Ремус плохо спит - для этого есть много причин, одна из них сейчас побрела в сторону гостиной - для него нет проблемы определить, что именно Блэку не спится тихой ночью, так уж исторически сложилось, что каждого мог определить по шагам, но Сириуса с особой лёгкостью, отзывающейся в теле привычным уже напряжением. По поступи, по запаху, по тихому шороху, по привычке накидывать мантию поверх пижамных штанов - Люпин знал о нём слишком много. Знал едва уловимый запах шампуня, всегда чувствовал остаточный запах маггловской забавы, следующей за ним по пятам, недовольно морщась, но никогда не комментируя, угадывал с трёх нот чужой смех, запросто определял, когда в его спину снова пялятся, как будто не моргая. Не знал только почему всё так сложно - ему с его тайной, ему с его несостоятельностью, если будет удобно практически инвалидностью, было очень самонадеянно прикипать к каждому из мародёров и особенно к Блэку. Особенно вот так неправильно, нечестно по отношению к нему, не обделённому вниманию в стенах Хогвартса, не нуждающемся в тихо вздыхающем рядом калеке, обречённом на выживание ещё с самого детства. Это всё было так неправильно, так бессмысленно, так в конце концов больно.

У Питера всегда были свои какие-то тараканы - всё, что требовалось от Рема быть добрым и щедрым на внимание. Поттер не нуждался абсолютно ни в чём, щедро раздаривая окружающим, что эмоции, что впечатления, не жалея и слов, что добрых, что злых, с ним было проще всего. Его рука, протянутая ему навстречу, воспринималась как добрый знак, Рем никогда не сомневался, хватаясь за неё и позволяя себя поднять с пола. А Блэк... Блэк был сложным. Рем его не понимал, хотя отчаянно хотел - мог бы сдать на отлично экзамен на тему привычек Сириуса, дурных и смешных, мог бы без запинки рассказать, что любит, а что не переносит на дух, мог бы даже рискнуть рассказать о его страхах и сомнениях, единственное чего не понимал, так это что ему нужно от него лично? Зачем эти сложные взгляды, к чему попытки оказаться рядом, вырвав из общего потока, откуда это рвение поддеть, проверить на прочность, коснуться в конце концов.
Люпину от этого было слишком сложно - ему и его нежеланию всё сломать одним неосторожным признанием, спрятанным на дне ореховых глаз. Ему и его знанию о том кто такой Блэк и на что он способен в своих неуправляемых заносах - последнее чего бы хотелось Люпину, так это обжечься об человека, за которым тихо наблюдал, не позволяя себе ничего лишнего, но и не в силах оторвать взгляда.

Они с Блэком - лучшие друзья, очень разные, мало похожие, но тем не менее. И дружбу не должно ломать из-за глупого сердечка, так и норовящего выскочить из своей клетки стоит поймать сложный взгляд, то ли расправляя плечи от радости, то ли наоборот притворяясь ещё меньше чем был, стараясь стереть себя с картины мироздания. Рему всё казалось, что Сириус всё понял и в своей дурацкой манере пытался теперь вывести его на чистую воду - взглядами этими, касаниями, шутками странными, предложениями сходить в библиотеку вдвоём, в которой начинал скулить от душащей его скуки через десять минут.
И страшно боялся, что у него получится, ведь тогда... А что тогда? Да ничего, Рем просто наверняка обнищает.

А ему лучше не быть одному и иметь хотя бы спорное право быть рядом на правах друга, чем снова лезть в свою клетку с железными прутьями, забившись в угол, опасливо оглядываясь по сторонам. Лучше уж иметь малость, чем вообще ничего, тем более что помимо Блэка на весах были и Поттер с Питером - эгоистично, конечно, вписывать их в своё уравнение с парой неизвестных, но Рем ведь тоже человек, не святой - святые рядом с Мародёрами не выживали и поспешно вскрывали себе вены. В конце концов он умел терпеть, молчать и прятать свои маленькие тайны от чужих глаз, пусть его главный тайник и вскрыли с помощью логики, здравого смысла, да пары отмычек. В конце концов ему всегда хотелось стать частью чего-то, стать кому-то другом вопреки диагнозу и он совсем не сопротивлялся, просто с трудом поверил в искренность улыбчивых мальчишек - даже сейчас иногда ловил себя на мысли, что ему сказочно повезло и неужели он правда не спит, а это всё правда.

И всё же поднимается следом, не дождавшись чужого возвращения, нерешительно покусывая и так изрядно измученную губу, накидывая не мантию, а тёплый кардиган, в который заворачивается как в плед - в отличие от Блэка ему всегда было холодно и не было никакого желания зазря мёрзнуть. Он вообще не был уверен, что стоит идти за Сириусом, нарушая его одиночество, но ему было интересно, что мешает тому спать - это можно было бы назвать обычным дружеским беспокойством, но он то знал, что это ложь. Больше чем узнать от чего гриффиндорской звезде не спится, ему хотелось рискнуть и спросить зачем всё это, но знал, что не совершит подобной ошибки - ему слишком дорог Блэк, ему слишком нравится то, что у него уже было, ведь даже на подобное не смел надеяться, забившись в угол полки в Хогвартс-экспрессе.

Всё это счастливая случайность, риск ни к чему, да и на что он мог надеяться? Смешно.

- Нет, всё в порядке. Просто.. не спится,- Рем всегда тактичен и вежлив, улыбается вполсилы, приподнимая уголки губ, поглубже зарываясь в свой объёмный кардиган, пряча привычно шрамы на руках и теле от всех, кому могло бы прийти в голову на него смотреть слишком внимательно - в этом жесте он весь. Прячется, стараясь никого не задеть, никому не доставить неудобств, никого не огорчить самим собой. Сириус другой. Сириус и его дурная привычка курить - Люпин привычно морщит нос, стоит табачному флёру долететь до него, оставаясь стоять возле дивана, к которому подошёл почти неслышно - не крался, просто никогда не был громким, в отличие от своих друзей. Смотрит на Блэка недолго, поспешно отводя взгляд на камин от давно изученного вдоль и поперёк лица, и всё-таки решается проявить ответную вежливость, неуверенный, что стоит лезть на чужую территорию - там буквально всё огорожено и повсюду вооружённая охрана возле табличек «не влезай - убьёт», но они же друзья. Друзьям же можно? А если у друзей совсем не дружеские помыслы то можно? Ремус гонит непрошенные вопросы, душащие его вот уже года два, с каждым днём всё с большей силой, как будто увеличиваясь в размере по мере взросления хозяина, прежде чем всё-таки заговорить - тихо, спокойно, с плохо скрытой заботой в голосе.

- Услышал, что ты встал, решил посмотреть все ли в порядке. Всё в порядке?

Неожиданно для себя спрашивает с каким-то неприемлемым нажимом в голосе - это как будто прорвалось на волю его желание понять, что Сириусу нужно от его невзрачной персоны, да так неожиданно, что сам удивляется, чуть округлив глаза, привычно уже закусив губу и не решаясь отвести взгляд от камина. Это он.. зря, конечно.

Ремус улыбается в ответ на чужие планы на ночь - светло, легко, почти без боли, пряча свои чувства поглубже, стараясь в первую очередь быть хорошим другом. Ему ревновать слишком самонадеянно, кто вообще сказал, что есть такое право? Но всё равно неприятно. От того как легко о визитах женской спальни с ним говорит Блэк, от мысли, что ему там, конечно же, будут рады, от понимания, что остановить его как-то явно, вдруг выкладывая все свои мелкие козыри на стол, всё равно не сможет - не решится. Да и зачем это? Уж лучше быть рядом хотя бы так, хотя бы имея право на быть поверенным чужих мыслей, чужой правды, чужой радости. Видеть как смеётся, слышать, запоминать, стоять рядом, всегда готовый протянуть руку, если в ней будет нужда. Ведь если рисковать и идти ва-банк, можно невзначай лишить себя всего, оставив ни с чем, даже не имея малейшего шанса обвинить в подобной трагедии кого-нибудь кроме себя.

А Муни не любит неоправданный риск не просто же так за ним закрепилось звание здравого смысла компании отчаянных гриффиндорцев, тратящих свои таланты на шалости и сомнительные выдумки. Для всего есть причины.

- Мог бы одолжить у Джима мантию - не думаю, что он тебе откажет,- пожимает плечами, старательно игнорируя тот факт, что собственноручно подталкивал Блэка к нарушению школьных правил в своей попытке не омрачать свою ночь мыслями о том чем же там занимается Сириус в женской спальне и с кем на этот раз - ревность едва ли можно было назвать чувство, способствующим созиданию, оно всё больше про разрушение и неприятное жжение в груди. Про сожаления, страх и желание делать глупости, лишь бы унять воспалённый мозг и избавиться от бесконечных сомнений. Люпин хорошо держал себя в руках - его выдержки хватало на то, чтобы никогда не опускаться до саркастичных комментариев, приправленных неоправданной обидой, но подобным мелким хулиганством занимался всё равно и едва ли он себя за это уважал.

- Ты же знаешь, что всегда можешь поделиться со мной? - озвучивать очевидное нормально - Рем и сам постоянно забывал, что правда может поделиться своими сомнениями и страхами с близкими, ему это до сих пор казалось чем-то невозможным. Другой вопрос что не обо всём мог поговорить с Блэком, давно влезшим под кожу и отравляющим всё его существо своей безбашенностью, привычкой касаться - вот как сейчас, тягой быть ближе, чем стоило бы. Но речь ведь сейчас не о нём верно?

Люпин сжимает чужую ладонь в ответ, по-прежнему улыбаясь мягко, во многом понимающе - у Сириуса было немало причин грызть себя изнутри и много думать. Иногда Ремус позволял себе сомневаться в том, что Блэк был честен со своими друзьями и едва ли был так уж непробиваемо счастлив, а главное уверен, в своём противостоянии с семьёй, теряя в нём то немногое, что давалось каждому человеку при рождении. Вот это пресловутое чувство, что есть куда вернуться, что за спиной кто-то стоит. Юный оборотень в этом неплохо разбирался.

У самого Люпина давно было ощущение, что он не ребёнок для своего отца - ходячее подтверждение его неудачи, вечный повод для страха и нервных взглядов, брошенных через плечо. Знал, конечно, что его по-прежнему любят, но и о том, что если бы он не пережил ту самую ночь, всем было бы легче, тоже догадывался - никогда ни с кем об этом не говорил, зато неплохо анализировал вот этот тонкий момент, что даёт семья - крепкая, как у Джима, сломанная как у него, или сложносочинённая как у Блэка. Только поэтому по-своему и понимал Сириуса в его борьбе против всех, гадал по жестам, ужимкам, словам, улыбкам в порядке ли он. Но мог только ответно сжать ладонь, не пытаясь выдать рецепт на обезболивающее, сжать, чтобы отпустить, отступая назад и падая на диван без задней мысли, призывно хлопая ладонью рядом - ему правда несложно выслушать, ему правда хочется, чтобы Блэк сейчас остался с ним, но об этом говорить не имеет право.

- Расскажи, что у тебя в голове - всё равно в этой башне не спим только мы, никто не узнает,- почти не думает о себе и о том как сложно сидеть слишком близко или того хуже становиться своеобразной подушкой для Сириуса, считающим нормой улечься головой на его колени - всегда говорил себе, что это нормально, изредка позволял бессознательно гладить по голове, старательно не придавая жесту никакого значения. Если уж работать с фактами Ремус тот ещё лжец и едва ли заслуживал доверия со стороны Сириуса, которого обманывал в таких вот мелочах, в предложениях поговорить или всё-таки рискнуть, нарушая правила Хогвартса, лишь бы не шёл за теплом и лаской к другим. Но это же своего рода ложь во спасение, верно? А такое обществом порицалось не так сильно.

В конце концов ему правда хотелось поддержать и помочь, здесь и сейчас, кутаясь в свой вязанный кардиган, больше него на пару размеров, позволяющий натянуть рукава до середины пальцев, прячась от неудобных взглядов, Рем был почти искренен - в первую очередь он хотел быть Сириусу другом и только в последнюю думал о себе, вполне готовый к тому, что ему откажут.

Если бы кто-нибудь спросил у Рема какой он Блэк - ответил бы, не задумываясь, что сложный, обжигающе тёплый, вкладывая в свои слова гораздо больше чем ожидал бы услышать случайный любопытствующий. Если бы кто-нибудь спросил, как Рему дружить с кем-то вроде Блэка, ответил бы, также не задумываясь, что невыносимо и в этом ответе были бы все ключи к его самым страшным тайнам, в этих словах было бы гораздо больше правды, чем в аккуратных, выверенных даже улыбка и светло-ореховых глазах, смотрящих на Сириуса всегда с пониманием, никогда не с вожделением, скрытым за семью замками.

Ведь Сириус он правда сложный - в своей правде, в своём противостоянии, в своей яркости, в своём умении затмить собой и солнце, и луну. В своём желании потыкать палочкой интереса ради, просто потому что так он ещё не делал - Люпин относился к его закидонам снисходительно, предпочитая не вступать в конфронтация зазря, чтобы оставлять за собой право вето. Вот только себя он им не защищал никогда - хочет, пусть трогает (а Рем будет стыдливо запоминать эти моменты, хочет, пусть говорит гадости, хочет, пусть задаёт вопросы, если хочет, то пусть молчит - дружба Люпина она про принятие от и до, про тихую благодарность, про излишнюю скромность, ловко перебиваемую умением поддеть, не опускаясь до очевидных оскорблений и придирок. Весь Люпин про быть рядом, быть тихой гаванью для фрегатов имени Поттера и Блэка, особенно Блэка. Там где Джим сбивал чужие щиты своей простой искренностью, Люпин просто был рядом. Просто держал за руку, просто смотрел с пониманием, просто был. Это так просто и в тоже время так сложно.

Так чертовски невыносимо просто быть рядом с человеком, которого так отчаянно хотелось обнять покрепче, сжимая изо-всех сил, цепляясь пальцами до боли, до оставленных ссадин. И не отпускать, потому что слишком страшно. Слишком больно думать о будущем, в котором ему, этому смешному мальчику-оборотню места всё равно не было. Слишком хотелось стать собственником, единоличным гостем в чужом сердце, обосновавшимся по-хозяйски.
А можно было быть только другом, которому что ни день, то стыдно за себя и свои мысли.

- Придётся? Мне всегда казалось, что жениться есть смысл, только если хочется, разве нет? Но, конечно, боюсь, что МакГонагал уволится, если ваши с Джимом дети пойдут в школу одновременно,- парень улыбается, он ведь всегда улыбается, пряча собственный страх, не подавая виду, как внутри всё резко ухнуло вниз от одной мысли о том, что ведь и правда. Блэк когда-нибудь женится, разве может быть иначе? Станет аврором, они все вместе погуляют на свадьбе Поттера, и у обоих обязательно будут дети... Ремус сглатывает горечь, надеясь, что это было не очень заметно и пытается сконцентрироваться на мысли о незавидном будущем декана Гриффиндора - получается паршиво.

Блэк. Когда-нибудь. Женится.
И он будет поздравлять его почти искренне на свадьбе, если, конечно, к тому моменту их дороги не разойдутся навсегда - в голове у Рема нет надежд на то, что мир будет к нему благосклонен и дальше. Сам факт его нахождения в замке - чудо. Случайное чудо, которое в его фонд для лишённых всего и сразу пожертвовал Дамблдор, просто потому что ему показалось это хорошей идеей. Едва ли мир вне стен будет так же щедр, скорее уж наоборот.

- За пределами школы? - Рем кидает затравленный взгляд на окно, не слишком-то горя желанием обсуждать будущее, ведь ему сейчас придётся врать, притворяясь, что планы есть, а главное, что он в них верит и Сириус обязательно поймёт, что он врёт. И ему сильно повезёт, если его не прижмут к стенке, требуя честных ответов или не натравят Джима завтра, чтобы провёл воспитательную беседу - Рему хочется взвыть или сказать «пас», сбрасывая все карты на стол и отказываясь продолжать партию. Но вместо этого он только поглубже зарывается в свой кардиган, делая вид, что ему холодно (на деле просто некомфортно), и даже пытается в самом деле пофантазировать - мечтать ведь не вредно, в конце концов никто не заставляет его верить в то, что придёт в голову. Нет никакой нужды разочаровываться после - он и так знает, как всё будет. И едва ли Поттер с Блэком могли понять его в этом вопросе и это на самом деле и неплохо.

- Ну.. - замирает, чувствуя как касается Сириус подушечками пальцев шрама на его лице - почти невесомо, слишком бережно, слишком нежно, смотрит глаза в глаза, стараясь никак себя не выдать, не жмурясь, не прося коснуться ещё - ну почему, почему это всё так сложно. Почему парень, в которого он так глупо и безнадёжно влюблён так любит трогать других людей?!

- Не знаю на самом деле. Наверное, я тоже женюсь?.. Вот только найти бы ещё девушку, которую не испугает моя пушистая проблема. Знаешь таких? Я вот нет,- Рем улыбается растерянно и может быть даже испуганно, у него даже соврать не получалось - единственный кого бы он хотел видеть рядом с собой и дальше планировал жениться и детей, а Рем... он даже этого не планировал. Мог надеяться разве что на работу в лавках Косого переулка, мечтать о работе преподавателем или ставке в Министерстве, но никогда не получить желаемое - на нём стоит метка, которую едва ли можно было скрыть. Он болен, он проклят, он обречён с самого детства. И эти семь лет в Хогвартсе просто подарок, у которого был срок годности - реальная жизнь не столько пугала, сколько вгоняла в тоску. Знает, что друзья поддержат, будут пытаться держать его на плаву, как и знает, что откажется от подачек не из гордости даже, просто потому что так не должно быть. Это было бы слишком неправильно. И всё рухнет, всё сломается. Инвалид никогда не догонит здоровых молодых парней - всегда будет отставать.

Впереди нет ничего. А у него даже здесь и сейчас нет того, что ему бы так хотелось иметь. Рем, смелея от очередного витка осмысления своей незавидной судьбы, кладёт ладонь поверх чужой, чуть прижимая к собственному лицу, не теряя зрительного контакта - это же Сириус. Он не сделает больно, не так. Он делает больно совсем по-другому, просто держась слишком близко и в тоже время слишком далеко.
Почти его, но всегда чужой.

- Если честно, я боюсь будущего, Сириус. И не думаю, как оно будет - живу сегодняшним днём. Просто каждый день благодарю за то, что у меня есть вы, есть Хогвартс. Этого мне достаточно. Это гораздо больше, чем я рассчитывал получить.