Выводит короткое: «не забудь».

Пальцами мажет по дисплею ещё в половине четвертого утра, потому что сон в очередной раз решил над ней посмеяться, бросив фак в лицо. Паштет уже сон видит восемьдесят третий, а может наоборот ещё и не собирается. Чёрт его знает, чем он там занят, Сидни лишний раз не спрашивает. Не одобрит, не понравится? Не то чтобы прав имела каких-либо выебываться, но ею вперемешку движут эмоции и собственные задвиги.

Отношений со своей башкой наладить не удалось, очередная визитка психолога [скинутая подругой в карман], окажется на дне мусорного бака. Чётко перед тем, как следом отправится пустая бутылка вина. Позади очередная встреча с пробой мейка и прочей хренью, в чем надо договориться до самих съемок.

Сидни штукатурку с лица смывала минут двадцать, вода в слив отправлялась слишком мутного цвета. На секунду задумала, ржавчина что ли? Потом вспомнила, с памятью ведь плохо. В силу этого хер его знает, «не забудь» в сообщение больше себе или Паштету. Он-то не забывает, не такое, во всяком случае. Заслужил бы звание работника года, да вот Сид таких не выдает. Слово «работник» в его сторону даже в отдаленных разговорах не бросает; он просто Эш. Намного больше, чем «чувак, которого когда-то наняла» и чуточку меньше, чем какой-либо лейбл, до которого её пьяный мозг мог додуматься.

До будильника четыре с половиной часа, количество сброшенных звонков граничит с двадцатью.

Хотелось бы сказать, что от извечных тусовок уже устала, но Сидни с таким не шутит. Если устала, значит самое время чем-то закинуться и желание сорваться с места появляется в ближайшие несколько минут. Единственное, что её могло удержать в четырех стенах после девяти вечера – утренняя съемка [и то, не всегда].

Элли после очередной примерки перехватила в длинном коридоре.

Говорит: тебе надо выспаться, у тебя глаза слишком красные.

Или наивная слишком, или из вынужденной вежливости сделала вид, что не знает – почему их заливает и взгляд плывет. Дюбуа ей в ответ кивает, мол, всё будет в норме к утру, лягу раньше. Нихуя не ляжет, понятное дело, с утра каплями глаза зальет, красноту немного сбавит. Все всё равно промолчат.

Сидни после будет чертыхаться – выбирали бы себе моделей так же старательно. В её случае всё было порядком проще, какой-то чувак тыкнул в баре: лицо кукольное и задница хороша, берём. Как на рынке, у мясного прилавка. Привыкла, конечно, в большинстве случаев оно так и работала, следующим ключевым моментом было как правило «разденешься?». Кто воротил носом – сразу мимо. Сид плевать, если стянуть с себя одежду на очередной вписке ничего не стоит – за бабки на обложку, тем более.

Тут не обложка совсем, а съемки клипа, но она нужна всего в несколько кадров. По прогнозам займет часа четыре и свободна, доллары тут же упадут на счет. Никто не будет дожидаться конечного результата, её время – деньги. Пришлось переносить запись семидесяти трех вопросов с Vogue.

График на ближайший месяц кричал: суицид.

У Сидни опять желание дикое сорваться куда-нибудь на другой конец, в другой штат или страну. На неделю, ей хватит. Просто, блять, выдохнуть. В нескончаемом круговороте дней уже начинала теряться, каждый из них – сплошной понедельник. Такого не выдержит ни один нормальный человек.

На фоне какого-то незнакомого трека орёт мужик, который всё никак не может поймать нужный момент. Сид приходится морально готовиться, что движ займёт больше заявленного времени. Качает головой, пока блокирует очередного фаната, скинувшего дикпик. Девушка что-то бубнит себе под нос, уже второй раз проходится тушью по щеке. Просит не дергаться, а Дюбуа бит нравится. Головой качать перестает, теперь ногой, всё так же в такт. На втором припеве даже собирает какие-то слова, что больше знакомы.

Сид на драйве, в неё слишком много кофе с лимоном, сердце отбивает истерию в груди, но она игнорирует. Солнца не хватает, чтобы отблеском прямо в глаза въедалось. За окном всё плотно затянуто тучами. Погода ни разу не пытается соответствовать её настроению. Может, конечно, настраивается заведомо, ведь однажды вся её энергия закончится и под-дах ебнет недосыпом и голодом. Бонусом заебанность от людей.

Эван заваливается в помещение с бутылкой джека, половина уже выпита, ему весело. Шутит какие-то крайне незамысловатые шутки, Сидни их не понимает, язык его не очень слушается. Позади опять стоит ор; Сид отмахивается, ему самое время свалить, его зовут, а он с бутылкой к ней тянется. Остается закатить глаза, за ним уже пришли, стащили к декорациям, бутылку он забыл.

Времени не выиграть, даже на переодевания слишком много не пойдёт. Если эти куски материала вообще аутфитом назвать можно было. Всё по классике жанра – полуголый зад и безразмерный бомбер с названием песни во всю спину. Его после надо будет эффектно скинуть, чтобы волосы россыпью по голой спине и всё вот это, что в две тысячи двадцать втором хорошо продавалось.

Менеджер заливает, как её долго ждали и как ей рады. Дюуба усмехается, пожимает руку и отшучивается – заметно, особенно по Эвану, чьи руки каким-то, сука, притяжением уже который раз тянет к её заднице.

Переживет, всё ради бабок и бомбера, который обещали ей подарить.

Вокруг столько людей, Дюбуа себя чувствует слишком комфортно; знает, как и что надо делать. Она к этому привыкла, как бухгалтер привыкает бороться с таблицами в экселе с девяти до пяти. Каждому свое, ей – просто быть красивой; хорошо устроилась.

- Это Эш, он со мной. – Сидни тычет в сторону Паштета, её «со мной» явный посыл, что ходить ему здесь можно, сидеть, стоять, блевать, да что угодно. С ней не спорят, хмурятся и кивают. Она не говорит «он меня охраняет», здесь есть два на два размером охранники, она вне зоны опасности. Просто ей как-то эгоистично хотелось показать ему эту сторону Голливуда [и себя].

Сделаем вид, что всё именно так и дело совсем не в том, что ей просто хотелось, чтобы он тут был.

У Паштета настроение сегодня порядком лучше, чем в последнюю их встречу; у Сид дефолтом сразу тоже, тянет нахуевертить дел, которые хуевертить не стоило бы. Съемки уже не кажутся такими скучными, в его компании, он же этот, мать его, саншайн.

- Сидни, через десять минут снимаем, - на фоне звезда сегодняшнего сета недовольно спорит на повышенных тонах, его, кажется, не устраивает, что у какого-то чувака красная маска на лице, он хотел чёрную. Дюбуа смотрит на девушку, бровь невольно тянется вверх. Та шумно выдохнет, словно уже не вывозит. – Пятнадцать, у тебя пятнадцать минут. – Зная Сид, где пятнадцать там и столько, сколько ей будет нужно. Вряд ли тырнут со съемок, их звезда чётко в роли видел её, поэтому придется продакшену недовольно пососать.

В коридор её несёт вперед Эша, все слишком заняты хаосом на сете, из лишнего только шум и тот доносится откуда-то издалека. Через плечо бросает:

- Шлюху играю, кого ещё. – Следом заливается смехом, останавливается где-то на середине, спиной о стену, руки в карманы бомбера прячет. Не совсем блядь, но точно не какой-нибудь аналог Кэтрин Трамелл из основного инстинкта. Взгляд ведёт в сторону голосов, которые на таком расстоянии не разобрать. – Чувак ловит галлюцинацию, видит бабу своей мечты на три секунды, а потом его расшатывают. То ли холодную воду на него вылили, то ли башкой в ведро с холодной водой окунули, я точно не помню. – Плечами пожимает, в её глазах – это ни разу не важно. Её дело собрать бабки и сделать ноги; может закинуться чем где-то в промежутке.

Ладонь протягивает, движение «gimme» отработанное с годами, как правило давало ей всё, что захочется. Хотелось Сидни в жизни ничего и очень много одновременно, она слегка [нет] нестабильна в этом. Во многом, если уж очень честно.

- На шоппинг и без меня, - цокает, потому что Дюбуа очень любит тратить деньги. Не всегда на себя, не всегда на нужное [скорее всегда на ненужное], главное тратить. Примерно такая же привычка, как что-то спиздить. Последнее её приобретение из чужого кармана – монетки для автомойки. Зачем и нахуя – никому не известно, но настроение ей подняло. Лишними не будут [будут].

Если бы стиль Паштета можно было как-то назвать, то это было бы что-то из серии «модно, но мне похуй». Типа, ему не нужно было сильно стараться, чтобы выглядеть стильно, но он этим и не заморачивался. Всем своим существованием был на лайте, словно в целом в жизни, ничего не волнует. Попытайся Сид в подобное – весь её вид всё равно за километр будет кричать «бабки».

Сидни любит, когда дорого, но всё чаще замечает, что реального веса у денег нет. Они никогда не кончаются, они просто есть и этот новый айфон не доставляет так, как лет пять назад.

Хотелось бы сказать, что приоритеты меняются, но come on, мы тут про Сидни Дюбуа говорим. К её похоронам Dior подготовит самый, сука, модный гроб. Жаль она тогда не сможет порошок с него носом собрать, чтобы уйти красиво. Сидни Дюбуа ведь любит, когда красиво, тоже.

- Как произносится эта фраза? - По уровню груди ведёт, где по её памяти на майке красовалась надпись. Она время от времени перенимала какие-то фразы, произношение, конечно, отстойное. Жаловалась как правило сразу следом, что его родной язык – пиздец какой сложный, а у неё с языками нормально было всегда.

Каждый раз фокусировалась слишком на его губах, а не на реальном звучании букв. Оттуда и все беды, но Сид привыкла отмахиваться и отнекиваться. Поэтому, проблема всё ещё в языке, упаси боже причина будет в ней.

- Сказали займет скорее всего часа два, смотря сколько повторов придется снимать. – По себе знает, что красивую картинку собрать не так просто, вопреки тому, что думает масса, которой потом на эту картинку дрочить. С площадки доносятся крики, уже раз четвертый за всё время, что она здесь была. – Я ставлю на три и больше, учитывая, как он успел обдолбаться. – Ничего нового, не все звёзды были такими, но большинство.

Они на вечных водках и спидах, торопятся вперед своего и без того дикого темпа. Говорят, что прожигают жизнь, свои лучшие года – Сидни на это глаза закатывает, прожигают только желудок и печень. Теряют последние единицы мозга, что у них были.

Щурится, с ног до головы взглядом по Эшу пройдясь.

- Ты же не торопишься сегодня, right?

В последнее время всё чаще ловила себя на мысли, что не знает, чем занимается Паштет за пределами моментов, что проводил в её обществе. С людьми её окружения проще – открыл инстаграм, снапчат – всё как на ладони, с кем, кто и куда. Блять, кто его знает, может у него где-то на окраинах целая семья, малолетка с пузом как в передаче teen & pregnant. Вот это, конечно, был бы тотальный плот-твист, после такого не реабилитируется.

Видно, не знать вовсе, всё-таки лучше.

Коридор растягивается в бесконечность, что-то из серии сюрреализма, как в фильмах, где внезапно обнаружил себя в лимбе. Они – точка невозврата, с которой всё начнётся и которой, не факт, что закончится.

На периферии стены проглатывают шум, Сидни мажет взглядом по мутным стенам, они оттенка светлого, но хуй пойми, в какой цвет ближе впишутся. Серый, белый, слоновая кость? Не то чтобы значение какое-либо имело, но у неё голова зачастую работает по свободному графику, мысли разбросаны по черепной коробке хаотично, словно после урагана Сан-Каликсто.

У Паштета так много вопросов: раз, два, три, пять – сбивается со счёта. Губы поджимает, съемки были разбросаны в целом на две категории: один в один по бумажке [ненавидела такие, сухими считала] или сплошная импровизация [сегодня], где известны пункт «а» и пункт «б». Знаешь, откуда стартуешь и куда тебя в итоге занесёт – всё, что в промежутке, твоё творчество.

Свою обнаженку тоже к творчеству относила, иначе батя точно бы в телефоне записал как «шлюха».

Батя ею в принципе гордился исключительно, когда удобно. Вряд ли задумывался, что добрая половина его знакомых стариков могла вполне надрачивать на его дочь.

- Разденусь, - кивает, пока взглядом провожает очередную ассистентку, у которой в руках три бутылки пива. Инфа сотка – их звезде, остальных уже клинит на том, что покрепче. Что она ещё умела, кроме как одежду скидывать и обратно надевать красиво? Точно не там зарабатывает, но «модельный бизнес» звучало как-то моднее, чем «порно». – Расслабься, это не pornhub, тебе понравится. – Губы разукрасит улыбкой. На клипе пометки «18+» не будет, прокрутят в обед по музыкальному каналу, который после школы смотрят малолетки из второго класса.

Понравится – понятие растяжимое, но это же типа, творчество, все дела. Паштет модный, у него со вкусом всё в порядке [но это не точно].

Мысленно делает поправку: скорее всего понравится.

Сидни резко слишком всё внимание обратно на него переключает. В смысле, блять, подарок? По языку скользит грубая шутка, мол, за сколько отсосов подарили? Но, в его случае это не совсем та валюта, которой расплачиваются. Точнее даже не так; он – нет, ему – вполне. Горло стянет чем-то вязким, ей самой от этой шутки нихуя не смешно.

- Подарок? – Смотрит в упор, даёт шанс передумать, тщетный правда. – Чёрт, ну ты прости, у меня тут подарков нет. – Плечами пожимает, за ним разводы на стене опять становятся интереснее. Бля, он может пойти обратно, за следующим подарком. Может собрать все, сука, подарки мира, а потом задохнуться в них же. В новостях потом где-то в углу так и припишут: подох, потому что разменивал себя на хуй знает кого.

Не то чтобы это было её дело.

Да кого она обманывает, конечно, чёрт возьми, её дело.

Рутина Сид по большей мере и состояла из Паштета, препаратов и баксов. Её всё устраивало, пока он был составляющей этой самой рутины; без было бы уже как-то одиноко.

Он выводит губами что-то сильно отличающееся от слова «хуй», одно из немногих, что она научилась определять. В голове прокручивает произношение, не получается, его родной язык всё ещё до хуя сложный.

- Ты пиздишь. - Не вопрос, утверждение. У неё IQ конечно не уровня гения, но слова умела различать. По звукам, памяти, письменному виду. Тычет пальцем Паштету в грудь, - что ты только что сказал? – Слишком много малознакомых букв, в которых терялась, это сложное слово на букву «н», которое по звучанию словно вызов Сатаны, он раньше не говорил.

Голоса становятся громче, кто-то кричит «снято». Они там, вдалеке, в графике. Сидни и Паштет за графиком не поспевают [не то чтобы торопились вообще]. Неплохо было бы завалить лёгкие едким дымом и побыстрее отснять всё, что надо, дабы свалить восвояси. Wishful thinking, следующие пара часов будут тянуться словно к подошве прилипшая жвачка.

Губы кусает, пока глазами мечет по фону, растянутому полотном. Паштет со своими подарками может идти обратно на сет, а может и нахуй. Ну типа, чтобы наверняка. Перспектива пополнения счета уже не кажется столь привлекательной, Дюбуа ведь деньги не то чтобы нужны были. Не вкладывалась в акции и недвижимость, так что тратить шибко не успевала. Ввязывалась от какой-то примеси причин. Хотелось быть нужной [хоть где-то кому-то], да и скучно было просиживать дни на балконе с пачкой сигарет.

Взгляд бросает на левое запястье, небрежно как-то. Тут же решает, что где пятнадцать, там и тридцать минут. Всё простят, у них нет другого выхода.

- Нам, скоро придется поторопиться. – Ударение на (нам), у Паштета тоже сильно выбора не было. [Был, но Сид отказывалась его принимать; единственный правильный – здесь и с ней]. Всё подождёт, в сутках ещё целая куча часов в остатке. Могут выебываться сколько хотят, у Сид дикпик сегодняшней звезды в личке инстаграма (они точно договорятся).

Его «слушай» отдаёт хрипотцой, Сидни всё своё внимание дарит Паштету за одно слово. В линии лица всматривается, по глазам, губам (на последних зависает). Убедить себя пытается – шумно просто, иначе слов не разберёт и её вовсе не тянет податься навстречу. За шесть букв готова следовать за ним в любом направлении, даже на верную погибель. Терять ей так и так нечего.

Наощупь по чужим карманам, отвлечься хоть на что, пока сбивчивое дыхание предсказывает приступ асфиксии, если вовремя не опомниться. По телу кровь разгоняет с завидной скоростью, сердце работает на износ, спешит в никуда. Сидни или кажется, или даже в минимальном наборе шмоток температура повышается, румянцем разливаясь по щекам.

Пальцами по плечам ведёт, о чём говорили – нахуй забывается через раз. Губами по губам, в поцелуе спешить некуда, играть можно пока не закончится время, обрывать его не собирается.

- Твоё или моё «лево»? – В губы шепчет, раньше скорее в пьяных картинках позволяла себе представлять кривые «что, если». Они таковыми остаться и должны были, но вопреки собственным правилам, на один Эшовский шаг навстречу, два назад сделать не сможет. Ногтями вылизанными красным лаком ведёт по мужской шее.

Кто-то в конце коридора окликнет: блять, Сид.

Языком по губам, смакуя послевкусие. Большим пальцем собирает размазанный светлый отпечаток помады по губам Паштета. на лице россыпь усмешки. День сделал сто восемьдесят за считанные минуты, пульс бьет по глотке, по ушам. Воздух засасывает куда-то в чёрные дыры на полпути к лёгким, разум растекается под чувством, что давно не испытывала.

- Две минуты! – Бросает в ответ, абсолютно чётко принимая, что две обязательно вывернутся в пять; те в свою очередь в десять и так до нового оклика.

Damn you, Ash(es).

Настроение должно было притупиться, не успела ни закинуться, ни покурить, но её как-то не напрягало. Тремор на кончиках пальцев? Плевать. Кровь по венам разгоняет быстрее привычного прихода, Сидни эйфорию ловит совсем по другой причине.

Паштет мажет раздраженной интонацией на каждое слово, бабе с нумератором. Сид смешок давит где-то в горле, головой качая. По ощущениям она аккурат за углом стояла, высматривая, когда будет самый неподходящий момент о себе напомнить. В любой другой ситуации Дюуба уже после первого «съебемся» дала по съябам, только вот работу свою принимала с [порой] излишней ответственностью.

Хоть в чём-то да нужно было быть хорошей.

Он где-то позади ногами перебирает, пока её посвящают в новые гениальные [тупые] идеи, что объебанной звезде успели в голову прийти, пока самой Сид не до этого было. Касание по заднице прилетает, заставляя обернуться. Глаза закатывает, пока улыбкой размазывает губы. Возвращается в «здесь и сейчас» с бабами, одна мысль всё ещё кажется хуже предыдущей. Пацану не помешало бы протрезветь, остались последние две клетки мозга и те в работе уже подводили.

Визажистка хмурится Сид завидев, перехватывает на полпути и в сторону тащит, чтобы салфеткой влажной подтереть контур губ. Красить уже не придется, они без того в тон темнее отдают, хуй пойми целовалась или сосала. Девушка не спросит, Дюуба вопрос по глазам правда прочитает, оставив тонуть в недосказанности. В Голливуде принято всё понимать по картинке, слова считались лишними.

Музыка на паузе, даже если бы играла, скорее всего поникла на фоне каких-то нескончаемых споров. По ощущениям её будто сутки не было, у каждого внезапно появилось какое-то мнение, которое не вписывается в мнение остальных. Сидни нихуя не понимает, они же договорились импровизировать по ходу дела. Пункт «а» и пункт «б», всё такое. Ладно, поебать. Волосы укладывают то так, то эдак, как надпись во всю спину лучше видно будет. Че суетятся – непонятно, бомбер нужен всего на пару минут съемок, ещё меньше самого клипа.

- Что за движ? – Мужик, который вроде как должен тут всем руководить, тычет в как-то детский почерк, объясняет, что и как вдобавок. Сид хмурится, у какой семилетки они спиздили бумажку и зачем? Оказывается, почерк самого мужика, неловко конечно получилось. В голове крутится только нескончаемое: зачем?

Понятно, что нихуя не понятно. Все уже во всю заливаются алкоголем, она будто выпала в совсем другое измерение. «Съебаться» в голове голосом Паштета отдает всё громче, надо было за возможность хвататься, пока та ещё была. Теперь попала в круговорот сплошных «хочу» и «где водка». Мужик тычет на крест на полу посреди площадки, говорит встань туда, ща название трека снимать будем. Хуй с вами, думается Дюбуа.

Спину прямо, бомбер висит на плечах в пару размеров больше. Трек выведен жирным шрифтом, посреди какая-то абстракция, сигнатура исполнителя, все дела. Пацан на фоне орёт: жопу тоже в кадр возьмите, Сидни в ответ фак бросает. Словно опять в старшей школе, где хайлайт дня для мужской половины было заглянуть в женскую раздевалку после физры.

Слава богу мужик игнорирует, приходится постоять немного, вот он zoom in, вот zoom out. Главное не дыши и не дергайся, иначе придется переснимать. Кто-кто, а Дюбуа здесь зависать хотелось меньше всего.

Снимают со второго захода, опять прядь волос туда-сюда. Задрачиваются вообще не по той причине, лучше бы пацану глаза закапали они красные, будто краской вымазал. Людей разгоняют, опять какие-то споры, съемки в хаотичном порядке, скачут между моментами, но каждый ждёт кульминации. Навалить на чувака ледяную воду, чтобы он уже заткнулся наконец-то.

- Это кто? – К ней подтягивается девочка с фона, она в одном из кадров будет шампанское высасывать прямо из бутылки. Пальцем тычет в сторону Паштета, Сид взглядом ведёт, пока в точке не соприкасается с указательным пальцем девчонки.

- Эш, - это всё, что ей нужно и можно знать. Права на всю дополнительную информацию за Дюбуа. Она потом присмотрится, если повезёт, девчонка шампанским подавится, пузыри в нос, лучший момент всего клипа. Ради этого будут пересматривать, Сид – маркетинг от бога.

Они в первый час скачут по обрезкам общей картины: постойте тут, вот вам красные стаканчики с университетских вечеринок. Хотя б алкоголя туда залили годного, Эвана уже прёт по-взрослому, он без пяти минут на лицо зелёный с рвотными позывами. Хотелось сказать, что так, вообще-то, не всегда – увы, почти всегда. На своей памяти от силы два клипа, которые не закончились чьим-то аутом.

Её внимание теряется в людях, в разговорах, которые на деле ни разу не интересуют, но шум слишком плотный, чтобы оставить возможность переключиться. Баба с хлопушкой бросается цифрами, Сидни взгляд на часы на левом запястье бросает, ещё минут сорок, если сделают с первого, максимум второго захода. Через толпу пробирается в сторону Паштета, из кармана телефон выуживает, в руки ему сует по-быстрому,

- Подержи, а то на него кто наступит, - тут же дёргает обратно в самый центр. Освящение сменяется, тускнеет. У камеры в фокусе на диване развалившийся суперстар вол восемьдесят. По задумке объебанный – по реалу объебанный ещё больше.

Сид играет роль, привычную, как и на всех своих обложках. На лице никаких напоминаний о недавних улыбках, кто-то на фоне кричит: делай горячо. Этот кто-то может сгонять на хуй, это не pornhub или playboy, делать будут так, чтобы пропустили в эфир.

Всё, что происходит за пределами – игнорирует; Дюбуа нужно быть в этом моменте, взгляд заостряет на старбое, который слова вбивает в фонограмму, пока бомбер с плеч сползает вниз. Останется незначимой тряпкой подле ног, оператор потом на него обязательно наступит. До пацана три шага, она уже заведомо отсчитала.

Напротив останавливается, руками по плечам скользит, пока тот к заднице прикладывается. Языком по бедру ведёт и на себя тянет следом, приглашением присесть на колени или хуй, в выборе всё. В себя вжимает, набор из не случившихся поцелуев, готова поспорить за спиной прозвучало «пососитесь». Руки перебирающее по телу – привычное явление, со временем перестаешь реагировать, это ведь работа.

Сид губами по щеке чужой мажет, по ушной раковине бьет сбивчивым дыханием, пока пальцы в бёдра впечатываются сильнее. Старбой голову назад запрокидывает, все перебирает слова из трека, глаза прикрывает для пущей эстетики момента. Последнее, что видит перед тем, как ему в ебало прилетает содержимое бутылки moёt - Сидни.

Мужик с детским почерком кричит: снято!

Всего за секунды до того, как пацан захлебываться и материться начнет, пока остальные заливаются смехом. Вымазалась алкоголем, вот и душ из шампанского как во всех новомодных песнях. Капли по кончикам волос вниз, прямо на ноги.

Паштета взглядом находит, thumbs-up показывает. Визажистка протягивает подобранный с пола бомбер, Сид кивает, растирая им шампанское с рук, всё равно сдавать в химчистку.

Девчонка та, конечно, не подарила пузыри из носа, но старбой наебнулся забавно.

По сторонам смотрит, толпа суетится, кто-то на фоне опять орёт. Сидни этот зоопарк уже порядком подзаебал, взглядом выцепить Паштета пытается, а его и след простыл. Хмурится, понятное дело, только же был здесь. Ладно, уверена, что скоро найдет, надо только по пути выцепить свое барахло. Так и оказывается, на минуту буквально появляется, но куда-то пальцем тычет. Сид думает: окей, потом разберусь.

- Не забудь, в девять отмечаем, - она мимо шагает, пока кто-то за спиной перебирает локации. – Короче, вспомню скину место. – Платье натягивает, оно к телу мерзко липнет, ещё и кожа рук все шампанским провоняла. Закрытыми глазами по любому посчитал бы кто, что перед ним кто-то убуханный. На лицо Дюбуа посмотрев такого не подумаешь.

- Ты же будешь, да? И этого своего захвати, - на «этого» Сид дёрнет повернуться. У девчонки глаза красные, волосы растрёпанные, все объебаться успели кроме самой Сидни. Везение уровень бог, не иначе. Она сначала ввязаться хотела, мол, из «этого» тут только ты с ебалом вмазанным, но плюнула, гиблое дело. Её помимо дома, Паштет ждёт.

- Посмотрим. – Обрывает коротко, грубо даже. Шмотки в руках сжимает, через народ пробиваясь. Всем и каждому есть что сказать, с окончанием съемок поздравить, а ей похуй, пусть вон к старбою подсасываются, её роль от силы потянет на минуту от общего времени, выбрали не ту звезду. Все эти хитровыебанные тусовки с точно такими же людьми – слишком утомительны, даже (особенно) для неё, когда часто и подряд.

В длинном коридоре вдоль стен народ толпится, Эван что-то пытается доказать, язык его правда не слушается, звучит он как чувак без зубов. Сид щурится издалека, да не, вроде зубы на месте. Как обычно переборщил с выпивкой, ему это свойственно, обратного от него никто давно уже не ждет. Паштета высматривает, хуй его пойми, тыкнул пальцем, а там вариантов много – коридор, улица, толчок, свалил. Выдыхает шумно, шанс ещё есть, что он её не кинул, а вышел покурить или типа того. Кто-то из дружков Эвана кивает в сторону выхода.

Сид дверь толкает плечом, руки заняты, тачка заводится как только она успевает к ней подойти. Для кого-то, кто не торопится, Паштет очень торопился. Может отсюда съебаться, может какие дела налететь успели. Вторая причина нравилась меньше, останется при первой. В конце концов, и самой свалить мечталось.

Пальцами за ручку цепляется, дверь на себя дёргает и первым делом вещи назад скидывает. Телефон не замечает сразу, а вот выражение лица Паштета – да. Сид за перепадами его настроения не поспевала, скорее даже не так – не поспевала за причинами. Терялась в событиях, в памяти назад крутанула, там тоже ничего. С момента как её на площадку из коридора выдернули, в голове сплошные лица и невнятность.

На телефон садится, выдает тихое «блять» себе под нос, пристегнуться не успевает, как он уже даёт по газам. Она себя пока одёрнет, парковка позади окажется, за окном улицы народом набитые. Окно откроет, не хватало, чтобы салон ещё алкоголем провонял.

- Домой, - кивает и взгляд на дисплей телефона переводит. Даже радио не помогало неловкости сбавить; ебать они прыгали от близости на расстоянии вытянутой руки до пропастей за три секунды. Пролистывает ленту в инстаграме, в этот момент уведомление прилетает, счёт пополнен как и обещалось, но что-то настроения это шибко не подняло.

В чатах куча новых сообщений, кто куда зовёт, кто какими фотками кидается: один в студии, другая отдыхает в Мексике, кто-то устроил рейд в Бургер Кинг. Все как один обещают, что скоро опять двинут куда-нибудь все вместе, ведь так давно не видели. Сид улыбается мягко дисплею, который раз просматривая скинутые фотки.

Кто-то сигналит, хуй пойми им – не им, но её из мыслей выдернет, возвращая в натянутую тишину растекающуюся по салону. У Паштета на лице ноль и четыре эмоции попеременно, Сидни в профиль всматривается. Думает: бля, где не туда свернула? Хочет сказать что-то, но придумать не может даже с какого конца начать. Делает радио погромче и взгляд отводит в другую сторону.

В один из поворотов впишутся резко то ли случайно, то ли под очередной волной какой-то хуйни, что у Паштета в голове творилось. Телефон свалится куда-то в ноги. Молчать тут же передумала.

- Блять, - телефон поднимает, экран о платье вытирает, внимание обратно на Паштета переводя. – Да что не так? – На горизонте появляется знакомая высотка, наконец-то, в тачке всё давит внезапно, будто по лёгким кто-то топчется. Тему тут же меняет, если ей в лицо предъявами плеваться будут, то не так и не здесь.

- Вон там, слева въезд на парковку. – Пальцем ещё указывает, чтобы наверняка. Даже если у него внезапно образовались какие-то планы – похуй, сдвинет на когда-нибудь (никогда) потом. У Сидни в планах удержать его внимание ещё как минимум на до хуя часов; необоснованно, но ей плевать, ей так хочется.

В своё время кучу бабок свалила на персональное парковочное место, оказывается когда покупаешь дорогую квартиру в новостройке, оно автоматом не дается. Вот это бизнес поднять можно, на одних только парковочных местах. Не тем она в жизни занималась.

- Ты же не торопился, - не вопрос, утверждение, отмазываться поздно. – Нам на минус второй. – Её внимание скользит между телефоном в руках и горизонтом, чтобы нужный спот не проебать. На место своё указывает, добавив ровное «вот это». Тачка остановиться не успеет, как Сидни уже окно закрывает и из бардачка ключи доставать принимается.

Дюбуа выскакивает как только возможность появляется, уровень раздражительности стремительно растет, спишет на отсутствие перекуров. Хоть какая-то левая причина да нужна, чтобы лишнего не спиздануть, о чём наверняка потом пожалеет. Кнопку лифта нажимает тут же, как в нем оказываются. Смотрит куда угодно, но не на Паштета. Всегда считала, что вверх несёт быстро, а сегодня как-то всё безбожно тянется. Это жизнь пранк устроила или что за лажа вообще?

Она своих соседей сильно не знала, сменялись каждые полгода, если где-то успел заселиться любитель совать нос не в свои дела, то точно поймает материал на обсудить. Вопреки тому, какое впечатление сложится могло, Сидни к себе левых людей не таскала, появлялись как правило исключительно знакомые лица. Ключом в замок попадает со второго раза.

- Закрой за собой. – Она в коридоре обувь скидывает, первым делом идёт на кухню. Рутина избита до невозможного – вино в бокале за несколько движений. Первый глоток напоминает холодную минералку с похмелья, и всё уже вроде не так плохо, жить будет. Тут же уже как-то лениво тратить энергию на словесные вбросы, на столешницу опирается. Взглядом в Паштета упирается, зависая где на два миссисипи.

- Нас позвали на вечеринку, окончание съемок. – На слова не богата, ещё не до конца поняла, раздражает факт, что их позвали или что Паштета знали отдельно упомянуть. – Пара часов на сете и у тебя уже фан-клуб. – Кривая ухмылка, да, видимо причина в этом. Плевать, что у него там настроения скакали и что ещё привиделось, для Сидни это всё где-то на перефирии второстепенности.

Оба знают, что скрывается за словом «фан-клуб», играют в чёртов скрэббл и это, пожалуй, первый раз когда сам факт игры не веселит. Паштет не играет в слова, игры разума и говорит зачастую (слишком) честно. Сид к этому быстро привыкла, от этого и непривычно перебрасываться словами, фразами, за которые спрятали больше смысла, чем словарь пояснить в силах.

- Фанбаза разрастается со временем, я в этом не первый год. – Плечами пожимает, бокал на стол опускает и лениво проходится по квартире. Неловкость ситуации дышит в затылок, им это не свойственно, неловкость – это не они. Напряжение в плечах заставляет спину выпрямить, кривые вопросы брошенные в её адрес обтекают мысли.

Комнат всего ничего, пустота дома и без того давит под утро, не было смысла добавлять к этому пустые помещения на целый этаж. Сидни тогда целенаправленно вбахала меньше бабок, чтобы потом спустить на прочее дерьмо – алкоголь, туфли, субстанции, you name it.

Решения принимает хуевые на уровне инстинкта.

В голове круговорот мыслей никак не стихнет. Думает, Паштету бы подошло рекламировать какой-нибудь отвратительно простой стиль – баскетбольные шорты покупались бы даже теми, кто баскетбол в жизни ни разу не смотрел. Понимает, что эта мысль заведомо раздражает. Не потому что модельный бизнес это как блядушник, только за дорого. Скорее потому что Паштет [с голосом хриплым, улыбкой хаотичной и руками в карманах] – это (почти) её. В модных кругах так мало бывает своего, что Сидни из жадности не хотелось ни с кем им делиться.

Второго такого не найдут, но могут попытаться отрыть жалкий закос с алиэкспресса. 

Жизни в самих комнатах мало, она обычно появляется по необходимости: сон, шмотки, ванна. Сид носит по улицам, городу, миру. Обычно – не сегодня. Сейчас их в лимитированном пространстве двое и какого хуя это так – непонятно, утром в планах не было. Очередное импульсивное решение, которому невозможно было противиться. В глотке вставшая поперёк необходимость ограничить мир двоими.

В её планы в целом не входило ввязываться в пацана, чье имя толком выговорить не могла, но вот мы, блять, здесь.

Игра в градусы, когда холод по венам рассыпается в кипяток и в целом не столь уже и важно, что там было «до»; час, два, десять назад. Взглядом встречаются и для Сид за окнами останавливается мир. Сакраменто уже никуда не спешит: никто не опаздывает на очередной автобус, никто не проебал очередное совещание и всем в это самое мгновение стало тоже безбожно похуй. На всё, что было «до» и что случится «позже», мир не закончится и затянуться свежим воздухом есть время. Ей тоже хотелось, но у неё лёгкие пропитаны тем, кто напротив.

Однажды Сидни обязательно пожалеет о том, что в один злополучный день случился Рокко; что именно в ту секунду Паштет вышел покурить; что они вообще когда-то познакомились. Это точно будет потом, она ход сценария знает, неизменный, а пока она шаг навстречу делает.

Второй, третий.

У Паштета ладони горячие и по глазам эмоциями мажет. Смотрит так, будто у неё под ногами россыпь из звёзд и в грудной клетке опять что-то сожмется, прежде чем разлетится суперновой замарав осколками органы. По-хорошему её это напугать должно, единственная игра, в которую не играла, но он к себе прижимает и (на долю секунды) дышать становится как-то легче. Вмазалась (а твердила ведь – привычка), поздно кодом отбивать sos и mayday, корабль на мели, занесло штормом в девять баллов.

С губ шумный выдох слетает, в котором собрано всё облегчение мира, скопившееся за последние несколько часов. Плотно обнимает осознание того, что в их минимальном пространстве нету никаких левых старбоев и в хлам объебанных ублюдков, которые обязательно ворвуться оборвать момент. Сид в губы чужие улыбается, здесь и сейчас время не бежит наперегонки. Руки на шее Паштета сомкнет, целует медленно, слова кажутся такими лишними и мелкими. Готова забыть людей, работу, своё собственное имя; единственное, чего хотелось – чтобы каждый миллиметр кожи его в себя впитал, чтобы помнить завтра, в понедельник и в декабре.

По венам будто и не кровь разгоняет, а перебитые инстинкты, у Сид руки контрастом холодные, когда их под майку запускает. Можно подумать, что так часто раздеваясь, вся атмосферность со временем притупляется и за пределами объективов, но это не так. Голову склонит, шею губам подставляя; Паштет её сейчас о чём угодно спросить/попросить может, она ответ выдаст быстрее, чем разум прочувствовать вопрос успеет.

А это - опасно.
Опасно.
Опасно.

Руки вверх ведёт, пальцами по торсу, материал по пути собирая. Он ближе, чем когда-либо, а ей всё мало, потому что Сидни – девочка жадная. Паштет говорит про её работу, она губы кусает.

Ответ выдает где-то на подсознательном уровне, не регистрируя в голове совсем.

- Ничего, привыкнешь. – С уверенностью неизвестно откуда взявшейся, что он вообще задержится рядом достаточно долго, чтобы иметь возможность привыкнуть. Они всё ещё такие разные, ей всё ещё непривычно. Никого и никогда не волновала её работа, жизнь в известности рука об руку ходит с толпой вокруг.

Такие как Сид, как правило, принадлежат миру, но эгоистично хотелось хоть разок, чтобы было не так.

Может Паштет и не привыкнет; может, не захочет даже привыкать, ему ведь нахуй не сдалось всё это «сложно». (Для Сидни же всё наоборот запредельно просто.) Вернется к этому не сегодня и не завтра (никогда), а пока майку с него стягивает в резкости движений (подарок, который не её), сбрасывая на пол в надежде, что о ней не вспомнит. Взглядом по Паштету рисует, будто раньше просто замечала, сейчас же действительно видит.

Глаза в глаза, Сид считает – раз миссисипи,
два миссисипи, три миссисипи.

За поцелуем тянется, под хитросплетение языков в тело горячее вжимается. Теплом передавит дыхание, а Сидни всё мало. Ей без остатка забрать хочется то, что ей не принадлежит.