Где-то на перевале две тысячи двадцать второго, Сидни даже и представить не могла, где будет к маю этого же года. Предполагала, что её носить будет в извечных бегах от Рокко; или, как вариант, осядет где-нибудь в Европе. Её давно знакомый фотограф звал в Милан, обещал показать Рим и помочь поймать несколько съемок. Дюбуа могла бы и во Францию ноги сделать, там её фамилия открыла бы немало дверей.

Но, она не поехала.

В мае две тысячи двадцать второго, Сидни Дюбуа в Сакраменто. Что ещё более непривычно, ошивается у подруги, которая живёт со своим отцом.
Talk about awkward, huh.

В целом, ситуация устраивала – Сид, как правило, была целыми днями или на съемках, или на вечеринках и без Лолы у неё дома не находилась. С её отцом, тоже, пересекалась скорее мало, чем систематически. Как казалось Дюбуа, ему не нравилось, что в их доме ошивается чёрт знает кто, но дочери отказывать неумел.
Сидни в этом Лоретте завидовала, но только очень пьяными ночами, когда где-то под-дых били воспоминания из детства, где отцу ещё было до неё дело.

Сегодняшний вечер был явным исключением из правил. Лоретта сделала ноги чёрт его помнит куда [у Сид от субстанций плоховато с памятью или это от алкоголя?]. Сама же Дюбуа была слишком заебана, чтобы заморачиваться поиском отеля. Хотелось просто посидеть в ванной с бокалом вина, в тишине, не иначе. Её ведь заверили – дома точно никого не будет, у отца важная встреча; у Лолы секс по расписанию.

У Лоретты ключи с нелепым брелком, который они вытянули в каком-то автомате в половине пятого утра, когда пьяные возвращались с очередной вечеринки. Дюбуа улыбается в никуда, всё-таки уровень их дружбы не переставал удивлять. Дверь распахивает, в доме темно, полотном ложится тишина. Сидни ногами перебирает сразу на кухню, достает бутылку белого, следом бокал и вот её уже несёт на второй этаж. Сумка небрежно бросается в угол комнаты, у Сид на принятие ванны целый ритуал.

Мыльных пузырей по горло, бокал тянет к губам, а вода в ванне настолько горячая, что сам Сатана вряд ли сюда полез. Говорят, горячая вода вредит коже и Дюбуа большую часть времени придерживалась еле-тёплой, но чёрт возьми, в такие дни, когда выматывает совсем next level, ей хочется просто расплавиться. Глаза прикрывает, лёгкие полные воздухом набирает и ровно в это мгновение снизу раздается шум.

Сид первым делом бросает взгляд на дверь, привычка закрывать на замок – с самого детства, она слишком любит приватность. Следом на телефон, который, к счастью, в непосредственной близости. Тяжелые шаги тянутся на второй этаж, у неё сердце пропускает с несколько ударов. Слышится грубый мужской голос, который Дюбуа слышала не так часто, но всё же. Шумно выдыхает – отец Лоретты вернулся раньше.

Тянется к телефону и сообщение Моралес набирает, мол, отец дома, если будет искать – ты делаешь проект у однокурсницы. Их избитая отмазка, Сид была уверена – мистер Моралес в это не верил, но пытался делать вид, что дочери доверяет. How noble. Лола спрашивает: мне вернуться домой? Будто Сидни боялась её отца, она смеется тихо, в дисплей всматриваясь. Печатает «I can handle your dad, have fun, use protection», телефон отправляется на беззвучный режим.

Бокал вина заканчивается слишком быстро, её relax/night обламывается, когда она осознает, что бутылка осталась в комнате Лоретты. Волосы рассыпаются по спине, Дюбуа натягивает белье, сверху шёлковый халат [подарок от очередного бренда, выбила Лоле такой же]. Пояс на талии затягивает туже, выгнанной на улицу полу-голой задницей оказаться не хотелось. Она вниз спускается, пальцами одной руки сжимая бокал; пальцами второй – бутылку за горлышко. Ей всего нужно немного льда, карман греет порошок.

У Сидни Дюбуа ещё были планы на этот вечер.

Из гостиной доносится «Лоретта?». Сид бросает взгляд, опускает три кубика льда в бокал, и сама того не замечает, как оказывается в соседней комнате, о дверной косяк опираясь.

- Сидни. – На губах ухмылка, в тусклом освещении торшера сразу и не разглядеть чётко линий лица. В таких случаях не получится прочитать реакцию человека, а Дюбуа очень любит читать выражения лица. Поэтому она делает первый шаг в свой личный ад [о зарождении которого она ещё пока не знает]. В несколько шагов преодолевает расстояние, опускается на диван напротив, опускает на стеклянный столик бутылку. Закидывает ногу на ногу и делает глоток вина, внимательно всматриваясь на мужчину.

Дюбуа совсем не там, где нужно и совсем не в то время. На столике ровная линия и остатки второй, по крайне недовольному взгляду можно сказать, что Сид тут совсем не вовремя. Но, вместо того, чтобы уйти, она на спинку откидывается.

- Лоретта сказала, что никого не будет дома, я бы вернулась позже. – Пожимает плечами, мол, что теперь уже делать кроме как меня терпеть? Она рукой указывает вальяжно на белый порошок, мол, продолжай, я не мешаю.

Мужчина щурится, Сидни закатывает глаза, jesus so suspicious. Из кармана достает пакетик, рассыпает на столике подле бутылки.

- Можно? – Пальцем на кредитку, которая по столу скользит в её сторону. Две ровные линии и к свёрнутой трубочкой купюре, Сид тянется не спрашивая. Собирает носом, подушечкой указательного пальца остатки со стола, опуская на язык. Купюру возвращает хозяину, вновь бокал в пальцах зажимает и прикрывает глаза.
Считает до шести миссисипи, до момента как первые отголоски прихода дадут о себе знать. У неё взгляд мажется по контуру, но картинка воедино всё ещё складывается. Надолго ли?

сидни слишком чуждо желание стать лучше. ей незнакомо всё вот это, что сейчас рисуется на лице моралеса – переживания, недовольство, по отношению к дочери. допустим, да, вкус у лоретты на друзей так себе, но ей всего девятнадцать; возможно, это пройдёт. в конце концов, дюбуа до сих пор подписана была от силы на двоих со своих девятнадцати, с кем безумно ладила. всё проходит, чейз в свои-то года должен был это понимать.

в приглушенном свете линии его лица размазывает, сид щурится, чтобы лучше разглядеть. лоретта – красивая девушка и это ещё мягко сказано. в генетическую лотерею она выиграла бесспорно – дюбуа видела фотографии её матери, сейчас напротив сидела её отца. красивые люди сошлись удачно и, как известно, сидни любит красивых людей [красивые вещи, тоже].

взгляд фокусируется, но ненадолго. по венам несёт субстанции, зрачки разбивает до бесконечности. чёрным отдаёт, в оттенок ядовито-ночного неба, если присмотреться, то получится ухватить звездопады. силуэт напротив размазывает блуром, дюбуа уверена – на ближайшие минут десять, в её случае пик быстро проходит.

голос моралеса хриплый, сид склоняет голову, пока губами ведёт по краю бокала. вдумчиво, но неизвестно – вникается в его слова или собственные мысли. может, конечно, ни во что из вышеперечисленного. она всматривается в то, как чейз перебирает губами, параллельно поджимает собственные.

- она у однокурсницы, если не ошибаюсь, то deadline какого-то проекта горит. – дюбуа знает, что нет никакого проекта и горит разве что её задница, потому что трахаться на невнятных поверхностях не всегда удобно. возможно, знает и отец лоретты, потому что он зависает на несколько мгновений, словно во внутренней борьбе. 

сидни смотрит: давай, i dare you, усомниться в моих словах.
сидни будет врать, прикрывая подругу до последнего, а дюбуа великолепная лгунья.
чейз смотрит: но, умалчивает то, что вертится на языке.
сид ухмыльнется: я так и думала.

его голос вновь прервет немой диалог в глазах.

- не возвращаться совсем и вернуться «немного раньше» - два совершенно разных понятия, мистер моралес. – сидни до невыносимого любит играть, бросаться словами, которые никому не нужны – это всё её прерогатива.

смело, на самом деле, [или глупо – не суть] с её стороны с хозяином дома обмениваться колкими фразами или цепляться за его набор слов. только вот, дюбуа даже в свои двадцать один не очень хорошо понимала, как у неё работают тормоза, поэтому зачастую её несло на максимальной скорости в самое пекло.

сидни смотрит на чейза, пауза. вдох-выдох, выдох-выдох.

кажется, дьявол по ней соскучился.

чейз бросается словами, которые любой другой принял бы исключительно отрицательно. сидни к подобному привыкла. ровно столько, сколько её любила публика – люди, которые узнавали её ближе [их мало], зачастую что-то в этом ключе и говорили. те, кто умели видеть дальше её пристрастия к быстротечной жизни, числились в списке друзей [их мало, тоже]. поэтому, сейчас дюбуа не бросается себя защищать, губы кривит в усмешке.

ах, если бы только мистер моралес знал, что уже слишком поздно переживать за подобное. лоретту несёт прямиком в ад на скоростном поезде, у которого отказали тормоза. иногда, вечерами, когда дюбуа между приходами ловила моменты отвратительной реальности, она думала про подругу. переживала, даже. лола ведь ещё не настолько погрязла во всём этом дерьме и её, по факту, ещё можно было вытянуть. только вот, кто бы это сделал? потому что сид с этой мыслью опускала очередную таблетку на язык и шла на [очередную] вечеринку.

не ей отведено было быть героем в романе малышки моралес.

- well, it takes on to know one. – дюбуа усмехается, если чейз думал, что это заставит её пересмотреть общение с лолой, то он глубоко ошибался. делает глоток вина, отпечаток губ оставляя на стекле и опускает бокал на стеклянный столик. подается вперед, опуская локоть на колено, лицо на ладонь, мол tell me more and see if i give a fuck.

- в отличие от других потенциальных друзей лоретты, я хотя бы отдаю себе отчет в том, что хорошей мне не быть. – пожимает плечами, - тем не менее, ей со мной интересно. учитывая сколько ей лет, боюсь не тебе диктовать с кем ей дружить. в шестнадцать могло ещё сработать, сейчас уже – нет. – она делает ударение на шестнадцати, потому что в лос анджелесе всё было относительно в пределах приличного. например, в лос анджелесе, лола ещё не знала, что сидни любит наркотики примерно столько же, сколько любит дорогие туфли.

- но, давай поиграем, - прикусит губу, отдавая своё внимание полностью мужчине напротив, - кто я? – два слова на полтона тише, в полу-шепот. ей всегда интересно было, какой люди видят её со стороны. а такие мужчины как чейз моралес – тем более. постукивает ноготками по щеке, пока качает ногой в ожидании ответа.

сид помнит, как лола говорила, что безумно любит отца, но у него очень сложный характер. при этом зачастую сравнивала с отчимом, говорила, что с ним намного легче. дюуба не знала лекса, но сталкивалась с чейзом. посмотрев на него со стороны любой нормальный человек решил бы, держаться подальше, закрыть окно и отвернуться, чтобы наверняка. сидни смотрела в упор, словно она недосягаемая. на деле же, просто отбитая девочка, которая потеряла страх где-то на первой передозировке знакомого. сид в любом случае дальше двадцати семи планов не строила, ей терять нечего.

взглядом скользит по образу мужчины, наконец-то фокусироваться получается. хмурится, пальцем тычет в упаковку, что приложена к боку.

- что там? – первая мысль включала в себя – его пырнули ножом, грабители нынче на всё способны. но, дюбуа бросает ещё раз взгляд на невозмутимое выражение лица моралеса и тут же её отметает. либо он слишком привык к подобному, либо ничего серьёзного.