«Красота неизменно вызывала у меня единственное желание — разрушить ее, так как она совершенно не вписывалась в наш уродливый мир». Мауро получил прекрасное образование. Такое великолепное, что оно скрипело бы и лоснилось, не случись ему быть больше спортсменом, чем слушателем бизнес-курса. Но эту цитату она запомнил. Потом – не сразу – даже загуглил, откуда она, и удивлялся тому, что читал что-то настолько европейское. Но она зацепилась, сохранилась в памяти, потому что прочно связалась необъяснимой ассоциативной леской с образом Луиса Арельяно, который даже не приходился ему дядей. Мауро сохранил неприятное послевкусие сиротства из своего детства. Принятый в чужую семью и всегда какой-то приемный. С сестрой они это ощущение никогда не обсуждали, да она и не стала бы обсуждать. Назвала бы его неблагодарным. Но червь зависти или ревности – не разобрать - всегда подтачивал мальчишку за шумными фамильными обедами. И дядя делался фигурой одиозной, отталкивающей и влекущей одновременно. Ему хотелось - смешно, по-детски мстительно – насолить, а после просить прощения и получить его. И тогда душу словно укроет благодатью. Будто отпустит, как бывает если пьяно прорыдаться после опустошающего загула. Прошло много лет с тех пор, как он застал Луиса с какой-то девкой во время семейного праздника. И замер на ничей земле между кружавчатыми белыми маркизами над накрытым столом, звонким детским смехом на лужайке перед домом, и трансовой медлительностью влажной случки в нескольких шагах от этой идиллии, пораженный бесстыдством, откровенностью и цинизмом происходящего. И прежде незнакомым выражением на чужом лице, похожем на ярость. Разрушением красоты. На лице девки замерла гримаса, которую мальчика тогда бесповоротно трактовал, как страдание. Мауро едва исполнилось 11. Это был день его рождения. Его праздник! Он медленно закрыл глаза и отвернулся, но эта ярость все равно стояла перед ним на подкладе опущенных век. После он научился подходить к Арельяно на расстояние рукопожатия, но мучительная опаска при его появлении всякий раз падала тяжестью под дых. Как он решился играть против этого человека, Арана не знал. Но знал подспудно, очень четко, что весь его план, вся его сумасшедшая авантюра, вся череда опасных ходов и амбициозных решений направлена не на Лурдес. Не имеет к Лурдес никакого отношения. Все это ради него. Из-за него. Из-за Луиса. Чтобы стоять рядом. На миг почувствовать себя чем-то настолько же огромным и всеобъемлющим.

«Доставайте ваши скрипящие латексные костюмы! Попросите у родителей лучшие кляпы, антикварные, как виниловые пластинки…» - шоу на сцене «Эмбарго» начиналось вспышкой света. Мауро уже спустился с хмельного в волнах борта яхты на набережную Тихуаны, а переливы сверкающего люрекса и кракелюр трещин, разбегающихся от метки резцов по старому кляпу все еще маячили в его воображении. Шоу, наверно, уже подходило к концу. Как и праздник другого маленького мальчика, сына Луиса. Теперь Мауро мог побыть тем паскудным родственником, который ебет кого-то на твоем дне рождения, не потрудившись закрыть дверь… Если бы он хотел. Но такого плана не было. Он и без того опоздал кромешно. Знал, что кузену совершенно не уперся его подарок, потому что подарки здесь уже никого не удивляют. Знал, что пропустил большую часть корриды, если не всю. Оправдания еще не выдумал. Но вечеринка встретила его пьяным гулом и песнями мариачи, не изменявшим своей тематике. В них собирали мак и прославляли настоящих героев Мексики. Он не имел представления, будет ли Лили петь для брата, или это шоу тоже прошло мимо. Но у дяди нужно было отметится.

Встретился со светлыми ясными глазами Рауля, с темными бархатными глазами Дона, и неуловимо нащупал между ними нежную слабину, раскованную доверчивость, которой не ощущал с предыдущим начхраном. Андрея пропала 2 дня назад. Лурдес – она обязательно будет здесь – уже должна что-то знать, если та выходила на связь. Это Мауро хотел сейчас уточнить у мачехи. Ситуация с Муравьями вышла стремная, куда краше, чем Арана ее планировал. Но Арельяно не обязательно вникать в дела Сан-Диего. Или обязательно? Захочет Лурдес скрыть эту историю или обнародует – сделает она это не раньше, чем Андреа всплывет. Живая или мертвая. Значит, со дня на день. Поэтому ему лучше погостить. И, может быть, рассказать историю раньше самой Лурдес. Может быть, даже сейчас. Так он неожиданно окажется куда более сведущим и более преданным, чем Лурдес и Сал, которые не спешат делится своими политическими промашками. С детства помнил, что нажаловаться нужно первым. Даже если потом взрослые начнут разбираться в шалости, первая изложенная им версия событий навсегда остается эталонной.

- Дон Луис, - рукопожатия впечатались, вцепились друг в друга, как звери. Рауль окинул гостя внимательным, кротким взглядом. Эти его сдержанные манеры раздражали разболтанного, театрального Мауро неимоверно. И откланялся, растворился в толпе, оставляя его один на один с патроном. Сейчас Арана выслушает упреки в опоздании и даже, возможно, переживет какое-то наказание. Он был готов. Но в темноте ночи вспыхнули ослепительный гроздья фейерверка и повисли над асьендой.

- Задержался. Виноват. Примите мои поздравления! – он заключил патрона в родственные объятия и бритвенно порезался о ключицы. - Я ищу мать. Но именинника, конечно, в первую голову.
За гулом пестрых, обрушавшихся на землю раскатов, слова терялись, и говорить приходилось на ухо. От Мауро пахло чем-то модным - понтовым и дерзким.
[NIC]mauro arana[/NIC]
[STA]mother father gentleman[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/4a6pFft.png[/AVA]
[LZ1] МАУРО АРАНА, 28 ^y.o.
profession: управляющий кастинговым агентством «New star», соучастник траффика
[/LZ1]
[SGN].[/SGN]

Оправдание так и не родилось в игривом и красочном воображении Мауро, и он только опустил глаза в ответ на упреки. Густые ресницы уронили на скулы широкую тень. Когда-он был прелестным ребенком. Лурдес купилась на этого мальчика больше, чем на его отца. Мауро был хорошеньким как черт. И таким же подвижным, шалостливым, но обаятельно сдавал позиции, если его ругали. В торопливом вираже хронографа это лицо потеряло детскую полноту, осунулось, проступило резкими чертами, горбинкой на носу, почти фамильной, но томительная беспомощная вина в темных глазах осталась прежней. Мауро был похож на дядьку больше, чем хотел бы. Только лоск, от которого Арана ощутимо получал удовольствие, проступал в нем ярче и звонче, точно он вот-вот спустился со сцены или шагнул с обложки глянцевого журнала. Он следил, как Луис облизывает самокрутку, как край влажного языка подтаивает тонкую бумагу. А потом повернулся и двинулся следом, шаг за шагом удаляясь прочь от глухой музыки в сумрак парка, обогнувшего питомник темными аллеями. Здесь пахло зверьем. Слышались шепоты, шорохи беспокойных пум, а дальнее ржание лошадей в конюшнях. Конюхи задраивали круглые бока жеребцов после корриды, задавали им воду и овес. И раньше Мауро предпочел бы оказаться там, но сейчас впервые он ощущал себя рядом с Арельяно… уютно? Уравновешено. После всего случившегося неожиданно дал себе право вдохнуть с ним одним воздухом и не захлебнулся. Это бодрило.

- На нашей долготе штормило. Пришлось замедлиться.
Все время спускаясь от Са-Диего до Тихуны, они шли курсом вдоль берега. Там нихрена не штормило. Арана хотел посмотреть первый выход своей новенькой протеже на сцену «Эмбарго», потом они трахались в гримерке, и все это затянусь… Луис бы понял его, пожалуй, будь они друзьями или хотя бы ровесниками. Но они не были ни тем, ни другим. А потому над Тихим по 117°09′ з. д. штормило необычайно.

Мауро слушал. Умиротворение забралось в легкие ароматом марихуаны и окаменело там, подвешивая их тяжестью. Он все еще шел, а тяжесть в легких тянула его назад. Перед внутренним взором ЕГО земля разрасталась от узкой полоски берега до широкой линии через мысы и заливы, загоралась пурпуром, спихивая желтоватую, буристо-охряную «чужую» территорию, владения Рейеса, прочь в глубину материка; его земля вспыхивала в точках городов - бах-бах-бах,- и сияла яркой иллюминацией воплощенной мечты. Если не спешить, если дать этому время, однажды он займет место Рейеса. А потом…

И в этот момент подкатившего триумфа Арано стало очевидно, что крошечный спор с муравьями в Сан-Диего похоронит все, чем он, Мауро, может стать. Любое неловкое – или обдуманное - слово Марины оборвет его в пропасть. Все закончится, не начавшись.
Поэтому… все закончится прямо сейчас.

Он опустил тяжелые веки, и яростную иллюминацию его успеха поглотила тьма.

- Твое… - он помедлил. – Твое доверие честь для меня, дядя. И я сделаю все возможное, чтобы его оправдать. И больше, если потребуется!

Теперь перед глазами Мауро стояла темная звездная вода, в которой он собирался утопить Марину. Если бы эта вода была настоящей, бурливо горбатилась в ребрах волн, Мауро бы тоже не сомневался, спихивая тетушку за борт. Но тьма стояла в темных глазах напротив, обрастала всполохами далекого праздника, пойманного зрачками Арельяно.

- Но я приехал, чтобы рассказать кое-что тревожное. Я хотел поговорить с матерью, но думаю, ей будет трудно с этим вопросом, и она придет к тебе так или иначе. Поэтому я сэкономлю ей нервы, с твоего позволения, дядя, и расскажу все сразу тебе. Можно?

Он потянулся за самокруткой. Жест странный между людьми, которые могут позволить себе скрутить каждый по десятку. Зато обозначивший спонтанную искренность волнения. И доверительно сокращающий дистанцию.

- Мои люди узнали, что тетя Марина сообщила Сальватруча, что мы взорвали их тоннель, что Лурдес не собирается с ними общаться и намерена выкинуть их из города. Муравьи напали на наших людей. Я не знаю, какие цели она преследует, но информация меня тревожит.
[NIC]mauro arana[/NIC]
[STA]mother father gentleman[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/4a6pFft.png[/AVA]
[LZ1] МАУРО АРАНА, 28 ^y.o.
profession: управляющий кастинговым агентством «New star», соучастник траффика
[/LZ1]
[SGN].[/SGN]

Отредактировано Misha Juhl (2023-02-20 13:21:16)