Фрида сделала шаг в темноту. Ей показалось, или Медина ее заметил. Ему определенно было поздно прятаться. Вынимать из принцессы хуй на скорость – занятие неблагодарное. Да и девочка обидится.

И там, в темноте, перед чужой измятой постелью, в аромате свежего пота и спермы, спаянных липких промежностей, в эхе гортанных стонов неизбежной кульминации в душе Фриды закипало что-то темное, что-то жаркое и злое. Нет, не ревность. Нет! Страх, бесноватый своей беспомощностью. Рауль никогда ей не принадлежал. Они не выбирали друг друга. Но оба понимали, что им выгоднее быть друзьями, чем начать бороться за Луиса. Фриде хватило бы стервозности подсидеть Медину, и ему хватило бы коварства обвинить ее в любом непростительном проступке и доказать это с самым честным лицом. В отличии от Фриды репутация у Рауля была безупречная. Но вместе они могли удержаться в этом доме, где никто не остается надолго. И понимали это. Они были друзьями. В болезни и в здравии, в горе и в радости. И в этом было больше любви, чем могло показаться. Фрида отлично понимала, что Лили не отнимет Рауля ни у Луиса, ни у нее. Что это случайная, незначащая интрижка. Лили скоро снова уедет. Не о чем волноваться. Она понимала это «головой». Но чувства Фриды никогда не сочетались с ее мыслями. И всегда были сильнее. Ее желания, ее страхи всегда брали верх над тем, что Борхес разумно полагала. Она жила страстями, как океан живет штормом. Иначе, пожалуй, была бы страшнее всех в этом доме.

Рауль ее утешал, Рауль ее слушал, Рауль спасал ее от нее самой столько раз, что не счесть. Возможно, только благодаря Медине она еще не рассорилась с Луисом. Он сглаживал и упрощал все там, где они оба готовы были взорваться. Это был ее Рауль!

Фрида вернулась в спальню начхрана и устроилась в постели, которая еще хранила его запах. Доверчиво зарылась лицом в подушку, вдыхая уже остывший аромат тела, снова и снова прокручивая на повторе то, что успела увидеть. Лили уедет. Нужно только подождать. Но чем дольше она пыталась угомониться, чем больше давила это в себе, тем яростнее делалось ее негодование, обретая все новые и новые слова, новые интонации, формулировки, новые нюансы и перспективы развития событий.

Медина вернулся утром, когда Фрида еще спала. Обнаженная, теплая и такая спокойная – в его постели. Он постоял над кроватью и уже знал, что не сможет избежать этого разговора. Ночью ему не показалось. Поэтому начхран пошел в душ: торопить надвигающееся цунами не было никакой нужды.

Фриду разбудили звуки воды. Мгновение она нежилась в сладкой полудреме, а потом – внезапно – на нее обрушилась ярость. Рауль не пришел! Он не пришел ее обнять. Не пришел поцеловать ее. Прижать ее к теплому боку. Конечно! Кому она теперь нужна?! После родов. Измученная ребенком, который чудом выжил! Зачем, если всегда найдутся девочки помоложе и повеселее?!

- И? Как тебе Лили?
Она накинула пунцовый шелковый пенюар, который бросила ночью на пол, и зашла в ванную. Во влажном воздухе стоял древесный аромат шампуня. Медина заканчивал бритье и только посмотрел на нее в отражении зеркала. По широкой спине стекали капли воды и тонули в полотенце, забиравшем бедра. Он был до обидного хорош собой и ни капли не устал. Сученок! Фрида выждала паузу.
- Я все видела.
- Я знаю, - Медина, наконец, отложил опасную бритву. Неторопливо убрал ее в чехол подальше от Фриды и теперь смывал пену. Борхес фыркнула, выдохнула неподражаемый звучок на грани отвращения и рыка.
- Она Его дочь!
- Да.
- Медина!
- Ты все видела. Она Его дочь. – он спокойно констатировал факты. Рауль, наконец, развернулся и двинулся на Фриду, вынуждая ее выйти из ванной.
- Чего ты хочешь?
- Как ты мог в это вляпаться?! – Фрида почувствовала, что выходит из себя. -Эта девочка – катастрофа! Посмотри, во что она превратила жизнь Варгаса!
- Ты ничего не знаешь.
- Жизнь Батист!
Ханне не пришлось делиться с Фридой своими печалями, про букеты Диего Борхес рассказали и так.
- Ты ничего не знаешь, Фрида!
- Она как ребенок, который играет в куклы! Хватает любую с полки и выкидывает, не задумываясь, что для кого-то это вопрос жизни и смерти! Она блядский айсберг в мире «Титаников»!
Фрида не собиралась отступать к постели. Она знала, чем это кончится. Если Раулю удастся ее трахнуть на волне нынешнего драйва, он победит в этом споре. Нет. Не сегодня!
- Ты должен рассказать Луису! Или она будет держать тебя за яйца остаток жизни, просто потому что ты не можешь держать их в штанах!
Толкнула Медину в грудь, прочь от постели. Он уступчиво сделал шаг назад, ткнулся лопатками в приоткрытую дверь спальни. Фрида гневно подобрала убегающий с плеча ослепительно алый шелк.
- А я? Что должна делать я? Я должна бесконечно врать, что я ничего не знаю?! В какое положение ты ставишь меня?
- Ты ничего не знаешь, - Медина предупредительно выставил вперед открытые ладони, отступая в холл второго этажа. Он не собирался ругаться. Привык, что она выговорится и уймется. Достаточно послушать о ее горестях и бедах.
- Когда это неминуемо всплывет, и тебя будут пытать, выяснится, что я знала! Медина! Она разрушит твою жизнь! Кому ты врешь? Себе или мне? Ты постоянно врешь! Ты лживый, дипломатичный ублюдок! Ты никогда не говоришь то, что думаешь! А я знаю, что ты думаешь! И сейчас молчишь! И опять!
Она толкала его и толкала, и не могла остановиться, словно волна, набегающая бурливой пеной на одинокий невозмутимый риф. Пояс скатился ей под ноги, и яркий шелк лизал бедра, живот, обнаженную грудь с острыми темными сосками, путался с черными прядями.
- Не позволяй ей сделать это с тобой! С нами! С нами троими! Или ты веришь, что ты умнее всех, и ты выкрутишься? Ты будешь что-то там контролировать? Ты вывернешься в своей ахуенно скользкой манере? Да хуй там! Ты все просрешь так же, как все остальные! И Его, и меня, и нас - все!
Фрида не знала, что бесит ее больше: что Рауль понимает свою ошибку, что не считает произошедшее ошибкой, что слушает ее, словно она помешанная, и не собирается ничего обсуждать, или что он не меняется в лице. Что он никак - ровным счетом никак - не реагирует на ее страстный монолог, не слышит ее боль. Да ему всегда было на нее наплевать!
- Какого хера?! Как ты мог! Как ты посмел?!
Следующий толчек оставил на груди Медины следы ногтей, мгновенно проступившие юшкой. Он ответил пощечиной импульсивно. Звонкой, безболезненной, но отрезвляющей.
- Хватит.
[NIC]Frida Borges[/NIC]
[STA]La Calavera Catrina[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/rlvGhCA.gif[/AVA]
[LZ1] ФРИДА БОРХЕС, 29 y.o.
profession: координатор шлюхотрафика тихуанского картеля
[/LZ1]
[SGN].[/SGN]

Отредактировано Misha Juhl (2023-02-09 01:54:12)

Когда Рауль записался в армию, он убегал из горной деревушки на склоне Сьерра-Мадре-дель-Сур, от бедности, голода, безнадеги и непонятно случайной связи, грозившей дурацким браком, который навсегда свяжет его с незнакомой залетной девкой и этим пропащим местом. Тогда он был совсем другим человеком. Беспутным, бесконтрольным и безалаберным. Армия дала ему больше, чем шанс. Она дала ему нового Рауля Медину. И этот новый Рауль знал от матери лишь, что его несостоявшаяся невеста уехала на заработки в Оахаку и не особо боялся столкнуться с ней в большом городе. Не знал, родила ли она. Скорее всего не стала. Даже имени не мог бы сейчас вспомнить. В общем, он никогда не думал об этой случайной девке. А нормальной семьи не завел, перебиваясь кратковременными связями. Не та работа. Разъезды, риски. Зачем это бремя? Или не встретил свою женщину? Теперь это не имело никакого значения. К своей работе в Тихуане Медина относился максимально серьезно, словно шел по канату под купол цирка, потому что начинал с положения общего врага и доверием не пользовался. Заслужить это доверие ему стоило большого труда и действительно искусной дипломатичности. Никогда не знаешь, кого и как ты рискуешь обидеть любым лишним словом, поэтому Медина был из тех, кто ничего не видел, ничего не слышал и никому ничего не говорил. Кроме Лиуса. Знал он действительно многое, но распоряжался этой информацией рассудительно и неспешно. Любил перепроверить. Не рисковал людьми зря. Это люди ценили.
Теперь он мазнул взглядом по подошедшему Луису и вернулся к Фриде, которая одергивала сбившейся шелк, прижимаясь к боку Арельяно. Он отлично знал, почему Фрида носит ему свои горести. Потому что рассказать о них Луису она боится. Потому что он не станет слушать про ее глупости. Потому что его настроения непредсказуемы и опасны. И теперь они прожигали друг друга взглядами в нарастающем тишине – кто кого. Тишина становилась давящей и тяжелой, душной. Кто-то должен был сказать Арельяно правду. Фрида уже не понимала, зачем затеяла эту ссору. Видимо, из обиды. Нужно ли Луису знать такую правду? Или Лили действительно уедет раньше, чем разрушит их семью? Но отступать было поздно. Потом она что-нибудь сделает. Потом она как-нибудь выручит своего Рауля, выпросит, вымолит, будет валяться в ногах, если придется. Брата она уже не спасла. Но здесь… Фрида замерла, ткнувшись носом в ключицу Луиса, он пах сном и утренним истомным желанием. Но напряжение тела в ее объятиях ничего похожего на сладкий утренний секс не предвещало.
- Он…
- Я спал с Лили.
Медина должен был сказать это первым. И должен был сказать это сам. Ничего кроме факта не имело здесь никакого значения. Неважно, делал он это из желания, слабости, сострадания или по какой-то другой причине. Он мог сказать «нет» всегда. И не сделал этого. А Луис не любил оправдания. Вряд ли он захочет разбираться в деталях произошедшего с спальне его дочерью. В причинах. В обстоятельствах. Только в следствиях. О которых он сейчас решит сам.
- Ночью Лили показалось, что в доме кто-то есть. Она паниковала. Мы обыскали дом.
Рауль смотрела на Луиса прямо и открыто. Глаза в глаза. В отличии от Фриды говорить Арельяно правду начхран никогда не боялся. У него никогда не было никакого спасения кроме полной и исчерпывающей откровенности с этим непредсказуемым человеком.
- Лили попросила остаться с ней, пока она не уснет. Это вышло случайно. Ты лучше меня знаешь, как происходят эти "случайности".
Конечно, Луис знал. Как любой мужчина. Но это не отменяло ничьей вины.

[NIC]Raul Medina[/NIC]
[STA] escucha me[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/N0Ohu1X.gif[/AVA]
[LZ1] РАУЛЬ МЕДИНА, 38^y.o.
profession: начхран лидера тихуанского картеля [/LZ1]
[SGN] porque le falta marijuana que fumar [/SGN]

Отредактировано Misha Juhl (2023-02-09 16:24:09)

Луис забыл о ней мгновенно. Отшатнулся из объятий и растворился в своих эмоциях. Фрида отлично знала, откуда растут ноги у этой истории. Она когда-то была нищей и сохранила способность уважать людской труд – грязный, дешевый, простой. Она умела хвалить кухарок, она дарила мелочи горничным, она болтала с охраной. Она узнала историю Марии раньше, чем хотела. И теперь эта женщина всегда жила в ее доме, стоило Лили переступить порог. Мучительно тяжело ревновать мужчину к покойнице. Людская память легко стирает чужие проебы, остается только очарование светлых воспоминаний, незабытые обиды, незавершенные разговоры, тоска, и невысказанность. Фрида знала об этом лучше других. У нее было много вопросов к брату, на которые тот никогда не сможет ответить. Покойница не доставляет тебе неудобств. Теперь это всегда недостижимая мечта. Харизматичная химера. Но ее живое воплощение ни в чем не виновато. Фрида не осуждала Лили за то, что она вытворяет. Будь Борхес на месте девчонки, она вытворяла бы не хуже. У Лили фактически не было выбора, она стала заложницей своей золотой ложки, отцовского успеха, своего рождения, воспитания, семьи, их образа жизни. Кем еще она могла вырасти? Что она видела? Но страх оставался в душе Фриды холодящим. У Луиса было слишком много возможностей ее сравнивать. Для Хорхе сестра была единственной, никто никогда не мог быть ближе. С Арельяно она ничего не знала даже сейчас. Слишком хорошо понимала, что одна из многих. Это тяжелое бремя, очень сложный конкурс. Его не выиграть, если не держишь руку на пульсе постоянно. Но Лили не имела к этому отношения. Никакого отношения. Она просто одинокая девочка в поисках любви, которой ей не додали в этом доме. В каждом доме, где люди заняты трафиком. Трафик украл у них больше счастья, чем компенсировал роскошью. И Фрида сорвалась с места, бесшумно перебирая по полу босыми ступнями.

*     *    *

Рауль сделал шаг назад. Ладони Луиса еще печатались в грудину жжением стыда и отчаяния. Но он стоял. Упреки были понятны и приняты. Медина не ожидал ничего другого. И тем не менее Луис знал, о чем Рауль говорит. Знал, как происходит это «случайно» под влиянием момента. Начхран только выдохнул скрипучий зубовный скрежет, когда костяшки вписались под скулу, когда половицы ударились о локоть, о бедра, о крестец, и комната пошатнулась – уже после. Ему не было больно несмотря на гулкий, соленый привкус ржавчины в глотке: гудящий адреналин долбился в виски. Речь шла о жизни и смерти, а вовсе не об измене и слабости. О его жизни и смерти и, возможно, о жизни и смерти Лили. Рауль никогда не думала, что Луис может причинить ей вред осознанно, но если психанет, очнется только, когда пыль осядет. И тогда многих уже не спасти. Рауль уже видел это, и сейчас его собственная жизнь – по сути пропащая, не шла в сравнение с жизнью девчонки. Луис все же любил ее. Странной своей, дикой, животной любовью, но любил. И потом, после, эта потеря будет слишком тяжела. Даже воспоминание о драке будет лишним.
*     *     *

- Задвинь дверь комодом!
Растрепанная Фрида запахивала халат, совершенно наплевав на свою наготу, и торопливо завязывала пояс. Ворвавшись в комнату Лили, пока мужчины были заняты друг другом, она торопливо защелкнула замок. Руки ее дрожали. Бледность выглядела нездоровой, а глаза – черные и блескучие – смотрели шало. Она уже видела Луиса таким и запомнила навсегда. Там в подвалах.
- Собирай вещи. Эрнандес! - навалилась плечом на комод и с тихим рыком толкнула его к двери. Включила громкую связь и кинула сотовый на комодную крышку. С телефоном Фрида не расставалась параноидально и прежде. А после похищения держала его в кармане всегда. Лелеяла, как последний шанс спасти Хави.
- Эрандес! Собирайся! – шипела на Лили, задвигая тяжелую мебелину. – Эрнадес! Подгоните тачку к окну Лили. Быстро! Вчера! Сейчас! _Я_ вам приказываю! Я!
Ткнула отбой и толкнула комод еще раз. Сил ей не хватало, но хоть немного! Комод заехал на четверть двери.
- Суки! Думают, как поприкрывать свои курчавые задницы! Лили, надо уехать. Ненадолго. На день-два-три! Ненадолго. Луис узнал про вас с Раулем. Он успокоится. Успокоится.
Это она была виновата. Она одна! Фрида. И ее внутренние разборки с матерью Лили не должны обойтись девчонке слишком дорого. Фрида выглянула в окно, а потом сорвала прокрывало с постели.
- Я подержу. Здесь футов 15. Ты спустишься. А потом я попытаюсь следом. И вернусь в дом. А ты побудешь в мотеле. Я кивну, когда все уляжется. Хорошо?
Под окном запел двигатель внедорожника. Фрида еще раз метнулась выглянуть. Ее хаотично трясло. Наверно, эта Мария была умнее. Наверно, она не боялась. Но Фрида боялась Арельяно всегда. И до того, как он тронул ее сердце, и позже, когда она рисковала не только жизнью, но и сердцем – и рассудком - тоже. Она боялась каждую минуту. Когда она рисковала только жизнью, там, в Сакраменто, Луис был мифической, легендарной фигурой, не имевшей к ней отношения. В крайнем случае, ее убили бы от его имени. И то не потрудились бы. Сейчас ставки выросли геометрически.
- Я подержу. Давай.
А Лили уже, возможно, не боялась ничего. Возможно, ее сердце было разбито достаточно, а жизнь потеряла смысл, цель и ориентиры. Быть может, она могла выйти холл и сказать отцу все, что думает. Но Фрида не желала, чтобы с ними обоими случился этот разговор. Глухие удары в дверь застали их в миг, когда простыня полетела за окно.
- Ты мне веришь?

*    *     *

- Луис!
Рауль застал его у двери дочери.
- Луис! Не надо!
Он слишком остро чувствовал эту боль, этот гнев, это переживание предательства и – неожиданность удара. Вспышку, вздернутую в небо алым грибом, чтобы обвалиться на землю ослепляющим пеплом. Неожиданность – самое страшное. Неожиданное предательство может родиться на улицах, на трассах, в тоннелях, за периметром этой асьенды. Где угодно. Но не здесь, не в единственном месте, где Лиус может побыть самим собой. Не среди тех, кого он считает семьей.
- Луис! – поймал его за плечи и рванул к себе, на себя, прочь от двери. Крутанул и вписался в ребра побелевшими костяшками.
- Это я. Это моя вина!
Сгреб его объятием, упираясь плечом в плечо, виском в висок, сталкивая назад, прочь от двери, подсекая подножкой, пока они кубарем не покатились по теплому мраморному полу. Рауль рано понял, что, когда берешь вину на себя, ты берешь с ней вместе не только ответственность, но и возможность искупления, право и шанс все исправить. Иногда тебе это по плечу, а иногда уже никому не под силу. Он уронил любовника на лопатки и втиснулся коленями в бедра, впутался пальцами в густые взмокшие волосы, в чужие горячие пальцы, серые в прямоугольниках утреннего солнца, ослепительно ломившегося через окна, и целовал его психованно, рвано, обжигался сбившимся дыханием, жадно врезаясь прикусом в пересохшие губы.
- Это я шлюха. Я твоя шлюха. Делай со мной, что хочешь.
[NIC]Raul Medina[/NIC]
[STA] escucha me[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/N0Ohu1X.gif[/AVA]
[LZ1] РАУЛЬ МЕДИНА, 38^y.o.
profession: начхран лидера тихуанского картеля [/LZ1]
[SGN] porque le falta marijuana que fumar [/SGN]

Только почувствовав, как простыня заскользила в руках, Фрида отшатнулась и снова бросилась к окну, чтобы увидеть, как Лили запрыгивает в тачку, а тонкая белая ткань утекает следом – фатой. Унося с собой аромат Медины. Эрнадес еще махал ей рукам, намереваясь поймать следом, но Луис уже смотрел на жену со спины. Она почувствовала этот жгучий взгляд раньше, чем услышала голос. И застыла. Замерла словно дуло целилось ей межу лопаток. Словно память о сырой клетке в подвалах проснулась и вступила тошнотой под гланды. Фрида медленно обернулась. И встретилась с взглядом с своим Доном. Ярость и паника отхлынули разом, оставляя ее абсолютно полой. Пустой до звонкого эха в затыке и тихого знойного марева за грудиной. Еще немного и она потеряет сознание. Без всякой драмы. А словно в ноль кончился заряд, и ходячая игрушка медленно засыпает, опуская пластиковые ресницы, складываясь на пол шарнирно. Она молча смотрела на него сквозь щель. Словно на зверя, рвущего клетку. И его гнев отзывался в душе ссаднящей болью и нежностью. Сейчас она любила его пронзительно и беспомощно. Если ему будет спокойнее распахнуть ей ребра руками и выжрать сердце, то так тому и быть. А потом Фрида отрицательно покачала головой, то ли обозначая, что Лили здесь уже нет, то ли что не выйдет, то ли, что ей уже все равно, не выстрелит ли он сейчас. Но Луис ухнул куда-то в холл, и возня доносилась уже глухо сквозь толщу воды, в которую Фрида погружалась медленно, но неизбежно. Она скатилась по стене куда-то под окно и уронила голову на руки, а руки на острые, смуглые колени. Не желала зла ни Лили, ни Раулю, ни Луису. Она лишь хотела, чтобы девчонке было ничем манипулировать, не задумываясь о цене, которую им всем придется заплатить. Но Руаль справится? Если Фрила всегда была одной из многих, то Медина был единственным известным ей любовником Луиса. Быть может, такими рассказами не разбрасывались, но есть шанс, что он куда более значимый член этой семьи чем она сама.

*     *    *

Медина вперился светлыми распахнутыми глазами в лицо патрона, переводя заполошное дыхание и ожидая смачного хука - всей гудящей головой, всей подобравшейся ледяной холкой, липкой от психованного пота. Вжимался в Арельяно бедрами, путался с ним ногами, скользил пахом и свернутым полотенцем по смуглой коже, по поджарому телу и вдруг – неожиданно для себя – оказался на полу, совершенно невредимый. И это было хуже, чем могло показаться. Рауль надеялся, что любовник выпустит пар, сорвет на нем злость, и буря закончится. Но буря еще, похоже, даже не началась. Медина слепо пошарил ладонь по полу, подобрал полотенце, накинул его на бедра и поплелся следом за Арельяно, с тяжестью на душе выжидая худшего. Поймался новым поцелуем, теперь мечась между жадностью ласки и пониманием, что худшее будет хуже, чем предполагалось. Было в этом кровавом поцелуе что-то прощально надрывное и потому такое сладкое. Как сок в подмороженных фруктах. Натюр-морт. А потому он помедлил, прежде чем прикоснуться к груди Луиса, огладить ладонями талию. Чертил его руками, алчно впитывая, запоминая рельеф тела. Языком- абрис резцов, солоноватый вкус кровавой слюны. Прощаясь по-своему. Поцелуй оборвался так же внезапно, как родился. Ну… вот и все. Медина только отел рот костяшками и послушно кивнул, провожая Луиса взглядом. Не хотел знать, куда они едут. Ему рисовалась бесконечная золота пустыня с осколками бизоньих черепов. Вольная – до самого горизонта. Золотая и вольная, как вся их жизнь, в которой каждый умирает в одиночку. Будет лучше, если Луис выстрелит в затылок. Но просить об этом Рауль не стал. Оделся и подогнал тачку. В эти последние минуты на асьенде казалось, что между ними больше не происходит ничего необычного. Все, как всегда.
[NIC]Raul Medina[/NIC]
[STA] escucha me[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/N0Ohu1X.gif[/AVA]
[LZ1] РАУЛЬ МЕДИНА, 38^y.o.
profession: начхран лидера тихуанского картеля [/LZ1]
[SGN] porque le falta marijuana que fumar [/SGN]

Медина выехал за кованные ворота асьенды. Он больше ничего не думал. Даже не чувствовавшая. Ни страха, ни печали, ни недоверия. Привык верить Луису как себе. И если Арельяно считал, что дает людям свободу, то Рауль отлично знал, что никакой свободы здесь нет. Свобода существует в коммунах хиппи. А здесь диктатура и военная строгость порядков. Как в любом картеле, как в любой организации, намеренной, что-то заработать и не загнуться раньше времени. Любой, кто пытался организовать хотя бы пикник, знал что собрать больше двух взрослых людей – уже нагрузка. А на этой войне каждый тянул за собой других и весь участок своей сети, и любое прокаженное звено влекло смерти и потери. Поэтому никому Руаль не позволял ничего. В этом он был строг к окружающим и прежде всего к себе. Но больше это, похоже, не имело значения. Он почти свободен от своих обязанностей.

Выжженое солнцем шоссе тянулась по краю пустыни. Из кондиционированной прохлады салоны нарастающий зной виделся оранжевым, подернулся маревом. Оставался сюрреалистично далеким, чужим. Уже неземным. Рауль концентрировал мысли на том, как лежат на руле его руки, отрываясь взглядом от трассы, рассматривал золотистые волоски на фалангах, прислушивался ладонями к теплу кожаной обивки. Потом, возвращался к пыли, осевшей на приборную панель, которая еще несколько минут назад блестела полеролью. Музыка спасала от необходимости поддерживать разговор. Он так и не понял, простил его Арельяно, не простил, отложил наказание и что задумал. Но провел с Луисом достаточно времени, чтобы знать, что не догадается, пока не придет время. Только внутреннюю тишину подмывало из-под ребер гудящей тревогой. Медине всегда было сложно переживать неопределенность, непонимание причин и следствий. И сворачивая прочь от песка, он испытал неожиданное облегчение.

Деревенский домишка встретил их всполохом света и жара, стоило распахнуть дверь внедорожника, гомоном насекомых, перекличкой домашней птицы и таким трогательным, пасторальным уютом, что у Рауля защемило сердце. Сам он некогда сбежал из такой же деревеньки, из покосившейся хибары, где мать стряпала вонючий чили, который тогда казался самым вкусным на свете. Впрочем, он и был самым вкусным. Сравнивать Медине было не с чем. Это потом он пробовал деликатесы от шефов в лучших ресторанах Оахаки и жарил перепелок на проселочных дорогах. А тогда, в отрочестве, все было впервые, все было подарком Господа и мерилом вещей. Поэтому россыпи мелких домишек вдоль дороги всякий раз трогали его сердце. Медина кинул ключи в карман, мысленно представляя, как Луис будет доставать их, когда кровь из его черепа уже замажет дорожный песок, и повел лопатками. Между ними мокро липла майка.

- Дон Карлос!
Пожимал он руки с той сердечной доброжелательностью, с которой выносил приговоры и убивал, за которой прятал все и любые свои чувства, не предназначенные конкретному зрителю. Пацанята тоже торопливо вытирали чумазые ладони мокрыми от пота платками и спешил пожать хотя бы ту руку, которую им предложили.
- Сын?
Начхран, так откровенно поморщился, что этому Давиду, наверно, стало обидно. Но для человека, который последние полчаса готовился к смерти, свидание с сыном – даже не сюрприз. Это насмешка судьбы. Никто никогда не заявлял Раулю про беременность или планы рожать. Кроме той первой девочки, имени которой он к своему стыду, - но чему тут удивляться? – не помнил. Такой же чумазой и кособокой ка эти домишки. Как все в таких деревеньках. Даже не сразу понял, откуда нынешняя сцена ворвалась в его жизнь. Луис легко мог все это подстроить. Но зачем бы? В чем коварный план? Медина внимательно рассматривал пацана, выискивая свои черты. Его мать он абсолютно не помнил. Да и паренек от одного названия ближе не стал.
- Быть может… - он повернулся к Луису.- ...вы с Давидом расскажете мне эту историю поподробнее?
- Моя мама родом из Сан-Хуана! – мальчишка забежал вперед, заглянул в лицо Медины, точно хотел увидеть в светлых глазах узнавание. Но Раул т на него не смотрел, он внимательно вглядывался в лицо своего патрона.
- Сан-Хуан довольно далеко отсюда.
Сан-Хуан был не просто далеко. Сан-Хуан существовал в другом измерении, за стеной непримиримой вражды. Какого черта этот мальчишка здесь ищет? Сейчас в воображении Медины рисовался еще очень нечеткий, но уже дерьмовейший заговор, возвращающий их с Луисом к моменту встречи, войны картелей, интриг и мести. Кто-то опять возвел на него поклеп?
- Если этот чико чем-то тебя огорчил, я его пристрелю.
- Меня?! – Давид шарахнулся в сторону. – Мать недаром говорила, что ты гондон!
- Я гондон, - Медина равнодушно расстегнул кобуру, безотрывно глядя на Луиса.
Вот же новости! Сегодня с утра только и разговоров, что об этом.
- Его прислали из Оахаки чтобы что? Велили что-то передать?
- Меня? Я? - пацан азаметался. - Скажите ему, сеньор!
[NIC]Raul Medina[/NIC]
[STA] escucha me[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/N0Ohu1X.gif[/AVA]
[LZ1] РАУЛЬ МЕДИНА, 38^y.o.
profession: начхран лидера тихуанского картеля [/LZ1]
[SGN] porque le falta marijuana que fumar [/SGN]

Отредактировано Misha Juhl (2023-02-15 21:12:39)

- Тест?
Они. Сделали. Тест. Сколько этот мальчишка тут торчит? Рауль сейчас ясно увидел неслыханное: Арельяно собирает по подушке его волосы, пока он спит, и складывает в пакет. Что? Что здесь, вообще, происходит?! Морщился, и гримаса не то отвращения к этому безвестному пареньку, к его внезапному явлению, к его собственному положению заложника в этой ебаной ситуации… не то бесчувственной ошарашенности становилась все пронзительнее. Он не собирался заводить детей, непонятных, невесть откуда взявшихся, кем выношенных, как воспитанных, уже готовых, предъявленных ему как упакованный продукт, присланный курьерской доставкой. Как ультиматум! Какого хера? Что теперь с ним делать? Чего он хочет? Пристроиться в картель? Возить наркоту? Прожигать отцовские деньги? Что? И зачем это нужно самому Раулю?

Поймался жесткой хваткой. Пальцы Луиса впились в челюсть почти приятельски. Словно тот прихватил за щщи своего пса или домашнюю зебру. Медина был в шаге от смерти уже сейчас. Его ничего уже не пугало, но возникшая непонятная ситуация злила неимоверно. И он пялился на Луиса, потом на распиховавшегося пацана, потом снова на Луиса. Но дождался, пока патрон все же разожмет пальцы, не рискуя смахнуть его руку. Не при детях. Он почти покойник. Но этим лучше помнить, как себя вести. Проглотил тяжелый ком бешенства, каменея желваками, вслушиваясь в то, как парни шаркают кроссами по дорожке сада за его спиной, и тяжело перевел сбившееся дыхание.

- Какого хера, вообще? Сколько он здесь торчит? Когда вы думали мне это рассказать и – главное - чего вы оба от меня ждете? Поздно покупать распашонки, нет? Денег? Запоздалой любви? Какого хера?! Что я должен чувствовать? Что мне с ним делать? Я не знаю…

Он бы покружил по дорожке, закурил, выругался и стал расспрашивать в деталях, торопливо соображая, как пристроить этот довесок в свою жизнь и чем тот может быть полезен, но Луис сделал шаг навстречу, воздух толкнулся взрывной волной в грудину Рауля, не позволяя больше желанный маневр. И Медина поднял растерянный взгляд.
- Мне достаточно Хави.

И Лили. И Серхио. Хватит. Слова Арельяно доходили до него долго. Рауль не стал ничего отрицать. Нет никакого смысла в том, чтобы выяснять, чей список грехов больше. Тем более, что их положение было неравным. То, что можно Цезарю, быку не можно. Если тогда, с Ханой, Луис действительно что-то знал, но промолчал, то нет нужды трепать ее имя теперь. Значит, тогда он решил, что Рауль важнее… чего? Ревности? Но Лили – другое. И Медина только сейчас начал подозревать, что Луис не так уж сильно печется о чести своей дочки… Он только мотнул головой и снова уставился в спину патрона.

- Вряд ли ты решил познакомить меня с сыном, чтобы убить меня на его глазах. Лично меня это ничем не огорчит. Но я знаю, что ты изобрел наказание. Или изобретаешь. Или изобретешь. И мне будет больно. Так, как тебе сейчас. Даже больше. Иначе наказание не имеет смысла. Но сейчас как никогда заманчиво услышать в твоих словах, как я тебе дорог. А еще очень хочется развернуться и сбежать.

Пауза отследила шаги Арельяно по пыльной дорожке. Если бы Рауль считал поведение Луиса несправедливым, он бы спорил. Но он так не считал.

- Но ты помнишь, там, в подвале, я сказал, что я в Тихуане, чтобы быть с тобой. С тех пор ничего не изменилось. Я останусь с тобой до конца боли, которую ты для меня придумал. Я ее заслужил.

Он, наконец, выбил из пачки сигарету и с облегчением затянулся, разглядывая спину Луиса.

- Я понимаю… наверно, понимаю, твои… хотя бы мысли, - голос Медины звучал очень спокойно, только глухая хрипотца выдавала напряжение пересохшей глотки. – Я никогда не вырастил ни одного ребенка. И я никогда не позволял себя ревность, потому что ты не принадлежишь мне. Ты принадлежишь всем. Миру, картелю, детям, может быть, Фриде. Но не мне. Ты всегда подарок. Каждый день и каждую ночь. "Посчастливилось". Я не знаю, что ты чувствуешь. Расскажи мне. Идите отсюда.

Он забрал бутылку воды, принесенную внуком Дона Карлоса. Давид, видимо, обиделся или так же напряженно ждал решения отца, как тот ждал реакции Арельяно.

- Я не могу повернуть время вспять, Луис.
[NIC]Raul Medina[/NIC]
[STA] escucha me[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/N0Ohu1X.gif[/AVA]
[LZ1] РАУЛЬ МЕДИНА, 38^y.o.
profession: начхран лидера тихуанского картеля [/LZ1]
[SGN] porque le falta marijuana que fumar [/SGN]

Отредактировано Misha Juhl (2023-02-16 00:25:03)

Гул насекомых становился все отчетливее, сливался с гоном крови в висках, и воздух разогревался медленно, словно Рауля кинули на сковородку, стоящую на малом огне. Так варят лягушек. Если кидать их в кипяток, они выпрыгивают. Если кидать в прохладную воду, не замечают, как она постепенно нагревается, пока их на поймает истома. И тогда им уже никуда не деться. Он следил, как вода булькает в опрокинутой бутылке, как ходит затвором кадык Арельяно, и воздух режется о ночную щетину на горле. И совсем не ожидал услышать то, что услышал.

Он действительно не желал знакомиться с Луисом до того, как судьба свела их, но там, в подвалах, уже знал, что хочет остаться рядом. Еще не знал почему, но уже чувствовал гравитацию личности, необъяснимое притяжение, пугающее доверие, которое возникло сразу и забрало его полностью. Вот человек, рядом с которым он хотел бы работать. Жить. «Просыпаться» пришло потом. Медина слушал и слушал, и чувствовал, как крошатся миры, болезненно притираясь друг к другу, раскидывая в темноту космоса лишние осколки. С оглушительным скрежетом, никогда невозможным в безвоздушном пространстве. Вибрирующим, забирающим холодом под шкурой. Можно годами трахаться, так никогда и не узнав, насколько разная у вас картина мира.

- Я хочу быть честным, но не для того, чтобы не иметь преимущества. Кто угодно может подставить меня в любой момент. Хоть из шкуры вон лезь. И тогда моя судьба будет больше зависеть от твоего настроения, чем от любых моих заслуг. Именно это я имею ввиду, когда говорю, что ты не принадлежишь мне. У меня нет никакой власти над твоими настроениями и твоими решениями. Я не выкручусь. Я хочу быть честным, потому что быть честным легче. Потому что не хочу жалко, беспомощно и безнадежно выкручиваться.

В его голове Лиус и все женщины мира были величинами несоизмеримыми, никак не влияющими на честность. Если бы Раулю пришлось делать выбор, он бы не раздумывал. И не понимал, что Луис может этого не осознавать. Рауль никогда не был женат, влюблен или как-то иначе связан. Интрижки происходили в его жизни на трассе из точки А в точку Б, как происходит ужин в забегаловке. Ты не испытываешь эмоций к своему тако и не тоскуешь о нем после. Половину этих шлюх они делили с Луисом поровну еще на асьенде, на остальных в жизни Арельяно Рауль, не задумываясь, закрывал глаза, по привычке обесценивая до тако. В редких случаях Медина находил в женщинах эстетическое, поэтическое удовольствие. Как в Ханне. И, закрыв томик стихов, ставил его на полку с уважением к автору. А потом возвращался к своей трассе и забегаловкам. Луис был чем-то неизмеримо большим надо всем этим, как лазоревый и багряный небесный купол. И Рауль отлично знал, что не будет для него ничем подобным никогда. Потому что Арельяно считает его равным – как минимум другим людям, - а Руаль равным – даже другим - любовника не считал. И вряд ли в их ситуации это могло измениться. Во всяком случае до этого разговора.

В том, что касалось отношений, Рауль никогда не делал выводы на основании поступков. У людей есть множество мотивов, способных побуждать их к одинаковым действиям, но внутренний план всегда будет разным и оттого судить о человеке можно по-разному. Он предпочитал спрашивать «почему», не домысливая.

- Я не ищу утешения. Я ничем не расстроен. Это я… - сигарета обожгла пальцы, Медина отщелкнул окурок и прикурил новую, пытаясь сформулировать наименее постыдным образом то, что намеревался сказать, потому что это очень странная позиция для мужчины. Не то, за что его будут уважать.

- Это я утешение. С женщинами у меня всегда остается ощущение, что меня используют. Как жилетку, как дилдо, как кредитку, как оружие, как-то… Иногда всеми этим способами сразу. У меня никогда не возникало чувства, что я им нужен. Я. Ни матери Давида, ни… даже своей матери - никому. Им всегда нужно что-то от меня. И я думаю, что дело во мне. В моей голове. Да всем! Всем что-то нужно от меня. А ты… Я знал, что ты меня видишь. С первого взгляда. В саду. В подвале. Тебе было ничего – абсолютно ничего – от меня не нужно. Ни моя жизнь. Ни моя смерть. Ни мое тело. Ни мои навыки. Даже моя информация была тебе, по сути, не нужна. И ты…

Он сделал затяжку, возвращаясь мыслями к темному, жгучему взгляду в иллюминированном шуршащему саду, полному людских голосов, когда Батиста снова и снова нажимал на его затылок, и вода ударялась в лицо. А Рауль хватал воздух, чтобы опять вернуться к этим зрячим глазам, еще раз потрясенно удостовериться, что его видят. А значит он существует. А потом Арельяно растворился в темноте, и ночь потеряла смысл, снова скатываясь в выживание. И когда Рауль вновь нашел этот взгляд в подвале, он больше не сомневался, где ему быть.

- Я впервые был только тем, что я есть. Раздетым до себя. И ты меня увидел. Меня. Без всего. Я как будто родился от того, что ты смотришь. Я не знаю, почему ты не убил меня. Но ты единственный человек, к которому я чувствую... принадлежность. Это не про любовь. Это про жизнь. Другое. Неразменное. Неразрывное. Я существую, только пока ты смотришь. А если ты отвернешься, меня не будет. Неважно, умру я или нет. Не отворачивайся от меня.

Он шагнул ближе, уперся в лоб патрона своим, горячим и влажным. Но голос его теперь звучал спокойно, очень тихо. Подрагивал в обертонах. И короткие, рваные выдохи согревали подбородок Арельяно.
- Если будешь стрелять. Или пытать. Не отворачивайся.
[NIC]Raul Medina[/NIC]
[STA] escucha me[/STA]
[AVA]https://i.imgur.com/N0Ohu1X.gif[/AVA]
[LZ1] РАУЛЬ МЕДИНА, 38^y.o.
profession: начхран лидера тихуанского картеля [/LZ1]
[SGN] porque le falta marijuana que fumar [/SGN]

Отредактировано Misha Juhl (2023-02-16 11:35:01)