Вся жизнь Поттера - борьба за выживание с редкими перерывами на попытки быть ребёнком. Каждый курс - очередная зарубка на сердце, очередная проверка на прочность, очередная победа над собой и собственными страхами. Для него вопреки всему, что было и, видимо, будет, Хогвартс - дом. Место, где он окружён родными людьми, место, ассоциирующееся у него с теплом, место, где ему раз за разом катастрофически не везёт. Гарри одинок среди друзей больше обычного - странное чувство, неприятное, корёжащее изнутри, давящее на рёбра - словами не объяснить, как это найти семью через очередные тернии, прорвавшись к правде, никогда не достающейся ему бесплатно, и в один миг потерять. Для чувства пустоты внутри, занявшего своё почётное место в груди, в английском нет названия, а в бразильском есть - saudade. Тоска по ушедшим. Тоска по несбывшемуся. И боль. Если крепко зажмурится, то перед глазами снова и снова встаёт тот самый миг в Отделе тайн, Сириус, летящий в пропасть, осознание снова обрушивается как лавина и внутри больно-гулко-пусто.
Гарри страшно. Страшно, что он будет терять ещё и ещё. Страшно, что не сможет защитить, не сможет спасти, не сможет уберечь. Гарри боится будущего и с усердием пытается спрятать голову в настоящем, давно уже разобравшись, как устроена эта жизнь - дальше только хуже, пока не наступит момент х. Вопрос: где и когда, гадать смысла нет, а пытаться жить есть.

И в Хогвартс возвращается с мыслями, что он всё ещё богат - есть его верные гриффиндорцы, есть Малфой, доставшийся ему по воле случая, выторгованный и выигранный у всех обстоятельств, старательно отогретый, прирученный аристократ, больше не пытающийся откусить ему руку из-за несоответствия желаний и реальности. Думал об этом как о спасении для своей искалеченной души, ждал, крепко сжав зубы, зная, что три месяца тишины - это просто то, что ему нужно пережить. Не самое сложное из его испытаний, не самое болезненное, почти безопасное.
И справился ведь. Справился, чтобы искать глазами в Большом зале и не видеть как прежде заинтересованных в его внимании глазах. Справился, чтобы каждый раз пытаясь приблизиться, понимать, что его избегают - раз, два, три. Он как будто бладжер, от которого нужно увернуться - стоит ему оказаться в одном коридоре с Малфоем, как тот тут же разворачивается и сбегает. Молчание на лекциях, ни одного ответа, проигнорированное приглашение встретиться. Абсолютное ничего.

Гарри злится, выкладываясь на квиддичных тренировках больше прежнего. Гарри бесится, то и дело срываясь на тех, кто его не избегает. Гарри совершенно ничего не понимает и его это абсолютно не устраивает. Он устал терять - стоит ему привязаться, поверить, что теперь то всё будет в порядке, теперь то он не один, его снова откидывало в пучину одиночества. Ради Драко сыграл почти ва-банк, отдалившись от Рона с Гермионой, осознанно решив, что когда придёт время, они обязательно поймут, а если нет, то это их выбор. Скрывал, таился, сбегал вечно из спальни, рискуя. Сдавал оружие на входе в укромные закутки, ластился, тянулся, был честным, даже когда это казалось ошибкой.
И что теперь? Что изменилось за одно чёртово лето? Малфой его перерос и молча слился? Всё это перестало иметь для него смысл?

День за днём, ночь без сна за ночью. Гарри выдохся, пытаясь добиться хоть какого-то отклика методами, которые бы не бросали на них обоих тень - это вопрос безопасности, но с другой стороны от него в его раздражительности вреда было больше, чем от любой глупости, которую он готов был бы уже совершить. Местная знаменитость в подвешенном состоянии не специфицированная бомба замедленного действия - одно неверное движение и он взорвётся.
Даже если всё закончилось, даже если всё это больше не имеет смысла для слизеринца - он должен сказать это ему лично и не прогнуться под шквалом аргументов и эмоций, переливающимися через край внутри Поттера.

В конце концов Поттер не был бы Поттером, если бы просто смирился с чужим молчаливым отчуждением, позволив в одного решать, как там дальше - Малфой идиот, если думал, что так получится.

И с этой мыслью парень, только что мирно следующий с однокурсниками из одной аудиторию в следующую, почти не участвуя в разговорах и думая об одном и том же по -цатому кругу, резко разворачивается на триста шестьдесят, бросаясь следом за платиновой головой, замеченной им краем глаза в соседнем коридоре. Сперва шагом, затем срываясь на бег - плевать ему на чужое мнение и вопросы, за столько лет привык быть главным экспонатом зоопарка. В голове только одна мысль: «какого чёрта, Малфой?».

- Ждал кого-то другого?- Гарри звучит зло и охрипло - забеги по длинным коридорам никогда не давались ему легко, вертит головой влево-вправо, оценивая, где же ему свезло отловить Малфоя. Вокруг, к счастью, пустынно, хотя ему уже на самом деле всё равно - надоела недосказанность и несправедливость всей ситуации. Гарри и так вечно был окружён тайнами, чтобы ещё и в собственных отношениях оказаться у очередного барьера, взять который ему даже не предоставляют шанс. - Даже не пытайся сбежать.

Поттер вцепляется в чужое плечо слишком крепко - наверняка ему больно, но сейчас ему сложно держать себя в руках, видит только цель и совершенно не думает о препятствиях. Дёргает Малфоя на себе и заталкивает в ближайшую дверь, примерно прикинув, что это очередной пустой кабинет, который никому кроме прячущихся по углам замка парочек нужен не был - самое то, чтобы поговорить. На тех же эмоциях захлопывает дверь за их спинами и прижимает к ней Драко, поставив руки по обе стороны от его головы. Глаза в глаза на опасном расстоянии, и ему бы сейчас гораздо больше хотелось впиться жадным поцелуем, говоря, что соскучился. Но вместо этого он открывает портал прямиком в ад.

- Какого чёрта, Малфой?

И в этом вопросе буквально всё, что его волновало последние недели, в нём и отчаяние от происходящего, и честное ничем неприкрытое непонимание, и злость - куда же без неё. Он ведь ничего не сделал, а то, что он Поттер, а перед ним Малфой - было известно изначально.

У Поттера странное чувство, как будто бы ему приснилось всё, что было - так холодно ему отвечают, так странно на него реагируют. Вся эта высокомерность, весь этот сарказм, попытки отстранить его словами, вынуждая увеличивать дистанцию - всё такое знакомое, всё такое ими уже пройденное. Всё это уже было, но они ведь с этим разобрались, преобразовали недопонимание в тепло и чувство, что не одиноки. Ему же не могло присниться?.. Гарри отчаянно хочется вцепиться руками в чужую мантию, приподнимая от земли, и требовать ответы так, как будто бы у него правда есть на это право - ультимативно, бескомпромиссно, требовательно. Но оно ведь было? Ему ведь давали такие привилегии? Да, Малфой никогда не был перед ним откровенен во всём - между ними было много недомолвок и тишины, нарушать которую не рвался ни один из них. Они находились по разные стороны шахматной доски, Поттер сам лично никогда не делился с Драко тем, что происходит на невидимом для других фронте его злоключений, им не приходило в голову говорить о войне, которая могла стать реальностью, прячась от реальности за стенами замка в объятиях друг друга, притворяясь, что всё что происходит вне их мало касается и им нужно скрываться разве что от враждующих по абсолютно надуманным причинам факультетам, в основном для того, чтобы не усложнять жизнь Драко - Поттер давно был странным в глазах общественности и его выходки уже мало кого удивляли, а любое действие и так вызывало осуждение и становилось основной темой для перешёптываний при виде него. Это всегда было, таковы были правила игры - разрешили себе быть друг у друга вот так в урезанном формате, безмолвно договорившись на берегу об обоюдном малодушии. Но их негласный уговор о том, что вместе не против мира, а просто вместе, предполагал, что на записки приходит ответ, что в нужном месте в час икс Гарри всегда находил светлую голову, беспокойно оборачивающеюся на шорох. И всегда, чёрт возьми, всегда он видел в стали чужих-родных глаз облегчение, когда снимал с себя мантию отца, представая перед Малфоем.

Так что же изменилось за лето?

- А ты что надеешься, что устроит? - Гарри, взвинченный слишком долгим молчанием в эфире, почти готов рассмеяться в лицо Драко - нервно, немного истерично, всё больше зло, но сдерживается. Не убирает руки, наклоняется ещё чуть ниже, опасно сокращая расстояния между лицами, почти касаясь кончиком носа чужого, отчаянно нуждаясь в ответной реакции, готовый всё замять, простить, забыть всего за один жест, просто за знакомое желание прильнуть, обнять, нивелирующие весь предыдущий холод - ему бы гораздо больше хотелось получать вместо не устраивающих его ответов, явно не имеющих ничего общего с реальностью, ласковые касания, поцелуи украдкой. Почему его всегда лишали того, что ему так нравилось, заполняя до краёв сожалениями, сомнениями и болью, для которой не было предела?

- Нет, не устраивает. Соври ещё что-нибудь.

Даже не скрывает, что не верит, более того абсолютно уверен в правоте своих догадок - человек перед ним едва ли был так уж увлечён учёбой, чтобы игнорировать безбашенного гриффиндорца, зачем-то им невзначай приручённого. Оба знали, что такой фокус закончится каким-нибудь шоу - терпения в Поттере минимум, а вот отчаяния в достатке, он буквально из него состоял, привыкший терять и давно отученный ждать, надеясь на лучшее, ведь обычно происходило только худшее. И это Гарри ещё долго терпел, злясь ужасно, но уговаривая себя, что у всего должны быть причины - сорвался только, когда понял, что его аристократ в самом деле разворачивается на сто восемьдесят и идёт в обратном направлении при виде него - это как будто стало знаком, что что-то точно произошло и только сам Поттер не в курсе что. Был бы так увлечён учёбой, не реагировал бы на него в принципе - игнорировать Драко умел, без пяти минут герой Магической Британии отлично был об этом осведомлён, пару раз ощущал на себе и никогда не говорил, что ему подобные пытки нравились. И был бы Малфой так уж искренен в своём холоде, не избегал бы встреч, не отводил бы взгляд, когда на него смотрели в упор в Большом зале, прожигая в зелёной мантии дыры.

Гарри уверен, что его обманывают. Гарри знает, чувствует, что ему врут, что всё это просто защита. Но какие причины у Малфоя от него вот так защищаться? Что он сделал? Или не сделал? Что могло произойти за три чёртовых месяца порознь, которые для самого Поттера были пыткой, ведь ему приходилось просто ждать, когда уже наступит сентябрь, не имея даже права отправить хотя бы весточку, просто уточнив, что всё в порядке, зная, что может так разве что навредить Драко? Неужели за свою выдержку он заслужил исключительно вот эту колкость, весь этот холод? Не объятий и такого желанного «скучал», а привычную, но неуместную между ними, когда вокруг никого, надменность? Серьёзно?

Чем больше Поттер пытается угадать, что случилось, тем больше злится, едва ли пытаясь скрыть своё бешенство, осевшее хлопьями на дне зелёных глаз.

- А лучше скажи правду - я идиот, но не настолько же.

Гарри звучит грубо, местами резко, в нём кипит кровь и злость требует выхода, но всё больше ему хочется скулить как побитому псу, выброшенному хозяевами на улицу и просить вернуть его обратно - просто он слишком гордый, чтобы сразу так низко пасть и расписаться в своих зависимостях, ему как и раньше почему-то важно сохранить лицо. Ему всегда было слишком сложно признавать свою неправоту по отношению к Драко, но признавал ведь, и прощения просил, и скулил, если это работало. Вот только обычно ему хотя бы давали намёк в чём он не прав, а сейчас было не так. Сейчас он мог только злиться из-за собственной беспомощности, из-за того, что не понимал в чём дело.

И потому что ему так откровенно врали, глядя в глаза.

Единственное о чём Гарри думает, так это о том как он ненавидит маску Малфоя - вот эту идеальную, непроницаемую, надменную, холодную, как будто фарфоровую. Он так долго на неё смотрел, столько лет спотыкался о неё, что выучил каждый изгиб, каждую редкую неровность, мог перечислить с закрытыми глазами каждую микротрещину, о которой никто кроме него не знал. Знал и ненавидел. Всей душой. За то, что это щит, за то, что это триггер, отбрасывающий назад в годы бесконечного холода и одиночества, за то, что эта маска снова отбирала у него Драко. А Поттер не любил делиться, не согласен был отдавать своё и совершенно не желал играть по старым правилам, зная уже, что можно по-другому: честно, искренне, тепло.

И его бесит, что он даже не понимает в чём причина. Причина он сам? Событие вне замка? Внутри стен их общего дома? Причина в Драко? Что, чёрт возьми, произошло за три месяца? За последние две недели? Ни одной подсказки - кругом одни лишь знаки вопроса, только больше раззадоривающие, требующие применить силу, жаждущие получить ответы, не принимающие чужое молчание за удобоваримую реакцию.

Гарри злится. Ну, конечно же, он злится. Вместо объятий, тепла, к которому уже так привык, которого так ждал, за которым тянулся раньше так доверчиво, так бездумно подставляясь под умеющие быть ласковыми руками, ему сейчас выдавали только оплеухи - раз, два, три. И в ход шли вещи, о которых было принято не говорить, буквально вычеркнутых из уравнения Драко плюс Гарри равно. Уизли, слизеринцы, моветон, что можно, а что нельзя - у Поттера в глазах пелена и дышать всё сложнее, как будто бы его сжимает в своих руках огромный тролль, так и норовя играюче переломать все рёбра, оставляя захлёбываться собственной кровью.

- Сверх того, что было ранее? - переспрашивает тупо, сверля взглядом невозможного Малфоя сквозь стёкла очков, почти надеясь прожечь в нём дыру, из которой вытечет яд, сломавший его Драко, вывернувший всё наизнанку. Потому что яд был бы отличным объяснением происходящим - его бы Поттер принял. Яд, непростительное, сложные семейные отношения, ведущие исключительно в ад, от которого они вдвоём так старательно прятались в объятиях друг друга - что угодно, но не «очевидно ты просто меня не так понял», которое ему пытались засунуть в глотку, игнорируя рвотный рефлекс. Согласен ли он был жрать подобную ложь, не давясь? О, едва ли. Согласен он был только связать Малфоя и отпустить исключительно после озвученных причин подобного перформанса, от которого у него лично закладывало уши - всё больше от злости и немного от бессилия перед чужим упрямством.

- Не помню, чтобы мне было не плевать на то, что говорят. Солги так, чтобы я поверил, глядя в глаза - здесь и сейчас. Осилишь?

В глазах Поттера ничем неприкрытый вызов. В опасно светящейся зелени отчаяние вперемешку с болью и злостью, для которой никак не может найти выхода - ещё немного и он захлебнётся. В его словах слишком много от Слизерина, в который не пошёл сознательно, слишком мало от гордого гриффиндорца, готового оскорбиться, наевшись чужой лжи и уйти, принимая правила игры. Ведь этого от него ждали, верно? И кто главное? За год бок о бок мог бы уже запомнить, что Поттеру плевать на правила и на то, что люди о нём думают - единственная причина по которой в принципе играл во все эти шпионские игры крылась в стали напротив, больно режущей на живую. Всё ради Малфоя - терпел, молчал, скрывал всё и ото всех, в целом не будучи против идеи всему миру показать средний палец, выбирая хотя бы раз что-то по своей воле, ради себя, и таков его ответ? Почему сейчас?

- Объясни в чём дело,- в Гарри что-то ломается от чужого хрипа, рушится вся тактика нападения от того как ему делают шаг навстречу, почти касаясь, от выражения лица, от спрятанной от него правды на дне давно не пугающей своим холодом и жесткостью стали. Смягчается - не внешне, но голосом, ответно подаётся навстречу уже соприкасаясь хотя бы так, нависая, не убирая руки. От него нельзя сбежать, если он сам того не захочет - тонет в своём лицемерии, захлёбывается своим самообманом, смотрит только прямо, болезненно, почти не моргая, ожидая ответа - такого, чтобы поверил. Такого, чтобы нашёл в себе силы отступить, отпустить, искать способы ужиться с новой реальностью. А он ведь даже не уверен, что он существует этот способ.

Его мир совсем недолго крутился вокруг Малфоя, но достаточно, чтобы сейчас злиться, отчаиваться и не сдаваться изо-всех сил, пытаясь додавить, получить желаемое - у них так всегда. Поттер умел быть мягким, не видел ничего зазорного в том, чтобы быть ласковым, поддаваться и уступать, но против упрямства Драко, уже что-то решившего, мог выставить на шахматную доску только свою непоколебимость, решимость и сложно контролируемую ярость. И ставил ведь, и отказывался уходить ни с чем - разве он так много просит? Разве так много хочет? Просто вернуть своё. Остаться с тем, кого выбрал, спрятаться снова в его объятиях, игнорируя реальность, не страдающую приступами жалости к всё ещё ребёнку, вынужденному играть взрослые партии. Спрятаться и чувствовать себя непозволительно счастливым, даже когда ругались, даже когда молчали друг о друга, предпочитая игнорирование нормальному разговору, пока кто-то не начнёт сходить с ума слишком очевидно. Это малость. Малость, которую он так ценил - самая большая драгоценность в его весьма дерьмовой жизни.

Разве он в самом деле так много просит?