Ричард пьян. Пьян и отчаянно не желает трезветь, весьма очевидно потерявший волю к жизни в очередной раз, без зазрения совести распластавшись на крыше случайно выбранного дома из тех, где жители не додумались ещё перекрыть все проходы наверх в попытке избежать неприятного соседства с любителями острых ощущений, подростками и прочими неприкаянными без пяти минут самоубийцами. В самоубийцы Рич правда так и не метил, но ноги всё равно свесил над пропастью, растянувшись во весь рост и изредка пытаясь одёрнуть задравшуюся футболку, почти признавая бессмысленность этого мероприятия. Курит с короткими перерывами, невзначай занимая руки, подверженные коррозии личности больше чем всё остальное и от того неприятно подрагивающие, разглядывает ржавые разводы от заходящего солнца, в самом деле решительно не понимая откуда в нём вот это странное желание что-то исправить, приладить выпавшие детали в едва дышащем механизме на место, если результат всегда один - он проигрывает, огребает и рушится с высоты своего выдуманного пьедестала прямиком лицом в грязь, рискуя каждый раз переломать себе все руки-ноги к чертям и не вернуться из занимательного путешествия по глубинам своего внутреннего мира, где давно не проводил ревизий - ни сам, ни с помощью других людей. Тем более с помощью других.

А мог бы ведь просто разобраться с собой, подлатать свои бреши, понять  как там всё в голове устроено, витаминов попить может и жить себе спокойно, как и планировал всегда без особой оглядки на тех, кто позади, привычно плывя по течению. Плохо бы разве было? Да нет, хорошо. Придумал бы себе какую-нибудь цель, лёг в её направлении, применил бы уже свой не дюжий интеллект к чему-нибудь несущему людям пользу, а не проверял окружающих на прочность с азартом, приговаривая, что ну он просто хочет понять что к чему. Да хоть бы просто ничего не делал - всё лучше, чем то, чем он в результате занимался, вмазываясь на всех парах в чужие зеркальные реакции и осыпаясь кусками пересохшей глины на асфальт, даже не пытаясь уже подобрать упавшее, чтобы потом собрать обратно воедино и притвориться, что получилось лучше чем было. Но нет, ему нужно понять, разобраться, доказать что-то - речь даже не про помочь прозреть другим, всё про себя и про собственный комплекс вины за то, что произошло, за то, что в принципе сомневался, за сделанное и несделанное, местами за факт своего существования, но в меньшей степени, чем за всё прочее. Чем больше деталей всплывало, тем больше вопросов к себе и своим реакциям на то и на это, вчера, сегодня, завтра - сложно, а хочется чтобы было просто, как раньше.
Но навряд ли уже будет.

До того как съездил к отцу, явно преподававшему там, где сам младший Джей учился скрывать, таить и держать лицо, ему казалось, что он в полном порядке, настолько, что даже в себя поверил - воздержание от сложных эмоций и сомнительных способов решения внутренних конфликтов, идущее в комплекте с приятной компанией, плюс-минус помогло стабилизироваться и перестать ощущать себя подвешенным в замкнутом пространстве, залитом бензиной, куда уже заранее закинули горящую спичку. Снова смог засыпать, а не вырубаться в неподходящие моменты, наверняка это было как-то связано с вкладом Стивена в его восстановление, почти перестал играть в голодовку, в бойцовском клубе замечен не был, даже продержался без пяти минут неделю без перманентно подставленного плеча и попыток выписать какую-нибудь сомнительную хуйню, после которой его бы по классике жанра нашёл Кловерфилд и пытался с этим что-то сделать. Ну или не нашёл - это не так важно на самом деле, рано или поздно ему бы в любом случае перестало везти. Из странного осталось только ощущение искусственности как будто нарочно идеализированной реальности, но подобная мелочь не вызывала лишних вопросов - всё вроде бы логично, наверное, как-то так и должно быть после срывов и утрат, с которыми сложно смириться. Как будто сам подкручиваешь настройки, чтобы всё было ярче-громче-приятнее, выравнивая показатели так, чтобы мир вокруг во всей своей искусственной яркости перекрывал нехватку контрастности у того, что осталось внутри после всех бурь, выводя баланс в ноль. Поэтому и не придал значения, решил, что просто нужно привыкнуть, видимо, у новой реальности всегда будет привкус ваты - ладно, не такая уж большая плата, учитывая, что в какой-то момент он играл практически ва-банк и, очевидно не справлялся с грузом, который пытался на себя взвалить, на постоянном повторе крутя в голове мысль, что виновен. Получается, ошибся. Просто такая вот временная передышка перед очередным откатом к исходному состоянию, поджидающим за углом в лучших традициях местной шпаны пока он запнётся об очевидный триггер, возвращающим всё спрятанное под кровать, попутно приумножая, выгибающим все воздушные барьеры внутрь, выбивая кислород из лёгких, вынуждая снова искать способ заткнуть дыры в экстренном режиме, спрятаться от самого себя и собственных мыслей, найти в конце концов очаг боли и залить его перекисью, чтобы перестало заливать глаза кровью - жить то по-прежнему хотелось.

Примерно поэтому сейчас он целенаправленно и накидывался джином, обосновавшись на чьей-то крыше без плана а, б и далее по алфавиту, достаточно топорно решая вопрос с неприятием «здесь и сейчас» через вполне стандартную схему ухода от всего и сразу (поэтому и предпочитал не алкоголь, потому что слишком легко и приятно, а толку ноль, но успел пообещать хотя бы постараться не калечить себя и других вариантов, в общем-то, не осталось), пеленая себя в алкогольный туман, отлично притупляющий вообще все чувства - этого то он и добивался. Чем больше в нём было джина, тем меньше лицо горело от отцовской пощёчины, а внутренности уже не раздирало с такой силой от противоречий и незаданных вопросов, и даже в голове переставали бить колокола, поминая то ли его, то ли здравый смысл - так сразу и не поймёшь.

Собственно, поскольку это работало, то ему только и оставалось, что прикладываться к бутылке и курить - в принципе на большее согласен и не был. На самом-то деле выводя на эмоции отца самым тупым и по-своему самоубийственным способом, какой только у него был в арсенале, используя сразу в одном монологе и сестру, и степень родства между каждым участником конфликта, и что он обо всём этом думает, Ричи и не рассчитывал на душевный разговор со взаимным прощением и обоюдными рыданиями, приносящими облегчение. Скорее пытался кувалдой разбить купол молчания, отлично зная, что из себя представляет глухая оборона через дистанцию, а главное как её снести - сам ведь пользовался. Но почему-то не учёл, что у любого терпения есть предел и это, конечно, странно, но несерьёзный по своей сути удар от отца (они могли все там хоть по пятому кругу поменяться партнёрами для Ричи концепция «родитель тот кто вырастил» всё равно останется единственно понятной) рушил все конструкции, едва начавшие вырастать на руинах прежних, со скоростью звука и оглушительным грохотом. Забавно, правда? Человек, который искал утешения в побоях, так ловко подменял понятия и шёл трещинами от ничем не угрожающего ему жеста - дело ведь не в том, как будет больно после и останутся ли следы. Вопрос только в причинах нанесённого удара, а главное в доверии до момента, как поднявшему руку сорвало предохранители. Ричи то как раз доверял и не ожидал, поэтому и лез поперёк рельс перед неумолимо приближающимся локомотивом, от чего-то уверенный, что достаточно понял эту жизнь, чтобы играть со взрослыми на одном поле, да ещё и в одной весовой категории, а получилось, ну как получилось. Особенно парня коробило от понимания, что вместо того, чтобы что-то починить, он, в общем-то, опять доламывал, хотя намерения были прямо противоположные. Удивляться, конечно, нечему. Лиззи они тоже отвезли повеселиться, чтобы отвлечь от гнетущей обстановки дома и сделать её жизнь лучше - было бы забавно, не будь так охренеть как дерьмово.
Если хочешь, чтобы не стало хуже, перестань подавать признаки жизни и ничего не трогай - видимо, как-то так должна была звучать инструкция по применению, которую забыли положить в его коробку перед введением в эксплуатацию.

А впрочем какая разница кто там и что забыл положить? По крайней мере хотя бы это не было проблемой Ричи - его это та, где бутылка заканчивалась, пачка сигарет не обладала свойствами сумочки Грейнджер, а где-то в подсознании висел нерешённый вопрос с тем, что он последнее время давал очень много обещаний и, очевидно, плохо справлялся с их выполнением, но хотя бы с этим он мог как-то сладить - уже неспособный на долгое раскачивание Джей не без паузы на вспомнить пароль снимает блокировку с телефона, смахивает к чертям сообщения от матери, по понятным причинам давящей на него, а не на вторую сторону конфликта (Рич бы сделал тоже самое на её месте - вопросов нет, но и желания отвечать тоже), листает вниз до буквы «s» и, в общем-то, особо не задумывается что, зачем, куда и почему. Просто хочется, кто ему запретит? Полиция нравов? Здравый смысл? Ещё какая-нибудь его субличность, отвечающая за гордое «нет» в любой непонятной ситуации?
Все уволены.

У их отношений по-прежнему нет никакого названия, никаких бирок, никаких попыток объясниться и выяснить кто кому и кем приходится, а главное, что за этим следует - Ричи и не надо, ему достаточно того, что он может написать Стиву, попутно здороваясь со всеми своими демонами за руку и обсуждая план действий на сегодняшний вечер, и не сломаться в трёх местах от невыносимости бытия и собственной ущербности - там ещё было над чем работать, но и Рим не сразу строился. Может быть, конечно, частично его желание провести вечер не только воодушевлённо утопая в жалости к себе и бессчётных сожалениях, приглушённых количеством выпитого, но и в компании Кловерфилда, продиктовано джином (по крайней мере отсутствие долгих прикидок «а стоит ли» точно его вина), но какая разница? По большому счёту он что с джином, что без него обычно замкнут и не ладит с коллективом в случае беды, сумы и любого наводнения, а тут вон как - сам решил, что хочется, сам отстранил от управления все, что могло помешать, написал и никаких знаков судьбы и сомнительных совпадений не надо - почти как нормальный человек, даже дисклеймер честный. Серьёзный прогресс, спорные перспективы для Стива, если он всё-таки решит приехать - Джей планировал добить остатки джина в ближайшее время, вероятно, окончательно теряя связь с реальностью, и может быть даже принять менее горизонтальное положение без каких-либо гарантий на то, что эксперимент закончится успешно. В принципе даже если и нет, то это не его проблемы - хватит с него уже своих, чужих, всеобщих, любых - больше не вывезет. И текущий то список дел не вывез - если бы справлялся, не проводил бы свой томный вечер с джином, разглядывая облака и ржавые закаты, очевидно же. И не было бы ощущения, что на груди лежит бетонная плита, мешая сделать вдох во всю мощь лёгких. Да много чего не было бы и всем бы это понравилось.

Вопреки своим наполеоновским планам к моменту, когда Стив нарисовался на крыше, Джей ни джин не допил, ни встать не соизволил - ему и так было нормально, а вот это «нормально» ему сейчас только и было нужно - минимальные ожидания от себя и мира, максимальная вероятность успеха. Глобально ему и нужно то было, чтобы не штормило и не тянуло невзначай сигануть вниз с разбегу, чтобы уж наверняка, а мир вокруг не шёл трещинами, норовя свалиться на него огромными пластами мироздания, размазывая по шероховатому покрытию крыши. Не загадывать проще, чем загадывать и обламываться, а главное безопаснее, как ни крути, другой вопрос, что без дополнительного анестетика ему подобные фокусы были пока неподвластны - слишком много всего в голове, слишком много задач брошено и оставлено в фоновом режиме, слишком свежи раны, ещё не гноящиеся, но уже нарывающие. А пока в голове вата от количества выпитого и в подсознании вполне справедливые сомнения, что встать получится как-нибудь элегантно, а не через четыре точки опоры и позорное отползание от края на карачках во избежание весьма глупого финала, всё проще. Лежи себе и лежи - делов-то. Закат в конце концов всё ещё красивый, а в нарисованную картинку иллюзорной гармонии с самим собой верить получалось на удивление легко, как будто и не переехало локомотивов, разрывая на две неравные части и вынуждая учиться жить с новыми вводными, а что ещё нужно?

- Не нравится?- ну не объяснять же, что просто так вышло, что ноги принесли сюда, а уходить ни желания, ни сил у него всё равно нет и не предвидится, поэтому, если уж и идти на поводу сиюминутных желаний, в кои-то веки не подразумевающих саморазрушение, а как раз таки наоборот, то и местом встречи обозначать собственную дислокацию (в целом Ричи верил, что Кловерфилд был достаточно сообразительным, чтобы самостоятельно сложить два и два, получая в сумме четыре, а не пять), гораздо проще прикрыться красивым закатом и притвориться, что всё так и было задумано, чтобы никто из участников закрытого мероприятия в это всё равно не поверил. А можно в принципе ничего не говорить на этот счёт - ни оправданий, ни воодушевляющих речей, единственное, что сделав, так это переведя взгляд с неба на Стива - альтернатива в целом интересная, правда какая-то помятая. Джей, естественно, вопросов не задаёт - в его царстве всё как раньше - вопросы худшее, что вообще можно было придумать, кто бы их не задавал, только тихо хмыкает. - И что? И даже хэппи мил не притащил?

Ни к чему необязывающая претензия, скорее даже просто вопрос ради вопроса и заполнения рекламных пауз - лучший способ вести диалоги, не влипая по самое не балуй в мазутные лужи, разлитые то тут, то там. Так уж исторически сложилось, что вопросы как дела, где был, чего видел и чем занимался до того, как в очередной раз повёлся на Джеевские сомнительные предложения, были в разы менее безопасными, чем несерьёзный наезд на тему принесённого - так-то он просил джин, и его ему принесли - все счастливы, играет индийская музыка, слоны выходят на сцену, кто-то с кем-то породнился и всё у всех хорошо. В принципе если бы всё так и работало - мир бы, возможно, перестал уверенно катиться в места не столь отдалённые, подгоняя коней в упряжке.

- По старой схеме - это там, где я молчу как партизан и смотрю в точку, ты героически терпишь, а потом начинаешь меня прессовать, потому что так жить невозможно, и мы весело переругиваемся? Ммм, не, не хочу. Я, конечно, не эксперт, но мне кажется на свиданиях таким не занимаются,- не хочет, да и не планирует - после полбутылки джина, пусть и выпитой в течение нескольких часов, а не залпом, всё как-то в самом деле проще. О себе говорить, конечно, не хочется - в принципе подобным не грешил, но признать право Стивена знать против которых ветряных мельниц он воюет на этот раз, хотя бы примерно, уже получается без пары часов внутренних конфронтаций и изучения личного дела под лупой на предмет допусков на закрытые территории. Да и как бы не было всё, что делал Кловерфилд, подозрительно похоже на приручение дикой собаки, это работало - защитные механизмы один за другим переставали видеть в нём врага, пропуская дальше. Ричи всё ещё, конечно, не нравилась сама концепция случайных случайностей, из-за которых весь этот сомнительный опыт в принципе стал возможен, но куда жаловаться он всё равно не знал, так что оставалось только смириться, расписываясь в собственном поражении на поле «себе помоги». В принципе он расписался в этой бумажке ещё когда ковырялся в себе тупым ножом, пытаясь найти хотя бы какую-нибудь причину для того, чтобы Стив решился дальше страдать и биться обо все его закрытые двери-окна, нет-нет, но начиная играть в игру «ебанет или нет» лучше. А сейчас так и вовсе сам его позвал - даже в таком случае вести себя как первоклассный мудак было бы какой-то запредельной дерзостью. Да и смысл? Тем более, что никто не просит его выкладывать всю подноготную, а даже если и попросят, видимо, не подумав, то примерный сценарий дальнейшего взаимодействия Ричи уже расписал - все в курсе, все расписались под тем, что прочитали технику безопасности.

- Неудачно к родителям в гости заехал - отхватил от отца плюс-минус справедливых пиздюлей, расстроился, загнался, от души приуныл, нашёл себе крышу и напился. Потом подумал, что закат слишком красивый, чтобы на него смотрел только я, и написал тебе. Вот и вся история,- в кратком пересказе звучало даже прилично, особенно, если не вдаваться в детали какого рода подрывной деятельностью он занимался в отцовском кабинете, расшатывая чужие защитные механизмы без жалости и хотя бы капли сострадания - Стив просто не знал, что Ричи весь такой из себя закрытый и сложный вовсе не selfmade, а вообще-то учился у лучших, становясь худшей версией человека, которому подражал. Хотя мог бы научиться у матери говорить словами через рот и состраданию, но это было бы слишком просто, да и никто ему не предлагал в будущем заниматься её благотворительной деятельностью, всё больше ратуя за то, чтобы он встал во главе семейного бизнеса, отсюда и кумиры, и перенятые привычки, местами ещё и модернизированные в силу особенностей отклонений от нормы. В сумме получалось весьма гремучая смесь, но самое главное - Джей правда знал, с чем Стиву приходилось иметь дело и сочувствовал ему вполне искренне, впрочем как и предлагал перестать заниматься всей это сомнительной деятельностью по спасению утопающих котят, выбирая себя, а не рандомного придурка, подкинутого ему очередным шутником, управляющим чужими судьбами, правда только после того как уже наорёт и попытается выставить за дверь. По крайней мере Ричард хотя бы руки не распускал, правда это скорее потому что никто его из себя специально не выводил, вынуждая выйти за монументальные в своей непрошибаемости стены, так, просто неправильно взаимодействовал. - Ну ещё захотел похвастаться, что в этот раз напился, а не попытался об кого-нибудь убиться - считаю, что заслужил хотя бы сахарную косточку. Правда боюсь, что мне понравится пить в любой непонятной ситуации, и дальше тебе придётся вытаскивать меня из вытрезвителя или искать кого-нибудь, кто прокапает. Не уверен, что тебе понравится, но с другой стороны разнообразие.

Фантазировать на тему будущего, ловко вписывая в свои сценарии, как будто списанные с самых дерьмовых подростковых сериалов, Стивена было даже забавно - никогда раньше таким не занимался, а тут даже понравилось. Ему правда сейчас всё нравилось - всему виной джин животворящий, расслабляющий, возвращающий предохранители в исходное положение, разжимающие челюсти, позволяя не выплёвывать слова с видом, что каждое стоит как минимум десять баксов, а говорить свободно, да ещё и вполне искренне улыбаться там, где собственные слова казались особенном смешными. Единственное, что омрачало происходящее, так это едва слышная на фоне всего прочего мысль, что эффект временный и, что ещё хуже чертовски не продолжительный - сперва похмелье, потом откат на исходную и даже чуть ниже по шкале хуевости. Перспективы так себе, но на другие не хватало средств на карте.

- Нет, ну правда, чем тебя крыша не устраивает? Очень даже романтично - ни людей, ни ущербной бутафории, вообще ничего лишнего и закат вон дают. А самое главное: я заранее накидался и преисполнился. Что не так-то?- справедливости ради ему правда интересно, почему это крыша нынче так себе место для свиданий, мысленно, конечно, уже списав всё на то, что просто Стивен тот ещё пенсионер и не понимает ничего в силе юности и романтике, но вслух полный список претензий не озвучивает, просто потому что недостаточно назвать встречу свиданием, чтобы она им стала, да и на плюс-минус привычный тон с претензией ему не хватает внутреннего напряжения - слишком уж всё пока было приемлемо. А учитывая, что в момент, когда Стивен появился на крыше, всё в целом стало ещё менее мерзким на вкус, чем было, мощнить и придираться было бы глупо - до уровня, на котором он будет прямо говорить, что захотелось пострадать в его компании или просто увидеться, ещё расти и расти, но и неозвученного вслух в целом было достаточно - уже больше, чем было (пусть и сомнительный повод для гордости, но как есть).

Воодушевившись собственным хорошим поведением, Ричи даже не без труда отдирает себя от крыши, на которой с таким удовольствием всё это время валялся и садится, невольно копируя Стива. Руки на автомате тянутся за сигаретами, повторяя привычный алгоритм достать-открыть-зажать губами-поджечь, попутно изучая две оставшиеся сигареты в пачке, прежде чем отложить её вместе с зажигалкой в сторону - вечер у него, конечно, прошёл интересно.

- Ты вообще спишь?- лёд, на который он вышел, выглядел подозрительно тонким - вот он мог бы и начать скалиться в ответ на безобидный вроде бы вопрос, но в Стивена верит всё-таки больше. В Стивена и его более общественно одобряемое отношение примерно ко всему. Да и глядя на помятого товарища, с воодушевлением поедавшего чизбургер, любой бы уточнил, учитывая, что Ричи ни разу не любой, то в его случае это можно было даже засчитать за заботу и положить очередную монетку в баночку «хороший мальчик».

В своей иллюзорной лёгкости, спонсированной никем незафиксированным зашкаливающим количеством алкоголя в крови, не имеющей ничего общего с тяжестью реальности на его плечах, Ричи теряется, не зная, что делать: говорить то, что хотят услышать или попытаться услышать себя. Второе - роскошь для бесстрашных, а в нем страхов больше, чем в шавке, рвущейся на британский флаг  перед клеткой льва, точно знающей, что не ровня. Страшно, что все это с ним навсегда. Страшно, что только из одной зависимости в другую ему и придется теперь нырять - лишь бы себя не слышать, лишь бы в себя не заглядывать, лишь бы, лишь бы. Быть зеркалом легко - улыбайся там, где ждут улыбок, плачь там, где нужен голос на фоне, молчи в тех местах, где эхо слишком громкое. Говори "я бы расстроился, если бы ты не пришел", не придавая словам значения, но делая книксен в чужую пользу, многозначительно молчи в ответ на чужие признания, выглядя так как будто ты не ожидал, но очень польщён, растроган может, а иногда и вовсе готов броситься на шею (но, конечно, не бросайся), всегда будь тем, кто нужен другим, не испытывая стыда за то, что искренности в твоих словах и выражении лица абсолютный ноль. Это всегда было удобно - жить вот так. Выгодно - здесь недоговорил, тут промолчал, когда того требовал режиссер, подал голос, подтверждая чужую мысль, ничего не обещав, но и не выступая маршем против чужих ожиданий и идей - никому в самом деле неинтересно, что прячется под ярким фантиком, а значит все довольны. Это всегда было так просто - проще чем дышать после падения на землю с высоты своего снобизма и своеобразного лицемерия. Ведь, если ничего не обещать, то и извиняться не за что - сами придумали, сами разочаровались, если вдруг что не так - его хата не просто с краю, в принципе не в зоне доступа, а коли случился win-win, какие вопросы?
Это способ выживания, а не жизни. Это добровольное заключение за решетку собственных мыслей и мнения, спрятанного в кованый сундук под ключ. Это решение, принятое давно, диктующее «разделяй и властвуй», требующее «молчи, скрывайся и таи», наставляющее, что блеск должен быть не ослепительным - иначе будут вопросы, но достаточным, чтобы людям нравилось. И все отлично работало, все было так привычно.

А Стив пришел и разломал его хрустальный город со своим «да что происходит». С этим раздражающим стилем пьяного мастера в посудной лавке, профессионально бьющего все невидимые стены, находящий подсказки там, куда их даже не клали, становящийся свидетелем падений и бессилия.

Джею бы объявить экстренное судебное заседание, выслать нарушителя личных границ обратно откуда перешёл, перестать ему что-то обещать (не словами, подтекстом, действиями), вернуться к исходной программе, позволяющей ловко маневрировать между ответственностью, жаждой жизни и правом на собственные ошибки. И это было бы так просто - сейчас, конечно, больно, а может быть и потом, но какая разница? Боль с ним может навсегда, но зато он бы знал, что делать, продолжая свой марш по земле. Но вот он спотыкается об едва непроизнесенное "я бы, конечно, расстроился", зачем-то подглядывая за ширму, в надежде узнать в самом деле? Или это просто правильный ответ? И очевидное, но непонятное, остаётся в нем - обещание сломать стены это самое амбициозное, что вообще приходило ему в голову, сейчас как будто невозможное (сейчас, потом, никогда). Но каждый раз, когда он задумывается вместо того, чтобы сказать то, что хотели бы услышать, каждый раз выбирая пятиминутку истины вместо часа профессионального спектакля от мастера масок и недоговорённостей, о чем угодно, кроме себя, наносит удар по бетонным стенам своим маленьким долото и, получается, продолжает идти навстречу, пугаясь каждой новой шероховатости, порываясь остановиться и громко заорать, требуя убраться прочь, но продолжающий свою подрывную деятельность против себя же. Зачем и почему - не знает. У его искренних порывов вообще нет причин и удобных объяснений - просто вышел из себя, просто подумал, что так надо, просто захотел. И каждое просто разрисовано десятком звёздочек, ведущих к сноскам, сводящим с ума.

Если бы не джин, сделал бы шаг вперёд из строя неваляшек, произнося вслух причину своего очередного неловкого падения, после которого лопнула очередная ампула с анестезией, пуская боль разрядом 220 по артериям и венам? Если бы не джин, взял бы в руки телефон, не затворяя все двери, пряча правду от чужих глаз, а наоборот распахивая окна, приглашая на огонёк? Если бы не джин то что?

Ричи почти готов признать, что все тоже самое и это его, конечно, пугает до цветных пятен в крепко зажмуренных глазах - едва ли химические процессы, идущие в нём с таким скрипом известны тому, кто так бы хотел о них узнать, мастер тайн и секретов не разучился в момент заталкивать все свои открытия поглубже под ребра, откуда их не достать, не сломав его об колено, не вынудив истечь кровью, не доводя до эмоционального истощения наверняка через физическое давление. Суть его внутренних метаморфоз и сколов, всех этих некрасивых трещин на красивом издалека фасаде, ведь не в человеке рядом - подтравливает в других местах, там где честность не только в жестах, но и в словах, только если пьян или опять зашкалило все датчики. Там, где стоять одному против своей армады незаданных вопросов, спорных зависимостей и километровой очереди страхов, вперемешку с сожалениями, привычнее, чем прятаться от них, скрыв лицо за чужой спиной.

Но проще было бы обвинить фигуру рядом.

Потому что своей армады никогда не боялся. Стеснялся скорее - картинка как с глянца выглядит презентабельнее, в ней больше про успех и достижения, которых от него ждут. Это не про находить себя на тротуаре, курящим, пьяным и не знающим, что было пару часов назад, да и не желая этого знать. И не про детский восторг от того как обходишь очередного пиздабола, игравшего мышцами перед девчонками на старте, не потратив ни бакса на подобную шелуху, но выложившись на полную там, где это доставляло, а не утомляло. И даже не про со всей дури вмазать по двери хорошо поставленным ударом, потому что внутри слишком много всего.

Это про то, кем ему надо было стать, а у него не получилось. Зато получилось делать вид, что все именно так.

Просто ни в один из бизнес-планов не были заложены резкие изменения вводных от имени заказчика до возможных бенефитов. Никто не предупреждал, что в одной семье может быть столько скелетов в шкафу, пугающих до усрачки, стоит им в неподходящий момент упасть на пол. Никто. Вообще. Никогда. Не предупреждал, что можно попасть под асфальтоукладчик, но все равно выжить, понятия не имея что дальше и как вернуть себе себя. Никто. Никогда. Не говорил ему, что восстать из пепла - это не отряхнуться как уличная псина и почесать вперед, а собрать себя воедино, теряя куски один за другим и не понимая как и куда приладить те, что остались, вымазавшись в суперклее и злясь от бессилия перед собственной сложностью.

Никто ему в конце концов не говорил, что взрослые, рискнувшие растить не своих детей, могут сломаться, если слишком сильно на них надавить, обрушив на своих-чужих отпрысков лавину неозвученного, непрожитого, непереваренного, вынуждая либо спасаться, либо принимать удар на себя.

И Джею бы стоило спастись, а он зачем-то продолжал стоять, раскинув руки на манер Христа, смотря строго вперёд и даже не замечая укрытий, заманчиво разбросанных тут и там.

Это ведь не от ума. Это ведь не про него -  за своё боролся украдкой, в обход не_данных обещаний, неявно, прячась за кулисами. А сейчас, когда всё и так рушилось без его участия, зачем-то играл ва-банк: попер напролом на отца, выбивая из-под его ног табуретку, вынуждая действовать, а не сохраняться. И так отчаянно топил себя в болотах сожалений, узнав их общий секрет, оставивший отпечаток тяжёлого армейского ботинка на лицах всех и каждого, принявших участия в балагане. И всё не мог простить себе их единственную общую от и до потерю. Весь его спектакль одного актёра, так искренне бьющегося в конвульсиях, так натурально истекающего кровью прямо на подмостках - это всё про неумение бороться за своё вот так прямо, живо. Это про траур по Лиззи и ее смеху, это траур по Лиззи и ее главной роли в этом драмкружке, это траур по Лиззи, по себе, по красивой картинке, в которую верил, которой гордился. Это панихида не по шестнадцатилетней девчонке - это панихида по нему. По нему, всё ждущему, что земля пойдёт трещинами под ногами, отправляя его прямиком в ад, вопреки реальной картинке, где ни хрена визуально не изменилось и все трещины только в его оболочке. По нему, смотрящему прямо в бездну без слёз, но с немым криком вопреки тому, что мир продолжал существовать и не схлопнулся стоило упасть последнему шмату земли. Это всё про него на самом деле.
А как помочь себе не знал - добить, извести, изничтожить - пожалуйста. Помочь? Себе помоги - это не совет, проклятье скорее.

И то, что всё ещё на своих двоих. То, что была передышка. Это везение. Тупое, банальное, так его бесящее своей своевременностью, перемешанной в равных пропорциях с неуместностью (ведь если он сам не может, то почему у других получается?). Просто ему повезло, что его лисьи тропы вели к человеку, которому хватало, да черт его знает чего, но чего-то хватало, чтобы с упрямством и запредельной, недоступной непоколебимостью лелеять его боль, из необъятной нематериальной тьмы переделывая в крик и честную эмоцию через конфронтацию и сдвиги по фазам, но признавать и вытаскивать наружу.
К человеку, от которого ничего не получалось спрятать и оставалось только показывать, где блефовал, а где спрятал козыри в рукаве, раздражённо сжав зубы и потупив взгляд - ведь не врал никогда, только не договаривал, не знал, что может быть так стыдно за свою немощность.
К человеку, может быть понимающему его даже больше, чем он сам, просто незнающему с какой стороны зайти, не натыкаясь на бесконечные рвы и разбросанные в хаотичном порядке мины.
И это то и раздражало. Оно же держало на плаву, объединившись с неприятным осознанием, что в одного - проще только на бумаге, на деле все дорожки ведут прямиком в ад. А ведь план был так хорош, так правдоподобен, если бы не миллиард но.

Первое - «всё сломать» звучало как приговор.
Второе - подошёл бы не каждый. Любой другой бы сфальшивил раньше, сдался бы ещё на подходах к укреплениям и был бы прав. Не понравился бы - вот ключик к шифру.
Третье - просто.. просто Стивен.
И так вниз по списку, расковыривая старые ранки, заливаясь перекисью как бессмертный, относясь к себе требовательнее, чем обычно, требуя выбирать между или и или, а не то, что приходило в голову по умолчанию.

И даже выбирая между ответом на автомате, как написано в учебнике для хороших мальчиков и честным молчанием, не берущим на себя больше, чем стоило, прижимал себя с усилием к земле, не давая сбежать, требуя повиновения.
А сдаваться так не хотелось. А подставляться под чужую ласковую руку так страшно - укусить проще, чем прижать уши, позволяя себя касаться, отказаться проще, чем признавать, что ничем не оправданная кроме зыбкого «нравишься» забота - худшая наркота, на которую ему могло бы хватить мозгов подсесть, не сказав дилеру вовремя «стоп». А жить с оглядкой на кого-то, на все свои обещания, выданные взаймы, взятые у себя же в кредит, было так сложно, даже в первом приближении, таким далёким от идеала.

Ведь проще было бы сказать "да, расстроился бы" и по накатанной.

- Не знаю, я не задумывался, что будет, если ты не приедешь,- понял сам, поделись с другим - говорить о себе, а не цепляясь за прочую атрибутику в новинку и даже не нравится. Это как перетягивать на себя одеяло, хотя на самом деле просто привык спать без него - странно. С другой стороны у него последнее время, что не открытие, то странность - чаще, конечно, ещё и горькая на вкус, это хотя бы ничего. Терпимо. - С картошкой, конечно, морковные дольки для детей, не умеющих в переговоры.

Джею не нужно ни жалости, ни запредельного сочувствия - достаточно того, что Стив просто был. От самой мысли по-прежнему неуютно, но от неё уже никуда не деться, понять бы ещё, чтобы в самом деле случилось, если бы не было. В пропасть бы не шагнул - очевидно. Расстроился бы? Не знает. Вычеркнул из белого списка? Не настолько мелочен. Ничего, наверное, не было и это не плохо - не из зависимости в зависимость, а аккуратно укреплять мостик между, чтобы ступать на него было не так страшно. Ведь обещания надо исполнять, даже если вслух про них не было сказано ни слова. Криво, косо, не так как задумано, но всё-таки, пожалуй, выполнять - меньшее, чем он мог заплатить за две недели ретрита до того, как снова оступился. Ни о чём в парадигме человеческой жизни и огромная сумма с точки зрения его внутреннего жадного бухгалтера.
Ведь ничего дороже честности ещё не придумали.

- Ну, у меня было нормально,- ухмылка получается грустной - вообще-то он никогда так не думал, вечно искал второе дно у любого разговора, сам выкапывал, а затем спотыкался об обнажившиеся камни, злился там что-то, а на самом деле нормально было. Правда нормально, пока всё не сломалось из-за легионера из другой жизни и вся их идиллия не осыпалась пеплом под ноги, обеспечивая удушье по акции всем и каждому. Застарелые обиды стали совсем иными на вкус, решения, слова - всё подверглось переоценки. И не всё вписалось в новую систему ценностей, про вишенку на торте и кровь от крови говорить в принципе не хотелось - Джей и не заикался. Как бы он не старался себя пересилить и стать прозрачнее, но эта ступень самосознания была ему не по зубам. Может быть потом. Может быть никогда.

- Косточку я бы мог съесть, а с поцелуем твоим то что делать?- в целом, что делать и так знал, плохо себе представлял, что там дальше должно происходить и предпочитал не рисковать - кто вообще гадит в собственную гавань, чудом каким-то найденную, толком не разобравшись, что к чему и как с этим работать? Нет, объективно Ричи мог, но всё-таки не спешил ставить себе подножку - в его пирамиде ценностей по-прежнему суицидные наклонности были в конце списка, да так мелко, что и не разберёшь. Искусство вставлять себе палки в колёса на то и искусство, чтобы так топорно жизнь себе не ломать, даже её маленькие пока ещё главы, не ставшие настоящей историей. - Мм, пить в компании звучит слишком адекватно и ни капли не драматично, тебе не кажется? Теряется лоск и всё такое,- Ричи замолкает, обкатывая чужие слова и пытаясь понять, что он вообще об этом думает. Ответ болтался где-то между «почему бы и да» и «соберись» - арифметика, как и всегда простая, он сложный, с ним сложно, Стив не монашка, клявшаяся перед богом помогать сирым и убогим. В сумме выходило, что предложение есть, а вот со спросом стоит не быть жадным - ему не нужны новые зависимости, ему и так хватало (список был достаточно обширным: от боли до алкоголя и прочих стабилизаторов), а значит несмотря на очевидные преимущества элитной кислородной маски, было бы славно научиться выгребать без неё. -, но я подумаю над твоим предложением.

Обещания, данный так - это буквально скачок в гиперпространство, всё ещё не «не вопрос, наберу», но и здесь не конченные оптимисты собрались. От «какого хрена тебе от меня нужно» до чего-то приличного долгий путь, особенно, когда за рулём Ричард Джей, ломающийся вдребезги каждый раз, когда приходилось вытащить из себя что-то через силу вопреки всем протоколам под вой сирены. Дотянет ли Стивен до победного - никто из присутствующих наверняка не знал, более того Ричи справедливо сомневался, но знал, что проглотит - так тоже можно. В чём-то он был искренен и вслух, и про себя с самого начала.

- Я бы всё равно не ответил скорее всего. Звонить мне бесполезно - я никогда не слышу, как там говорится... Дело не в тебе, дело во мне и моей любви к беззвучному режиму,- это как раскладывать пасьянс - сперва кладёшь карту туда, где безопаснее для общего положения дел, потом уже пытаешься раскидать так, чтобы всё сошлось. Ни к чему необязывающая десятка крестей - просто факт. Смешное чувство от чужеродной тяги говорить как есть, не обдумывая последствия трое суток без сна задержать в руке, подбирая подходящее место - как минимум валет червей, а такими картами не разбрасываются. Джей щелчком отбрасывает окурок вниз по параболе, не страдая от мрачных мыслей, а что если окурок улетит не прямиком на асфальт, а захочет приключений - ему плевать. Мир не был в огне, пока он сам сгорал заживо, так что квиты. - И что ты забыл за четыре тысячи миль отсюда? Опять что-то на богатом? И да, настолько херово, что даже у меня возникает желание уложить тебя спать - возможно, это уже Стокгольмский синдром во всей красе, но как есть. Спрашивать почему ты сюда потащился, а не спать поехал, пожалуй, не буду - я всё равно не буду знать, что делать с твоим ответом, а рисковать не хочу. И... спасибо.

Джей говорит на удивление связно вопреки выпитому и уже прокрученному в голове через своеобразную мясорубку, но не подлежащему озвучиванию. За бутылкой тянется без чувства, что делает со своей жизнью что-то не так - куда уж больше, к горлышку прикладываются уже привычно, беззастенчиво вытирая губы тыльной стороной ладони после, почти не задерживая взгляд на Стиве и всё больше смотря вперёд - хотел бы пошутить, что в светлое будущее, но в целом думал, что в его случае это всё как-то не так надо называть. Молчать сегодня было уже не страшно - у него ни истерики, ни воя тревоги на фоне - всё некрасивое, разодранное и тлеющее бережно укрыто плёнкой и оставлено так до момента как протрезвеет. Это не очень умно, но ведь работает же. И правда легче - чувства притуплены, в ногах как будто бы есть сила, чтобы встать с асфальта, куда снова рухнул как двухлетка, ещё не разобравшаяся до конца что к чему, отряхнуться, утереться и побрести дальше, вытирая непрошенные слезы ладонями, в надежде всё-таки покорить скользкую горку, лестницу к которой игнорировал в силу узкости своего мышления. И всё-таки ему всё равно хочется что-то сказать, наверное, даже значимое, а не только простое человеческое «спасибо» (в его случае, конечно, серьёзный прогресс - хотя бы не «какого хрена») и размытое «не думал, что будет, если», пусть и честного.

А на языке вертятся только опасные вопросы - так и хочется проверить границы чужого терпения, засунуть два пальца в розетку эксперимента ради, в конце концов заставить Стива снова задуматься о сделанном выборе и, вероятно, пожалеть, а там и передумать - совершенно очевидно зачем эти американские горки нужны Ричи, а вот участие Кловерфилда по большим таким вопросом и его аргументы, спустя время, снова кажутся абсолютно несерьёзными. Но это ведь тоже про падение стен - красивая картинка не терзается сомнениями, у неё всё в порядке. Пальцы рефлекторно сжимают бутылку сильнее, натягивая кожу, Джей украдкой вздыхает.

- Ты вообще думал на сколько моих "истерик", выебонов высшего разряда и откатов хватит твоего терпения? Одна, две, десять? Я даже не могу пообещать тебе, что в следующий раз наберу. Или что посчитаю нужным ответить в принципе,- нервно кусает губы, уже неуверенный, что хочет продолжать, но с другой стороны, а что он теряет? Ну, разве что Стивена в перспективе, но у их отношений нет никакого названия, у них и отношения то шиворот-навыворот, просто всем так прикольно, всем это почему-то понравилось и каждый решил продолжать по своим каким-то смешным причинам. И это не про жалость к себе или Кловерфилду, не про нужду даже в том, чтобы погладили и сказали, что всё в порядке, разгоняя тьму и меняя сгоревшую свечу на новую. Это больше про «я сегодня смотрелся в зеркало и мне не понравилось». И следом чёткое, припечатывающее к земле: «это не может нравиться». - Мне невыгодно, конечно, снова начинать - я в курсе. И я сам попросил тебя остаться, да всё ещё и не пытаюсь тебя прогнать - хотя не знаю как это выглядит, конечно. Но единственное, чем я могу гордиться в этой жизни - я не вру, недоговариваю, безусловно, да вообще не очень болтлив, ну, ты уже в курсе. Но всё-таки не вру, и тебе не врал. Ни когда про дверь говорил, ни про то, что твоего наличия мне достаточно. Но я всё ещё несъедобный и это навряд ли само пофиксится, да и не само тоже навряд ли - я.. я просто знаю, что нет. Обычно просто тише, но суть то не меняется. И ты, конечно, наверняка привыкнешь - люди вообще ко всему привыкают, но нахуя? Нравишься - это же вообще ни о чём. Ты даже не можешь быть уверен, что нравлюсь тебе я, а не квинтэссенция моих легенд. В этом даже я не могу быть уверенным - в конце концов та часть, что точно моя и срывается на тебя, защищаясь, тебе точно не нравится - она вообще никому не нравится,- Джей берёт короткую фразу, просто потому что говорить о себе неприятные, в общем-то, вещи оказалось сложнее, чем «красавчик, умница, спортсмен». Удивительное дело!

- Так вот, к чему я это всё. Ты.. зачем такой хороший и в петлю то лезешь?

От озвученных мыслей мир, как водится, никуда не девается, матрица не разрушается, показывая наконец-то своё кинематографичное нутро - вообще ничего не происходит, ему даже не становится легче. Не уверен, что в принципе должно было - просто... просто много думал, а не пытался всплыть, отчаянно суча руками-ногами и как-то всё получалось совершенно невыгодно для Кловерфилда. И в Ричи эгоизма всё ещё достаточно, но он же не настолько урод, чтобы признать что ему помогают, в прямом смысле этого слова, а следом просто принять за должное, отлично зная, как это пытаться добиться достойной реакции от таких как он. Ему кажется, что он спросит максимум ещё раз - не так, не в таких обстоятельствах, наверняка, когда снова оголятся нервы и его будет трясти от злости, от негодования и желания придушить собственными руками. А так наверняка случится - обезболивающее либо закончится, либо перестанет действовать.
И если ему снова скажут «всё в порядке», то просто уже не будет пытаться - каждый сам выбирает себе хобби.
Но это потом, а пока.

- Хотя можешь и не отвечать, но подумай хотя бы,- улыбка кроткая, но светлая - новое в его арсенале, бутылка, в которую вцепился как в спасительный прутик, снова оказывается на крыши, а сам Ричард, всё это время смотрящий просто прямо своим долгим сложным, почти пустым взглядом, оборачивается на Стива, почти не меняясь в лице. Отсутствие ответа тоже будет ответом. А ему больше и не нужно.

Отредактировано Richard Jay (2023-01-11 18:29:32)

- Так и знал, что рано или поздно ты используешь это сакральное знание против меня, и даже Макс мне уже не помощник - продажная собачья душонка,- это было проблемой в начале - слишком много информации, слишком много козырей на зелёном сукне, слишком много Стивена в его жизни, слишком много бесконтрольного на фоне начинающейся бури на горизонте. Сейчас уже нормально, нет причин забиваться обратно в раковину и шипеть из чёрного провала на чужака. Чужак давно уже не чужак - дело не в Максе, конечно же, так... так получилось. Неплохо получилось на самом деле - Ричи может признаться сам себе, что да. Так лучше. Иначе бы вывез - куда бы делся, так или иначе, с теми или иными потерями, но вот так лучше. Ему повезло. А Кловерфилду не факт - fun fact про жизнь.

- Ага, драма ради драмы подзаебала,- отложенные ответы то же ответы на самом деле. Его вот звучит задумчиво - что-то среднее между «согласен» и «а что делать», и оба варианта по-своему правильные. Ему все эти перепады, бесконечные пороги горной реки, брать которые приходилось измором, рискуя сломать шею, как и все испытания с проверками на прочность в компании и даром не сдались. Ему бы продолжить свой мерный сплав по течению, зазря не шевелясь и полагаясь на волю случая. Ему бы всё как прежде - многое готов отдать, чтобы повернуть мировые часы вспять и разыграть другие карты, сделать другой выбор, поступить иначе. Жаль только не волшебник, и даже не учится. Так, просто человек. Из костей и мяса. Из крови, плоти и мышц. Слабый в своём истинном обличье, кажущийся всесильной громадой, пока не подойдёшь ближе с удивлением разглядывая трещины, из которых сочилась кровь. Стивен был близко, слишком близко, если оперировать стандартными терминами. Всё ещё недостаточно, если говорить об оказании скорой помощи - всё самое страшное, самое болезненное, самое токсичное глубже. Под оболочкой и доспехами, спрятано за рёбрами умело и профессионально, едва ли поддающейся манипуляциям врачевателей, не засунувших руки по локоть в нутро. А долото всё ещё слишком маленькое, чтобы процесс можно было ускорить, да и Джей не готов - всё это просто мысли, мысли, которые ни на что не влияют.

Было бы славно оказаться ещё слабее. Было бы славно сдаться в чужие руки, прося о помощи. Было бы славно победить собственный страх и перестать покусывать протянутую ладонь, отскакивая в притворном злости в сковывающем страхе. Было бы славно уметь полагаться и быть не один на один с самим собой. Было бы славно стать кем-то другим. Не Ричардом Джеем с таким упоением рушащим остатки своих воздушных замков, ищущим простые способы сбежать от тянущего чувства утраты,  ломающего его изнутри, не умеющим отряхнуться и встать, когда всего слишком много, мечущимся между пунктами а и б, где оба были по-своему неправильными.

Было бы славно.

- Поздравляю?- звучит неуверенно - два и два складываются легко, но в ответе Джей не уверен и с вопросами не лезет. Это не про равнодушие, больше про дистанцию и честную игру - сам лишние вопросы не любит, но и другим зазря не задаёт. Лезть под кожу - удел самоубийц. Ричи неинтересно здороваться за руку с чужими скелетами в шкафах, делая вид, что ему здесь место, что есть о чём с ними поболтать. Ему бы со своей армадой разобраться, а другие... Если нужна помощь - вот телефон. Если нужно выслушать - вот бутылка. Если нужны наводящие вопросы - дверь в принципе всегда открыта. Все люди разные, Джей вот такой - коробочка с секретом, и к другим относится аналогично - каждый человек своеобразная музыкальная шкатулка. Один неудачный жест, один поворот не туда и лишишься пальцев. Зачем рисковать, верно? И всё же почти уверен, что Стив что-то сделал со своей семьёй - остаётся только надеяться, что не добил выживших, впрочем Джею без разницы, что с ними. Ведь мир в самом деле не чёрно-белый, а он не судья, скорее подсудимый. И в его положении есть свои плюсы - нет ни сил, ни времени увлечённо изучать под лупой чужие поступки и слова, выискивая новые поводы для обсуждения среди присяжных.

И всё же Джей поднимает муть с речного дна осознанно - ему как будто бы важно убедиться, что все всё понимают. Важно услышать, что нет никакого второго дна, подразумевающего, что он должен больше, чем уже взвалил на свои плечи, важно обговорить ещё раз правила игры, услышать чужой вердикт. Важно, чтобы в чужой лохматой голове не было сомнительных надежд, что Джея можно приручить и всё изменится - приручить то можно, конечно, но изменится не так уж много. Наверное, сильно зажмурившись, подобное можно было бы назвать заботой, но никто и не пытался - Ричи правда не искал название для всего, что делал. Достаточно того, что он в принципе что-то делал, говорил о чём-то, продолжал свой заочно проигранный бой с самим собой, по-прежнему держа в руках инструмент не подходящий для своевременного разбора защитных укреплений, что возводил так долго.

А Стива слушает привычно молча, не перебивая, не пытаясь внести коррективы или сместить курс, навязывая свою какую-то правду - это ни к чему. Вопрос задал не для того, чтобы переубедить или хотя бы склонить в нужную ему сторону - в конце концов сам не знает, что ему нужно - как есть неплохо, как было привычно, все варианты возможны, все варианты одобрены не слишком-то требовательной комиссией. Чужое желание лезть в петлю и проверять себя на прочность о чужие рвы и минные поля на то и чужое, чтобы предупреждать, но не вмешиваться - как показывает практика у Стива пока делать то, что ему хочется, получалось лучше, чем у Ричи. Возможно, потому что он в принципе знал, что хочет - вопрос со звёздочкой, отправьте сто баксов по номеру 4338, чтобы получить ответ. А у Джея нет даже десяти - остаётся только гадать.

Ричи слушает без горечи, потому что в самом деле знает, что не подарок. Никак не комментирует концепт про человека рядом - интересно, конечно, но спорно - привыкать к другому слишком муторно, да и кто ещё так беспардонно влезет в его мирок, обходя все ширмы, игнорируя рычание по мере приближения, не обращая внимания на кровоточащие укусы и вглядываясь в темноту в центре? Таких идиотов на свете мало, Джею кажется, что вообще один такой - стоит вон на краю крышу, держа ногу на весу над пропастью, опасно балансируя, всё ещё не вызывая в нём желания бросаться на помощь. Неправильно может быть, наверняка кто-то другой бы сделал замечание, попросил отойти от края, защищая то ли себя, то ли жертву своей заботы - Рич молчит, потому что это тоже про доверие. Спорное, неприглядное, на вкус абсолютно никакое, но зато честное от и до. Это про позволять делать то, что хочешь, а не про попытки манипуляций, защищая собственное спокойствие, бросаясь в бой во имя себя, а не другого на самом деле - ведь это ему будет плохо, если да. Стиву будет уже всё равно.
Но внутри всё равно неприятный ком, пока трюкач не делает шаг назад, оказываясь в большей безопасности. И это его ещё вечное «нравишься» - уже известное, но по-прежнему неприятное царапающее изнутри. Царапающее и немного приободряющее - спорное. Не про я сожгу весь мир, если ты попросишь, но всё же про «сделаю то, что в моих силах». Странное от и до, сотканное из бесконечных или и сомнений - в целом между ними ничего другого в принципе быть не могло. Всё держится на белых нитках, которыми наметали примерные швы и это уже гораздо больше, чем могло бы быть, если бы Ричард решал что там и как будет.
Джей вздыхает.

- Здорово, конечно, что хотя бы кто-то из нас понимает что к чему и зачем,- шутит или нет сам не в курсе - у него давно уже слишком болит голова от всего, чтобы ещё и думать как правильно назвать их вот эти недоотношения, выросшие на абсолютно неплодотворной почве - сплошной суглинок и камни. Театр абсурда так театр абсурда. Уйдёт, когда станет не нужен, так уйдёт - Джей уже сейчас понимает, что будет неприятно, но аргументов против не имеет. Как и знает, что не ему тут решать, когда статус от «останься» плавно перекатится в «не нужен» - не ему с его неумением оформлять выжигающее изнутри в слова лезть в подобные авантюры. Так правильно. Свобода перемещений, свобода мысли, свобода от нужды постоянно оглядываться через плечо в попытке понять сколько баллов в чужом море сегодня, почти не надеясь на штиль. Его во всём этом ничего не смущает - всё остальное волнует больше.

- Я бы, кстати, перезвонил,- некоторые вещи важно озвучивать - это Джей знал в принципе ещё с малых лет, просто чаще брезговал подобными обязанностями, чем нет. Ему проще показать что-то через действия, чем сказать - это не для всех, это утомляет. Сложные игры в доверие без слов и каких-либо обещаний. В нём в принципе много сложного - это факт. Но что перезвонил бы то же факт - такая вот забавная арифметика. Важно ли это для Стива - неизвестная переменная, но Джею в целом непринципиально - выглядит он дураком или нет, последнее, что его волновало в принципе всегда, а сейчас особенно. Быть дураком иногда даже выгоднее, чем общепризнанным умником - претензий поменьше, ожидания на нуле, а когда вдруг выстреливает безумная идея, все вокруг счастливы, ну разве нездорово? - Подумал просто, что это важно.

Не смотрит даже на реакцию - это неважно на самом деле, всё тут на этой крыше делается не ради чужого одобрения, не те у них игры. Думает только, что чертовски устал - от себя, от проблем, от постоянных штормов внутри, от того, что всё время приходится куда-то бежать, думать о чём-то, загадывать, пересиливать себя, где-то надламывать, где-то и вовсе ломать. Устал морально давно, физически как будто бы только сейчас, окончательно признав своё поражение на семейных полях боя - будет пытаться ещё и снова уйдёт ни с чем. Ещё и ещё. Знает, что если разблокирует телефон, там будет ещё плюс -цать уведомлений от матери - вот уж на кого он точно должен быть похож, а на деле всё не так. На деле всё сложнее, запутаннее. Классическое «хотели как лучше, а получилась хуйня».
И Ричи от этого в самом деле устал. И от своих шабашей, и от попыток заглушить чувства внутри, выводя из строя тело. И даже с обезболивающим в формате джина всё равно не по себе - тревожно, беспокойно - не оглушительно громко, но неприятно фоново. А он тут говорит о том, чтобы перезвонил - и вправду самое важное на текущий час.

- Я так заебался, если честно,- привычным жестом прячет лицо в руках, звуча глуше, чем обычно - говорить об очевидном внутренний кодекс человека без проблем не мешает. По нему и так видно, что он не в порядке, на этот раз у него даже не хватает внутреннего задора пытаться убедить, что всё не так - сегодня как будто хуже, чем в прошлый раз. Нет ни истерик, ни тяжести могильной плиты на груди, и внутри всё заморожено, прибрано до поры до времени - ток не течёт по венам, заставляя съеживаться каждый раз, когда шальной разряд бил то тут, то там. А всё равно. Затишье оно тяжелее чем бесконечная канонада. Это как сесть с самим собой за стол переговоров и понять, что говорить пока (или в принципе?) не о чем. Эксперименты для сильных, Джей в своём опьянении в отличие от многих фантазиями о собственном всемогуществе налево-направо не кидался. Не было их. И всемогущества не было.