- я уеду к папе!
- он в курсе?
- какая разница, он
- значит, нет
- тебе вообще все равно?

лёля лежит головой на столе, высматривая, как сын делает вид, что спорит, исправно доедая утреннюю сладкую кашу. любит ее до одури. не мать, конечно. мать теперь в перманентной немилости. эти славные утренние споры, в которых не рождается истина, только умирают нервные клетки - в основном ее. в ее жизни нет методички о том, как налаживать отношения с подростком, который против ее внезапного романа, но в то же время питает самые светлые чувства к сыну виновника этого самого романа. странно было, конечно, если бы два еврейских мальчишки, тяготеющих к биологии и нарушить любую существующую идиллию своими, не по годам, нравоучениями, не понравились бы друг другу. даже не взирая на разницу в возрасте. им нравится еще и объединяться против общего врага. в лице матери и отца - вестимо. маша как-то сочувственно закрывает программу собственной вкр и говорит, чтобы ольга романовна особо не мучилась. не переживала. пройдет. у парней так всегда - много криков из ничего, лишь бы изводить, разыгрывая на нервах какой-нибудь музыкальный этюд. потому что на скрипке, в свое время, не получилось. лёля в тот момент не понимает, как помимо одного ребенка у нее появилось еще двое. не совсем появилось. не совсем ребенка. просто две дополнительных личности, с мнениями которых теперь надо, несомненно, считаться. благо, хоть одна из - на ее стороне. сложно быть по разные, когда вы научрук и студентка, пишущая свою первую дипломную - довольно успешно, оттягивая сроки исключительно из квалификационного смягчения происходящего. когда вы обобщенная надежда отца и любимого мужчины на адекватность.

ксюша выводит ее на разговор сразу после празднования дня рождения вени, когда родители и бывший муж улетают обратно в петербург, а у лёли никаких сил на то, чтобы сопротивляться любопытству. что там как и кого связывает, почему ксения андреевна вообще не в курсе. вообще-то в курсе, мозги работают на ура, но из уст ратнер услышать было бы намного приятнее. они теряются в паре бокалов красного пряного вина и клятвенном обещании ксюши не распространяться на факультете, потому что проблем итак хватает и, вроде как, ольга еще не решила. решила - мурлычет ксюша, подливая горячительное, обещая превратиться в серого кардинала над любой информацией, заключая в рамки, выдворяя подозрения и любопытные уши, кроме ее, естественно. они пьют кофе в обедах, прикрывая их дружбой то, что ратнер слишком часто появляется в деканате, запираясь дверью кабинета. вынося на великий и мудрый суд очередную методичку вчерашних аспирантов - младших преподавателей, развязывая галстук эльберга, подчиняя его губы себе, отбрасывая любой намек сдержанности по углам. потому что ей можно быть здесь вопреки. потому что ей хочется каждой секундой прикасаться к нему, теряясь пальцами в волосах, выхватывая его дыхание - наполняя. никаких абсолютно правил, просто чувствуешь, действуя. выбирая, где именно им остаться сегодня под ночь, чтобы на утреннем совещании не пересекаться взглядами, выдавая бессонницу чернотой зрачков и бессилие в придирках. у ольги карт-бланш на подходящие провокации, у эльберга - лучшая возможность крыть равнодушной язвительностью, выскабливая внутри филологического факультета красивую картинку их не соответствия друг другу. она, все еще, самая революционная со своими идеями и не согласиями с начальством, он, все еще - главный, в не аккуратных попытках сбить ее спесь - откровенно раздражая любого, кто сунется. с виду - классическая дилемма несоответствия взглядов. такая уже родная, создающая общее спокойствие всего преподавательского состава. раз ратнер берет огонь на себя - к чему волноваться.

- зайдите потом
- может быть сразу на плаху?

окружением не придерешься, у них получается максимально красиво играть по заданным правилам, не выходя за границы - для всех. для друг друга, прячась в углах коридоров, удерживая за рукав кашемира свитера, замыкая ногтями перламутр пуговицы его рубашки - темной, по сезону и потому что ей нравится. всего на мгновение в исключениях личной привязанности, не помогая общественности пристально заметить хоть что-то неподобающее между. погружениями в учебный процесс, в соответствии всем важным и правильным методичкам. как нужно себя вести с высоким начальством и с нерадивыми подчиненными, выискивая ошибки, обвязываясь намерениями улучшить преподавание согласно рекомендациям комитета по образованию - все только на благо. детей. бесконечных взаимодействий. лёля находит его в потолках аудиторий во время своих лекций, нажимая на рычаги фольклористики вовремя и не очень, вкладывая самые нечитаемые на поверхности значения народных устных промыслов, чтобы срывать после ответы в высыхающем хрипе его интонаций. миры переплетаются все.дозволенно и быстро, гаснущим светом кабинетов, комнат, совместных ужинов и разрушающихся основанием близости споров. подойди ближе - растворяясь приятным послевкусием принадлежности. сбрасывает блузу с обнаженной кожи, освещая ее холодом и необходимостью каждого из прикосновений, которыми он ее обнимает. сжимает. насыщает жизнью. вышептывать потом в мочку уха какой-то неуловимый спазм желания. называть его по и м е н и, заваривая кофе полусонно. разливая молоко под ухмыляющийся взгляд маши, что все здесь и сейчас на помощь. они объединяют адреса и намерения в общую комбинацию, подходящую им двоим, разрывающую весь мир вокруг. и мир расступается прибрежным песком. позволяя властвовать.

марта кидается в нее ядовитыми ремарками к каждой из лекции, ольга не обращает внимания, потому что вовлечена в свою собственную игру разума. сталкиваясь с откровенным противостоянием, пытаясь смягчить углы строптивости легким рвением заботы - бессмысленно. девочка, казавшаяся ее улучшенной версией, выходит за берегов их взаимопонимания каждым взаимодействием - дальше. можно в упор не замечать, застилая себе глаза пеленой. лёля все списывает на переменчивый возраст и взгляды, стремящиеся нарушить любой идеализм. может быть ольга романовна знатно устаревает для блещущей открытиями молодежи - ей до этого нет дела. время учиться прошло - время учить утекает быстрее любой нерегулируемой воды. она заканчивает с дипломниками раньше положенного - январь слишком ленивый месяц, чтобы высиживать до последнего, расставляя запятые истин тщательно и безукоризненно.

- ольга романовна, давайте оставим выводы второй, как есть, они же очевидны
- очевидно только то, что наш декан тебя за них четвертует, - закрывает ящик, убирая туда какие-то письменные принадлежности не к месту оставлять их на дереве кафедры, - а ты мне нравишься целостным, островский.
никита подмигивает однокурсникам, у которых аналогичная участь - разбирать свои вкр с руководителем до талого. в конце кабинета сидит андрей александрович, их новый младший преподаватель, простигосподи фольклорист без стажа, но с рвением. делает вид, что набирается опыта в ведении строптивых старшекурсников на путь истинный. лёля, на самом деле, не вдается в подробности - зачем он постоянно остается. у нее будто бы другие здесь цели познания. запирая аудиторию за выходящими ребятами, коротко прощаясь. влад со своими дипломниками обычно работает в самой дальней аудитории этажа, оставляя деканский кабинет исключительно под руководящую участь. сжимая ключ в ладони, каких-то пару сотен шагов, потому что они не решили, как проведут выходные, а у вени та степень безумия, когда он готов кидаться ножами, просто потому что умело владеет техникой. ольга романовна распахивает дверь аудитории, лёля распахивает внутренности под готовящуюся ей участь. пятничный вечер в стенах вуза так приятен для первостепенных открытий. дверь открывается прикосновением чужих губ. каждого едкого комментария марты без причины по поводу ее профессионализма и понимания раскрывающихся тем. марта гафт. спелая. юная. роскошно свободная под взглядом ратнер впивается в эльберга еще сильнее. так секунды растягиваются тысячью пауз - собирай потом, выдохнув. то, что кажется вечностью происходит в моментальности. в едкой быстроте мгновения. чувствует изнутри, что марта все видит и понимает, насаждая свою власть намеренно. не останавливаясь. провоцируя замкнутый круг вращаться. по оси. вокруг.

- не думала, что практическая часть вкр н а с т о л ь к о интересная, - у лёли выдержки на целый потухший вулкан, которые так обожал ее отец. вглядывается в девчонку, с эльбергом ей сейчас пересекаться - взорваться в момент. марта выжимается ее отрешенностью, от неожиданности. может ждала, что ольга куда-то денется не победно. может просто не знает, что дальше. быстро сбавляя обороты растерянностью, отдаляясь.

виноватых нет. желанных тоже. дверь распахивается безысходностью. лёля распахивает себя самой острой пронзающей болью.
- выйди вон

Отредактировано Hargy Boydleen (2023-02-04 03:07:04)

в двадцать один, наверное, правильно влюбляться в преподавателей, выстраивая красивую книжную историю в своей голове, одурманиваясь бешено-бьющимся сердцем, заламывая запястья, вздыхая так томно и безысходно, как будто вселенная упадет с неба на землю, стоит только разочароваться в истинных намерениях любви. в свои двадцать один у лёли уже годовалый веня, магистратура и полное отсутствие комплекса электры как такового - ни времени, ни желания. но взгляд марты, которым та въедается в ее кожу на переносице, ольга прекрасно помнит - такими смотрели сокурсницы сергея, когда на юрфаке спбгу прогремело озарением то, что главный сердцеед факультета нашел себе какую-то там провинциалку-филологиню. это все ненадолго, ради острых ощущений. поиграется - выбросит как устаревшую игрушку прямо на пол под каблуки каждой из более достойных барышень. обязательно растопчут, не оставив живого места. они продолжали смотреть т а к и после свадьбы и даже, когда по ваське чета ратнер начала гулять с коляской на постоянной основе. взгляд оставался тем же, просто с каждым годом совместной жизни, к нему добавлялось все больше ядовитого разочарования - менять тактику было поздно, но бесконечное подтверждение, что она не работает, уже было не скрыть так просто. ольге, если честно, тогда было наплевать. ревность не то чувство, которым ей важно было дурить себе голову. хотя, может все дело в том, что она никогда никого нигде не заставала. не искала чужих сообщений в телефонах, не прислушивалась к разговорам - игнорировала любые намеки каких-то там особо заботливых приятельниц семьи. когда они с ратнером разводились - определенная часть окружения всецело была уверена, что все из-за его измены. лёля даже как-то шутила, что может подтвердить слух, исключительно для укрепления его вальяжной статусности, на что получила резкое - только попробуй. и фундаментальную истину в том, что идеальный семьянин из них точно он. ей - далековато идти. во вранье друг другу всегда есть большая подоплека потом снимать вину с себя, перекладывая на чужие плечи. вырисовывая отмазки и оправдания роскошной графикой - наслаждайся, смотри, разбирая на тысячи придирок после.

марта собирает свои вещи так медленно, что можно засекать секундомером и афишировать новый мировой рекорд. девочки в двадцать один в современном мире, наверное, так и должны себя вести, чуть размеренно, по-королевски, восхищаясь собой и топя всех вокруг в своей эксклюзивной правоте. ольга принимает эту ставку с равнодушным лицом, у нее нет намерения сорвать сегодня весь банк. пусть хоть целую вечность разыгрывает здесь свой туз из рукава - впереди целые выходные - времени вдоволь. марта не закрывает за собой дверь в аудиторию, действительно, это слишком по-мещански для ее нынешнего положения. в университете достаточно по-вечернему, чтобы ушли все те, кто любит собирать своими ушами сплетни. остаются только самые праведники, - выглядит это как огромный успех, владислав константинович, - лёля заканчивает с силой сжимать ключ, выпуская его на стол. их шестнадцать лет разницы против ярко-блещущей в двадцать семь уже не кажется чем-то серьезным, скорее очень даже естественным. набираешься опыта и переходишь на следующий этап, новый уровень. жены стареют, а студентки третьего курса никогда, так же ведь? все эти бесконечные эссе, постоянные пересечения с мартой на практике, где бы они не оказались - почему-то становятся простыми и ясными только сейчас. то, что в свои студенческие годы ольга романовна ратнер не влюбляется в старших по званию, не означает, что так не делают все другие. есть ли смысл мерить по себе? особенно, когда в распаленном итоге оказываешься в раз неправа. лёля не понимает в чувствах ровным счетом ничего. ей бы там рассмеяться, закатить глаза, все списать на юношеский максимализм и адекватные границы мира. но как-то не получается. как будто бы подобное объяснение слишком простое. слишком подходящее. поэтому и неверное. в конце концов, ольга ведь не в курсе, почему и как у эльберга развод с первой женой. вдовесок их собственные отношения вроде как трубят не хуже фанфар о том, что иерархия подчинения, молодость и будоражащий риск - в его вкусе. логика это просто - можно сколько угодно себя убеждать, что понимаешь человека, знаешь его достаточно, чувствуешь максимально. но когда уже своей личностью оказываешься подтверждением похожего на правду правила, глупо верить в свою неимоверную исключительность, да? все это вообще до безумия глупо, - вот вы вроде взрослый человек. с серьезной должностью и огромным научным бэкграундом. а произошедшее как-то так берет и не входит в зону понимания - у нее нет времени анализировать на то, как звучит ее голос, руками обнимая плечи. не играя в прятки с миром, скорее защищая себя от накатывающего, совершенно мерзкого, послевкусия. от самой себя, от произошедшего, от того, что стабильность не ее конек в последний год - так уж вышло, - объяснить?

за прошедшие полгода у них быт, университетская игра в маскировку, первый новый год и тот вид совместной жизни, когда вы взрослые и вам не нужно ни перед кем отчитываться. даже перед детьми, на самом деле, принимая любую их точку зрения, не мешая устраивать войну, подавая патроны - лично, и сразу выкапывая себе защитный и безопасно-глубокий ров. то ли чтобы спрятаться, то ли утопиться раньше, чем умрешь под пулевой очередью из здравых и не очень аргументов. лёля впускает влада в свой мир, который, вообще-то, казалось, закрыла на все высокопрочные замки, потому что ей почти свято верится, что так будет лучше. что любовь не прекращается потрясениями и потерями, сколько не выбивай пылью из себя - все равно будет бродить где-то около, дожидаясь момента. мир, правда, вот в эту самую секунду, вроде как, объясняет, что лучше бы все оставила, как было. жилось же - да, никаких тебе страстей, все очевидно и до невероятности понятно, - молодость это ведь почти наркотик, стоит хоть раз попробовать, а дальше уже, - телефон издает почти жалобный сигнал, оповещая ее о сообщении. можно выключить, выкинуть, не обращать внимания, но у ольги ратнер сегодня бенефис мазохизма - достает, всматриваясь в неуспевший потухнуть экран, смех срывается неожиданно. коротко. громко. обрываясь резко оглушающей тишиной, - я рада, что ты, наконец-то, все узнала, - цитирует текст уведомления без каких-либо дополнительных интонаций. переход на ты кажется сейчас самым незначительным, совершенно уместным, будто они тут все восхитительно-близкие родственники, начавшие долгий диалог - выяснение, кто кому ближе и кому, в итоге, достанется все наследство. марта пока отрываясь вперед, ведет ослепительный счет и, может быть, лучше просто поаплодировать стоя? жаль, не услышит. ратнер непроизвольно цокает языком - ограничивая саму себя этим звуком. любую из своих реакций, что в миг теряют какой-то смысл. девочки в двадцать один, наверное, и должны писать вот такие емкие, но высокопарные сообщения, когда мужчины не знают, что именно последние десять минут происходит в их жизни. кто-то ведь должен все о б ъ я с н и т ь. показать. рассказать. втолковать в эти взрослые головы. двадцать один это тоже по-взрослому ведь, просто не сразу осознаешь. слишком поздно даже.

- слушай, ну я все понимаю, конечно, - кудрявая бойкая. с соколиными завораживающими глазами, лёля помнит ее первый курс, инициативность быть старостой, но не заучкой. чтобы все вокруг обожали, не передразнивая. милосердная. строгая, если нужно. такая бравая малышка, способная очаровать в секунду и не позволяющая перейти умело-выстроенные границы, марта, мать ее, гафт, - зачем только я в этом уравнении - неизвестно, - на секунду пытается понять, почему не уходит. не швыряет дверь о косяк, не бежит к ксюше, прочь из здания - как вот показывают во всех этих чудесных драматичных фильмах, достойных любых наград мира. может потому, что влад в эту секунду так далек и безучастен, что становится еще хуже. будто все это естественное и давно всем понятное, кроме нее, конечно. вот и сидит и ждет, когда до ольги уже это дойдет, тактично закидывая оправданиями, потому что иначе будет совсем уж некрасиво и дико.

Отредактировано Hargy Boydleen (2023-02-04 12:49:03)

марта - просто девчонка, а оля - взрослая разумная женщина.
совершенно непривлекательное сравнение, когда пытаешься выбраться из пропасти сложившегося диссонанса. расценить по-настоящему нелепость ситуации, кто кому годится в отцы и дети, и зачем, при такой прекрасной невероятной ольге романовне, ему кто-то еще моложе и напористее. пытаясь включить рубильник адекватности, затормаживая намерением. влад говорит, спрашивает, объясняет, взывает ее к чему-то такому, что должно согласиться, осознать, поддержать. стереть все происходящее в бессмысленный забавный порошок - выкинуть в мусорку после. но лёля как будто бы теряет связь с реальностью быстрее всех этих попыток. из фактов у нее наглядная близость, сообщение и очень плохо звучащие комментарии эльберга. даже без масла напишешь картину, достойную третьяковки. только успевая промокать лоб от выступающего, насилием над собой, пота.

а почему, собственно, нет?
в чем блеск отсутствия романа со студенткой?
все же так идеально складывается: переезжаешь из огромной будоражащей страстной москвы в глубинку с великими целями, перекидывая крохотный мяч власти из руки в руку. опаляешь канцеляризмами своей правоты, критиканством, ремарками, правками. делаешь так, как хочется. управляешь. приказываешь. не соглашаешься, оставляя за собой последнее слово. заставляешь с собой спорить. игнорируешь. или наоборот - накрываешь дотошной внимательностью каждый отзвук произнесенного. одеваешься стильно. образ держишь перед всеми статный. выглядишь моложе своих лет, потому что мужчинам такого типа, как влад эльберг, возраст идет больше молодости. когда речь о своей собственной, конечно, а не про спелую кожу студентки или молодой преподавательницы - смешать, но не взбалтывать. какой смысл оставлять в зоне своих интересов только одну, что постарше, и может быть слишком упрямой, когда не надо. вот и щенячий восторг юных глаз. придыхания в грудной клетке, чтобы щелкать пальцами и исправлять бесконечные абзацы. исправлять, внимая нескончаемому восхвалению. так приятно быть кем-то важным. всесильным. тем самым. в этом всем, кажется, нет того самого эльберга, что нарочито отрешенно выспрашивает про успехи машиной второй главы, как бы вообще не прикасаясь к теме вкр, только чуть-чуть, норовит узнать хоть каплю. открывает перед ней двери. целует в шею. может статься, оля просто не все знает. или знает, но не то. владислав константинович ведь так спонтанно и быстро меняется за летнюю практику, разменивая выражение вечного равнодушия яркостью искр в глазах. очаровываясь духами и ее обнаженными плечами. почему он не может измениться снова? или стать тем, кем был в москве. и каким он там был - только ему и известно. дети ведь не так уж и наблюдательны, дети не будут порочить отца в чужих глазах. ольга теряется в фактах и вымыслах, совершенно точно понимая, что, может, интуиция впервые ее летом подводит, раскрывая образ влада таким, как ей просто хочется. а не таким, какой на самом деле есть. с этой чертовой мартой, ее дипломной работой и, естественно, влюбленностью, что теперь очевидна - кричит изо всех углов, - а почему бы и нет?

ей хочется ответить конкретно, разобрать на слова. смыслы. идеи и выводы. но получается скомкано. видимо, именно так все и происходит в жизни. никаких тебе метких аналитических способностей, способных остановить надвигающуюся бурю. просто непонимание. и допустим, марта действительно себе все навоображала, придумала, сама полезла, только кому теперь легче? и как это все решать и останавливать? ольга ловит себя на мысли, что факт романа ей как-то удобнее. и решает почти все образовавшиеся проблемы, кроме ее личных, но это уже патетика. чем девчонка, которая творит глупости по зову сердца, что решать с ней такой? как вести себя? замкнутый больной круг. серьезно, лёля, откуда столько мазохизма? телефон пищит новым уведомлением и ольга стискивая зубы, распахивает взгляд навстречу экрану. можно не заходить в диалог, зачем? влад ведь прямо сейчас все красиво объясняет. логично. без надрыва и с силой голоса - так уверенные в себе мужчины говорят про всем известные вещи. как бы слегка ухмыляясь, как можно не понимать очевидного - как можно не о с о з н а в а т ь? но ольга все равно открывает вложение - скрины переписки. правдоподобные. с интересными обращениями. предложениями. обсуждениями. с библейской точностью вожделения. не возжелай или возжелай как раз прямо сейчас быстрее, пока никто не заметил. интимность как она есть. у лёли кружится голова и ослабевает хватка пытаться себя уговорить вернуться к тому, что она эльберга знает. знает таким, какой он в действительности есть. что все происходящее в эту минуту - чушь несусветная. и марта чушь, и сообщения ее с картинками - чушь.
делает несколько шагов к столу, чтобы обойти и встать у владислава константиновича за спиной. движения получаются слишком естественными, а хочется, конечно, картинности и вымученности. из нее так себе актриса на любящую драматичность публику, у нее реализмом сковываются запястья покрепче наручников. ей хочется быть уверенной, что она его знает, но жизнь ведь такая простая, что самые невероятные вещи оказываются той самой правдой. топчи потом эту незыблемую уверенность грязной подошвой и утирай лицо всхлипами. как легко обмануться, лёля, вот только в чем именно? кладет горящий телефон перед ним, а руки - ему на плечи, чуть сжимая. сама объективная забота - устал, дорогой? да ты расслабься. тут вон двадцатиоднолетняя девочка все за тебя делает, вещает как новостной рьяный канал с неопровержимыми доказательствами. сам посмотри, - как взрослой разумной женщине мне следует поверить всему сказанному или своим глазам? - она кивает в сторону телефона инстинктивно, он ведь все равно не увидит ее движения. пальцы впиваются в грубую ткань пиджака - ей эта близость нужна, чтобы шею ему свернуть или наоборот сдержать себя от чего-либо необратимого? еще не знает. не хочет знать. будто стоя за его спиной негаснущая картинка на экране смартфона преобразится во что-то менее провокационное. в картинку успокаивающего водопада где-то в штатах - вода льется, радуга искрится. во что-то умиротворенное и  приятное глазу, а не в переписку марты и ее влада, в которой они там договариваются о встрече. а на следующем скрине сладострастно друг друга благодарят, разматывая клубок, наверняка, наслаждения поочередно. чтобы всем досталось. и ольге, несомненно, тоже. ей - в первую очередь. забота же. куда без нее. если честно, ратнер не хватает только совместного селфи - как самого смачного плевка в лицо. ну же марта, чего ты ждешь? тут сто процентно не сдержится, сомкнет пальцы над пульсирующей сонной артерией - со всей с т р а с т ь ю. и веня тогда точно поедет к отцу, как и хотел.

Отредактировано Hargy Boydleen (2023-02-04 16:55:37)

а ты бы поверил? конечно, поверил бы. он же идеальный. простой. весь такой клеточка к клеточке а д е к в а т н ы й. он бы ей поверил и мускул не дрогнул, кажется, поверил бы даже, если бы она голая лежала в чужой постели не с ним на глазах у всех. если бы она сама лично кровью своей расписалась бы в том, что истинное зло - он все равно поверил бы в то, что она не причем. потому что он лучше, чем она. он не сомневается. он знает, как правильно. он исправляет, он выговаривает, он требует соответствовать. вот и здесь, оказавшись бы на ее месте - поступил бы умнее. в жизни бы не доверился чужим словам, потом что она - важнее. потому что в ней - истина. потому что ее слова - самые верные и правдивые. а она сомневается. сомневается и не верит. учит детей всякой ненужной ерунде, потрошит свою душу шаманизмом, доказывает, что за новаторством сила. жжет свечи, разговаривает с духами. медитирует вместо того, чтобы штудировать методичку комитета по образованию и писать свои лекции исключительно на нее опираясь. спит со своим руководителем вопреки всем нормам рабочей этики. сына воспитывает слишком свободно и разнуздано. потакает студентам в их революционных желаниях быть настоящими. лёля способна поверить в то, что он ее предал. а значит, она еще хуже, чем он. гнилая. отвратительная. мерзкая. потому что для нее слова какой-то там марты важнее. важнее наглядности их прикосновения губ, что током у нее в ребрах до сих пор - открывай глаза, закрывай - картинка застыла тяжестью воска. рассыпающейся чувствительностью от ожога до. не стереть из памяти, не вытравить. хоть зайди сто раз заново в аудиторию и увидь, что эльберг с мартой просто сидят над ноутбуком, разбирая очередную строку - не так написанную. важнее скринов переписки, в которой все как на ладони - бери и верь. читай. пережевывай. и плевать, сколько сейчас технологий, чтобы все это подделать, нарисовать, создать собственными силами. предугадывая как быстро ольга отдаст вожжи самым низменным воплощениям собственного эгоизма, очерняя все вокруг, не себя только. марта играет на ее нервах. а значит, ратнер так легко поддается любой уловке - еще хуже. где там вся эта мудрость - растратилась, не ищи. эльберг встает, поворачивается, смотрит. вырывается из ее рук. говорит правильные важные вещи. потому что он сам весь от корки до корки правильный и важный, наглаженный, разбивающийся на тысячи осколков. это у нее вот профнепригодность во всех смыслах: от профессионального до любого из личных.

кто кого предает, лёля?
кто кого обвиняет?
кто кому врет?
разве у истинных чувств есть время на сомнения и недоверия, разве растворяясь в человеке полностью, можно вот так обвинять его во грехе после первого же просчета? без суда и следствия? от большого ума ли? или какой-то совсем сумасшедшей любви, что не дает ни дышать, ни видеть сквозь пелену? эльберг весь такой вымученно-кристальный. вот, смотри - в телефон, в глаза, в душу. ему нечего скрывать, он открыт. тут только лёля красным крестом сомнения падает, но не бьется. в каждом его движении гул потери. в каждом взгляде - тотальный белый флаг. она не верит, естественно, не верит - это же лёля ратнер, у нее вместо сердца отточенный механизм модернизирования мира вокруг. ядовитые капсулы - открывай, выливай в рот. ей бы только спорить. ей бы только всех обвинять. закипая внутри кровью, обваривая органы. он бы ей ни за что такие слова бы не сказал, он бы выкинул телефон, он бы плюнул на все и вся - потому что так поступают настоящие люди. так правильно поступать. а ты, лёля, бракованная. раз, всего секунда, и можешь вот так попрощаться наглядно спокойно со всем, что выстраивается крупицей к крупице. все, что вы так бережно сохраняете, создаете день ото дня - раз и нет. сомнением. он не сомневался бы. он вот готов любыми мерами, речами, способами убедить, объяснить, чтобы проблеск веры метнулся из глаз в глаза. он почти иисус, которого вот-вот загонят на крест, вобьют металл в живую кожу с размаха, а он все равно за грехи людей, которые его и казнили, кровью истекать во блаженстве.

у нее расплывается перед глазами все. воздуха не хватает резко; конечно, куда ей быть вот такой идеальной. ей же легче согласиться со словами какой-то там малолетней девочки, что влюбилась и напридумывала себе с три короба. как тебе в этой чудесной реальности, лёля? в которой почти полоумная женщина чуть за тридцать, может разрушить вообще все из-за случайного стечения обстоятельств. случайности не случайны? да нет же, это какой-то философский бред очередного коуча, ни один н о р м а л ь н ы й человек так не сказал бы. это все нововведения, ненужная дурь, забивающая голову.
конечно, я не хочу тебе верить
у нее голос срывается между стоном и криком. громко и тихо. одновременно.
конечно, я вот так от всего сердца хочу верить четверокурснице, мне же только это и надо
можно тысячу раз поклясться в вере, обернуться в православие, отойти из мира светского в исключительно-духовный, но такой чистой и безупречной как влад эльберг ей в жизни не стать. не превратиться. не очиститься. не отмолиться. что там еще - причастие. и снова греши поновой. потому что сомневается, верит каким-то глупостям. каким-то нелепостям. ни одна зрелая душа, ни один быстрый и цепкий ум не смог бы сосредоточиться на подобном вранье, в миг бы разбил на весомые аргументы дурацкую теорию возможной измены. но у лёли ведь вместо ума
одни
сплошные
новаторские
идеи.
куда уж мне до блестящих вершин идеалов?
ее несет в какую-то самую непроглядную чащу, потряхивая льдом дрожи, как если бы температуру в аудитории опустили до всех минус двадцати пяти. без предупреждения, а она в этом гребаном желтом сарафане, потому что какую еще одежду ожидать от ольги романовны ратнер?
ты ведь, оказавшись бы на моем месте, гармонично сложил бы руки на груди и как станиславский бы монотонно: не верю
лихорадит, взрывается фейерверком каждая сумасшедшая мысль. только влетая в виски. замирая светом тысячи огней. говори, кричи, размашисто восхваляя, топя себя в самом тягучем болоте.
может быть еще оценил бы по десятибалльной шкале поцелуй и попросил не обращать на себя внимания, потому что ты все п о н и м а е ш ь?
так ведь, влад? это по-взрослому, так делают умные эрудированные люди. со степенью. докторской, кандидатской - какая к черту разница. они ищут хорошее в любой ситуации, у них стакан всегда наполовину полон. сладок. вкусен. пуст только у тебя лёля, как глаза твои. как отсутствие ударов сердечной мышцы.
потому что такие люди и любят нормально. полнотой красочных чувств. размеренно. утешительно. заботливо. а не как ты, способная в сумасшедших чувствах сжигать до тла, просто на секунду поверив, что можешь его потерять. вот прямо здесь и сейчас. самый меткий удар - разрывающий грудь взрывом.

Отредактировано Hargy Boydleen (2023-02-04 19:32:18)

не то, чтобы вот так сразу и поверхностно можно увидеть, кто к кому проявляет нездоровый интерес, когда слишком озабочен своими мыслями. марты как будто бы не существует до этого вечера, до ухмыляющихся глаз, выходящих из аудитории медленных шагов. до бредовых сообщений. нет, она есть, она сдает свои работы, пререкается, окружает себя однокурсниками. пишет свою чертову вкр, пропускает пары ратнер просто потому что так х о ч е т - без объяснений и оправданий. она живая и, наверное, способная чувствовать полноту тех самых эмоций, о которых никто не догадывается. да и как догадаешься, когда у них у обоих столько других важных забот. обращать внимание только на подергивание плеч, следить за интонациями, не подавать слишком заинтересованного в друг друге вида. не распространяясь об увлеченности, разыгрывать лучший спектакль, который только ставился в этих старых стенах. как уж тут уследишь за другими, как попытаешься проконтролировать, опередить, прекратить фарс вовремя - без последствий. когда все, что ольгу, на самом деле, волнует, сколько секунд (больше тридцати) она может смотреть на эльберга в упор на общих совещаниях, чтобы коллегам становилось подозрительно и неповадно. потом, конечно, кидаться очередным недоразумением комментариев доклада - все вокруг вдохнут, игра продолжится. в этом бесконечном кругу никому нет дела до марты гафт, пока она не заставляет обратить весь фокус внимания на себя, всматриваться, запоминать, перебирать с отвращением каждую секунду ее фееричного появления - буквально с ноги. лёля путается в его словах, потому что она вообще уже не способна спокойно соображать, принимая решения воспринимать голос как что-то, способное удержать ее на плаву. не разрушать, а наоборот, создавать в режиме реального времени хоть какое-то подобие плота, на котором, все еще, можно будет удержаться.

наверное, если в юности не растратил потенциал ревности, после тридцати активируется красная кнопка. без нажатия. просто так. в любой, желательно, самый неудобный момент. никаких истерик? спокойное восприятие реальности? замкнутый круг из доверия и абсолютно здорового счастья? по пальцам пересчитывая грубые слова, способные на надрыв корки на нижней губе. и то только потому что надо попробовать. как первая сигарета в девятнадцать на попойке подруг - ну давай, лёля, тебе так пойдет. переплеваться от вкуса, пусть и недешевого табака. невкусно. не нужно. но попробовать - галочкой в списке дел. так и с раскатами скандала, бытовыми недоразумениями, перетекающими в до абсурдности тоскливое перекидывание обид друг на друга. вот так живешь годами? ну тогда получай сполна сейчас. чтобы разрывало прямиком картечью в лоб. только не мгновенная смерть, а даже наоборот - вечная жизнь с непрекращающимся послевкусием идиотской злости. гнева. надо высказаться, надо выкричаться, надо объяснить себе, ему, чертовой марте. что-то точно надо объяснить, иначе бы сердце так не колотило. от уверенности или неуверенности наоборот. лёля осекается на его люблю слишком пульсирующей усмешкой. в это она верит. она ведь тоже. его. до одури. просто любовь в контексте происходящего не спасает, а топит еще сильнее. потому что без любви ошибки прощаются на раз два, а в любви у них сразу приторный дурман на губах. из одолжения и навязанных годами идеалов. если в юности не растратил вот эти вот маячки буйности - получираспишись в тридцать два. наглой девочкой четверокурсницей, у которой смелости больше, чем в них обоих. смелости признаться. действовать. творить откровенную херню, потому что ей так в а ж н о. потому что она так х о ч е т. ее не мартой назвать нужно было. только поздно уже воспитывать и сожалеть о собственном нерастраченном потенциале.

- какой к черту женской солидарности? - в ней сердобольности наскребешь разве что горсть и то вперемешку с пылью. лёля вообще не особо славится долгоиграющей эмпатией; нет, можно понять и осознать. можно поставить себя на место другого. попытаться объяснить. но ей нет смысла вставать на сторону гафт вообще ни в каких плоскостях, - ты вообще понимаешь, что дело не в том, чтобы верить ей или тебе? - у них ведь не шахматная партия, где нужно обязательно принять правильную сторону в ставках, пока очередной игрок не нажал на кнопку часов с острым рвением внезапной победы. - а в том, что это вообще произошло, - истерика рассыпается тысячью песчинок реализма, в которых ольга просто пытается понять, могла ли что-то заметить раньше. что-то в марте, что-то в эльберге. что-то существенное, объясняющее вообще все происходящее. они не заметили. обознались друг в друге. чтобы теперь накрывать не претензиями, скорее ненужными выводами. смелости нет даже на претензии. или это взрослая хрупкость, когда уже заранее знаешь цену самым жутким словам. когда понимаешь, к чему приводит обреченность ярости. все равно разрушая любую попытку спасти.

вина отходит на второй план. как и насаждающаяся острием мысль, что влад ко всему причастен. ольга вдруг понимает, что ей вообще никакого нет дела до того, где кроется правда. как будто бы в секунду смогла поверить. нет, не смогла. дело не в вере. дело не в том, что кто-то кому-то и как-то врет. а что у нее уходит земля из-под ног просто от мысли, что все произошедшее может быть правдой. что она до сумасшествия боится. что она вообще ни черта не смелая. как марта. как любой человек, готовый сражаться за свои ситины. за себя. что в этом коротком поцелуе, в его неумении в раз оттолкнуть - самый безумный отблеск потери. дичайший треск годами складывающегося паззла. где все просто. где все обычно и понятно. одним человеком. владом эльбергом. его намерениями или анти.намерениями, лёля теряет все, что так усердно собирает из года в год. понимание. отчаянную веру во всесильность. в то, что у нее нет возможности быть слабой. потому что веня. потому что мир так необъятен и способен перечеркнуть любое сомнение в необходимости разобраться, что внутри. что терзает, на самом деле. заставляя сомневаться лишь сейчас. сомневаться в единственном человеке, которого допускаешь так близко. которому открываешься. которому позволяешь видеть и чувствовать себя настоящую. сомневаться в нем каждой секундой. безапелляционно.

[лёля, в монастырь не убегают от жизни. в него уходят, чтобы жить полноценно]

говоря ему тогда, что нужно время. чтобы впустить, даже не подозревая, сколько именно времени. и что, на самом деле, означает впустить. потому что даже самой себе врать легче, чем до конца осознать. признаться. навсегда проработать. впустить не в их быт с веней, нет, ратнер-младший, хоть и строптивый, но авторитетность уважает больше своих бездумных всплесков эгоизма. влад ему нравится. как может нравиться одиннадцатилетнему мальчику чужой человек, мужчина матери, при живом отце. скромно нравится. неумело. неуверенно. поначалу - не идти на контакт, чтобы увидеть увлеченность в глазах эльберга, медленно открываться. она тогда сергею сообщает почти сразу, чтобы услышать, думаешь я стану сопротивляться после того, что ты разрешала моим женщинам? без личной оценки, просто он действительно не особо имеет права препятствовать. веня чувствует и располагается. у него всегда будет один папа. но с владом забавно разговаривать, рассматривая, как он выслушивает любую из теорий, которые даже самому вене кажутся нелепыми. внимание - лучшее оружие. ольге в какой-то момент кажется, что именно в этом и есть открытие ее мира.
оказывается нет.

[зачем ты запрещаешь себе возвращаться?]

все намного дальше. сложнее. старше. сколько угодно располагай к себе сына женщины - все равно не познаешь. лёля захлебывается накатившей болью. а в чем удивление? что именно к эльбергу все эти чувства? что именно он тот самый святой грааль, в котором, вроде и нет нужды, но получив - открываешь сразу все самые верные законы вселенной. отвозя его в самые сокровенные места. свои места. деля с ним байкал. по-настоящему. не показательной акцией на несколько дней. раскрываясь ему. так невинно, робко, в шутку. раскрывая ему тропами всю свою сущность. всю свою жизнь. теперь потрясениями раскрашивать дрожь рук? ты сама все это сделала, лёля. потому что хотела. потому что нашла тот самый блеск в глазах. когда он отвечает ей на вопрос про рассвет обычным голосом. вовлекаясь. не цепляясь. отвечает. как будто так и должно быть. из глаз давно катится солоноватая вода, ратнер не замечает, с опозданием в тысячу секунд вытирая ладонью. небрежно.

[умный мужик, ничего не скажешь,
прямо как твой отец..]

нет.

он лучше. он здесь. он настоящий.
лёля пытается выгнать все эти мысли, закидывая их ворохом пропавших в раз сомнений. до марты ей больше никакого делала, словно стирается все произошедшее. все упреки. вся невыносимая дерзость каждого высказанного. иссушая свое сердце осознанием за осознанием. оседая на пол, рядом со столом, дрожь по телу уже не имеет никакого смысла. она и не знает, что такое вообще возможно. такая боль, разрывающая все тело. спустя шесть с половиной лет. спустя все те полные уверенности мысли, что ничего не осталось неразрешенным.

влад здесь. здесь, чтобы она никогда не прошла это еще раз.
но она проходит.
она сама на него все это огромным крестом - теперь живи и дыши.
к р и ч и
у лели вой с губ срывается самым непростительным предательством. закрывает запястьем губы.

нет никакого смысла в марте. в изменах. в их отсутствии. лёля бьет кулаками о пол, в истерике, вновь накатывающей, вода застилает глаза окончательно. закрывая лицо ладонями, словно это способно ее спасти. в миг. ничего не способно.

потерять эльберга становится не просто едва уловимым маячком.
она теперь понимает, в чем настоящий смысл. вся безмерная боль ухода, когда не докричишься, когда не можешь ничего сделать, когда дверь закрывается навсегда. тогда, в семнадцатом, ей кажется, что она все выплакала. все криками озарила. буквально за пару дней. смирившись. сейчас понимая, что вот оно - открывай, выпивай до дна - лишь к губам поднеси, сколько не искусывая - будешь чувствовать. глоток за глотком.

потому что она его любит.
возможно, впервые в жизни. любит настолько сильно, что ради него вскрывает самые заросшие раны.
потому что так надо.
ей надо.
прости меня

Отредактировано Hargy Boydleen (2023-02-06 03:59:40)

если тянуть в разные стороны, рано или поздно, разорвется. прочность - всего-лишь - одна из мерных величин, существующая в головах тех, кто верит в физику и главенство материализма над духовностью. когда сходишь с ума - все, кроме долгого полета вниз. прочь. внутри - перестает существовать. лёля чувствует реальность каждой клеткой, но тело сдавливает откровение за откровением. психика всегда стремится защитить нас от самой ядерной болевой волны, прячет, запирает, выстраивает стены. но стоит только надломить идеальную защиту - рассыплется совершенно все. лёля теряет контроль настолько быстро и явно, что даже не замечает сама. мысль за мыслью, картинка за картинкой. тело не слушает голос разума - он слишком тихий. слишком безразличный. таким не предотвратишь, не достучишься, не заставишь одуматься. она гонит прочь некстати всплывающие воспоминания; пробоина итак велика до безумия - в нее забирается вода с адской скоростью, пытаясь потопить. лёля дышит в перерывах, не сразу ощущая на теле руки, только спустя несколько мгновений понимая, что это не вакуум ее разрывает, а влад прижимает к себе. прижимает ее попытки вырваться. попытки автоматизма, страха, непринятия. она борется с ним в моменте словно ветром по ветряным мельницам. абсурдность замысла в том, что они созданы друг для друга, чтобы вырабатывать ту самую живительную энергию. во благо. лёля в какой-то момент просто ослабевает в его руках, ей слишком больно. ей не остановиться. из-за отца, из-за потраченных лет, из-за невысказанных убеждений, из-за того, что не справилась или справилась, но не так. недоразвитый синдром отличницы и полу.проявленная осознанность. ей больно из-за всего, кроме марты. выпуская смех из груди - истеричный. прерывистый. не относящийся ни к чему конкретному, только к тому, что ее мир крошится на мелкие части и у нее нет возможности это остановить. остается только дождаться последнего пепла. и потом восстанавливать. заново. бережно. слова влада теряются где-то внутри ее боли. она не запрещает себе чувствовать. теперь уже нет никакого смысла.

весной, натыкаясь на его непрекращающуюся идеологию того, что и как ей нужно перекраивать. о том, что с ней нельзя просто взять и согласиться. ни разу. ни одного одобренного, в первый же момент, проекта. часовые нотации, комментарии на полях бумажных распечаток, огромных выверенных аккуратной дотошностью писем на рабочей почте. словно он уже тогда знает о ней что-то такое, что может ее разрушить раз и навсегда и она ведется на это знание, как на лакмусовую бумажку. если посчитать, сколько раз они оба нарочно что-то друг другу выговаривают, чтобы не прекращать баталию - самых простых математических знаний хватит, чтобы увидеть просвечивающую зависимость. прогрессию. хотели бы действительно решать рабочие задачи с максимальной продуктивностью - решали бы. она осознает это в глубине осени, когда как-то не может уснуть полночи, рассматривая его умиротворенное сном лицо, аккуратно пальцами путаясь в волосах, чтобы не разбудить. момент тотальной беззащитности, которым питаешь себя. насыщаешь до краев. в стенах университета им остается побег от реальности и слишком внимательных коллег. она в какой-то момент даже просит влада не приходить на ее лекции, у нее никакой выдержки не сбиваться, переходя на пасхалки. но он все равно приходит. ехидно. специально. натыкаться потом на его отвлеченно-внимательный взгляд, на то как деловито что-то вечно записывает, как губами завершает ее фразы за нее. ольга почти злится на свое идеальное зрение, выводя формулой жизни, что без его такой сумасбродной вовлеченности точно не смогла бы жить. провокации ведь не окрашиваются пурпурно-злостными последствиями, когда пропитаны желанием. невозможностью вытерпеть ни минуты в разлуке. все, кроме той, что решает им устроить марта гафт. у ольги ломит висок, голову сводит в мигрени. у нее абсолютно нет сил для оправдания чужих поступков, но мысль о том, что марту хочется пожалеть, все же, успевает промелькнуть на задворках. лёля вдыхает аромат парфюма. остро-важный. его. такой привычный и каждый раз огорошивающий как в первый. когда она заходит в деканский кабинет,после назначения в начале марта, по вопросам ее программного курса на конец семестра. видит эльберга впервые - натянутого. выверенного. своим профилем, задающим плоскости всего кабинета, отдаляющие ее привычки за его грани. она тогда садится на самый дальний стул, будто приближением может нарушить какие-то свои не слишком важные границы, но все же. выслушивает тираду, разминает пальцы, не репетируя колкие ответы, бросаясь в моменте. теперь все иначе. они на полу холодной аудитории, почти под ночь. не способные воевать друг с другом, но воющие. на исходе. чувствует горячительность его губ и дышит. просто заново учится дышать. в своей разбитой оболочке. воздух нравится легким, как нравился всегда, но сейчас будто особенно. его голосом, что будет рядом - вжимается так сильно, ладонью под пиджак. у нее ведет голову. тотальная бесконтрольность любой всплывающей ярлыком эмоции. любовь, окутывающая беспрепятственностью. взаимная. важная. которую они выстраивают, лепят, рисуют, намеренно конфликтуя интонациями, выискивая взглядами в столовой. шутками ксюши, противостоянием сыновей, утомленными присказками маши. она знает, что любит. и верит. не проверяя, потому что какой смысл. лицо марты растворяется в уставших зрачках, ратнер вытирает рукавами свитера слезы, они останавливаются сами собой. ее усталостью. растерянностью. всеми этими не готовыми к пересчету попытками устранить себя. его. любое светлое, что в них еще есть, но обязательно закончится вдруг. теряясь в его любви. в своей - тоже. взаимность после всецело-разрезающей травмы - сильнейшее лекарство. когда на второй план отходит чья-либо простота, просто чувствуя, как рядом горит другой человек. как пылают его чувства - в одну точку. в одну цель. в одну важность. безостановочно теряясь в потоке мыслей, словно ей и не нужно держаться.

- сделаем что? -  - как когда просыпаешься резко. когда тебя вытаскивают из полудремы. обязательно днем. все валится из рук и сон лучшим лекарством. у лёли так раскрываются глаза. быстро, чуть отстраняясь, ударяясь взглядом об остроту его подбородка, находя глаза. не понимая. и понимая от начала и до конца. как будто бы это не самые логичные слова, которые могут услышать стены аудитории, впитывающие их ругань еще какое-то количество жгучих минут назад. как будто бы люди, вырывающие постулат веры друг в друга, не могут закончить все так. или начать. ратнер путается. ратнер замкнутым кругом тонет в его глазах, которые так близко. которыми только и можно жить, - влад, ты серьезно? - в ней просыпается рациональность. и какое-то безграничное счастье, которым в двадцать лет несешься влюбленно домой под летним нескончаемым ливнем. жарким. светлым. и волосы мокнут, разбредаясь по плечам. растекается тушь. а глаза блестят, чем угодно ни заслоняй. он серьезно - видит. считывая по губам. по дрогнувшим скулам. наклоном головы, высматривающим ответность ее чувств. когда у вас на двоих два брака, трое детей, и факультет, выедающийся вечными спорами, кто и где прав. решения, принимающиеся для перемены жизни на все сто восемьдесят, приходят просто так. без согласованного разрешения. боль высыхает. не уходит, но становится меньшей площадью соприкосновения. у нее еще тысячи минут в расчерчивании истинных мыслей. исходов. чувств вины. но сейчас декан филологического факультета делает предложение самой нерадивой и вечно спорящей преподавательнице. вместо росчерка о переделке и его этой невозможной печати, над которой, впервые увидев, лёля смеется во весь голос, прекрасно понимая, чьих рук это творение. кидая комментарий о возможности проставления точно такой же, но уже на частях вкр автора - получая четкое и понятное - лучше не надо, - давай, - эмоции выворачиваются наизнанку, мешаются, растаптывая все то, что ее разрывает. сковывая. раскрывая из минутных слабостей весь спектр самых сильнейших привязанностей. этот чертов пол. аудитория. стухающий поздний вечер. у лёли наверняка соленые губы, целует ими - заключая сделку почти что с дьяволом. ее каждый раз, даже полгода спустя, дурманит его присутствием. и ладони где-то на его спине под мягкостью подкладки пиджака. целуя дико, вне бессилия. будто пытаясь раствориться и выпить всего до дна. одновременно. разом.

в нем целый мир и этого мира мало. лёля топится его словами. добровольно. окунаясь с головой, выжимая из себя все сомнения, все страхи - как-то разом. возможно, слишком поспешно. слишком много доверия через испепеляющую сетку приставки не; у нее нет времени, чтобы прямо сейчас разбирать на детали произошедшее. влад не прекращается, не стухает жизнью за окнами аудитории. вкус его губ намертво въедается в ее. когда знаешь наизусть, когда не боишься узнавать. как так вообще выходит, что в них обоих ни одна рана не задерживается долго. все так плавно. так мелодично. теплом его тела, не прекращая затуманивать себя мыслями, что ей неважно, как все это выглядит со стороны. сминая пальцами его рубашку, прекращая близость. она ни к кому никогда и не уйдет, ни отрешится, не позволит забрать. важными невысказанными чувствами, оплетая их плечи, расплескиваясь к локтям. меньше года, чтобы узнать. месяц, чтобы понять. догонять осознаниями просто важное ощущение - принадлежать. ему. это важно. лёля не говорит - да. лёля говорит больше. повинуясь, разрывая свою извечную самостоятельность мелкими кусочками. испепеляя. где он поднимает ее с пола, где в каждом его движении властная нежность. такая невероятная традиционность пиджаков и выверенных до последней запятой текстовых работ, когда самое важное не расставаться прикосновениями друг с другом. сколько угодно вытачивая голосом правильные учебные истины, на самом деле, просто желать. запястьями, притягиваясь к друг другу. задерживает его собой ответом, что да, можно и домой. чуть прикусывая его нижнюю в поцелуе. не для революционного собственничества, просто пытаясь быть еще ближе. и еще. кивает согласием, в ее глазах и шепотом приоткрывающихся губ тонет люблю.

безудержность ее увлеченности тонет в атакующей реальности.

в ней маша эльберг звонит отцу, потому что теряет в прошедших часах. заботливая. нежная. всегда все знает, должна знать. возможно в смартфоне лёли уже есть волнующееся текстовое, они обычно обмениваются сообщениями. иногда голосовыми. маша осторожна в коммуникации по поводу личного, будто прощупывает почву. постоянно. в принципе, понимая, что ольга романовна не планирует что-то упрямо скрывать, но вроде как детям не положено знать слишком многое. ольга слушает, как влад отвечает. отрывисто и весело; проверят телеграм параллельно, находит чат с непрочитанным его дочери, отправляет нелепый стикер в ответ. что-то без особого компрометирующего эффекта, но успокаивающее - в подтверждение слов отца. в тысячный раз кутаясь в свитер, улыбаясь совсем просто и светло его комментариям насчет роди. и следующим за - звонку, - немудрено. твой сын не отстает от отца в самых лучших дотошных проявлениях, - прячется подбородком в свитере, собирая портфель влада, вручая ему так торжественно. как первокласснику, который вот-вот опоздает на линейку, упустит торжественность. что-нибудь обязательно забудет. а забывать нельзя. когда эльберг оказывается вновь рядом, ее тормошит совсем дичайшим чувством. не хочет на мороз, не хочет уходить. хочет вот так остаться в моменте с ним. словно эта аудитория лучшим оберегом, потому что именно в ней - самое страшное. мысли об отце исчезают в миг, ратнер нащупывает их, но не находит. не пугается, знает, что все впереди. но это потом. как и их роспись. ольга не представляет, как это все организовывать. как сообщить матери, которая так часто перед сном звонит с причитаниями о сергее, отказываясь воспринимать действительно, что их брак навсегда в прошлом. ольга взрослая. все решит, - ты забыл, что веня в том возрасте, когда дуется, что ему слишком мало внимания. - он не позвонит матери. даже если под утро ее постель останется пуста. скорее напишет ксюше, отстраненно спрашивая, не в курсе ли она, где пропадает ольга. без намека на беспокойство, скорее с рациональным вопросом - стоит ли закрывать дверь на нижний замок.

лёля знает, что в этой аудитории сегодня происходит слишком страшное именем гафт, но сейчас она в безопасности. она в марте прошлого года выбирает самого сложного мужчину из всех. оставляя его для распрей мгновениями деканского кабинета, перемещая ближе к пульсирующей шее к маю. вонзая в ребра июлем. влюбляясь. отдаваясь. считывая каждый его выдох, каждую фразу интерпретируя тысячью отзвуков, - перенесу, - ему в губы. теплым зимнем пальто, окутывающим ее плечи. копаясь в телефоне, пока влад расписывается за ключи, ольга находит уведомление от вени, что он ложится спать и ждет от нее тишины замочной скважины, если приедет. ее двенадцатилетний сын как-то быстро взрослеет. и любит ее. смайликом красного сердца в конце текста. ксения андреевна и охрана - тот самый золотой ключ к естественности их отношений. те, кто все, на самом деле, знают. постоянно их провожая. поначалу удивляясь совместным уходам, когда по университету грохочут слухи об их строптивости к друг другу. после - почти не вдаются. впору благодарить за неболтливость. знание - неизбежно, но так не хочется погружаться в весь этот момент раскрывающей истины. в глазах коллег, которые так верят и доверяют их войне. зима вокруг ослепительна. даже в ночных огнях фонарей. искрится белым, замораживая их. паром с губ. им дойти до машины всего-то парковую аллею к паркове. мелькает что-то из возражений, мол студенты. мол если увидит кто. но все теряется в ее ненасыщаемости его близостью. утро не вместе, и вот сразу хочется не расставаться вовсе. потому что ей его мало. в принципе мало. и непонятно, будет ли достаточно хоть когда-нибудь. будет ли возможность просто взять и насытиться. это так странно, когда страсти вокруг взрываются у юных студентов - вокруг везде - нормально. а ваши, спрятанные углами необратимости взглядов. не на показ. просто внутри друг друга. они быстрым шагом оказываются в машине, включить печь. согреть кислород, закинув сумку на заднее, - по домам? - оборачивается к владу, поворотом зажигания. в полутьме пустой парковки, раскинутой за лобовым, внутри салона - он так вальяжно спокоен, что ей хочется не переставать смотреть. - или знаешь, я тут пару недель хочу тебе кое-что показать, - лёля смотрит на часы, он обещает маше быть скоро дома; маша в ответ на ее нелепый стикер пишет, что-то в стиле, если ты с папой - пришли еще. ратнер отправляет. нет никаких гласных правил, по которым следует соответствовать детским ожиданиям. маша теперь точно спокойна и это главное.

дорога в двадцать минут на позволенной дорожными знакам скорости, выезжая за городскую черту. там еще большая зима, нескончаемые сосны, укрытые белыми шапками. и машин почти нет, все уже по домам. лёля сворачивает в полутьме в межлесье, чуть сбавляя скорость, чтобы не убивать подвеску к чертям. дорогу слишком хорошо знает; салон окутывает каким-то слишком джазовым плейлистом, их телефоны мелькают уведомлениями, кто-то из преподавателей затевает полуночную перекличку; лёля мельком в уведомление телефона: общероссийская конференция по пушкину, не состоявшаяся в декабре, перенесена на начало марта этого года. надо решать, кто поедет в москву. владислав константинович, завтра срочно нужно направить распорядку. это ксюша. ксюша тоже теряет ее вечером, успокоенная сообщением, что лёля проставит ей пару бокалов вина и расскажет что-то важное, когда они только выходят из университета, сейчас активно строчит в чат, - москва тебя не отпускает, - лёля парирует всем этим сочащимся уведомлениям, на секунду всматриваясь как влад погружается в чат и во внезапно выскочившую повестку. дорога становится уже. по бокам высокие заборы, едва появляющийся желтый свет. еще пять минут до полной остановки. в самом конце, прямо напротив огромных лопоухих елей, покрытых самым блестящим снегом. пока эльберг что-то пишет в телефоне, увлеченный. лёля тянется к бардачку, открывая, забирает связку ключей. выбираясь из машины, закутываясь в шарф. плотный, оливкового цвета забор, открывается нажатием кнопки. медленно раскрывая ворота. в которые никто не собирается заезжать. в глубине участка запорошенные снегом газоны, беседка, ельник и огромный дом. она уходит в глубь, отпирая дверь. в доме леденящим холодом пусто. пару щелчков, чтобы включить электричество. там, в гостинной - девственный камин с огромной охапкой дров, но пока что, она позволяет себе просто отрегулировать температуру помещений электрическим воздействием тепла.

лёля дожидается, пока эльберг догадается выйти из машины, преодолеть расстояния, найти ее внутри пустого коридора, - землю купили еще до моего отъезда в питер учиться, - оборачивается, беря его под руку, выравния их в одну линию, чуть ложась на его плечо. ей так комфортно. он словно прячет ее от собственных слов, - хотели строиться шесть лет назад, но папы не стало, - ей не больно. вот прямо сейчас нет. час назад в аудитории - оглушительно. но сейчас так естественно, - я возобновила стройку в октябре, - создавая проект, показывая маше и ксюше на одобрение, как что-то отвлеченное, что-то для каких-то там друзей в десятом поколении. говорите правду и только правду. критикуйте. подбирайте. в конце декабря дом выстраивают, в начале января наполняют всем, что так важно. лёля все это время молчит, потому что не до конца понимает, зачем это все, с каждым разом осознавая, как они делят метраж с детьми. огорошивая внезапностью совместных завтраков. рассекая привычный быт присутствием. мансардные окна в пол, чтобы видеть лес. терпкость светлого интерьера. она передает ему ключи в ладонь, освобождая от своих рук, проходя в глубь гостиной, к дивану, - для двух небольших квартир слишком большая семья получается, знаешь.

Отредактировано Hargy Boydleen (2023-02-14 01:45:01)