Это было чертовски сложно - перебирать ногами по лестнице когда каждая из ступеней норовила выскользнуть из-под пятки. С лифтом произошла какая-то херня, он не работает потому что на улице гроза и даже ливневки не справляются с потоками воды, уносящими мусор и окурки сигарет. Кристоф чертову неделю держался, чтобы не идти сейчас наверх в обнимку с бутылкой, без цветов и тортика, только он и остатки недопитого виски. Он булькает в емкости, а внизу шлепает мокрая подошва, оставляя влажный след на вымытых лестницах. Взгляд пьяный скользит по зеленым отблескам табличек exit, рядом с которыми везде изображен бегущий человечек. Мору бы тоже бежать в обратном направлении, но он с упрямством барана вскарабкивается наверх, то и дело останавливаясь чтобы припасть спиной к стене и перевести дух. Какой там у Лизы этаж? Десятый? Хотелось бы забыть, но помнит ведь. А еще помнит как она отказалась перебираться с ним в Техас потому что не для этого она рвала оттуда когти, чтобы вернуться по зову бесчувственного сердца. Он все еще не понимает как их любовь смылась в канализационные трубы между городами, оставляя больше вопросов, чем ответов. А теперь что? Его наставник и единственный добрый знакомый, заменивший отца, лежит в реанимации с десятками трубочек и индикаторов, повторяющих на экране сокращение сердечной мышцы. Она работает неохотно, Бог забил хер на всех своих подчиненных и плевать, как и чем жил епископ. Все смертны, никто не защищен от, сука, инфаркта так же, как кирпича, сваленного с крыши на голову.

Запрокидывает бутылку делая глоток, проталкивает по глотке обжигающую жидкость. Тишина подъезда звучит громче, чем музыка в том баре, где он накидался в попытке заглушить свои же мысли. Так зачем он гребет вверх по течению к цели, которой не видит? Лиза может быть не дома, свалить куда-то на тусовку или проводить время с друзьями, потому что в целом районе города вырубили свет (только поэтому свалил из бара, хули там делать без электричества) и вместо того чтобы идти домой (а где его дом теперь?) он поплелся по лужам по давно изученному маршруту.

В голове звучат её слова, хотя прошло уже больше полугода, как они не виделись? Чертовски много утекло воды, если подумать. Мор уезжал отсюда с четким планом забрать с собой Кловер, а она провела линию, где он отдельно, а она отдельно. Может быть не стал её винить, если бы за этим не последовали бесконечные взаимные упреки. Думает об этом и злится, внутри заворачивается ком ни то обиды, ни то слепой агрессии. Лиза так легко исцеляла его просто своим присутствием, жрать таблетки горстями перестал, пил мало и даже иногда мог нормально спать. Он виноват не меньше, променял хрупкие отношения на крепкую цепь веры, которая на шее затягивалась каждый раз, когда он делал шаг за радиус дозволенного. На Епископа злился, зачем он так? Зачем отправил его далеко и калечил вместо исцеления? Нельзя заставить птицу лететь, вырвав одно крыло, она после останется жалким инвалидом. Кристоф инвалид, потому что в итоге рядом нет ни Кловер, ни Михаеля, мать его, Бенсона. Лежит там под простынями подключенный к системе жизнеобеспечения, даже сам не дышит толком. Мор закрывает глаза, трет веки пока лопатками через мокрую куртку подпирает стену. Упрямо идет вверх, достает мокрую пачку сигарет и толкает в рот одну. Щелкает зажигалкой, табак не ловит искру, каждая затяжка совершенно пустая как и самоощущение. Чертыхается, выкидывает её под ноги, шатается, все равно шагает.

Любовь к Лизе это патология, они оба не заслуживают вспыхнувших когда-то чувств. Можно ли их похерить расстоянием? Если бы Кловер согласилась на предложение, то они бы уже на этой неделе спустя каких-то там шесть месяцев оказались в родном городе при этом не растеряв друг друга по пути. Сжимает кулаки и бутылку, останавливаясь напротив двери идентичной в своей скучности как и все остальные в новостройке. Разница лишь в том, что эта дверь лично для него совершенно другая. Даже если темно в подъезде, даже если бы был лишен зрения пришел бы к нужной как сопливый романтик. Чего хочет от встречи? Да ничего, собственно. Кловер дороже чем церковь, дороже чем вера которая для него никогда не имела особо значения, только отбирала всё как ненасытный зверь. Он грудь рвал изнутри, выдирал мышцы и сухожилия, сердце сжимал до хриплого вдоха через хруст переломанных ребер.

В темноте уютно. Нихуя не видно вокруг. Пальцами скользит по окрашенному дереву вверх, чтобы кулаком обрушиться раз другой. Стучит, а сам лбом прислоняется. —Не открывай, не открывай Лиза, - ему действительно хочется чтобы дома никого не оказалось. Чтобы его очередное падение осталось незамеченным, чтобы жалость не вызывать, чтобы остаться в воспоминаниях фанатичным католиком. В ушах шумит кровь и алкоголь, но мужчина прислушивается, выдыхая - Сорвиголова по ту сторону расходится лаем. Писклявым, но отчаянным, требовательно зовет хозяйку или, может, наоборот? Если бы у собаки был человеческий голос, то он бы давал советы как поступить. Сорвиголова определенно мудрый пес, он лишен зрения, а значит смотрит сердцем. Классный малый, всегда нравился Мору хотя бы потому, что на салфетку гадит которая должна пахнуть лавандой. Это Лиза его приучила. Усмехается, нахуй сейчас эта информация в его голове? Хочет её вырезать как ненужный орган. —Эй, приятель, - собака затихает, можно было подумать что он услышал голос, но, оказывается, просто Лиза приблизилась к выходу. Чувствует как поднимается на носочках и смотрит в глазок, там нихера не видно потому что темно как в заднице. Короткое затишье через пару ударов сердца, она спросит кто там ломится в ночи. Мужчина жмурится и не движется, от хриплого сонного голоса внутри всё снова сжимается. Уже часа два или три, может больше? Слышит как щелкает выключатель в прихожей, но он не даст света потому что нет электричества. Мор остается так стоять и думает, хочет ли отозваться или ну нахер. У него волосы облепили виски, висят мокрыми прядями, а одежда насквозь хоть выжимай. Какой-то тайфун пришел со стороны Сан-Франциско, говорят, будет два дня полоскать Калифорнию. А его полощет уже седьмой месяц к ряду.

Здравствуй, Лиза. Ну как тебе без меня?

В этой темноте что-то есть, магическое, неуловимое, такое же эфемерное как пьяные взгляды и томные вздохи. Щелчок замка открывает дверь в параллельную вселенную, в воспоминания, которые вспыхивают ярче чем если бы внезапно включили электричество. Он скучает по тем временам, но вслух, конечно, не признается. Под ногами ощутит трепыхание Сорвиголовы, он вьется там как ворон над давно сдохнувшей тушей какого-нибудь животного, обнюхивает, запахи впитывает. Кристоф же пялится с высоты своего роста на маленький, миниатюрный силуэт который будто бы даже в проекции темной прихожей уменьшился вдвое. Вразрез с обычными самоощущениями закрыть его от всего мира не хотелось и пусть прошло всего полгода, внутри так же приятно тянется нить легкого чувства эйфории. Мор винит во всем алкоголь. Выпрямляется насколько возможно, лениво исследуя взглядом искаженный силуэт. Тонкая ладонь держит биту которая почти в половину весит как она сама, интересно, Лиза бы замахнулась если бы не узнала своего б ы в ш е г о? Так же называют тех, с кем перестают общаться после яркого романа? У Кристофа так со всеми и единственная, кто осталась плотно сидеть под сердечной мышцей, это церковь. Любовницей её не назвать, а вот верной женой вполне. Губ касается едкая ухмылка, когда хриплый ото сна голос спрашивает, как там этот сраный Остин. Кристофу нравится этот тембр, он всегда находил внутри себя какой-то отклик.

—Приехала бы, узнала бы, - отрывисто и скомкано говорит и даже в темноте будто видит, как Лиза, вероятно, щурит нос. Думает, наверное, что он снова пришел к ней пьяный потому что не хватит храбрости заявиться по трезвой? Вообще она права будет, да. Дело даже не в смелости, а в разумности совершенного поступка (Кристоф поступает пиздец как не разумно). Бутылку из руки в руку перекинет, сделает шаг через порог и несмотря на состояние выхватит рукоятку биты весьма проворно. Оступится немного, но ерунда. Это на случай, если она всё же захочет отходить его по хребтине, пусть ничего заслуживающего такого приветствия и не сделал (не сделал?). Все его поступки это слепая вера в то, что Кловер за ним на край света, на дно океана и вершину какого-нибудь вулкана, но зона её комфорта ебаный Сакраменто. Увесистая бита приятно тянет к полу, с ней определенно чувствуешь себя защищенней. —Это от любовников отбиваться? - лениво тянет и бросает с оглушающим грохотом её на пол, толкая ногой куда-то в сторону. Сердце тоже так оглушающе бьется, перекачивая вещества через клапан в надежде, что больше подобного алкомарафона не повторится. —Я тебе помогу, если что, - нависает над девушкой, вынуждает её запрокинуть голову пока сам горбится. Нос улавливает знакомые нотки аромата, Мор проталкивает между телами бутылку, делегируя наполовину испитую емкость. Обеими руками загребает темную копну которую едва-едва удерживает какая-то заколка, приподнимает и зарывается в пряди носом на самой макушке, вдыхает полной грудью. —Ну что, пригласишь или так и останемся в пороге? Я не с пустыми руками, - отшатывается назад, лезет рукой во внутренний карман куртки и достает промокший насквозь косяк. —Правда он намок, - может быть это завуалировано про себя Мор говорит, но все равно кажется забавным. —Высушишь?

Оберег у Лизы полная херня. Крестик на груди и то приносит больше пользы, но его Кловер не носит как и всё остальное, что он ей презентовал (он вообще хоть что-то кроме этого дарил?). Его любовь тоже скинула с плеч как шаль, когда подул северный ветер со стороны, блядь, Техаса. Это какой-то каламбур, но только не смешной, примерно как повторить десять раз шутку и удивиться, почему слушатель не смеется на одиннадцатый. Мор вздыхает с тяжестью, наполняя воздух хорошим таким алкогольным выхлопом вперемешку с горьким табаком под кривую (он точно знает что она кривая, для этого даже не обязательно видеть) усмешку Лизы. Ей, кажется, неприятны прикосновения, она совсем скоро выкручивается и подставляет спину, исчезая в ванной. Кристоф стягивает с плеч верхнюю одежду, кидает на пол, там же у входа оставляет ботинки. Сорвиголова требует внимания, он даст ему его - почешет пальцами между ушами и всё на этом. Вот так вот холодно, бездушно. Сделает шаг внутрь, толкнет биту, которая прокатится с оглушающим грохотом вместо грома по полу и стукнется об стену. Ладно, похуй, главное на ней не проехать и не пробить два этажа вниз своим телом, обрушившимся на пол.

Мор следует за Лизой по пятам, пусть не столь уверенно. В памяти стерлись углы квартиры и в целом покрылось пылью, трудно управлять пьяным телом и плюсуя к тому темноту хоть глаз коли. Кловер берет свечу, а он снимает полотенце с крючка, чтобы закинуть себе на макушку и позволить ткани впитать влагу, взамен отдавая все тот же приятный аромат или шампуня, или геля, или и того и другого. Под ложечкой начинает сосать как всякий раз от этого аромата, но все просто игнорируется (или не очень просто, состояние усугубляется наличием в крови алкоголя). —Зачем пришел? Позвать меня на ковчег в пару? - интересуется с ядовитым подтекстом, но судя по погоде за окном им действительно скоро понадобится ковчег, но в глазах Мора квартира эта и есть место спасения и души, и тела.

—Каждой твари по паре, - задумчиво проговорил, на ходу стягивая с себя мокрую футболку, которая мерзко липла к коже и создавала лишний эффект холодка. Дробь ливня по панорамному стеклу смешивается с поскуливанием собаки и щелчком зажигалки: Лиза делится огнем с фитилями, но не делится с Мором. Напряженно-отстраненная обстановка вполне логична, но она пиздец как неприятна. Что он ждал? Да ничего, в общем. Просто надеялся что дверь ему не откроют, только и всего. —Ну если место не занято до сих пор, то может быть я даже не против был бы продолжить род во имя спасения, - скидывает футболку на пол и перекинув полотенце через плечо, расстегнул пояс от джинс, чтобы следом стянуть и их. Лиза поднимает взгляд, её лицо кажется острым из-за света от свечей, стоящих на столе. В пальцах замерла зажигалка с огоньком, который должен был быть направлен на последний нетронутый фитиль. —Что? Как призрака увидела, - глухо спрашивает, наблюдая тень их обоих на противоположной стене где он как палка тростника, а Лиз - тоже, но сломанная, потому что зависла над столом. Обстановка выглядит жутко и одновременно с тем по домашнему комфортно из-за теплого свечения с дрожащими тенями. —Не сидеть же мне в мокрой одежде, да и потом, - выпрыгивает из штанов и носков, падая на диван, продолжая возить полотенцем по волосам. Перед глазами по пьяному мутно, но голова, на удивление, совершенно ясная. —Дома у меня нет, идти некуда, да и не хочу. Можешь попробовать меня выгнать, но у тебя не получится, а вариант с копами мы уже отыгрывали, - улыбается и из зажатых пальцев выкатывает косяк, позволяя девушке заняться его просушкой. Бутылка, оставленная тут же Кловер, перекочевывает обратно в руку и после к губам, делает глоток. —Оставишь меня на диване, Лиза? - у Кристофа пьяный голос, речь незначительно заторможена как и неловки все движения. Он в трусах и вымокший весь как уличный пёс, но у Кловер на этот счет нет никаких предубеждений. Нет же? —Утром не обязательно делать кофе в постель, - в голосе усмешка, но элегичная.

Отредактировано Kristof Mor (2023-03-09 14:12:54)

Когда-то оставленная здесь одежда почему-то снова оказывается в руках. Она не пахнет церковью, ладаном и воском, но впитала аромат кондиционера от выстиранной одежды Лизы. Мор, если бы женщины тут не было, зарылся бы в ту носом и остался так сидеть, возвращаясь во время более беззаботное, чем сейчас, где Лизы нет рядом, нет и епископа. Ничего, блядь, нет. Как тогда, в далеком прошлом, где он лежал на земле и пялился в небо, уже готовый откинуть все земное и вознестись к небесам. Тогда экспресс к создателю нагло прервали, но это была скорее благодать. Кристоф пялится со своего местечка на женщину, затем на скомканную пижаму в руках - теплую и сухую, отчего неожиданно от мокрых трусов по хребту бегут мурашки. Может быть, конечно, во всем виновата барабанная дробь по стеклу и прохлада гостиной, но отказываться от подношения не собирается. Шатко поднимается на ноги и выходит из кружка теплого света к сброшенной одежде, стягивает белье чтобы натянуть на себя теплый хлопок с абсурдной надписью. Даже громко усмехается. Кого любит Бог? Епископа, или может Лизу, например? Для последней он как шило в заднице, а для первого скорее вечная головная боль (может это и привело к тому состоянию, в котором сейчас пребывает?). Вздыхает, снимает верх и перекидывает надписью на спину. Ткань незначительно сковывает движения из-за покроя, но так, кажется, даже легче дышать.

—Моя духовная обитель разваливается по кирпичикам, - гулко отзывается, возвращаясь на диван. Лиза по хозяйски закидывает ступни на край журнального столика, а у него почему-то перехватывает дыхание. В ней всё еще нет стеснения. В Море, кстати, тоже. Еще пол года назад они вдоль и поперек изучили тела друг друга, а сегодня если что и изменилось, то количество татуировок на коже Кловер и это единственное, что отделяет их от прошлых Лизы_и_Кристофа. Хочется себя стегануть за эти мысли и за то, что его рука уже тянется к бутылке, а хотелось бы чтобы к женщине. Делает глоток. —Епископ в реанимации, а я нахуярился чтобы прийти к женщине, с которой сам же прекратил общение, потому что она не посчитала нужным быть со мной рядом. Мы рождаемся одинокими, умираем тоже одинокими, - возвращает бутылку на стол, рукавом собирает влагу с губ. Взгляд поднимает, разглядывая острые черты курящей неспешно Лизы. Она угрюмая, у нее между бровей залегла морщинка и пусть совсем неглубокая, но от тени свечи кажется очень даже. Задумчивость к лицу, наверное думает какого хера он приперся и нахуя снова дает о себе знать спустя ебаных шесть месяцев. —Может быть я соскучился, а может быть стал забывать твоё лицо и захотел не потерять его окончательно, - неоднозначно, максимально неоднозначно. До этого момента думал, что совсем не тосковал, а оказалось, что очень. Под ложечкой сосет, это либо любовь, либо прединфаркт. Если вдруг начнет печь за грудиной и отниматься станет рука, то Лиза уже точно не поможет. Мор запускает руки за голову (их некуда деть), взъерошивает влажные волосы и облокотившись, отклоняется вперед. Мокрое полотенце на спинке дивана неприятно, его он скинет тоже на пол.

—А ты? - поднимается на ноги и тянет сбоку от столика стул на котором сидит Лиз ближе к себе. Ступни девушки с края вынуждены будут соскользнуть на его колени, потому что мужчина усядется назад на диван вместе с ними. Так свечи подсвечивают лицо аккурат сбоку, вырисовывая светлую сторону Лизы Кловер на контрасте темной (там тусклое свечение из окна рисует подтеки каплей по коже, они похожи на слезы). Её глубокие глаза цвета бирюзы выразительны до сбитого дыхания, когда тень от длинных ресниц обрушивается на щеки. —Ты очень красивая, особенно красивая когда так, - говорит про домашнюю обстановку и дело не в алкоголе который усиливает (или притупляет?) восприятие действительности. Это скорее ремарка, мысли вслух, неудачная попытка удержать их на кончике языка. Хмыкает, пальцами обхватывает ступню Кловер и ни то гладит, ни то массирует. —А ты почему не закрыла дверь когда поняла, что за порогом стою я? - он бы вот тоже на ее месте не закрыл. Беда не в том, что их отношения закончились смазано, без жирной точки или скандала, а в том, что никто так и не сумел перебороть свои “хочу” во благо партнера. Они изначально пара херовая, совершенно друг другу не подходят. Свободной рукой тянется к сигарете Лиз, выхватывает её и затягивается сам. Это мог быть косяк, тогда Мор бы точно не удержал язык во рту и спизданул лишнего (а может не только спизданул).