Через пару недель воспоминания о ссоре, если ее можно было так назвать, притупляются, но не исчезают совсем. Ссадина на щеке Юнаса окончательно затягивается, но остается осадком где-то под ребрам. Ни он, ни Сид извинений друг другу так и не принесли, скорее просто притворились, что ничего не было, примерно через неделю взаимного молчания. Не то, чтобы соскучился, скорее просто отвык не чувствовать чужое присутствие рядом и не заполнять будни пререканиями с Верховенским. Слишком много тот пытается командовать над тем, кто не в банде. Напоминать ему об этом маленьком факте каждый раз – отдельный способ развлечения для Юнаса. Ему было просто интересно, сколько раз нужно повторить эту фразу, чтобы глаза Сида наконец-то закатились и не выкатились обратно. Судя по всему, он был уже не так далек от того, чтобы узнать результаты своего маленького эксперимента, правда, шанс, что Сид не выдержит и въебёт ему раньше всё равно оставался.

Тем не менее, чем занять себя в отсутствие привычного пинания хуев в верховенской заброшке, Юн придумал довольно быстро. Проторчав денек дома и попав под очередной поток давления со стороны того странного одногруппника, который доебывался до него активнее родной матери, было принято волевое решение – походить в универ. Ну, чисто для разнообразия. Его появление на семинарах стало удивлением не только для самого Линча, но и для остальных студентов. Мысль «ебать, оно живое» очень отчетливо витала в воздухе, несколько раздражая, но, к счастью, Йоэль довольно быстро взял его в оборот [ну или Юн его, тут как посмотреть], чтобы ощущение полного одиночества и бытия белой вороны быстро пропало. Из неинтересного: пары Юнасу как казались неинтересными и нудными, так и продолжили казаться. Из интересного: иногда создавалось впечатление, что на факультет лингвистики набирали по половому признаку, а они с Ёлем и ещё парой парней – просто случайная ошибка, которой быть не должно, но раз случилась – добро пожаловать на пары. И это было круто – компания Юна состояла из парней примерно на девяносто пять процентов, и насладиться красотой, свежестью и гибкостью ума девушек было крайне приятно. Появилась даже мысль поухлестывать за кем-нибудь, но она пресекалась Муном каждый раз, когда Юн открывал свой рот в сторону флирта. Это было объективно – если бы Линч ещё и интрижку в вузе завел, на командном проекте можно было бы ставить крест заранее. Потрахушки заняли бы в пирамиде Маслоу более прочные позиции, чем потребность в клепании проектной презентации. И всё-таки целую неделю [банковскую, ага] Юнас на занятия полноценно походил, даже вел себя прилично, что ему в принципе характерно не было. Успел познакомиться с баскетбольной командой, про которую еще недавно так успешно врал матери, но никуда, и забиться поиграть вместе при возможности. Вот только вся эта размеренная студенческая жизнь кончилась так же неожиданно, как и началась. И причиной этому, конечно же, снова стал Верховенский.

Признавать то, что он к этому парню привязался – не хотелось, однако, с легкостью подыграл Сиду, сведя их конфликт в шутку. Причем произошло это весьма естественно, без внутренних сомнений или противоречий. Ему хотелось вновь начать общаться, забив на обиду, просто сделать первый шаг не мог – то ли из-за упрямости, то ли из-за банального неумения в дипломатию. В конце концов лучше работать языком из них двоих умел именно Сид. Юнас был больше по решению проблем силовыми методами. В купе это давало отличный баланс, но по отдельности, при возникновении химических реакций между двумя, часто приводило к взрывам и неприятным осадкам. Так уж повелось.

Конфликт по какой-то неведомой для Юна причине привел к тому, что Сид со временем лишь больше начал подключать его к соей деятельности. Встречи разговоры, обсуждения каких-то задумок на будущее, в которых Юнас ничего не понимал, предпочтя отдать роль, выделенную ему Сидом, какому-нибудь более компетентному Габи, но всё равно усердно выполнял. Потому что ответственность и, раз ему доверились, значит надо не подвести. Всякие мелкие или более крупные поручения начали отнимать больше времени. Пришлось снова забить на вуз, гоняя туда только пару раз в неделю [что уже на пару раз больше, чем было раньше], зато помощь Сиду наконец-то сгладила их былую недомолвку. Всё вернулось на свои круги, только теперь к будня Юнаса добавилась ещё и помощь с проектом, которую он так отчаянно избегал. Ну, и Йоэль соответственно, но скорее сам не хотел покидать повседневность Линча, в которую так бесцеремонно ворвался.

Юн прощается с Ёлем и девочками, извиняясь, что приходится уйти так рано. Они уже составили план выступления и даже распределили тайминг – кто после кого будет говорить и сколько по времени. Осталось только попробовать прогнать, пока хотя бы с бумажки, но остаться на подольше Юн уже не может – приходит сообщение от Сида, поговорить лично, как будет возможность. Отличный предлог для того, чтобы свалить пораньше с этого общего сбора мстителей и не позориться. От коворинга, где они сидели,  до заброшки не так долго, но все равно прилично, учитывая непостоянство общественного транспорта. Юн все это время мечется между двумя мыслями – как бы успеть все выучить ко следующему вторнику и что там опять придумал Сид, раз даже его участие требуется.

- Ну, че хотел? – он входит без стука и даже не здоровается. У него такое впечатление, что он и без того все свободное время проводит с Сидом, поэтому их сосуществование рядом – нонстоп, не требующих лишних приветствий. – Если снова с кем-то пиздиться, я пас.  – но это, конечно же, не точно.

- Бля, опять с этим мудаком якшаться? – впечатление о Ларри у Юнаса не изменилось. Да, наверное, в прошлый раз именно он перегнул палку, слишком остро восприняв чужое оскорбление, но факт остается фактом – Юн бы с этим типом в одном поле срать не сел, не то чтобы снова идти на какие-то переговоры или их подобие. Тем не менее, был фактор, который буквально выкручивал Линчу руки и наступал на горло – мирное урегулирование конфликта важно для Сида. И почему-то этот факт автоматически становится важным и для Юнаса. Он один раз уже конкретно подвел Верховенского и, откровенно говоря, был ему должен. Не официально, конечно, скорее просто сам для себя решил, что хочет Сиду помочь и загладить вину действиями, а не только словами [в их случае скорее взаимным игнорированием проблемы]. – Ой, да какие у меня планы-то могут быть. Лучше херь всякую не неси, и пошли уже.

На самом деле Юн не отслеживал за собой тенденции к тому, чтобы проводить с Сидом всё меньше и меньше времени. Да, он часто ходил в вуз и оставался там после пар, чтобы познакомиться с новыми людьми или отработать долги, которых после стольких пропусков оказалось немало. По факту, мог пропадать по полдня, но для него занятия были чем-то рутинным и обязательным. Так как все своё оставшееся время он проводил в заброшке, мчась туда каждый день хотя бы на пару часов, существенной разницы с тем, что было до, не замечал. Его мироощущение, очевидно, разделяли не все, так что выпад Сида на загруженность Юнаса вызывают у последнего раздражение вкупе с непониманием. Когда он кого-нибудь здесь вообще подводил. Ну, кроме того злосчастного случая с Ларри.

На место встречи идет небольшой компанией: Исидор, Юн и ещё два парня чисто для того, чтобы дать себе хоть какой-то шанс отбиться, если переговоры на чужой территории пойдут не по плану. Сид не дурак, он сразу понял, что это история мутная, и лучше перестраховаться, чем потом отскребать себя от асфальта. Юн был в принципе с этим согласен, вот только не понимал, зачем он сам там нужен. В назидание? Мол, наломал дров – вот и терпи последствия, раздражаясь каждый раз, когда Ларри откроет рот. С другой стороны, если засада реально случится, это будет Юнасу даже на руку – абсолютно легальное право наконец-то уже навалять этому полудурку. В тот раз Сид ему помешал, в этот уже не сможет, а это просто прекрасно.

Место встречи Юну не нравится – за автомобильными мастерскими возле Моррисон крик на самой окраине города. Местечко так себе, и единственная причина, по которой Юнас хоть что-то знал о нём – славянская церковь неподалеку, куда их возили в школе в рамках курса ознакомления с другими религиями. Вернее как – экскурсия его заинтересовала мало, а промзоны – очень, поэтому он возвращался туда позже, чтобы все облазить и прийти к выводу, что его внимания райончик не стоит. Когда они приходят, Ларри и его парни уже на месте, что не удивительно – ведь весь юго-западный район был за ними. Не встречать же гостей с опозданием. Выглядят не очень устрашающе и агрессивно, Юнас даже немного расстраивается. Он встречается взглядом с Ларри и смотрит на него самой холодной улыбкой в своем арсенале, что весьма сложно, учитывая его горячесть и вспыльчивость. Ларри же наоборот – смотрит улыбкой удава, который готов вот-вот готов проглотить свою жертву.

Они здороваются с Сидом и начинают что-то обсуждать – Юнас даже не пытается вникать. Ему так жидко-кристаллически похуй на все их дележки территории, влияние и взаимный негласный этикет. Единственное, что Юнаса по правде интересует – это Верховенский, и чтобы он ушел отсюда целый, здоровый, опционально с хорошим настроением, чтобы не задушнил всех в свей банде нахуй. А он такой, он может.

- Я уверен, что мы в состоянии воплотить всё только сто было обсужденное в жизнь, однако считаю, дальнейший диалог не сможет построиться, пока ваша сторона не принесет официальных извинений. – Ларри смотрит на Сида с наигранным дружелюбием и приторно улыбается, - Короче говоря, пока Юнас публично не извинится, можешь забыть обо всём, что мы сейчас обсудили.

До этого погруженный в свои мысли Юн приходит в себя только когда слышит своё имя из чужих уст. Он не сразу понимает, что произошло, но, когда доходит, моментально закипает. Он че, охуел совсем?! Но не срывать переговоры опрометчивыми поступками и словами догадывается, пытаясь худо-бедно держать себя в руках.

- Чего, бля? С хуя ли? – делает пол шага вперед, резко приподнимая подбородок,а потом возвращается на место и поворачивает голову к Сиду, смотря ему прямо в глаза, будто тот сможет понять и позволить ему так не унижаться. - Я не буду этого делать. Перед ним я извиняться не буду.

Вины за собой  Юнас не чувствует и извиняться ни перед кем не собирается. Его буквально трясет от одной мысли, что перед Ларри придется так унижаться, хотя это не он первый начал доебываться – лишь ответил на провокацию, пускай и переборщив. Еще большее раздражение вызывает абсолютный игнор Сида – он даже не смотрит в сторону Линча, чтобы поддержать его или хоть как-то проявить участие. Будто мнение Юна вообще никакого веса не имеет, и его слова – пустой звук. Очень многое хочется высказать Верховенскому, но ума хватает, чтобы дождаться, когда все закончится, и они начнут расходиться каждый в свою сторону. Буквально пара шагов по направлению от шайки Ларри, и Юн взрывается – В каком смысле «дай нам время обсудить»? Ты ваще слышал, что я говорил. – обида какая-то почти детская. Да и ситуация, на самом деле, соответствует – Сид ведет себя как родитель, который не обращает внимания на капризы своего непутевого ребенка. – Не буду я этого делать, ещё раз повторить? -  что-что, а повторять этот человек, не состоявший в банде, умел отлично. Юнас бесится, отчаянно хочет пнуть что-нибудь или сломать, лишь бы выплеснуть свою агрессию хоть куда-то, а не держать в себе, и успокаивается, лишь когда ладонь Сида опускается ему на плечо. Действует как-то релаксирующе, будто ее тяжесть обещает, что все утрясется, и под действием этой неведомой силы Юн постепенно приходит в себя.

То, что замять этот вопрос не получится, понятно сразу – как только парни возвращаются в заброшку Верховенский зовет Юна за собой, предвещая серьезный разговор. Не хочется, конечно, но это неизбежное зло, которое лучше сразу выслушать, чем игнорировать – спрятаться все равно не выйдет.

- Бля, ну порежет и порежет, мне-то че? – врёт, конечно, потому что ему есть дело до тех людей, с которыми проводит все свое время. Да, он с ними тесно не общается и на нож за них не полезет, но подставлять никого тоже не хочется. Ну и Сид, конечно, его, как ни обидно признавать, Юнасу тоже жалко. – Я готов десять раз извиниться перед тобой, но не перед этим хмырем. Он, бля, спровоцировал, а мне ему в ноги теперь падать, так получается? – Юн визуализирует и опять заводится. С одной стороны, он понимает, что должен Сиду и стоит посодействовать, но с другой -  ебанное чувство собственного достоинства вопит, что это какая-то лажа.

Юнас слушает Исидора внимательно и честно старается прислушиваться. Ему не нравится то, что он слышит, но доля разума в этом есть. Впрочем, как и во всем, что говорит Сид. – Опять что-то на русском своем говоришь, нихуя же непонятно. – руки скрещены на груди в знак недовольства, но сдвинутые у переносицы брови постепенно разглаживаются, понижая накал атмосферы, - Ну, допустим, я соглашусь. Что подразумевается под официальными извинениями? Типа напиздеть, что я так больше не буду и стану хорошим мальчиком или что? – если бы не Сид, вряд ли бы Юнас стал извиняться. Скорее всего даже бы и не подумал, но свою вину перед парнем Юн чувствует остро, а в долгу быть не любит, поэтому если надо – сделает, только перегибов стороны Ларри для этого быть не должно. – Я сразу говорю, если там какие-то приколы кроме слов через рот, то я его нахуй пошлю, сорян. – и здесь он не шутит. Впрочем, Сид достаточно хорошо его узнал, чтобы понимать, где проходят границы допустимого, и вряд ли бы стал настаивать на заветно проигрышном варианте.

Немного переломав себя, Юн все-таки соглашается извиниться, чем, кажется, Сида радует. Это, конечно, приятно, вот только от ощущения, что прогнулся, Юну как-то кисло и горько. Хочется забыться и не думать об этом, потому что по факту ему даже непонятно, ради чего он старается. Не расстраивать Верховенского? Аргумент на троечку, они ведь друг другу даже не друзья толком. Их отношения вообще сложно описать, а этого как-то слишком мало для того, чтобы кривить принципами друг ради друга. И вот, несмотря ни на что, они здесь. Чтобы лишний раз не задумываться над причинами, Юнас решает отвлечься – благо есть возможность. Злосчастный проект уже близко, а текст не отскакивает от зубов. Не порядок. С не бывалым для себя усердием Юн вкладывает все свои силы в учебу и даже не пропускает ни одной из финальных встреч на радость Йоэля. Даже больше, воодушевление и желание получить хороший балл заражает и Юнаса -  ему тоже теперь хочется выступить хотя бы на A+, чтобы все труды не прошли прахом.

Юн в очередной раз прогоняет текст по таймеру, чтобы понять – уложится ли в отведенную ему минуту. Он запинается из-за вибрации телефона и жмет на всплывшее оповещение.

[17:03:28]
встреча с ларри во вторник в три на том же месте
[17:03:56]
не опаздывай

Это прикол такой?

Не долго думая, набирает Сиду, что в принципе явление редкое в мире, где можно записать голосовуху, кружок или просто написать. Но дело не ждет промедлений.

Ало, Сид. Это стёб такой или что? Если да, то нихуя не смешно. – в свободной руке карандаш, которым делал пометки, истерично дергается в руке. – Я не могу во вторник ну вот от слова совсем. У меня проект, я же, блять, тебе говорил. Переноси давай встречу, не обломится ведь, если я на день позже перед ним на коленях поползаю.

Отредактировано Jonas Lynch (2023-03-18 00:02:01)

Сид бросает трубку, что на него пиздецки похоже, но в то же время вызывает такую бурю негодования, будто предвидеть такую реакцию было невозможно. То, что Верховенскому срать на планы и желания окружающих – не секрет, но Юну почему-то начало казаться, что конкретно их отношения уже вышли на такую стадию, когда можно начать хоть немного прислушиваться друг к другу. Несколько недель пиздеть про то, как много сил вложено в подготовку к проекту, чтобы Сид просто забил хуй на это, поставив свои хотелки выше. Причем, поверить в то, что он не мог договориться с Ларри на другую дату Юнас не может – его язык слишком хорошо подвешен и такая малость не стоила бы Верховенскому больших усилий. Он просто не захотел идти Юну навстречу. Ну, или не слушал, что, наверное, еще хуже. А раз так, то зачем Юнасу ударять пальцем о палец ради него и унижаться перед человеком, на которого без рвотного позыва не взглянешь? 

Тем не менее, следующие дни Юну неспокойно, потому что, даже если Сид заслуживает того, чтобы послать его нахуй, остальные такой подставы – не очень. Да, рациональная часть сознания Линча говорила, что все последователи Верховенского делают свой выбор сами. Они готовы рисковать за него здоровьем и жизнью, идя на поводу, как слепые котята, и никто их не заставляют. Все знают риски и с готовностью берут их на себя. Однако мысль-червоточина, что по факту именно Юнас станет причиной, из-за которой их вероятно отпиздят, рождается сама собой и не хочет искореняться никакими доводами рассудка. Ему хватило истории с Эваном, чтобы чувствовать себя последней мразью. Больше такого опыта не хотелось.

Бесконечное колесо размышлений и загонов останавливают только учеба и дальнейшая подготовка к проекту. По личным критериям, Юн сейчас максимально сосредоточен, потому что последний раз так запаривался только в средней школе, когда ему еще не стало окончательно наплевать на свои результаты. Хотелось бы думать, что это всё из-за воодушевления от командной работы, но по факту должное следовало отдать Йоэлю: если бы не его пиздюли, вряд ли бы Юн вообще появился в стенах универа непосредственно до момента отчисления. Но даже несмотря на продолжающуюся занятость с учебой, Юн успевал залетать и в заброшку. Больше, наверное, по привычке и от желания показать Сиду, что он нихуя не обиделся [хотя он обиделся], но с меньшим воодушевлением. Их отношения с Верховенским продолжали придерживаться надежного, как швейцарские часы, плана – игнорировать все проблемные ситуации. Что же могло пойти не так? Ну, примерно всё.

Во вторник Юнас игнорирует сообщение от Сида – читает его, но не отвечает. Свою позицию он высказал ещё в тот день, когда Верховенский сбросил звонок. С чего последний взял, что в позиции Юнаса что-либо поменяется – непонятно. Забивать на то, что важно, просто потому что Сид потребовал ещё и в такой грубой форме – ну нахуй. Поэтому, не долго думая, Линч отправляет в универ: не смотрит на оповещения, общается только с ребятами с проекта, репетирует, пытается сбрасывать градус волнения девчонок своими тупыми шутками. Хотя, пожалуй, они переживают меньше карманного клоуна от мира их группы – выступают ведь перед аудиторией часто, в отличие от Юна. А он если выступает, то больше бычит, причем делает это далеко не на академическом языке.

Спойлер: в итоге все проходит нормально. Юн даже не забывает свой текст, не запинается и укладывается в отведенное время. Ему в принципе кажется, что все проходит отлично, и он, расслабившись, даже рискует заглянуть в телефон, представляя, сколько гневных сообщений там должно ожидать его от Сида. Если повезет, он его даже забанит. Придется, конечно, постараться, чтобы разбанил обратно, но зато на время можно будет отдохнуть от его бесконечных поручений. Вот только, когда Юнас заходит в мессенджер, сообщений от Сида он не видит, зато несколько десятков от остальных парней и, что самое главное, от Габи, который в принципе ему без особой нужды не писал.  Юн пробегается глазами по чужой истерике, пытаясь выхватить основную мысль. Картинка не складывается в единую мозайку, отрывочная информация разрозненная и местами пугающая, но самое главное понятно – переговоры не прошли хорошо [что ожидаемо], ребят отпиздили [что по большому счету тоже ожидаемо, но чуть меньше], отпиздили сильно [совсем не ожидаемо], Исидору тоже досталось [пиздец].

Информация о том, что именно произошло разнится: кто-то говорит, что Сид не получил и пары ссадин, кто-то, что его отпиздили так сильно, что увезли в госпиталь. В последнее верится слабо, но уровень нервного напряжения заставляет Юна на секунду в это поверить, ведь Верховенского после драки действительно никто не видел. Юнас похолодевшими пальцами набирает сообщение Вронскому, чтобы узнать конкретнее, что с Сидом, но тот не отвечает ничего внятного, лишь говоря что-то про дом и не советуя туда соваться, потому что вероятнее всего Верховенский его после сегодняшнего убьет. Как он будет убивать, если по версии некоторых, его отпиздили до полусмерти, вопрос интересный, Юн решает проверить на своей шкуре.

Не дожидаясь оглашения результатов, Юн прощается со всеми и срывается с пары. Благо, куда ехать знает – как-то раз встречал Исидора у дома, когда тому было влом тащиться в заброшку перед очередной встречей. Сердце неспокойно бьется: если бы ему сказали еще полгода назад, что он будет так переживать за здоровье и состояние Верховенского, не поверил бы. Теперь же бросает [всё-таки] все свои дела, только чтобы своими глазами убедить, что тот в порядке. Если там реально всё плохо из-за того, что Юнас решил поиграть в нарцисса, он себе не простит. Набирает Сиду пару сообщений, но тот не читает и даже в сеть не заходит. В голове худшие сценарии, и от чего-то кажется, что дорога каждая секунда, хотя по факту приедет он сейчас или часом позже – ничего не поменяется. Ну, кроме ментального состояния Юнаса.

Из-за волнения дорога до чужой квартиры представляется бесконечно длинной. В подъезд заскакивает с доставщиком пиццы, за что судьбе очень благодарен, потому что как убеждать Сида впустить его к себе – не придумал. Тут же будет достаточно просто позвонить в дверь и ждать, когда откроют. Так, собственно, и поступает, вот только ответ ждет слишком долго. В какой-то момент начинает казаться, что ему вообще не откроют. Страшные сценарии становятся еще страшнее: а что, если ему стало так плохо, что он уехал в больницу. Бля, а че делать, где искать тогда? Но, к счастью, когда Юн уже берет в руки телефон, чтобы загуглить адрес ближайшего госпиталя, дверь открывается.

Перед ним стоит Сид – визуально целый, но явно потрепанный сегодняшними событиями. Произошедшее буквально написано на лице и теле, которое он ничем не прикрывает. Россыпи узоров от гематом покрывают его тело, особенно в районе рёбр. Смотрится красиво, но неестественно на его белой коже. Так быть не должно, и Юн чувствует очередной за сегодня укол совести – до этого, когда только узнал о произошедшем и когда поднял взгляд на ссадины на лице Верховенского. Запекшаяся кровь, не ихор. Удивительно.

- Бля, Сид… – сделать шаг вперед, переступив порог. Удовлетворить запоздалое желание защитить. Обнять. Всего этого Юнас не делает, продолжая стоять на одном месте и виновато смотреть на Сида. Ну какой же долбоёб, блять. – Я так проебался. Прости.

Юн проходит в квартиру следом, молчаливое отсутствие сопротивления принимая за приглашение. Внутри он впервые – до этого Сид никогда не приглашал никого внутрь и, быть может, не пригласил бы, не вторгнись в его владения так беспардонно. Пока идёт вглубь комнат, краем глаза замечает интересные детали: аккуратность и чистоту в помещении, живые цветы явно оставленные больше для красоты, чем из прагматических соображений. Очень похоже на Верховенского, если задуматься, что-то примерно такое он себе и представлял -  уютное и очень светлое. А ещё в корне отличающееся от того, что творилось в его собственной комнате дома. Внимание Юна отрывается от интерьеров, только когда Сид останавливается и начинает что-то искать – аптечку. Ему бы сейчас явно не помешало, но всё, что Линч успевает разглядеть – какие-то таблетки. Первое предположение – обезболивающие, но даже если так, начинать явно стоило не с них, а с обработки ран. Только сейчас Юнас замечает ободранные ладони, которые не помешало бы перебинтовать как можно скорее. Не был бы в позиции виноватого, уже дал бы по шее за такое халатное отношение к себе, но нельзя. Ему теперь вообще ничего нельзя, не в том положении.

Сперва Юн не верит своим ушам. Прощает? Он не ослышался? – Вау, то есть как это? Даже прилюдного линчевания не будет? -  усмехается сухо, пытаясь смягчить атмосферу шуткой, но та не попадает в цель. Скорее наоборот, звучит абсолютно неуместной и глупой. Улыбка тут же сползает с лица, и ей на смену приходят крепко сжатые в тугую линию губы и обеспокоенность.  Сид на него даже не смотрит. Стоит спиной и занимается своими делами, бут Юнаса в комнате нет. Но, что самое страшное, у Юна было ощущение, что и Сида самого рядом с ним не стояло – скорее его блеклая тень – пустая оболочка, имитирующая Верховенского, причем весьма бесталанно. Это пугало. Уж лучше бы он кричал или даже снова ударил. Это было бы уничижительно, но справедливо, а главное очень по-исидоровски. Сейчас же у Юна было одно желание нахуй – ебнуть себя поскорее, лишь не слышать этот бесцветный и подавленный голос. – В смысле зачем? За тебя переживал, зачем ещё. – звучит до безумия нелепо. Если переживал, то почему довел до того, что сейчас Сид перед ним стоял весь побитый и сломленный. Если есть дело, то почему вообще вся эта ситуация произошла? А главное, почему ему вообще есть дело, и он не отмечает сейчас удачно сданный проект где-нибудь в баре с ребятами?

Верховенский наконец-то поворачивается, и Юнас просто не узнает человека перед ним. Что случилось? Где тот сильный и волевой человек, за которым следуют люди десятками и за которого они готовы рискнуть всем, что имеют, включая собственные жизни. Где тот Сид, которого он знает. И неужели в это перемене виноват он? Юн смотрит в глаза Сиду, но, честное слово, отдал бы все, чтобы никогда их больше не видеть. Не такими – уж лучше привычно искрящимися, с долей лукавства и затаившейся опасности. – Бля, Сид, что там вообще произошло? – он делает шаг вперед, но больше импульсивно, просто от желания перебороть одолевшую нерешительность и страх, и берет Верховенского за руки, в этот раз осторожно переворачивая вверх ладонями, что оценить масштабы бедствия. -  Нет, погоди, не рассказывай. Ты почему не обработал ничего? Хочешь, чтобы это все загноилось и на твоей фарфоровой коже остались шрамы? Давай аптечку. – Юн отпускает чужие руки и отводит взгляд, судорожно начиная копаться в аптечке. – Господи, только не говори, что у тебя даже перекиси нет. -  руки плохо слушаются – в голове лишь картинка потухшего взгляда и цветущих синяков на белоснежной коже, а еще закольцевавшаяся мысль – надо всё исправить.

Он находит, наконец-то, и бинты и перекись, не спрашивая чужого мнения и разрешения берет чужую ладонь в свою и мягкими движениями начинает обтирать места, где содрана кожа и проступила кровь. – Только не дергайся, хорошо? – сжимает руку Сида в своей чуть крепче, чтобы та рефлекторно не одернулась, а потом всё тоже самое проделывает со второй. Он упал? Его повалили на землю и били? Судя по рёбрам – да. – С рёбрами всё ок? Если болит, то лучше в больницу. С этим шутки плохи, я тебе по собственному опыту говорю. – Это правда, из них двоих большим опытом в латании себя обладал Юнас. И, если честно, желания, чтобы в этом соотношении что-то менялось, у него больше не было.  – А с лицом что? – он откладывает бинты в сторону и, секунду помявшись, берет лицо Сида в свои ладони, немного приподнимая его за подбородок. Сперва Юн авторитетно осматривает ссадину от удара, чтобы авторитетно решить – ничего страшного, а затем случайно пересекается с Сидом глазами и от чего-то ему начинает казаться всё это каким-то чрезвычайно неловким. – Ничего, если я обработаю? -  вопрос абсолютно ненужный сейчас, ведь он уже провел аналогичную махинацию с его ладонями, но прямо сейчас  и именно в этой ситуации он чувствует острую необходимость спросить прежде чем начать действовать. Будто бы не ссадину спиртом протереть хочет, а залезает в зону комфорта или что-то очень личное. Не получив возбраняющих сигналов, он берет в руки ватный диск, смачивает в перекиси и подносит к скуле. Если будет больно – говори. – не то чтобы перекись доставляла что-то больше банального дискомфорта, но проводить все эти манипуляции в тишине – процесс не особо расслабляющий. Монотонный движения взывают мысли, а они в голове проносятся слишком быстро – явно от переизбытка эмоций разного рода за день. Юн старается сконцентрироваться на том, что видит перед собой, и, к собственному удивлению, замечает на лице Сида веснушки. Раньше он как-то не обращал на них внимание, но и не то чтобы ему доводилось так близко рассматривать чужое лицо. Благо, длится это недостаточно долго, чтобы Юн стал чувствовать себя ещё более неловко. Он, наконец-то, отставляет в сторону все свои подручные принадлежности, снова берет лицо Сида в свои ладони и оценивающе рассматривает результат своей работы. Вроде бы сойдет. – Ты её только не трогай, и тогда всё заживет без проблем. Хотя чего я, и сам все знаешь. – Юн говорит это и улыбается краем губ, потому что чувствует себя каким-то наставником от мира уличных драк. Лишь потом он понимает, что держит лицо Сида в своих руках слишком долго.

Отредактировано Jonas Lynch (2023-03-19 00:24:33)

Юн вздрагивает, будто ему снова четырнадцать, и мать внезапно открыла дверь в комнату, когда он смотрел порнушку. Сравнение так себе, но ощущения точь в точь. Секундное замешательство тут же сменяется желанием как можно скорее оправдаться, а то вдруг ещё что-то не то подумает. – Да бля, я просто ссадину рассматривал, че ты начал-то сразу. – лучшая защита – это всё ещё нападение, особенно когда защититься больше и нечем. – Лучше бы спасибо сказал. – Юнас недовольно цокает языком, а про себя отмечает, что Сид стал звучать бодрее, чем ещё каких-то двадцать минут назад. Перезарядился он или же просто нанюхался перекиси – не так важно. Главное, что перестал напоминать ходячий труп и стал звучать привычнее. Главное, чтобы вместе с желанием жить к нему не вернулось желание дать пизды Юну. В то, что такого у Верховенского не возникало на досуге, верилось слабо. Он скорее отравит пиво, которое только что предложил Юнасу, чем забудет такую обиду. Правда, пиво Юн все равно берет – раз на халяву, то почему бы и нет. Тем более он заслужил – проект-то блестяще защитил. Наверное. Он толком так и не узнал результат.

- Не, ну чего-то такого можно было ожидать, да. – понимание, что исход встречи – полностью его вина – гложет. Юн вертит в руках банку от пива и тупит взгляд в пол, представляя, как бы все сложилось, если бы он сегодня был с ребятами. – Остальных ребят тоже, наверное, хорошенько отметелили? – Юнас - молодец, знает как сделать себе побольней. Хотя их судьба трогает его чуть меньше. Всё-таки большие лбы, сами могут за себя постоять, не то что Сид.

А, может, ну его нахер этого Ларри? Сама судьба явно намекает, что не надо с ним дел иметь. Тебе так не кажется? -  на самом деле Юнасу просто претит мысль, что человек, который сделал такое с Сидом и их бандой [не подумайте, Юн всё ещё не в банде], может не то чтобы продолжать ходить целым и невредимым, так еще и оказаться неприкасаемым союзником. – Но ваще я в шоке, конечно, с твоей светлой головушки. Рассказывай, что там за шанс. – Юн так спрашивает, будто больше всех заинтересован в хороших отношениях с Ларри, и совсем ничего не знает про того, кто похерил предыдущие две возможности заключить мир. Нет, ну в это раз Линч ведь точно поможет все утрясти. Наверное. В бубен дать всё-таки хочется больше.

Юнас смотрит на то, как Сид пьет пиво и как у него в голове вновь начинают крутиться шестеренки, и у него самого чуть повышается настроение. В голове, правда, звучит один вопрос – ему без верхней одежды к стене прижиматься не холодно? Ах ну да точно, русские же наверное такого слова в принципе не знают. – Слушай, может, лучше синяки всё-таки не холодным будешь лечить, а мазью? Только тут я тебе уже мазать ничего не буду, иначе совсем как-то по-пидорски получится. – дружба и пидорство – это две разные вещи, их важно не путать. Особенно в таких спорных моментиках, когда нужно растирать торс друга всякими кремчиками и мазями. Одна ошибка и ты ошибся – лучше не рисковать.

- Слушай, Сид, соре, что возвращаюсь к этому, но у меня вопрос. – момент, который гложет весь вечер, вызывая много неловкостей, недопониманий и странных неоднозначных чувств. Не обсудить его Юн находит странным. – Ты что, реально меня простил? Без шуток? Вот просто так взял и всё забыл? – ждать от Верховенского удара исподтишка – самая жестокая пытка. Никогда не знаешь, в какой момент он начнет свою атаку, и от этого трясешься ещё больше. Праще сразу на берегу обсудить этот вопрос и спать спокойно. Ну или не совсем. В конце концов, мало что мешало ему отказаться от собственных слов и переиграть всю партию. – Просто не понимаю почему. Или мне ждать возмездия, но позже?

Юнас отпивает ещё пива и думает о том, как странно вообще проходит его день.
Но хотя бы не избили, как некоторых.