому, что П а в е л услужливо делает паузы, заполняя их во рту пивом и пиццей. Пока бездушный робот передает содержание, Кловер наблюдает, как крепкие челюсти перетирают пепперони. То, как парень поглощает пищу, вызывает у нее какое-то странное удовлетворение. Блядь, что? В ней проклевывается женский инстинкт? Или типа – материнский? (Сколько ему все-таки лет?) Нет, ей спокойнее думать, что у нее просто что-то шевельнулось в рептильном мозгу. Например, что-то из рода древней архетипической хуйни, когда женщина выбирала себе мужчину, исходя из того, как много и хорошо он ел. Кловер не в курсе, были ли такие приметы, но почему нет? Много и хорошо ест – значит, тратит много энергии. Тратит много энергии – значит, охотится, воюет или чем там занимались в допотопные времена? От такого родится здоровое потомство и так далее. Вот только она сама совсем не притягательная самка. Ее ребра можно пересчитать не на ощупь, а на взгляд. Для плодородия надо бы, чтобы – складки. Задница, правда, ничего, таз нормальный (одна из ее гинекологинь тоже думала рептильным мозгом и оценивала ее с точки зрения того, что рожать будет легко – широкий таз, пиздец).
Его рассказ обстоятельный, хотя Лиза и не уверена, что поняла все в точности, однако общая канва не вызывает вопросов. Если подумать, П а в е л – идеальный кандидат для круга ее знакомств. Невесть откуда взявшийся тип, теперь – маргинал, представляет собой инородную культуру и не отличается примерным поведением. Выглядит как бойцовский пес. Веди она картотеку учета, то его файл отправился бы к Мартину Юлю и Рою Векслеру, встал бы там по алфавиту и не бросался в глаза. Если еще подумать, то Лиза давно послала на хер законы природы и инстинкты, и выбирает тех, с кем не только ли не продолжишь род, но скорее ее саму могут легко пришибить. Она затягивается сигаретой, на корне языка приятно горчит. Ей такое нравится.
Ему нравятся ее татуировки.
– Твои тоже ничего, – она любит на мужиках такую типовую хуйню вроде крестов и орнаментов, в этом что-то есть. Его идея с «умереть молодым» тоже ему очень подходит, забьется и проживет с нею как с оберегом до старости. Как пить дать. – Я даже могу тебе ее набить, – усмехается. Она умеет, а достать машинку и чернила не составит труда. К тому же давно думала, что, может, стоит воскресить это дело, ведь неплохо же получалось. Это не картины по номерам: на такое дерьмо у нее ни за что бы не хватило терпения и усидчивости, а вот бить чернилами по живой коже в самый раз.
За историей приключений, похожей на какой-то ебаный бандитский гранж-эпос для нетфликса, пиво заканчивается, и П а в е л вдруг вызывается сгонять в магазин. Лиза пожимает плечами: как хочет, большой мальчик, не заблудится. А заблудится – найдется, он-то не слепой, в отличие от Сорвиголовы, например. А ей он бросает свой сдохший мобильник, чтобы реанимировала. – Ладно, – ставит заряжаться. Думает: ну, пиздец. Знакомство обещает приключения, она хотя и не гадалка, просто чувствует. Таро у нее нет, но натальная карта, правда, имеется, и благодаря ей Кловер в курсе, что все херня как гороскоп на неделю. Блядь, если на семь дней никто ничего не может точно предсказать, что как возможно что-то увидеть в перспективе на всю жизнь? Она выросла в трейлере в парке трейлеров, какие, нахуй, первый, второй и последующие дома могут что-то для нее решать?
П а в е л а нет довольно долго. Может, в его натальной карте меркурий в девятом доме предопределил падение в канализационный люк. На прошлой неделе так сгинул какой-то укуренный тип – писали в новостях. Кловер размышляет об этом философски, куря на балконе, когда видит внизу бритую макушку своего гостя. С места даже не двигается, потому что дверь не закрыта, добивает до фильтра.
Сорвиголова радостно встречает этого типа, очевидно, продавшись ему за начесанное пузо. Хотя, ладно, на охрану в его слепой морде она и не рассчитывала. – Сорвиголова, как тот слепой супергерой. Бетховен был глухой. И сенбернар, – смеется. Он же понял? Хотя, блядь, это она древняя и видела это кино, а он девяносто девятого года рождения, он ровесник Матрицы. Кловер смотрит на свой мобильник, уровень зарядки на красном, скоро отрубится. Однако П а в е л принес пиво и водку, так что, глядишь, найдут общий язык и так, а пока что он просит ее рассказать о себе.
Лиза садится обратно в кресло.
– Я родилась в Техасе, это штат на Юге. Из черного пояса, – символически показывает на себе – пояс. – Типа, где было много рабов, – нахуя ему этот исторический экскурс, не ясно, но какие-то ассоциации у него должны возникнуть. – Отец какой-то хуй, я его не знала.. Мать где-то там и живет, не видела ее почти двадцать лет, – усмехается. Ее история короткая. Рассказывает, как почти все время была предоставлена сама себе и что от матери не сбегала только чтобы не забрали в какой-нибудь приют, а когда стала совершеннолетней, то уехала в Майми сниматься в порно. Рассказала, как в придорожной кафешке, где подрабатывала, ее заметил тип, рекрутировавший девок, и что возможность срубить легких бабок казалась ей охуенной. Из охуенного по итогу оказались только хуи в большом количестве и качестве. Наебалово, короче. И выебалово. «Фак» звучит у них особенно часто, Кловер надеется, что П а в е л верно различает смыслы. И вкладывает тоже, а то мало ли слово за слово примет за приглашение потрахаться. – Спрашивай, что тебе интересно. Я нормальные интервью давать не умею, – фыркает, толкая босой ногой кожаную обивку дивана. Он же в теме?
– Сейчас я управляю вебкам-студией, сама не снимаюсь, – стряхивает пепел в пепельницу, – могу пристроить охраной, язык тебе знать не обязательно. Условие одно – девок пальцем не трогать, – смотрит на него из-под ресниц, а по посылу – приставила скальпель к яйцам. – Членом тоже, – ее условия исчерпывающи, чтобы не осталось никаких лазеек. – Хотя, если хочешь, можешь и моделью, спрос будет, – смеется. На этом ее мобильник дохнет. Успел только перевести про напиться и танцевать. Самое важное, короче.
Кловер приносит рюмки под водку. На закуску режет хлеб, ветчину и сыр. Еще бананы и манго. Крепкие напитки ей лучше заедать, они делают ее злой. – На первое время пристрою, а там подтянешь язык, разберешься.
Отредактировано Lisa Clover (2022-10-18 16:51:56)
Паштет опять ничего не понял - какой бетховен, где сенбернар? - но посмеялся. Не понял - смейся, новое правило пребывания в штатах. Судя по ее лицу, ему должно быть смешно. Понял одно: с бетховеном че-то напутал, и тут же забыл, что именно.
Лиза говорит «Тексис» или типа. Это Техас, нихуя! Из черного пояса. Паштет повторяет: - Пояс. - и ржет, опрокидывая рюмку. - Я тоже отца не знал, он мать кинул до моего рождения, - спокойно, как факт. Что батек проебался, он смирился давно и не пытался найти. Очевидно, тип не хотел этой встречи. Что они скажут друг другу? Ну втащит за мать, одно время это казалось ему чем-то дельным. Может и Лизе покажется. - Давай найдем, я втащу ему, - тут же предложил он. Лиза и мать давно не видела, двадцать лет. На три года меньше, чем возраст Паштета. Блять, сколько ей?
- Тебе сколько? - так и спросил, интересно же. - Я к тому, ты не выглядишь… - он помахал рукой вокруг лица, не зная нужного слова. У шлюх год за три обычно идет. Но она же не шлюха, получается. Бля, он быстро напивался. - Ебаный фак, - Паштет поймал себя сидящим на диване со стопкой в руках и приоткрытой пачкой. Что фак - это не только универсальный пиндосский мат, но и ебля, он понял в процессе. Сколько факов из всех Лиза ебалась, а сколько - хуями крыла, не понял, но, учитывая ее биографию, тупо попилил общую кучу на равные половины. Пятьдесят в еблю, пятьдесят в мат.
Про работу Паштет уже нахуй забыл. И что Лехина баба кинула с обещанием теплого места, тоже. Какая нахуй работа, он бухает водку с порнозвездой. После метаний он Лизу про себя решил так звать: порнозвезда. Снизошла считай, после всей еботы, которую он уже произнес, предложила спрашивать вообще что угодно. Паштет задумался.
- Скажи...есть ли жизнь во вселенной? - он пьяно ржал, опрокинув еще одну. Показал ей три-ноль. Бля. Походу он набухался. Обычно его на сильно больше хватает, он это Лизе спутано объяснял, что спокойно раза в три дольше может. Она верно его поняла? Что он про бухло сейчас. Сегодня может усталость с дороги взяла, может воздух другой, техасский. То есть калифорнийский. Может, дело в том, что Паштет не закусывал (слушай, да я не закусываю, - улыбался он разложенной ветчине) и выпил бутылку в соло, пока Лиза рассказывала про вебкам и Техас, который оказался Тексис. Она, получается, больше не порнозвезда. У нее бизнес, предложила охранять телок. Охранять можно, ебать нельзя.
- Без проблем, - примирительно поднял руки Паштет, он на любые условия согласится, тем более в карманах нихуя. Хотя странно, что вебкамщиц ебать нельзя, что еще с ними делать? И как она проверит? Вряд ли там девственницы собрались.
А у Паштета есть девушка.
Бля, точно. Где-то в середине разговора пьяно пялясь на просвечивающие сквозь топ соски Лизы Кловер и размышляя, что в целом она в его вкусе, не смотря на разницу в возрасте и отсутствие сисек, и как круто ебать вебкамщиц нахаляву, Паштет вспомнил - у него есть девушка.
Малая, красивая кстати. Будь он отбитым как Леха, воткнул бы ее на заставку.
Что с этой информацией делать, он без понятия, проблем итак дохуя. Он же блять по-пиндоски не говорит почти, чудом возьмут телок в блядюшне стеречь. - Да я уже пояс выучил, - парировал пьяный Паштет, он полиглот прямо как Бетховен. - И фак-факинг-фак. Кароче..
Он поднялся на ноги. Бля, он пиздец набухался. Черты Лизы слегка качало, цвета мазали воздух. Паштет тряхнул головой. Остаток вечера он утром он помнил смутно.
- Ебать! - вот он, стоит у окна. Снаружи негры врубили репчину, сидя в импале без верха. Увешанные цепями, полный фарш. Здесь же не гетто? Паштет снимал прям из окна, музло разливалось по улице: - Лехе скину, он охуеет, - что Леха сам в штатах, Паштет какого-то хуя забыл.
- Да пошли за второй, - он тащит Лизу через квартиру, собирая плечом углы, заплутав в одном коридоре и чуть не навернувшись через сраного пса. Дошли они до магаза или догнались пивом, Паштет не помнил.
- Наше тебе включу, - он сидит возле колонки и пытается подрубить телефон. Пролистав унылый сплин и пройдя мимо русской попсы, дошел до грибов, про талый лед. Там еще такие панамы смешные. - Брейк нахуй, - он стоит на руках, сносит ногой какую-то лампу. Грохот, погасший свет, собака тявкает. Бля-я. - Сори-сори, - смеется, осев на полу.
Последнее, что он помнил - себя рядом с диваном. И Лизу. Краски горели, жгли пленку, шлейф мазал поплывший кадр. Звук как через глухую подушку. Паштет стянул за загривок борцовку (бля, там слезы Малой еще не просохли), швырнул в угол и решительно потянулся к шортам, но вовремя вспомнил, что под ними нет нихуя. Пьяным взглядом нашел глаза Лизы. Она вот, стоит прям перед ним.
- Это.. - мотнув головой, Паштет нехотя снял руки с ремня. - У меня это…девушка есть, - по-русски, но говорить было сложно, будто по-английски. - Герлфрэнд, - пояснил он и рухнул в диван.
Вырубился.
Утром проснулся огурцом, похмелья не было. Сушняк долбил, налакался воды из-под крана на кухне. Показалась родниковой. Сунул башку целиком, душно пиздец. Обсуждать попойку и собственную дурость, Паштет не хотел. Как только пересекся с Лизой, присел на уши по поводу работы.
- Че, сегодня начнем? Смотри, - он показал ей приложение с карточками слов. Раздела «вебкам» не нашлось, так что Паштет проходил бытовое общение. Хай а ю он уже ей сказал. - Язык в процессе, у меня права есть, водилой тоже могу. Тебя надо куда отвезти? Шмотки мои сойдут или че еще надо?
Паштет надеялся, его шорты плюс майка пойдут, но хуй его знает. Вряд ли там костюм нужен. Сколько платить будут не спрашивал, что делать - тоже. Да на месте разберется, похуй. Главное, попасть в эту хуйню, пока она после вчерашнего не прикрылась.
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-12 16:52:13)
Реальная цивилизационная пропасть между ними могла бы иметь место, если бы они пиздели о чем-то отвлеченном и великом (великое почему-то всегда отвлеченное, вся философия – сущая ебанина, под нее отлично спалось на задворках класса). По сути же между ними только языковой барьер, который реально досаждает, но остатки зарядки в телефоне выручают и помогают перелезть и через пояс, и через осознание общего бэкграунда безотцовщин. Парень сообщает, что своего папашу он тоже не застал и даже не представляет, кто тот такой, потому что он исчез с горизонта еще тогда, когда сам П а в е л был привязан к матери пуповиной. Кловер опрокидывает в себя рюмку и занюхивает запястьем: от воспоминаний о собственной мамке в голове тяжелеет, и ее может вывернуть наизнанку, так что в рот лучше ничего не совать. Проглотив остатки обжигающей горечи, хохочет: – Блядь, втащи моей матери, – вот ее найти реально, а втащить есть за что. У съебавшегося отца презумпция невиновности. Если так подумать, то Лиза может заочно его любить просто потому, что он нихуя плохого ей не сделал. Хорошего, конечно, тоже, но у нее такая сраная жизнь, что шкала для определения того, заслужил кто-то благодарность или нет, имеет ничтожно малые деления.
Она пьет меньше Па в е л а, но ее тоже мажет. Возможно даже просто потому, что Кловер позволяет себе опьянеть, решив, что этот бритоголовый тип размером с молодого бычка не представляет опасности. Ну, или, если потребуется, получится с ним справиться, потому что его взгляд уже осоловел от огненной воды. Мать, кстати, любила пиздеть, что у нее в предках индейцы чероки, которые снимали скальпы со своих врагов и украшали ими свои вигвамы. Хуй пойми, зачем она это рассказывала. Может, чтобы оправдать отсутствие у них крыши над головой. Лиза смотрит на П а в е л а, но думает снова о матери, и потому, когда тот начинает водить рукой у лица, сперва решает, что он спрашивает, похожи ли они с нею. Ну, в смысле Лиза с матерью. Она надеется, что все-таки нет, иначе бы уже пиздила Сорвиголову шлангом от пылесоса за неимением дочки. У слепого пса и мелкой девчонки почти равные шансы на то, чтобы дать сдачу. Никаких, то есть. Однако Кловер таращится на дисплей телефона, фокусируется и понимает, что П а в е л спрашивает про возраст. Типа, сколько ей лет. Усмехается. – Тридцать пять, – это на дохуя больше, чем ему. Ответ его то ли впечатляет, то ли его возбуждают милфы, сложно понять: ебаный фак может означать и то, и другое, и все вместе. Короче, забавный.
Свое право задать совершенно любой вопрос П а в е л использует неожиданно, и Кловер моргает пару раз прежде, чем сообразить, что он все-таки спрашивает не про университеты. Блядь, да какие университеты? Он мало похож на того, кто в таковом учился, она – тоже. Само слово «университет» могло попасть к кому-то из них в рот только при случайных обстоятельствах или состоянии подпития. Например: П а в е л, университеты лиги плюща ебаные снобские притоны. Она знает, у нее был ебарь из Принстона. Собственно, только так Кловер и довелось прикоснуться к высшему образованию: брала за щеку у одного профессора. Что до П а в е л а, то он мог иметь отношение к граниту науки только в том случае, если разбивал его о голову на спор.
Он спрашивает о жизни во Вселенной.
– Есть, – пожимает голым плечом и возвращает на него бретельку майки. – Мы же во Вселенной, и мы живем, – а думает П а в е л как будто о мирах более близких, например, в радиусе пары метров. Изучает, так сказать, не млечный путь, а молочные груди. Хотя, конечно, от сисек у Кловер одна только звездная туманность.
Тот профессор, кстати, преподавал социологию, а был бы астрофизиком, то, может, ответ получился бы поинтересней.
П а в е л допивает водку и подрывается снова пойти в магазин. Кловер даже не успевает пикнуть, как он хватает ее за руку, чтобы составила компанию. Его решительности можно позавидовать, конечно. Поэтому, наверное, русские и победили Гитлера: в один момент просто вскочили, осознав цели, нашли союзников и взъеьбали нацистов. А возможно все было и не так, Лиза очень хуево знает историю, на ней она даже не спала, а просто не ходила на уроки. За каким хером, спрашивается, это нужно, если все прошло? Только настоящее имеет смысл.
В настоящем П а в е л а мотает из стороны в сторону от окна до прихожей, потом обратно в гостиную. Кловер слышала байки про то, что в России по улицам ходят медведи, но это, разумеется, выдумки. За медведей наверняка принимают таких вот П а в е л о в, когда те надерутся водки и шатаются, укутанные в шубы. В Сибири же холодно. Лиза американка, она знает, что Россия и Сибирь синонимы. Ей смешно, она смеется. Бля, какой кайф смеяться, когда смешно. И когда в принципе смешно. – Ты смешной, – и хохочет, когда с грохотом гаснет свет. Лампа безвозвратно убита или подлежит ремонту? Рой Векслер выставит ей счет? П а в е л ведь не в курсе, что это не ее хата, и что она тусуется тут по доброте одного знакомого типа.
Да похуй.
Ей вдруг захотелось тоже что-нибудь разбить, это следствие выпитой водки. Крепкий алкоголь злит, но выручает П а в е л, который веселит. Пока погруженная в полумрак гостиная не останавливается перед глазами, думает, что охуенно было бы иметь младшего брата. П а в е л, видимо, думает о чем-то подобном, но в ином ключе. Стягивает с себя майку, получается очень решительно. Когда голова пьяная, мысли кажутся особенно материальными, и Кловер вносит корректировки: иметь младшего брата не по сюжету популярных порнороликов. Парень икает, моргает, держит руки на поясе шортов. Сообщает, что у него есть подружка. Лиза фыркает и затем хохочет, оттягивает резинку на его поясе и щелкает ею по животу, по линии блядской дорожки волос, ведущей от пупка вниз. – Ладно, не буду тебя трахать, – великодушно хлопает по щеке, как будто и правда снизошла до его верности. Может, у него и правда любовь, а может хуйня, и стоит ей только приспустить шорты с задницы, как светлый облик прекрасной дамы в голове рыцаря рассеется, и он в одно мгновение превратится в коня на случке. Хотя… Они оба пьяные пиздец, и даже если бы загорелись, то отрубились, может, еще до того, как он сумел пристроить член. Или не стоит его недооценивать? Русские опасные, сумели же как-то незаметно перебросить ракеты на Кубу, когда еще тот любовник Мэрилин Монро был президентом. (Мэрилин Монро охуенная, у нее ночевал президент, а у Кловер – П а в е л. Но, с другой стороны, шансы, что ее найдут из-за этого мертвой, тоже ничтожны).
Она наблюдает, как П а в е л забирается на диван и падает лицом в подушку. Похоже, необходимости стелить ему белье, нет. Лиза только бросает сверху плед и идет к себе, точно так же падая уже в кровать.
Вырубилась.
Утром первой просыпается голова, которая сообщает о своем наличии протяжным гудком паровоза в висках. Кловер поднимает ее от подушки, жмурится на яркий свет в окне. Солнце светит чертовски доебчиво, а у нее внутри похмельная чернота. Стала реже пить – начала мучиться по пробуждении. Или стареет? Так, глядишь, наступит день, когда на то, чтобы расходиться и воскреснуть, потребуется целый день, а не пара часов на контрастный душ, аспирин и стакан апельсинового сока.
Зато П а в е л бодр и даже свеж, как будто накануне хлебал спрайт. Спал, очевидно, великолепно, в свидетельство – красная полоса от шва на подушке поперек сонной физиономии, которую он умывает под краном на кухне. Пока Кловер варит им кофе, он уже готов действовать. Она окидывает его оценивающим взглядом. Шорты, борцовка. Не замерзнет, конечно, но разве что днем. Впрочем, после минус тридцати пяти в Сибири десять градусов ночью в марте в Сакраменто для него – комнатная температура? И все равно морщится. Уходит вместе с чашкой кофе и возвращается с джинсами и футболкой. Прикидывает, что самую малость будет великовато, но оверсайз даже в моде. – Примерь, – это вещи святого отца, те из немногих, которые у нее хранятся. Джинсы обычные синие, с ремнем, футболка с какой-то волонтерской акции – с мерчем церкви Святого Антония и пожеланием любить Бога. Охуенная, она сама ее иногда таскает. – Если подойдет, можешь забрать, – у него с собой только сумка, лишние шмотки не помешают. Благотворительность, ебана. Кристоф Мор бы гордился добротой ее христианского сердца, если бы не узнал, что его вещи ушли случайно прибившемуся к ней молодому здоровому кобелю. Он признает существование только Сорвиголовы. Ну, и бога.
– Поедем в Дейвис, покажу тебе студию, познакомлю с парнями, – говорит Кловер, тоже одевшись. За белье отвечает боди, сверху – узкие как девственная задница джинсы (таких у работающих на нее девиц нет, задниц в смысле), джинсовка. Красотка пиздец, на глаза – солнцезащитные очки, два часа еще не вышли. – Поведу я, покажу дорогу.
На тачке дорога от Сакраменто до Дэйвиса занимает чуть больше четверти часа или, может, минут двадцать. Кловер не торопится, заторы на дороге – тоже. – Всего на студии пятнадцать постоянных моделей, из них двое парней, – закуривает, придерживая руль коленом. Усмехается. – Еще трое парней на охране, работают посменно, – лениво следит за трассой и за тем, как набегает текст на экране переводчика. – Охрана, – повторяет, хлопая его по плечу, у него же язык в процессе, так что слово вспыхивает еще раз. – Еще двое – техники, следят за тем, чтобы все работало исправно. Администраторка – Колетт, бывает наездами, но знает все и оо всех, та еще стерва, с ней не спорь, – Брандт реально стерва, но знает свое дело, поэтому Кловер еще не откусила ей голову. Иногда хочется просто так. – На студии часто появляется Макс, он типа курирует, – в подробности не вдается, просто сообщает о наличии и этой физиономии. – И иногда – Кили, ее ни с кем не перепутаешь, у нее гномий рост и пропеллер в заднице, моя помощница. Менеджер.
Вроде все. Про то, что пристроит нового парня в охрану, напишет Максу и Колетт позже, больше ставить в известность некого.
– Про парней-моделей… Не скажу, кто из девчонок – парень. Считай, что это предохранитель на случай, если решишь утолить тоску по своей герлфренд, – смеется. Нет, понятно, что распознать легко, просто все равно весело. Русские же все гомофобы, она по телику видела.
Первым делом Паштет выучил факинг и фак и стал втыкать в речь через слово. Переводчик дерьмище - коверкает, болтает какую-то ебань, Паштет юзал гугл в самом крайней случае, обходясь набором жестов и элементарных слов. После вчерашней попойки говорить ему стало проще, пусть по большей части он нес тупую несвязную хрень. Просто добавь туда фак - и готов нейтив спикер.
- Факинг доуп, - Лиза сварила кофе, Паштет шатался по хате с кружкой, искал сигареты. Стрельнул у Лизы. Солнце херачило в окно, Лиза вытрясла на диван шмотки. С первого взгляда Паштет понял, что ничего из этого носить не будет и это отсветилось на его не обременном интеллектом ебале. - Это чье? Твоего бывшего или типа? - бля или кого мертвого. Не его стиль, прямо как кантри из фуры белого дальнобоя. Пошвыряв вещи, Паштет оставил их на диване, мотнув лысой башкой: не мое, сори. Помощи с работой и хатой ему для счастья достаточно. - Тут факинг хот, - он ткнул за окно, улыбнувшись. Спал в баскетбольных шортах, в них же и вышел, натянув сверху последнюю чистую фуболку. Пропустил обтянутый джинсой зад Лизы вперед, а потом понял, что ей квартиру закрывать. Особой разницы в возрасте он не чувствовал, а пропасть цивилизации сократила вчерашняя пьянка. - Дейвис, - повторяет Паштет. Что нахуй такое Дейвис? - Окей.
Какая разница? Дейвис-хуевис. Его знания ограничены этой лестничной клеткой и магазинами возле дома. Он завалился в тачку, краем глаза зацепил баскетбольную площадку. Там бегали негры, играли на одно кольцо. Заебись играли, агрессивно и борзо. - Бля, пиздец обезьяны, - тихо усмехнулся по-русски Паштет со смешанным одобрением, глядя, как тип, завалив данк через чужую башку, болтается на кольце, а остальные воют на весь район и носятся по площадке. Он бы поиграл тоже.
- А?.. - Лиза что-то ему говорила, пейзаж давно уехал вместе с машиной, а Паштет вытягивал шею, разглядывая. Всю вводную инфу пропустил. - Да, заебись, - показал он ей большой палец, хотя понял от силы процентов десять. Тупо со всем соглашался, чтобы не проебать ничего. «Блять давай втащу!» - радостно махал пивом Паштет прошлым вечером, стоило Лизе предложить ему вписать матери за хуевое детство. Если придется какой-то старой пизде всечь, чтобы прописаться на хате, он готов. Сори, ничего личного.
- Охрана, телки, телки с членом, - загинал он пальцы, подводят итог и опустив подъебы про герлфренд (бля, и че не молчалось). Еще что-то про колет, хуй знает что за слово. Да понятно все. Похуй, на месте разберется. Паштет привык разбираться на месте, у него мозг отрубался после двух минут любых вводных лекций. Че там думать, охранять много ума не надо. Это базовый навык, он из пизды не успел вылететь, уже умел всю свою хуйню охранять до того как соображать научился. Так бы и написал в резюме, если б мог его составлять, но в жизни Паштета такая работа всего раз была, и ту хуебень ему помогли составить. Он смотрел на бумажку, а внутри какой-то другой тип, вообще не он.
Паштет опустил стекло и вывалил морду наружу, прям как собака - курить и смотреть одноэтажную застройку. Прикольно, у всех такие дома стоят как в San Andreas. Он думал, это декорация чисто для фильмов. С картонными домами и почтовыми ящиками у дорожек, потому что заборов нет. То есть в пиндостане есть специальные места, где снимают все сериалы, делают игры еще с такими пейзажами, чтобы весь мир думал, будто у них так везде, но если приехать - та же спальная застройка, как в его родном городе. Оказалось, они реально вот так живут. Прикол.
- Прикол, - вслух говорит Паштет, пока тачка проезжает по прямой узкой дороге. Город как по линейке разметили. Параллельные улицы к параллельным. - А как ты в порнуху попала? - выдал он, швырнув окурок и упав обратно в салон. У него Лиза-в-жизни не стыковалась с телкой из порно. Бля, у нее закрывается рот. Типа вот она едет деловая с закрытым ртом. Ему интересно.
Дейвис оказался пригородом. На вид не скажешь, что тут ебутся за бабки, скорее молятся каждые полчаса. Живут ебанаты типа того, который вчера к Лизе приперся. Бля, как его звать?.. Паштет спрашивал и забыл. Ехали вроде не долго, но он заебался сидеть и вышел из тачки раньше, чем Лиза затормозила в ноль.
- Э бля! - и раньше чем она вышла следом, он приметил подозрительного типа. Хмырь шароебился возле территории, выглядывал что-то. Территорию Паштет определил как свою и стартанул с места быстрый шагом, даже бежать не понадобилось. Хмырь на него вылупился, дернулся, но замер, как кролик, тут-то Паштет его за шкирняк и схватил. - Ты че тут забыл? Это частная территория, - рыкнул он максимально сурово. Всю жизнь мечтал припечатать как в кино: «лежать, руки за голову» или «это частная территория» - но не знал об этом до этого дня. Типок в его руках дергался и отпихивал от себя. Паштет не пальцем деланый, он сейчас с этим хмырем разберется, чтобы все мигом сообразили, кто нахуй работник года в этой дыре. То есть не дыре, конечно, а нормальной такой ебальне. - Да не дергайся ты, - тряхнул он типа, пнув коленом и заламывая ему руки. Он так бухого буйного ебаря соседки с лестницы на мороз выкидывал. Тот лупил ее и швырял в батарею подъезда, она орала как резаная. На все три этажа сука, Паштет телек дома не мог посмотреть. Так эта тварь последняя на Паштета заяву накатала, как очухалась и сбитую морду йодом намазала. Ебанутые блять.
Сейчас Паштет стоял где-то в Дейвисе, скрутив непонятного левого чела - соседка бы охуела. Мужика Паштет старался особо не бить, чтобы побоев не посадить случайно. Помял немного, объяснив, что выебываться без толку. Тот вопил что-то про себя, про права и еще про всякую хуйню.
- Вот ей и объяснишь, кто ты такой, - отмахнулся Паштет, оттаскивая тело навстречу Лизе. Тело наконец-то сдалось и перебирало ногами по тротуару само. - Смотри, попался! - Паштет тряхнул чужим туловом люто довольный. Как кот блять, который в деревне мышь поймал и принес на хозяйский ковер.
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-12 16:52:34)
Христианская милостыня пришлась русскому не по вкусу, он так и остался в шортах, только натянул футболку без пятен. Ровный белый тон с загогулиной паленого лакостовского крокодила оказался ему к лицу. Нашивка же смотрела в другую сторону, воротя от Кловер морду. Она глянула на П а в е л а через черные стекла очков и решила, что в целом он заебись и осталась довольна, потому что последнее время у нее мало что было заебись, так что пусть будет хотя бы так.
Ехать с ним в тачке оказалось все равно что с большой собакой, которая большую часть времени торчит мордой в открытом окне и лает на одноэтажную Америку. Ей этот пейзаж приелся как клубничная смазка: когда-то еще представляла, что могла бы жить в одном из таких домов с подписанным почтовым ящиком и по утрам выходить за свежей газетой, перескакивая через поливочные шланги, а теперь ее уже не трогает. Негры, в большом количестве занявшие игровую площадку и теперь оставшиеся далеко позади, не привлекли внимания тоже. Они висят под кольцом каждый гребаный б е л ы й день. Кловер не расистка, но отчего-то вспоминает, что мамаша рассказывала, будто прадед в каком-то колене был владельцем плантации в Джорджии и воевал в Гражданскую войну об руку с генералом Ли. Вот бы он охуел, узнав, что потомки освобожденных рабов потом пехали его несколько раз правнучку в видосах для Blacked.
– Не через койку, прикинь, – отвечает Лиза на его вопрос про порно. Тоже знает, что переводчик справляется хуево, не успевая за скоростью речи, но иногда он помогает отдельными словами. С похмелья и то за счастье, потому что извилинам еще больно шевелиться. Как насчет П а в е л а, то хер знает, сколько из ее вводной речи он понял, а сколько додумал. Судя по тому, как кивал и загибал пальцы, соотношение один к ста. Ладно, разберутся. – Работала в придорожной забегаловке, бегала с подносами. Однажды заехал какой-то чувак и вместе с чаевыми приложил визитку, – блядь, что была за судьбоносная встреча, пиздец. Ну почему это был не мормон или агент косметической компании с пахучими каталогами? – Типа, о, тебе еще нет восемнадцати, но, когда исполнится, позвони, я устрою тебя в кино, – подделывает голос Пимпа чертовски похоже, но только притравливает насмешкой. – Я же думала, что я как ваша Водянова, а оказалась Сашей Грей. На самом деле, просто хотела съебаться из дома, так что, когда вместо Лос-Анджелеса оказалась в Малибу, не особо расстроилась. Ебнула дури в нос и пошла ебаться в горло, – и в жопу. Куда выгоднее. Какой-то тип сигналит им, пристроившись на хвост, и она высовывает из окна фак. – В свою задницу погуди, обезьяна! – все-таки мать могла и не напиздеть, сколько-то там раз пра- дедовская кровь в ней течет и иногда побулькивает. Их обгоняет мужик, похожий на Моргана Фримена.
Они выруливают к студии. Место присмотрел Юль, еще когда они поебывались и все было как будто серьезно. Довольно большая территория, обнесенная неглухим забором, который не закрывал от чужих глаз, но обозначал пределы проявления внимания. Сам двухэтажный особняк утоплен за подъемом и скрыт деревьями. Собственно, тоже ничего необычного для Америки, рекордсменки по числу историй о маньяках, содержавших жертв в глухих подвалах. У этого дома такой, кстати, тоже есть, почти бомбоубежище, и, когда разгребали его, то вынесли дохера каких-то коммунистических брошюр. Там было что-то про эксплуатацию трудящихся и интернациональное единство угнетенных. – Девкам не давайте, поднимутся на революцию, – сказала она, полистав. Получается, примкнула к буржуазному классу? Хотя, не дочитала, может, там было что-то еще.
П а в е л выскакивает из тачки с ретивостью, с какой обычно собаки бегут помочиться на заднее колесо, но на деле бросается к чуваку в зеленой бейсболке и хватает его за шиворот. Тот отирался у забора, тщетно вытягивая отсутствующую шею. Кловер заметила его еще на подъезде, и ощутила запах кислой капусты и жженого лука. Руперт Джексон напоминал ей одного из ебарей ее матери, только без масляных пятен на комбинезоне сотрудника службы дератизаци. Надо же, а сам как крыса, даром что красная мясистая морда приплюснута. Снова высматривает Джину.
Пока Руперт болтается на руке П а в е л а, Кловер приваливается задницей к горячему боку тачки и закуривает. Этот потливый, похоже, не понял с первого раза, что здесь ему ловить нечего, и Джина никак не отвечает на его чувства. – Опять ты, – вздыхает она, глядя на него. – Но ведь с тобой уже разговаривали два дня тому назад, ты уже пересадил свои фиалки? – чувак двинут на фиалках. Парни разбили все до единого горшки ему вместо пальцев. Наверное, стоило пальцы – на их восстановление ушло бы больше времени.
– Вы держите ее в рабстве, я натравлю на вас полицию! – кричит Руперт. Кловер морщит нос, потом трогает переносицу под дужкой очков: не хочет, чтобы из-за таких долбоебов наметились морщины. Полицию, он, конечно, может попробовать натравить, но только та прикормлена. Впрочем, все равно не хочется делать лишних телодвижений кроме тех, которые делают девки, жужжа вибраторами. Лиза продолжает размышлять под его поросячий визг, П а в е л продолжает его держать, а по гравиевой дорожке с другой стороны территории к ним спешит Джина. Джина в миру Джон, и в ней прилично роста, обтянутого шоколадной кожей.
– Ты что с ним делаешь! – вопит она, выскакивая в ворота и влетая в П а в е л а. С ее кулака слетает сразу несколько приклеенных розовых ногтей, парик едет набекрень.
История Лизы проста как два пальца. Ну все логично: ей не было восемнадцати, приперся какой-то гандон, наобещал ей, а она уши развесила. Бля. Он так со стороны посмотрел - Лиза некисло устроилась. Хата нормальная, тачка. Теперь свой бизнес походу с телками. Хуй разберешь, тот гандон - удача была или нет. Порнуха и порнуха, Паштету похуям, хотя встречаться с девкой из порно он бы не стал.
- Во гандон, - искренне отозвался со своего места. Так-то Паштет тоже знал одного гандона, который навешал лапши несовершеннолетней дурехе. - Хочешь въебу ему? - повернул он голову к Лизе, каждой мышцей лица выражая готовность прописать в жбан пидорасу, стоит ей слить адресок. - Ты это, не подумай, - стушевался он, сообразив что предложение не востребовано. - Где надо головой думать я тоже могу, окей?
Паштета выперли со всех работ, где надо хотя б немного соображать, а не тупо кулаками махать или таскать всякое говно туда-сюда. Он собирался опровергнуть сложенное о нем стереотипное мнение до того момента, как вышел из тачки и налетел на борзого типа у ограды. Ну блять. Охранять - его прямая обязанность. Чего-чего, опыта мутных тем, воровства или проникновения на закрытую территорию по крайней небходимости или просто так, у него дохуя. Как-то раз по пьянке чуть питона из зоопарка не пизданули, но там проебались со светом фонаря из мобилы и охрана отловила их за пять метров до аквариумного стекла. Бля, Паштет плохо помнил что дальше было. Итак в говно был, а пока до этой сраной змеи по кустам добрался, развезло окончательно. Че он выяснил из этого опыта: если прижали, нехуй борзеть блять, признай косяк, а там может пронесет. Сука, это он из любого опыта выяснил. И этот (а кто это нахуй?) додик у забора оборзел в край. Такая степень почти смертельна, но на счастье додика все же лечится пиздюлями.
- Не ори бля! - орет Паштет на додика, зеленая кепка свалилась на асфальт. Тип потянулся за ней, а Паштет прижал ее ногой, хорошенько и типа случайно пошоркав подошвой. Будь возможность - он бы ее обоссал нахуй. Че там додик Лизе затирал, Паштет без понятия, что она ему отвечала - тоже, но по мимике считал, как собака, что додик виновен и отпиздить его только в плюс его личному делу пойдет. Занес кулак, додик тут же сжался и примолк. Паштет довольно схаркнул, попал на кепку и стал еще довольнее. До этого их дрищ угрожал как-будто чего-то. Либо корешей позвать либо ментов натравить с судами, и по его комплекции и общему внешнему виду сто пудово последнее. - Это частная территория, час-тна-я, - посмеиваясь, орал Паштет додику в ухо, прайвет он выучил. - Андестенд блять? - зарядил контрольный по перепонкам, и обратился уже спокойнее к Лизе. - Че он тут часто, что ли?
Подумал, что он же блять это. Типа не только кулаками махать. Сейчас они все дипломатично разрулят, кепку отмоют эту его ебаную. Может у него тут сестра или любовь? Или мать, хуй его знает. А может он просто еблан типа того офисного хуя из Лизиной хаты. Паштет бы точно порешал, что делать с этим кретином, но его сука как поездом снесло здоровой тушей подлетевшего негра. Охуеть. Слышал что в штатах фриков разных дохуя, но увидеть не успел толком. И вот блять эта хуйня черномазая стригеррила в нем каждую скрепу.
- Отойди от меня нахуй! - орал Паштет, отпихивая от себя накаченную тушу в розовом платье и отшатнулся сам, глядя на пидораса глазами по пять рублей. Сообразил сразу - этого кадра по лицу хуярить нельзя, типа коммерческий актив. Бля, пассив этот додик дрыщ. - Только блять подойди, - тыкал Паштет пальцем в верзилу. Ходил туда-сюда, соображая, что делать. Додик его нерешительно окружал. Походу надеялся тупо рядом постоять на разборке и так отделаться. Паштет стер слюну, сплюнул. Сука. Пидрила ему губу разбил. Бля, хорошо, он в сакра-блять-менто, точнее где-то, уже забыл где. Был бы на районе, все нахуй. Разойдется только так, потом еще прозвище тупое прилипнет, и либо съебывать, либо ходить и пиздить каждого, кто посмел рот разевать.
- Сука, - рыкнул Паштет, победив внутренний ступор. Английский отлетел тут же, крыл всех на русском. - Ну иди блять сюда, петух. Сначала тебя отпизжу, потом бля этого пидора, - показал сначала в одного, потом во второго. И пальцем по шее провел, чтоб понятно было. - Давай блять! - заорал он на драйве, ударил себя в грудь. Махнув негру «подходи», вскинул кулаки, а тот стянул с башки белый парик. Бля, он под ним лысый как нахуй киндер под упаковкой. Малая от игрушек внутри тащилась. Вот бы она охуела, если бы вместо конфет Паштет домой эту хуйню притащил.
[nick]Паштет[/nick][status]мне похуй я так чувствую[/status][icon]https://i.imgur.com/qysm5fj.jpg[/icon][lz1]ПАШТЕТ, 23 y.o.
profession: вечно молодой, вечно пьяный[/lz1]
Отредактировано Thomas Fletcher (2023-02-13 11:51:36)
П а в е л – задорный щенок бойцовской собаки, для которого что игра, что драка – все одно. Кловер нравится его кураж: в нем нет отвратительной агрессии, похожей на выступающую из слюнявой пасти бешеную пену, а только чистая зубоскальная злость. – Полегче, – говорит она. В ее выдохе больше никотиновых смол, чем реальных усилий остановить потасовку. По крайней мере, не похоже, что дело закончится убийством или просто чем-то серьезным. Это дебильное кино категории зэт. Из спецэффектов: к носкам ее черных казаков с кожаным тиснением под крокодила летит белый парик, не удержавшийся на башке Джины. У Джона череп словно полит шоколадной глазурью – блестит и плавится на солнце.
Лиза поддевает искусственные волосы и подпинывает себе в руки: отличная работа, стоит денег, а не быть растертой по земле.
Руперт, освобожденный из хватки П а в е л а, подпрыгивает на месте, то вереща, что его убивают, то умоляя Джину поберечь себя.
– Да заткнись ты!
Она тушит сигарету в основании каблука и отправляет окурок в сторону. Джон тем временем таращится на белого бритоголового типа, орущего на русском с редкими вбросами английского, и только часто дышит. У него астма, не хватало еще, чтобы начал тут задыхаться.
– Все, разошлись, – Кловер встает между ними как рефери. Или как в любом ролике категории межрасовое порно. [Если она упрется руками в них обоих одновременно, то ее может закоротить от разности потенциалов? Джина рассказывала, что ее дедом был Хьюи Нортон. Кто в родословной у П а в е л а, она не в курсе, но выглядит как wasp-ер]. – Возникло недоразумение, – говорит Джине и мотает головой на Руперта: – У тебя пять минут, чтобы убедить своего ебаря свалить отсюда, или его проводят ребята. Может, конкретно этот.
Конкретно этот – П а в е л.
Джина умывает блестящее лицо широкой ладонью и кивает. Забирает свой парик, утирается еще и им.
– Побереги грудную клетку. Пошли, – Кловер хлопает П а в е л а по плечу. Может, натравит его на ребят, которые и проморгали Джину, и до сих пор не нарисовались на горизонте, а только открыли ворота, чтобы они проехали на территорию.
Двухэтажный особняк, который был приобретен под студию, мог бы быть отличным обиталищем какой-нибудь семьи, однако служит другим ценностям. Его не видно с дороги, он утоплен в саду, за которым никто не ухаживает, здесь даже поют птицы. Охуенное место.
– Че там? Все уладилось? – спрашивает Хорхе, здоровяк-латинос с портретом Фриды на предплечье.
– Ты охуел? – спрашивает Кловер. – Еще раз этот гондон устроит представление, ты полетишь отсюда. И все, кто с тобой.
Сегодня это два новеньких типа, которых привел Макс Векслер и гарантировал, что с ними не будет проблем. Проблем с ними, может, и не будет, но и проблемы они сами не решают.
– Джон сказал, что разберется.
– Так а на какой хер тут тогда ты? Эй, Элен, не хочешь подработать в охране? – спрашивает Кловер у промелькнувшей в коридоре девахи с ниткой стрингов в заднице и с кольцами в сосках. Та возвращается, окидывая всю компанию осоловелым взглядом. Элен на марихуане. У нее в руке здоровый резиновый член. Работающий.
– Чего?
– Иди, куда шла. Значит, так. Это – Пол, – для Хорхе английский тоже не родной, а русский так и вовсе мачеха, так что Кловер сокращает П а в е л а до приемлемого варианта, пригодного для коммуникации. – По-вашему Пабло. Паблито. Будет у нас тут на подхвате, скажешь Векслеру, что пополнение.
Она идет в кухню, чтобы взять аптечку, потом достает мобильник, включает переводчик и бросает на стол:
– Комнаты для стримов на втором этаже, на первом – комната для отдыха, для персонала, пункт охраны, серверная. Там обычно сидит Пит Паук. Возможно, дрочит, но главное, что все работает. Можешь осмотреться, но не мешай работать, – сажает парня на стул и, щедро полив ватный диск антисептиком, прижимает к его разбитой губе. – В морозилке должен быть лед.
Нет, ну неплохое место в сравнении с каким-нибудь блядюшником, где лучше не включать ультрафиолет. Кловер видела разное, так что здесь считай картинная галерея: она как-то была на выставке с миллионом изображений вагин.
– Подойдет такая работа?
Куда же он денется?
Вы здесь » SACRAMENTO » Реальная жизнь » welcome 2 californication
